Текст книги "Дикополье. Слово Шубина"

Глава 4
Алексеев

На кухне, за настоящим, круглым, хоть и квадратным столом, с облезлой белой поверхностью, следом кофейной чашечки и полотенцем с розами, собрался совет. Розы – важный цветок для нас, не зря Донецк называют городом миллиона роз: они растут кругом, и в парке Щербакова, и на площади Ленина, и в парке Ленинского комсомола, и пожалуйста, извините меня за все эти коммунистические фамилии.

Мы с Валерой ели борщ, Валера громко сербал. Возле плиты упражнялись в кулачных боях Горнячок и Халабудный стервец – они друг другу поначалу не понравились, а затем еще больше не понравились, и они решили выяснить отношения по-мужски. Вальяжная сменщица делала толченку[10]10
  Картофельное пюр


[Закрыть], обернув вокруг себя фартук, тоже с розами. Никита, вновь обретший нормальный рост, дремал в комнате: такое счастливое лицо я видел только в отражении в зеркале, когда в 2001-м году вернулся с кинотеатра “Звездочка”, где крутили “Гарри Поттер и философский камень”. Это была моя первая встреча с большим экраном. Книжку я тогда прочитал до последней главы, и финл узнал в исполнении Дэниэла Рэдклиффа, так не похожего на Поттера из моего воображения, и Эммы Уотсон, очень даже похожей на Гермиону. Ей я затем строчил письма по найденному в интернете почтовому ящику.

На стуле, с поникшей головой, сидела Длинная леди. Слушала обвинительную речь Миши. От ее угрожающей силы, мистической опасности и вот этих хоррор-прибауток не осталось и следа. Она теперь была просто худой женщиной с трагическим прошлым и неверно избранной линией поведения.

– Шубин ясно дал понять: Донбасс – не место для хухров-мухров! Правило #1: нельзя вытягивать школьников до смерти! Правило #2: нельзя делать того, что причиняет вред местным жителям, а также гостям города и тем, кто худого обращения не заслужил. Правило #3: со своим уставом в наш монастырь не лезь: коли в краю нашем обосновалася, будь добра, стань его органической частью.

Длинная леди кивала и всхлипывала. Я доел борщ, отодвинул тарелку, и Вальяжная сменщица погрозила мне пальцем, мол, не все выхлебал, и тогда я, наклонив тарелку, доел все без остатка – уж не с ней-то мне спорить.

– Решать, что с тобой делать, будут присяжные заседатели, – он обвел взглядом комнату и всех присутствующих. – Я выступлю в качестве арбитра, и только. Мы можем наказать тебя. Можем заточить в шахту “Мария-Глубокая”. Можем просто взять – и отпустить, а впрочем, нет, не можем. Ваше право, друзья, предложить иной выход из ситуации.

– Наждак ей в ж**у, и делу конец, – сказал халабудный стервец, и получил кулаком в глаз от Горнячка.

– Воспрещено ругаться при отроках! – Восклицал тот. – Воспрещено!

На полу возобновилось сражение. Длинная леди еще глубже зарылась в своих тонких ладонях, дергая плечами.

– Сам-то что думаешь, Горнячок? – Спросил Миша, взял Горнячка в две руки, и посадил на край стола. Горнячок замотылял резиновыми сапожками, а Стервец, пожав плечами, вернулся в комнату Никиты, к сладостям.

– Проучить-то ее, проучить надо… Однако смотрю я на нее – и не могу! Вдосталь настрадались женщины. Вдосталь! Пора и на мировую идти. Я как про Павлу милую вспомню, что в бабу каменную обратилась, так все мое угольное сердце трепетать начинает. Ай-да простим ее, Миша, а? Простим, но – запретим отныне на землю донбасскую ступать.

– Идея ясна, – кивнул Миша и повернулся к Вальяжной сменщице. – А вы что думаете?

Та отодвинула кастрюлю с картошкой, и голыми руками отбивала свиное мясо. Мука разлеталась по всей кухне, хоть миска с ней и стояла поодаль.

– Работать ей надо.

И больше ничего не сказала.

– Поскольку труд облагораживает человека, – снова кивнул Миша. – Вы, ребята, какого мнения?

Мы с Валерой, хоть и доели борщ, продолжали делать вид, что у нас еще полные тарелки – не хотелось сболтнуть чего лишнего. Тем более что Длинная леди, пусть не выглядела опасной – мало ли, вдруг включит берсерка, да как нападет?

– Я… я не знаю… – не поднимая глаз сказал Валера.

Для него лучшим решением было избавиться от всех монстров раз и навсегда, без права на помилование.

– А ты, Саша?

– А я…

Я замешкался, но тут вдруг подумал, что у меня есть прекрасный повод ничего не говорить.

– Пока не узнаю, что произошло со мной в коридоре, ничего не скажу! Мне нужны объяснения!

И только когда я это произнес, оно на меня и накатило. Действительно: что это за магия? Почему пение Миши так на меня повлияло? Миша мою реплику воспринял спокойно.

– То, что случилось, и есть причина, по которой Шубин попросил меня с тобой связаться, – Миша сделал многозначительную паузу, и выдал: – ты – исконный сказитель.

– Кто? – Спросил я.

– Кто? – Спросил Валера.

– А я знал! – воскликнул горнячок и подбежал по столу ко мне.

Миша набрал полную грудь воздуха и выдал:

– У всякой истории есть кто-то, кто рассказал ее первым. Кто не понимает, но тонко чувствует природу вещей, и, как это говорится, улавливает, что иные уловить не в состоянии. Он может быть косноязычным, может с трудом составлять слова в предложения но дело вовсе не в богатстве языка. Он стоит у врат, отделяющих тех и других. И когда он начинает как фантазировать, он на самом деле видит, и это отличает его от обычного сказочника. Ты, Саша, исконный сказитель. Истории тебя душат, но и лечат. Ты призвал Горнячка. А может, ты просто первым узнал о его появлении. И, я уверен, в детстве случалось то, что ты не мог объяснить.

Я так сильно стукнул по столу, не со злости, а просто от накативших эмоций, что тарелки подскочили, а ложка Валеры упала на пол.

* * *

Когда вспоминаешь о том, как о чем-то воспоминал раньше, и воспоминания смешиваются с воспоминаниями о воспоминаниях, волей-неволей начинаешь верить, что в твоем прошлом было нечто, чего на самом деле с тобой никогда не случалось.

В тот день Миша впервые назвал меня исконным сказителем, и я начал припоминать, как однажды рассказал одной из мягких игрушек – тигру из “Винни-Пуха” – его историю, и он мне улыбнулся. Или как я вообразил, что в момент выключения света из-за аварии на подстанции, в дом проникает отряд матерых солдафонов размером с пчел – и, хоть убейте, я помню, как они жужжали надо мной, когда я пытался уснуть.

Не знаю, как это работает с точки зрения Миши. Он всегда вредничал, когда я пытался выяснить механизм оживления историй. С его точки зрения, рассказ и рождение паранормального происходит одновременно, словно по какой-то программе. Теперь-то я не пытаюсь осознать это, но в то время меня по-настоящему завораживали эти размышления.

* * *

Все стало на свои места. Миша, как психолог какой-нибудь, объяснил мне меня. И это было офигенно.

– Каким же будет слово Исконного сказителя? – Спросил Миша.

Я распрямился. Негоже человеку с такой, как это сказать, должностью, сидеть ссутулившись! Все вокруг, и даже Длинная леди с ее пронзительным и жутким взглядом, смотрели на меня с неприкрытой надеждой. И слова полились из меня против воли:

– Была на свете одна девочка, Офелия. Самая высокая в своем классе. Благодаря своему росту она единственная из женской половины коллектива играла в баскетбол и волейбол наравне с мальчишками. Поначалу ее пытались дразнить, называли шваброй, но в обиду она себя не давала. Девочка была не только добрейшей души, но и сильной! В какой-то момент она поняла, что будет защищать всякого, кого незаслуженно оскорбляют за его рост, и спустя время все хулиганы школы, а затем и окрестных школ, стали ходить с тумаками и фангалами под глазами. С тех пор прошло много лет. Однако Длинная леди, умерев от старости в окружении любящих высоченных детей, вернулась. И продолжает помогать добрым коротышам и не по возрасту высоким детям.

По мере моего рассказа Длинная леди менялась. Ее черные волосы стали шоколадными, яркими, и чистыми. Черные глаза – выразительными и блестящими, как солнце. Тело, вместо обносков грязной одежды, обволакивал стильный деловой костюмчик. А на лице играла улыбка – детская, наивная и заразительная.

– Ого… – прошептал Валера, когда я закончил. На кухне повисла пауза, восторженная и какая-то… Светлая. Первой ее нарушила Вальяжная сменщица. Она подошла к Длинной леди, обняла сзади, и поставила перед ней тарелку с картошкой.

– Ешь, дорогая, – сказала сменщица. – Совсем кожа да кости…

Я чувствовал такой подъем сил, что захотелось еще рассказать историй, лучше этой, и не прекращать рассказывать, потому что на меня, сквозь крышу хрущевской пятиэтажки, светило донбасское солнце.

– Молодец, Саша! – Миша вскочил со стула и подбежал к окну. – Вот это я понимаю – Исконный сказитель с совестью и сердцем. Радуйтесь, дончане! – А потом, успокоившись, достал из чемоданчика очки, надел и сообщил профессорским тоном: – оно ведь как получается: столь многие истории сказители выдумывали с целью напугать детей, дабы спать ложились или слушались, а напуганное дитя – оно управляемо. Благо времена изменились. Мы больше не должны бояться. И управлять другими – нельзя, свобода превыше всего.

– Ты в детстве боялся органной музыки, а твою бабушку зовут Тося, – сказал я.

– Стопроцентно нет, но ты все равно молодец.

– Вкусно, – тихим голосом сказала Длинная леди, распробовав пюре Вальяжной сменщицы.

– Еще бы! – ответила та и, вернувшись в коридор, растворилась в зеркале. Длинную Леди взяла с собой, показать, как ей живется, и научить готовить.

– Пойдем посмотрим, как там Никита, – сказал Миша. – А ты, Валера, ступай домой. Твоему другу больше ничего не грозит, а родители уже наверняка волнуются.

Мы распрощались с Валерой, он напоследок крепко обнял нас обоих, и вернулись в комнату Никиты. Тот дремал с открытым ртом.

– Миш? – Сказал я.

– Да?

– А сколько тебе лет?

Миша усмехнулся.

– А что, угадывать не станешь?

– Не в этот раз.

– Скажем так: на свой возраст я не выгляжу.

– И все-таки?

– Скажем так: я старше тебя.

– И все-таки?

– Скажем так… О, Никита, проснулся?

Никита, укутанный в плед, смотрел на нас заспанными глазами.

– Она ушла?

– Ушла, Никит… Ушла.

– Спасибо большое. Я думал, не переживу этот вечер.

– Благодарить нас не за что, а для Шубина можешь посадить деревце на ближайшем терриконе. Расскажи-ка теперь, как ваши пути сошлись? Почему Длинная леди к тебе явилась?

– Все началось с драки. Пацаны из 11-го класса подкараулили меня в курилке, сказали, что я гном. Я что-то ответил, они оскорбились, и напали, но я убежал. Вернулся домой, увидел, что мне ВКонтакте написал какой-то человек из закрытого аккаунта.

– Имя?

– Там какие-то цифры стояли, его имени я так и не узнал. Человек написал, что разделяет мою боль, и что он тоже маленького роста, как и я. И что не так давно ему кое-кто помог. А потом скинул запись из паблика “Жуть Донбасса”.

– О Длинной леди?

– Ага.

– Я тоже ее читал, – сказал я. – Мне подруга скинула, Алина. Она постоянно сидит в этом паблике.

– Что было дальше? – Спросил Миша.

– Незнакомец стал рассказывать, как он вырос на глазах, как его перестали обижать в школе. Я ему поверил. И поверил, что Длинная леди существует. А позапрошлой ночью она ко мне пришла. Вот, собственно, и все.

– Понятно, – сказал Миша. – Вера – штука опасная.

– Я плохо поступил, да? – Спросил Никита.

– Почему плохо? Нельзя разговаривать с незнакомцами, вот и все. Это нам еще Михаил Афанасьевич Булгаков завещал. А мы можем посмотреть ту вашу переписку?

– К сожалению, нет. Она исчезла.

* * *

Когда мы вышли из подъезда, было уже темно. По домам возвращались рабочие с темными от угольной пыли глазами. На спортивной площадке местные “пацанчики” распивали пиво “Добрый Шубин[11]11
  Реально существующая марка донецкого пива.


[Закрыть]”. Горнячок сказал нам “До скорого!” – и побежал в окошечко подвала.

– Что будем делать? – Спросил я.

– Как – что? Ты не понял?

– Нет.

– Ты не единственный Исконный сказитель. К сожалению. Есть еще один. Тот, в чьем сердце вспыхнула тьма. Его-то мы и поищем.

– Каким образом?

– Во-первых, поговори со своей подругой, Алиной. Может, она чего знает. Во-вторых, мы сходим на филологический факультет, поспрашиваем того студента, о котором нам говорил Водянов.

– А в-третьих?

– А никаких в-третьих я пока не имею. Возможно, Шубин мне что-то подскажет, если сумею выйти с ним на связь, конечно… – Тут он задумался и посмотрел на меня серьезно. – Саша, позволь спросить.

– Ну?

– Что тебя гложет? Отчего на душе тяжело? Грусть в твоих глазах видна за полкилометра. Она меня огорчает.

– Все в порядке.

– Ты уверен?

– Уверен.

Мы условились встретиться завтра после школы возле филфака и распрощались.

Когда я пересаживался на Крытом рынке в низкую маршрутку, я неосознанно взял телефон и позвонил Илюхе, но номер, конечно же, был заблокирован: “На даний момент абонент не може прийняти ваш дзвiнок”. Как мне хотелось поделиться с ним сегодняшними событиями! Тем, что мы изменили историю Длинной леди. Тем, что меня назвали Исконным сказителем… Илюха наверняка бы ответил, что я крутой, и он всегда в меня верил. Он умел поддержать и разделить и радость, и грусть. Я в очередной раз осознал, как мне не хватает этого человека.

Я открыл дверь маршрутки за несколько секунд до того, как она остановилась, и выпрыгнул. На ногах не удержался – упал. Водитель стал что-то орать мне вслед, а люди на остановке попытались мне помочь (тоже ругая), но я быстро ретировался, чувствуя, что мне стало немного легче.

Я зашел в магазин за колой, и там звоночек что-то неладно прозвенел впервые.

– Нет колы, – отрезала продавщица, тетя Мария, всегда такая миролюбивая и отзывчивая. Сейчас ее будто подменили. Чем я мог ее так обидеть? Кола вроде бы безалкогольной всегда была.

– Как – нет? В холодильнике вот же стоит…

Тетя Мария цокнула, буквально швырнула в меня бутылкой, и заявила, что сдачи у нее не будет, и чтобы я шел домой, нечего, мол, шнырять школьникам в такое время.

– Спасибо, – сказал я, немного ошарашенный. У входа в подъезд прозвенел второй звоночек. Дедушка Валя все еще сидел на лавочке, один, и когда я с ним поздоровался он просто сплюнул и ничего не ответил. Никогда не видел на нем такого лица!

И наконец, я уверился, что все плохо, и весь мир от меня отвернулся, когда я зашел домой. Мама не поздоровалась (уже фигня!) и сказала:

– Есть будешь?

– Нет, я сыт.

– Иди тогда спать.

А ведь она всегда разговаривала со мной по вечерам. Интересовалась, как прошел мой день, чем я занимался, рассказывала о том, какую книжку начала читать. В конце концов, она никогда не признавала слово “сыт”! Печеньку “Киев-Конти” уж точно бы предложила взамен!

Я был уверен, что эти перемены как-то связаны с Мишей и моей новой ролью Исконного сказителя, и решил не волноваться раньше времени. Будет завтра – завтра и разберемся.

Я открыл ВК и написал Алине:

Ты не поверишь, что сегодня произошло.

Что?

Я видел Длинную леди.

Ахах, в смысле?)))) Ты наконец-то решил попробовать пиво?

Нет. Я серьезно. Скажи, откуда ты взяла ту историю?

Ты правда пьян? Я же тебе скидывала репост из паблика.

Ну да…. А кто его ведет?

Да без понятия. Посмотри сам.

Я открыл “Жуть Донбасса”. Стену усеивали жуткие изображения и истории. Мне в глаза бросилась одна – о Первоклашке-убийце, который наказывает всех, кто не смеется над его шутками. Среди админов значился один аккаунт – с именем Сергей Петров. На его странице – никакой информации. Возможность написать в ЛС закрыта. Даже никакого “По вопросам рекламы пишите туда-то”.

Тогда я написал под записью о первоклашке-убийце комментарий: “Как связаться с админом?”, пожелал Алине спокойной ночи и лег спать.

* * *

В школе происходило черт знает что.

Я бы даже уволился, если бы у меня была такая опция.

Мало того что мама ушла на работу, не приготовив завтрак (не подумайте, мама не обязана мне ничего готовить, но так она поступила впервые), так мне влепили двояк по математике, стоило на секунду замяться. А правильный ответ я знал. Я эти логарифмы вызубрил и щелкал, как семечки, просто разволновался. От меня отсел Ваня Лиганченко, и я остался один. А на перемене все на меня смотрели, смеялись и даже кинули мокрой тряпкой. Как прикажете существовать в такой обстановке?

К филфаку я ехал, сами понимаете, подавленным. Вышел на Гурова, купил колу у еще более неприятного продавца, чем вчерашняя тетя Мария. Миша ждал меня у входа в дряхлое зеленоватое здание в четыре этажа.

– Саша! – Воскликнул он. – Что с тобой? Лица на тебе нет.

Он мотылял чемоданчиком и улыбался проходящим мимо студенткам. Они улыбались ему в ответ, а меня напрочь игнорировали – словно Миша забрал всю мою харизму (если таковая имелась) и вобрал, как Оливье – майонез.

Я рассказал Мише о своих злоключениях. Он выслушал внимательно.

– Нехорошо… – сказал он после минутного молчания. – Нехорошо, Саша. Не должно так быть.

– Конечно, не должно! – Воскликнул я. – Но почему так?

– Уверен, мы найдем причину. Сходу я тебе и не скажу, в чем дело.

– Ясно.

– Прости, но я, к сожалению, не всеведущ. Ты давай, Саша, не отчаивайся и не огорчайся. Ты не обратил внимания, быть может, кто-то еще не изменил своего отношения к тебе?

– Да, – подумав, сказал я. – Алина.

– Давно с ней знакомы?

– Не очень.

– Хорошо. Держись за нее и не теряй.

– Миша, можно серьезный вопрос?

– Конечно!

– Кто такой Шубин на самом деле? Расскажи о нем. Как ты к нему попал? Как он стал тем, кем он стал? Где он живет? Можно мне с ним пообщаться?

– Пойдем внутрь, – сказал Миша и стремительным шагом двинулся к дверям. На факультете как раз прозвенел звонок на пары. Что ж, Миша. Я еще добьюсь от тебя правды.

Мы поднялись на третий этаж и подошли к высокой деревянной двери с надписью “Кафедра русской литературы”. Внутри, за одним из преподавательских столов, сидел человек в сером костюме, черных ботинках и пышными седыми усами.

– Петр Алексеевич? – Спросил Миша.

– Здравствуйте! – Человек поднял на нас взгляд и лучезарно улыбнулся. – А вы чьих будете?

– Мы ищем Вадима Писаренко, вашего студента. Он на факультете сейчас, не подскажете? Где у него пара?

– Он уже вторую встречу по научной работе пропустил и, насколько мне известно, в университете сегодня не появлялся, – преподаватель даже не стал спрашивать, почему мы интересуемся и кто мы вообще такие. Воистину – мощной силой обаяния обладает Миша! – Последний раз он звонил мне пару дней назад, извинялся, говорил, что у него дела дома, в Харцызске. С исследованием связаны. Как же он сказал… – Петр Алексеевич задумался, поправляя усы. – Ах, да: “Я следую за лисой” – и трубку положил. Думаю, он просто влюбился, и выдумывает ребусы. Сегодня планирую связаться с ним через деканат, диссертацию писать надо, а парнишка он талантливый.

– Я следую за лисой… – Повторил Миша и повернулся ко мне. – Идем?

– Уже?

– Ну да. А ты еще что-то хотел спросить?

– Вообще-то да. Петр Алексеевич?

– Да?

Он вроде не испытывал ко мне ненависти. Это не могло не радовать.

– А кто такой Шубин? Миша не раскалывается, а мне интересно до жути.

Алексеев засмеялся.

– А вы, молодой человек, фольклором никак интересуетесь, а? Буду рад видеть вас на кафедре! Когда поступать?

– Через год.

– Отлично! Есть время подготовиться. Шубин, говоришь? Я вот давеча книжку издал. – Он открыл ящик и извлек оттуда большую белую книгу с яркой суперобложкой. – “Протекших дней очарованье” называется. Неделю назад презентовал в библиотеке имени Крупской. Тут у меня и Шубин, и песни, и частушки. Все от первых лиц собрано, по городу, по деревням окрестным. В общем-то, лучше меня расскажет о Шубине сам носитель истории.

Он нашел нужную страницу, прочистил горло и прочитал:

– “Было это давным давно, еще при царе. Тогда в донецких степях только-только появились первые шахты. Были они совсем не такие, как сейчас. Уголек рубили обушком, лопатой грузили на вагонетку, вагонетку человек тащил на четвереньках за собой к штреку[12]12
  Штрек – горная выработка, не имеющая выхода на поверхность, в отличие от штольни, которая имеет. Самая простая аналогия – тоннель, однако в шахтах тоннелей как таковых нет.


[Закрыть], по штреку к шуфру вагонетки доставляли кони, потом уголь поднимали бадьями на-гора. Очень тяжелой и опасной была работа первых шахтеров. Далеко шла от донецкий степей дурная слава об этой нелегкой, но лучше других оплачиваемой работе. И съезжался к шахтам на наем бедный рабочий люд. Богатеи – хозяева шахт – радовались. Рабочих рук всегда в избытке, есть из чего выбрать. Но была на старых шахтах в те времена такая подземная специальность, на которую не всегда находился работник. И оплачивалась она дорого – десять золотых рублей, и работы той было на полчаса, и случись что, родня шахтера большие деньги за пострадавшего получала. А шли на эту работу самые отчаянные сорвиголовы, которым смерть, что сестра. Специальность эта называлась поджигатель. Перед спуском смены поджигатель натягивал на себя побольше всякого мокрого тряпья, закутывал поплотнее голову и лез с факелом в шахту. Там он поджигал накопившийся угольный газ. Не однажды, бывало, смена находила поджигателя мертвым и выносила его на поверхность. У шахтеров обычай был такой – если погибнет кто под землей, его обязательно на-гора подымали, чтобы похоронить по-человечески.

Работал в те времена на донецких шахтах поджигателем некий Шубин. Лихой был человек. Никого и ничего не боялся. Только однажды полез он очередной раз в шахту поджигать газ, да и погиб там под завалом. Хозяева шахты подсчитали, что, если откапывать Шубина, то это выйдет им дорого. И стали уговаривать семью покойника вместо тела взять деньги. Семья большая была, а без кормильца на что жить? Подумали, подумали, что уж от покойника проку, да и взяли деньги. Только с тех пор и по сей день из поколения в поколение слышат шахтеры, как гремит в стенах камнями Шубин. Обозлился-де на людей. То выброс устроит, то обвал. Все товарищей себе ищет[13]13
  Весь рассказ – оригинальная цитата и прямая речь из названной книги “Протекших дней очарованье”, легенда, собранная “в полях”.


[Закрыть]”.

– Значит, обозлился на людей, – сказал я, когда мы вышли с Мишей на Университетскую. – То выброс устроит, то обвал, да, Миша? А ты говоришь, добрый он, помогает. Что-то ты темнишь.

– От человека зависит, будет Шубин добрым или нет, – многозначительно ответил Миша. – А нам пора. До Харцызска путь неблизкий. Будем охотиться за лисой.

В деканате за пять минут до этого Мише с большим удовольствием предоставили домашний адрес студента в Харцызске, мы прыгнули в маршрутку и отправились на Южный вокзал.