Текст книги "Дикополье. Слово Шубина"

Глава 5
Нам нафига на канатный завод?

До Харцызска мы ехали в тишине. Вернее, молчали мы с Мишей, а вот водитель попался тот еще шутник, и всю дорогу развлекал дяденек анекдотами про тещу и пересказами выступлений Владимира Винокура. Меня лично ничего не смешило, кроме мемов и демотиваторов, поэтому я сверлил взглядом Мишу, пытаясь пробить в нем брешь – авось, расколется, и наконец-то скажет, кто он такой.

Не вышло.

Миша уснул. В обнимку со своим чемоданчиком. Мы проехали Макеевку, затем – маленькую реку Колосничку, и въехали в Харцызск. На въезде в этот трудновыговариваемый город по обе стороны, протяженностью в километр, громоздились заводы. Слева – Канатный, справа – Трубный.

Здесь я наконец-то оставил в покое своего спутника, и решил отдаться эмоциям и мыслям так называемого Исконного сказителя. Балабольство водителя, бурчание мотора и расстояние до ближайшего цеха не давало мне возможности услышать хотя бы отзвуки индустриального жерла. Однако, зарыв глаза, я словно бы воочию увидел эти станки, искры и лязг металла о металл, гул голосов в гигантских амбарах. Среди людей шастали стальные духи – не обращая на меня внимание, она поддерживали тех, кто слишком устал после ночной смены, и подхватывали руки, соскальзывающие у вертящихся дисков.

– Если Шубин властвует над всеми, – сказал я Мише, – то он заслуживает уважение.

Миша не проснулся. Зато дедуля, сидящий впереди, обернулся, что-то просвистел сквозь недостающие зубы, и сказал:

– А я встречал Шубина, малой! Я-то в молодости в Ирмино жил, в шахте #31 вкалывал, как окаянный. И вот, значит, пропускал я в лаве уголь, работка не пыльная, у нас и женщины этим занимались. Рядом – никого… И вдруг слышу: кто-то кашлянул! Оглядываюсь – пусто. Страшно стало, я даже в штерк я не полез, хоть смена заканчивалась. И тут мне – ба! – кто-то в лицо плюнул! Я как выскочил, а позади меня уголь повалился, лаву засыпал. Ежели б не Шубин, и меня бы засыпало. Такие вот дела.

– Дед, ты всех уже задолбал этой фигней, – сказал мужчина, очевидно сын старого шахтера (или просто случайный попутчик). Другие пассажиры, правда, поддержали дедушку: объявили, что история достойная, шахтерский труд – уважаем, а женщина с заднего ряда в розовом берете угостила деда вафельной конфетой “Джек”.

Миша проснулся и, спросил, что было интересного. Я сказал, что он храпел на весь автобус. А дед, хрумтя “Джеком”, зачем-то это подтвердил, но Миша, увы, не смутился.

Вскоре нас высадили в районе под названием Черемушки, и Миша уверенным шагом двинулся вдоль череды однообразных коричневых девятиэтажек.

– Ты здесь был уже? – Спросил я.

– Конечно! Я-то весь восток Украины изъездил, – ответил Миша. – На первый взгляд, города выглядят однообразно, но в глубине своей таят неповторимый стержень.

– Да, стержней хватает, – согласился я, споткнувшись о какой-то штырь.

– А знаешь ли, Саша, что Харцызск назван так в честь славного партизана по имени Харцыз, а Зуевка, что в нескольких километрах отсюда, – в честь его друга, Зуя? Они с малочисленными отрядами устраивали набеги на татар в Диком поле (так раньше наши земли называли), и в конце концов их перебили.

– Это во Вторую мировую было?

– Ну какая Вторая мировая и татары, Саша? Шубин с тобой.

Я не очень хорошо знал историю.

– Все равно не позитивный твой рассказ какой-то.

Миша рассмеялся и легко толкнул меня, из-за чего я споткнулся о следующий штырь.

– Увы, от правды никуда не денешься!

– А я бы вот лучше рассказал, что Харцыз и Зуй торговали мороженым в фургончики и носили японские кимоно, и у каждого из них было по десятку Харцызиков и Зуиков.

– Так расскажи.

– Не хочу.

Мы пришли на улицу Чумака, спустились к садику под названием “Колобок”, куда, по словам Миши, отдавали детей шахтеров. Рядом нас ждал старенький невзрачный панельный дом. Дверь открыла красивая женщина с прямыми белоснежными волосами и спросила:

– О, вы друзья Вадика? Здравствуйте! Чай будете?

– Будем! – Ответил Миша. – Я черный, Саша – фруктовый. Если есть, конечно.

– У нас любой чай есть.

С чего он решил, что я люблю фруктовый? Нет, я-то люблю, но блин. Мы прошли на кухню. Женщину (весьма искусного пекаря, кстати говоря) звали Маргарита. Она угостила нас сдобными булочками собственного приготовления и налила чай. Я попросил блюдце, потому что не могу пить горячее прям так. Со мной она общалась более-менее, и я стал полагать, что с моим социальным положением все лучше, чем кажется.

– Вадик уже неделю дома не был, – сказала Маргарита. – Дела в университете, что поделать… Хотя на выходных ждала… Но – диссертация. Он у меня мальчик умный, первый в семье в науку пошел, так-то мы все из рабочих. От бабушки, мамы моей, с детства впитывал сказки, как губка, а теперь решил изучить их под микроскопом.

По водоотливу за окном (вы ошибочно называете это подоконником) бегали воробьи. Они тырили друг у друга хлебные кусочки а прилетевший голубь пытался вникнуть в их вечеринку, но все безрезультатно.

– Дома, говорите, не был? – Нахмурился Миша, держась за чашку чая всеми пятью пальцами. Я тоже нахмурился. И мы оба сидели нахмуренные, настоящая команда. Маргарита откусила от булки, сказала: “Ага!” и объявила, что не досыпала в нее сахару.

– Сахару в самый раз, – заверил ее Миша и тут же перестал хмуриться, – булочки вкуснейшие на весь Харцызск, зуб даю! Скажите, а вы нас не пустите к компьютеру Вадима? Он обещал прислать общие фотографии, а нам для выпускного альбома ой как надо…

– Конечно. Не думаю, что он был бы против. Пойдемте, провожу вас. Чашки и блюдце можете взять с собой.

Ну, Миша! – подумал я. Молюсь, чтобы о тебе какие-нибудь грабители банков не прознали, а то будет: “Можно я к вам в сейф заскочу? Мне просто надо денежку посмотреть!”

Мы прошли в детскую в детскую комнату с тремя стеллажами, набитыми книгами, как полки ручной клади – чемоданами.

Это уже мое сравнение, извините. В то время я никогда не летал на самолетах. Максимум – пользовался услугами поезда “Донецк-Киев” – “Уголек”, и эти путешествия казались мне самыми грандиозными, куда уж там всяким боингам.

На одной из двух кроватей, той, что поменьше, с божьими коровками на наволочке, сидела девочка лет десяти. Пухлыми ручками она гладила кукле волосы и бездумно глядела в ковер на стене. Туловище куклы лежало отдельно.

– Это наша младшенькая, Оксана. Оксаночка, познакомься с друзьями Сережи.

– Голову можешь приделать? – Спросила девочка, непонятно к кому конкретно обращаясь.

– Могу! – Сказал Миша и постучал по чемодану. – У меня как раз инструменты с собой. Саша, а ты тогда за компьютер садись.

– Хорошо.

Маргарита сказала Оксане: “Не обижай мальчиков!” и ушла в спальню. Я посмотрел, как ловко Миша схватил куклу и принялся что-то крутить-вертеть. Девочка смотрела на него с таким восхищением, с каким я в детстве смотрел на Джеки Чана. Я включил комп, подождал, когда старенькая материнская плата соизволит подгрузить виндовс, и вот уже елозил курсором по рабочему столу.

– И что конкретно мне искать? – Спросил я.

– Что угодно, что может нам помочь, – сказал Миша, уже приступивший к починке кукольного дома.

– Спасибо.

– Обращайся! Только не мешай, тут серьезная поломка крыши.

Оксана с радостью взвизгнула: наконец-то дом ее барби сможет принимать гостей, да еще с головами, как в старые добрые времена.

На компьютере Вадима все было разбито по папкам – не в пример моей хаотичной тысяче ярлыков. Названия по большей части касались учебы, но и банальным “Музыка”, “Игры” и “Фильмы” место нашлось. Тогда еще не придумали облачных сервисов и удобных подписок на контент, его приходилось гигабайтами держать на жестком диске.

Хотелось избежать копания в научных статьях, монографиях, рефератах и прочих хитромудрых docументах, к тому же это в принципе гнусно – лазать по чужому компьютеру. Поэтому я сделал ход конем. История с Длинной леди началось с сообщества ВКонтакте – так, может, и сейчас мне следовало его проверить в первую очередь?

Я проверил.

В личных сообщениях, за несколько дней отсутствия Вадима, накопилось с десяток непрочитанных веток. Я прищурился, чтобы ненароком не прочесть что-то чересчур личное, но это не помешало мне увидеть конец клубка, который можно потихоньку начинать распутывать. Последней из открытых была переписка с Сергеем Петровым, тем самым скрытным администратором сообщества “Жуть Донбасса”. Неужели, детективные способности и чуйка меня не подвели?

Я нажал на кнопку и принялся изучать диалог, настоящий спам со стороны Петрова. Все сообщения от него, сколько я ни скроллил вверх, содержали одно и то же: фотографию лисицы где-то в поле в с разных ракурсах, и сообщение: “Следуй за ней”. Интереса ради я долистал до конца, это заняло минуты три, и не увидел ни единого нового словечка. Тогда я зашел в сообщество и проверил, не появился ли ответ на мой комментарий.

Появился.

В виде фотки лисы.

И текстом. Угадайте, каким.

“Следуй за лисой”, конечно.

Мне поплохело, захотелось чайку и ящик сдобных булок.

– Думаю, на этом все, – сказал Миша у меня за спиной.

– Все?

– Ну да. Тебе еще что-то надо?

– Мне – нет…

Вошла Маргарита.

– Нашли фотографии?

– Нашли, спасибо! Все скачали.

– Молодцы. Вы там Вадику передайте, чтоб домой почаще приезжал, мы ведь скучаем. Да, Оксанкин?

– Дя!

– Передадим обязательно. А, кстати! Не хочу пользоваться вашим гостеприимством, но у нас есть еще малюсенькая просьба.

– Какая? – Спросила Маргарита.

– От Вадика мы слышали невероятные истории о вашей маме и ее сказках. Вы кстати и сами о них упоминали. Знакомство с ней здорово помогло бы в нашей фольклорной практике. Не подскажете, где она живет?

– Мама?.. – Медленно повторила Маргарита.

– Ну, да! – Улыбнулся Миша и повернулся к девочке. – Оксан! Любишь истории от бабушки? А? Уверен, ты от них в восторге!

Внезапно девочка выпустила из рук все десять игрушек, что держала до сих пор, и заорала. Заорала так, что у меня затряслись колени. И даже Миша отступил на два шага и ухватился за портфель.

* * *

Оксану удалось успокоить благодаря печенью “Конти” и мультикам по ТРК “Харцызск”. Мы оставили ее в покое, Миша напоследок извлек из чемоданчика красивый камешек, найденный, по его словам, в шахте, вручил Оксане, и мы вернулись на кухню.

– Извините… Но Оксаночку можно понять, – начала Маргарита и поведала нам о причинах такой реакции.

Ее мама всегда была гением по части воспитания и буквально мастером спорта по сказкам на ночь. Сережа не мог вспоминать детство, не вспоминая о бабушке. Но не так давно что-то с ней случилось. “Старческое, что ли…” – сказала Маргарита, наливая себе красного вина в кружку. А может, просто депрессия или настроение такое? Суть в том, что сказки от бабушки стали вдруг настолько ужасающими, мерзкими, противными и еще тысяча плохих эпитетов, что Маргарита приняла решение больше никогда не приводить к ней Оксану.

Но адрес ее мы узнали, тут талант Миши не подвел. Мы распрощались, вышли к детскому саду “Колобок” и двинулись в сторону центра.

– Миша, я все у тебя спросить хочу, – я подобрал каштан и кинул его в дерево.

– Так спрашивай.

– Почему тебя все любят?

– Что значит – “все любят”?

– В смысле, что значит? Ты издеваешься? Мы, куда ни придем, тебе везде рады. Поесть предлагают, чай, в квартиру пускают, как сантехника, адресами делятся. С детьми ты играешь! И никто не задается вопросом, кто ты вообще такой. Любого другого просто выставили бы за дверь. Или, хотя бы, попросили удостоверение.

– А, ты об этом…

– А о чем еще?

Миша подобрал мой каштан и сунул его в чемоданчик.

– Я понял твой вопрос, Саша.

– И?

– Ты говоришь: “Все тебя любят”. Но, во-первых, не все. Только те, кто к малой родине относится с уважением, ибо я – вестник Шубина, а он… Ну, ты знаешь.

– А во-вторых?

– А во-вторых, не любят, а считают своим. Как это говорится – “в доску”. Представь, как было бы здорово, если бы все мы были “свои”. Ты бы мог постучать дончанину в дверь, и, будь у него время, он сделал бы тебе чай, а ты угостил бы его конфетой, хоть вы и не знакомы. Ты попросил бы его о помощи, и он посредь ночи выбежал бы и вступился за тебя против Горынычей всяких. Он попросил бы у тебя укрытие, и ты нашел бы для него уголок. Даже если бы уехал далеко-далеко, в другой город, в другую страну, ты бы все равно нашел там своих, и…

Миша, не закончив фразу, подмигнул. Что ж, каких-то рациональных объяснений я от него и не ожидал. Меня смущало другое. Словно подмигивал он не мне, а сквозь меня…

* * *

Потому что подмигивал он мне. Сквозь года. И понял я это только сейчас.

Знал ли он тогда, что история способна рассорить дончан? Что не будут они пускать друг друга в дом, еще и чаем угощать?

Я зашел в подъезд кирпичного дома недалеко от Семеновской, поздоровался с консьержкой, поднялся на четвертый этаж и громко хлопнул дверью. Сам от себя не ожидал, но, право, взбесился! От этих воспоминаний и манипуляций, что устроил мне Миша.

Кто он вообще такой?

Какое право имел? Какое право имеет?

Я живу так, как хочу. Я – хозяин своей судьбы, ясно?!

Я запустил робот-пылесос, заказал в приложении сет с роллами “Филадельфия” и включил ютуб-шоу на проекторе. Потому что – что? Правильно: полезные миграционные делишки сделал, пора и поразлагаться немного.

О Мише и всей этой кутерьме, в которой непойми что правда, а чем меня угощают наивные воспоминания ребенка с фантазией и под стрессом, я больше не думал.

Но тут в телеграм пришло сообщение от Никиты: “Позвоню? Не занят?”. Да-да, того самого Никиты, что якобы стал длинным и худым, а потом снова коротким и пухлым. После того случая мы с ним много общались, но в 2014-м я через Харьков улетел в Москву, он остался в Донецке, и наши пути разошлись. Он обожал вспоминать, как было хорошо, звал меня в гости, утверждал, что Длинная леди реальна, и, изменившись, она в самом деле помогла ему обрести популярность в школе.

Первое время я любил поболтать… Но в какой-то момент пришлось признаться самому себе: с Никитой говорить мне не о чем. Мы слишком разные. Нас разделяют теперь не только расстояния, но – интересы, ценности, взгляды. Да даже шутки!

Я ничего не ответил и не стал заходить в переписку, чтоб он не говорил потом, мол я прочитал и отморозился.

* * *

Через дорогу от Дворца культуры, с его широкими колоннами, статуей Ленина и двумя палатками с мороженым, пролегал бульвар Шевченко.

Он будто принадлежал другому городу. Взяли – и перетащили сквозь листву иных галактик. Двухэтажные многоквартирники с чуть потертой багровой краской, скамейки на центральной аллее, магазинчики и кофейни на первых этажах с креативными вывесками. И тишина… Хотелось предъявить кому-нибудь визу – мы, мол, из другой страны, из другого мира, нам вообще можно?

Миша вдохнул полной грудью:

– Люблю это место!..

И затянул песню:

 
Стало ясно солнышко
Припекать, припекать.
Землю, словно золотом,
Заливать, заливать.
Ой, ты, ясно солнышко,
Посвети, посвети.
Хлеба, земля-матушка,
Уроди, уроди.
 

Мелодия Миши возрождала воспоминания, принадлежащие не мне, кому-то другому. А может – всем сразу. Коллективному бессознательному. И так мне стало трепетно, что я заговорил:

– Однажды по земле харцызской бродил один-единственный олень с золотыми рогами, и он…

– Стой, Саша, погодь, – Миша пощелкал пальцами перед моим лицом. Весь шарм ситуации смело веником. И слова песни показались странными, особенно это – уроди. Как уроды.

Вечно ты, Миша, все портишь.

– Историю эту сохрани до лучших времен. Не время сейчас…

– А когда будет время?

– Ты удивишься, но с “когда” и “где” в этом вопросе есть некоторые казусы и нюансы.

– Я так понимаю, с тобой казусы и нюансы в принципе не расстаются. Где они у тебя? В чемоданчике?

– Смешно, мне понравилась эта шутка, Саша.

– Спасибо. Ты, кстати, понял вообще, что там за лиса?

Мы шли по звездам на тротуаре, похожим на голливудские из “Аллеи славы”. В честь спонсоров реставрации бульвара. Вокруг гуляли мамы с колясками, дети бегали наперегонки, и, не поверите, абсолютный ноль по части алкоголиков.

– Пока нет, – ответил Миша, – о, вот и “Зернышко”!

Бабушка Оксаны (она же мама Маргариты) работала в кофейной лавке. Торговля ароматной арабикой, как мы поняли из слов Маргариты, была прикрытием для более прибыльного бизнеса – гадания на кофейной гуще и толкования сновидений.

Когда мы, по-ребячески толкая друг друга, подходили к двери с надписью “Закрыто”, оттуда, вся в слезах, выбежала девушка. Она остановилась перед Мишей, сказала: “Це капець!” и попыталась потерять сознание. Не вышло. Миша пожалел девушку и погладил ее по спине.

– Пора сваливать из этого тупого города, – объявила она и перекинула сумочку с левого плеча на правое. – Поеду в Питер, там сейчас все. А вы кто такие, придурки?

– Мы в “Зернышко”, – сказал Миша. – Рады познакомиться. Там ведь открыто, на самом деле?

– Пошел на фиг.

И ушла. Миша весело посмотрел ей вслед, а потом, не менее весело, – на меня:

– А ты говоришь, все меня любят.

– Любовь проявляется по-разному.

– Думаешь? А твоя, Саша, как проявляется любовь?

– Давай какую-нибудь принцессу спасем, и посмотрим.

Дверь, противореча табличке, открылась. Зазвенели колокольчики. За прилавком стояла эффектная женщина с седыми волосами, в высоких – не по погоде – сапогах, длинном черном платье и в шали с помидорно-красными розами. Она подносила маленькую чашечку к окну и внимательно разглядывала содержимое.

– Точно ведь – волки… Не обманула я… – И, увидев нас, спросила: – Шубин?

– Нет, – ответил Миша. – Но от его имени.

– Поняла. То-то, думаю, лицо знакомое, хотя в жизни тебя не видала, – женщина сполоснула чашечку в раковине. – Ты моим расположением-то не пользуйся. Я в своем уме. Для меня важны поступки, а не звания.

– Не буду пользоваться, – пообещал Миша.

– Хорошо. А друг твой кто?

– Я Саша.

– Саша так Саша, – пожала плечами женщина. – Я Клавдия Петровна. Так меня и называйте. Клавдия Петровна, с отчеством. Не Клава, не Клавушка – Клавдия. Петровна. Ясно?

– Ясно.

– Хорошо, что пришли. Раз от Шубина, то должны знать, что творится.

Она подошла ко входной двери и закрыла ее на защелку. Мы сели в два удобных кресла. Над нами простирались полки с яркими упаковками кофе. Аромат по магазинчику витал поистине волшебный.

– Добрые сказки исчезли, – Клавдия Петровна опустила жалюзи, и на комнату опустился полумрак. – Уже пару месяцев как пытаюсь рассказывать то, что рассказывала сотню раз – и не выходит. Иные слова льются, без разрешения и согласия. Сказки могут быть разными, с разными финалами, и я почему-то рассказываю худшие из них. Иногда сама себя бояться начинаю… С дочерью поссорилась, но вы это наверное знаете. А клиенты так и вовсе ненавидят меня. То смерть им предсказываю, то рак.

– Ну рак уж не надо, – попросил Миша.

– А смерть надо?

– Смерть тоже не надо. Предсказывайте людям деньги и женихов с невестами. Они иного не ждут.

– Дак пытаюсь! Но знаешь, что получается? То, что мол идеальный муж помер лет как десять, а деньги – прокляты, и лучше их вам не видать. Как вам такое?

– Не очень.

– А дело в чем? Расскажете наконец?

Миша заерзал.

– Я, хоть от Шубина, но в чем дело – не знаю. Как раз и хотим это выяснить.

– Оксанку видели?

– Видели.

– Ох, и довела я бедного ребенка! Историю о волке рассказала. Знаете сказку “Ваня и волк”? Нашу, донбасскую.

– Конечно, – улыбнулся Миша.

– Нет, – сказал я.

– А тебя как звать, посыльный Шубина? – Спросила Клавдия Петровна.

– Миша.

– Вот что, Миша. Расскажи-ка сам эту сказочку. В двух словах, да не увлекайся. Я потом поведаю, что за чернота из меня рвется, будь она трижды неладна.

Я с интересом посмотрел на Мишу. Он-то сказочник еще тот, но конкретно сказок до сих пор не рассказывал. Миша, кажется, немного растерялся и смутился – не каждый день его о подобном просят. Тем не менее, он прочистил горло и начал:

– Значит, там было так… Были дед да бабка, и внук у них – Ваня. Ушел он как-то в лес, а его там волк схватил, а затем и отпустил. А как к деду с бабкой вернулся, так сказал им, что пообещал волку козленочка дать. И там было, вроде как, что привели они волку козленочка, а он их затем стал защищать от опасностей всяческих.

– Рассказчик ты скверный, – сказала Клавдия Петровна.

– И сказка так себе, – сказал я.

Клавдия Петровна ругнулась.

– Это ты еще не слышал мой вариант! Там случилось так, что волк на глазах у деда, бабки и Вани растерзал козленочка, затем на глазах у деда и бабки растерзал Ваню, затем на глазах у деда растерзал бабку, а затем оставил деда в живых, чтобы мучался. Ну? Как вам?

Мы опешили и ничего не ответили.

– Представьте, каково было Оксанке! Еще когда я под конец взяла, да и добавила, мол, мораль сказки в том, что нельзя козлят волкам скармливать.

– Зерно истины в этом есть, – сказал я и вспомнил: – я слышал, что в сказках братьев Гримм, в их оригинальных версиях, вообще жесть творится. И убивают всех, и расчлененка сплошная.

– Уж небось, что-то у них там, в Германии-то, похожее происходило.

– То времена другие были, – сказал Миша. – Клавдия Петровна, может, вы еще что знаете? С чего начались ваши неурядицы? Видели чего? Слышали? Может, сны какие? Нам все поможет, любая информация.

– Информация… – перекривляла его Клавдия Петровна. – Вашему поколению абы информацию. Было. Было нечто, только вспоминать о том не хочу.

– Ну уж сделайте одолжение.

– Так! Я тебе что сказала? Расположением моим не пользуйся, понял? Шубина не приплетай.

– Понял, Клавдия Петровна. Если не хотите – не рассказывайте.

– То-то. Не хочу, но расскажу. Я тогда до ночи работала. Клиентов много, устала жуть. Как магазин закрыла, выхожу – темнота, а перед дверью смотрю – гроб стоит, цепями увитый. Оглядываюсь по сторонам – никого! А потом снова на гроб – а он и исчез. Думаю, с тех пор и началось.

– Гроб, говорите? С цепями, говорите?

– С цепями, с цепями. Черный, как смерть. Прямо на улице. Мне под семьдесят, но я в своем уме.

Больше мы ничего друг другу не сказали. Только вяло пообещали с разобраться с ситуацией, да и вышли.

* * *

Погодка на улице была все та же чудная и солнечная. Но что-то изменилось. И лицо Миши, и походка его, и в целом – словно туча незримая нависла, и все дождь собирается, только не обычный, водяной, а какой-то более страшный.

– Миша, – я решил подлить масла в огонь, но мне нужно было рассказать ему.

– Да?

– Я тоже видел гроб.

– Да?

– И, думаю, тот же самый. С цепями…

Миша остановился и посмотрел мне в глаза.

– Во сне…

– Знаешь, Саша… Не думал, что об этом придется сказать сейчас, а впрочем, пожалуй, самое время. Есть истории, которые нам следует забывать. Иногда – насильно. И никому их никогда не рассказывать. Да-да! Помнить – полезно, но есть исключения из правил. История про гроб с цепями – одно из них. Шубин сам вычеркнул ее из летописи Донбасса, и вряд ли он сам припомнит, о чем там речь. Но коль скоро она преследует нас и наших людей, придется всколыхнуть землю, и извлечь худое на поверхность, – Миша сделал паузу: – пойдем на канатный завод.

И как засеменил по бульвару! Быстро-быстро, как учитель, что на урок опаздывает, я за ним, с трудом, деревья мелькают, почти бежим.

– Миша, подожди, стой! Миша! – А он все не останавливается. Я ему: – Миша! Я хотел спросить кое-что! Подожди! Спросить же, да остановись ты! Это очень важно!

– Да, Саша?

Миша наконец остановился. Я отдышался и спросил:

– Нам нафига на канатный завод?