Текст книги "Русская Арктика: лед, кровь и пламя"

Но, несмотря на практическое отсутствие опасностей для «Фоки», вторая зимовка оказалась куда как тяжелее первой. Топливо подходило к концу. Из продовольствия осталась одна крупа – которую неделю экспедиция сидела на кашах, а охота в этих местах не задалась, мяса и рыбы почти не было. «Цинготных в экипаже прибавилось», – записал «Собачий доктор» в своих бумагах.

За этой скупой строкой – настоящая трагедия экспедиции. На самом деле заболели все поголовно. Дефицит топлива заставил отказаться от отопления жилых отсеков «Фоки» – и к цинге добавилась повальная простуда, ревматизмы, бронхит… Положение на какое-то время спас добытый Везе на охоте белый медведь – те, кто рискнул по маленькому кусочку отведать богатую витамином С сырую печень полярного исполина и пить кровь, смогли подлечиться. Но многие знали, что передозировка медвежьей печени чревата смертью, и кушать не стали. Тех цинга терзала теперь особенно тяжко.

2 февраля 1914 года Седов – тоже заболевший – в команде с еще не обессилевшими матросами Линником и Пустошным решили двигаться к полюсу теперь же, пока цинга вконец не одолела. В своем приказе о выходе группы Седов написал:

«Итак, сегодняшний день мы выступаем к полюсу: это событие и для нас, и для нашей родины. Об этом дне уже давно мечтали великие русские люди – Ломоносов, Менделеев и другие. На долю же нас, маленьких людей, выпала большая честь – осуществить их мечту и сделать посильное идейное и научное завоевание в полярном исследовании на гордость и на пользу нашего отечества. Пусть же этот приказ, пусть это, может быть, последнее мое слово послужит Вам всем памятью взаимной дружбы и любви. До свидания, дорогие друзья!».

Нагрузили трое нарт, отобрали 20 наиболее сильных собак, приготовили лыжи и легкий якутский каяк из моржовой шкуры – на случай преодоления разводий во льдах. Великий поход, ради которого и затевалось все это странное и нелегкое дело, начался.

Через неделю цинготный Седов ослаб, и, чтобы продолжать путь, его пришлось усадить на нарты. Часть груза при этом перевалили на нарты Линника, но собаки не тянули непомерную ношу. В результате метеорологическое оборудование пришлось оставить во льдах. К 15 февраля руководитель экспедиции мог уже только лежать. Но возвращаться назад запретил. Более того, он попросил Линника и Пустошного дойти до полюса, даже если его самого не станет.

20 февраля 1914 года, на подходах к острову Рудольфа, Георгий Яковлевич Седов скончался от цинги. Обернув тело командира в парусиновый саван, а поверх него – во флаг, который намерены были водрузить на полюсе, матросы похоронили его на острове Рудольфа, под крестом, связанным из пары лыж.

Идти на полюс вдвоем? Но цинга беспощадно сушила оставшихся в живых. Матросы реально оценили свои шансы, помолились, попросив у своего почившего начальника прощения за невыполненный наказ, да и отправились в обратный путь. Согласно легенде, у могилы Седова остался лишь вожак его упряжки, тобольская лайка по имени Фрам, нареченная в честь экспедиционного корабля Фритьофа Нансена. Верный пес не пожелал оставить хозяина во льдах и умер от тоски и голода на его могиле…

Впрочем, не все верят в романтическую легенду о верном псе. Ксения, дочь архангельского горожанина Петра Герардовича Минейко, друга Седова и участника подготовки экспедиции, рассказывала, будто вернувшийся из похода Линник говорил отцу, что голодные упряжные псы грызли тело своего погибшего хозяина. И Фрама, ставшего неуправляемым, пришлось застрелить – иначе вожак мог повести одичавшую от голода свору и на оставшихся в живых моряков.

На борту «Фоки» цинга тоже взяла свою жестокую дань. В марте 1914 года умер старший из братьев Зандерсов – Янис. Владимир Визе писал:

«Механик Зандер пришел на “Фоку” без пальто, в одном пиджаке, а никакой лишней одежды у нас не было. В этом пиджаке Зандер прожил на “Фоке” два года, в нем же он был похоронен на Земле Франца-Иосифа».

Когда Линник и Пустошный вернулись на борт, «Фока» отправился в обратный путь. По дороге он снова зашел на мыс Флора. И совершенно неожиданно обнаружил на базе Джексона двух выживших членов экспедиции лейтенанта Брусилова – штурмана В. И. Альбанова и матроса А. Э. Конрада. Доведенные до крайней степени истощения и усталости, брусиловцы ждали смерти… И тут – «Фока»! «Собачий доктор» Кушаков совершенно всерьез опасался, как бы спасенные не померли от радости.

Несмотря на разобранный на дрова джексоновский балок, «Фока» испытывал жестокую нужду в топливе для котлов. Сначала на ход пришлось израсходовать почти всю мебель – в кают-компании осталось одно пианино, которое ни за что не хотел жертвовать топке интеллигент Визе. Потом пошли в дело утеплительные панели с подволок и даже легкие переборки. Тем не менее 15 августа 1914 года многострадальный тюленебой кое-как дополз до рыбачьего поселка Рында на Мурмане. И здесь узнал, что вот уже две недели по всей Европе грохочет большая война…

К этому времени экипаж держался на ногах только благодаря тому, что в прибавок к опостылевшей каше на паек пошло собачье мясо – всех уцелевших ездовых лаек пришлось забить, все равно кормить их было нечем.

Из поселка Рында выживших членов экспедиции забрал рейсовый пароход «Император Николай II». Денег у полярников не было, за билеты для них заплатил капитан парохода. А в Архангельске Линник и Пустошный, едва выйдя из цинготного отделения местного госпиталя, получили повестку к прокурору – матросов всерьез заподозрили в том, что они «убили и с голоду съели своего начальника». К счастью, расследование полностью оправдало героев полярного похода.

После долгих мытарств матросы «Фоки» подали на имя царя телеграмму, в которой писали:

«…под командою старшего лейтенанта Седова мы отправились в экспедицию к Северному полюсу. Нам было обещано, что о семьях наших позаботятся, и мы смело шли за нашим начальником. Много лишений и невзгод нам пришлось перенести вследствие недостаточного оборудования экспедиции. Чаша испытаний переполнилась, когда наш дорогой начальник, настойчиво преследуя свою заветную мечту водрузить русский флаг на Северном полюсе, погиб смертью идейного мученика. Мы возвращались домой измученные, жаждущие отдыха… Вместо отдыха на родине нас ждало горькое разочарование: нас бросили на произвол судьбы на полуразрушенном экспедиционном судне без гроша денег…»

Еще одним просителем стал отец Георгия Седова. Яков Евтихиевич продиктовал грамотному односельчанину письмо морскому министру:

«Я человек старый, а равно и моя жена, не способные к физическому труду для приобретения себе насущного хлеба… Когда последует смерть – для нас неизвестно, а жить приходится, и нужно чем-либо существовать. Думаю, что в морской экспедиции найдутся средства, дабы помочь отцу, сын которого погиб на пользу науки и родины. На основании вышеизложенного покорнейше прошу администрацию морской экспедиции не отказать мне в вспомоществовании, дабы дожить, не имея крайней нужды в одежде, топливе и хлебе».

В ответ на это послание старик-рыбак получил официальную отписку: «Морское министерство не имело и не имеет никакого отношения к полярной экспедиции». Пенсия по потере кормильца так и не была назначена старшему Седову…

В Гидрографическом управлении Морского министерства не пожелали и подумать об обработке и опубликовании собранных экспедицией Седова научных материалов. Все, что привез «Святой Фока» и что доставили в Архангельск его цинготные моряки во главе с Захаровым, было общим пакетом сдано в архив. Хорошо, хоть вовсе не пропало! А между тем эти материалы содержали точнейшие карты маршрута и новейшие сведения по метеорологии, геологии и гляциологии – науке о вечных льдах. Бесценны были и собранные седовцами палеонтологические и минералогические коллекции.

Точность седовских карт была куда как выше, чем у прежних исследователей. Например, мыс Желания после работ Седова пришлось «подвинуть» – почти на 7 километров к югу и на 2 километра к востоку. Северной оконечностью Новой Земли оказался другой мыс – Карлсена. Приблизительно на 12 километров пришлось передвинуть к югу мыс Большой Ледяной, а мыс Утешения – к югу около 3,5 километра и к западу около 2,5 километра. Мыс Литке оказался островом и находится на 1 километр севернее и на 10 километров восточнее, чем ранее считалось. А мыс Обсерватории «переехал» к северу на 7 километров и к востоку на девять с половиной. Архипелаг Панкратьевых оказался лишь единым островом, а то, что считалось вторым, – полуостровом, связанным с берегом узким перешейком. Но на пути к Северному полюсу партия Седова преодолела всего чуть более 100 километров из 2000… Для нее оказались недостижимы не только «макушка мира», но даже соседний с Землей Франца-Иосифа остров Рудольфа.

В советские годы имя Седова было поднято на флаг. Он оказался, что называется, удобным героем. Еще бы: вышел из простого народа, жил праведно, в фаворе у начальства не был, любил единственную женщину, до конца отдавался любимой работе и геройски сгинул на пути к великой цели… Конечно – герой, со всех сторон герой! Соратник по экспедиции Николай Пинегин написал о нем красивую книгу, позже сняли замечательный фильм со знаменитым Игорем Ледогоровым в главной роли, в честь Седова нарекли ледокол… Но истинная научная роль экспедиции Седова надолго осталась достоянием избранных специалистов.

В журнале «Новый мир» за март 1939 года былой соратник Седова профессор-географ Владимир Визе написал о «гнусном влиянии среды на этого светлого и сильного человека». По его мнению, Седов был человеком честолюбивым и наивным. И неизвестно чего было больше – наивности или честолюбия.

Из дневников Визе, написанных во время похода:

«27 августа 1912 г. Архангельск. Сегодня мы должны наконец выйти в море. Однако портовые власти чинят нам препятствия. Утром нам было заявлено, что “Фока” сидит в воде выше ватерлинии, судно из порта не выйдет. Как Седов ни старался доказать, что перегрузка ничтожна и практического значения не имеет, формалисты из порта стояли на своем. Тогда Седов пришел в бешенство и приказал сбрасывать на пристань палубный груз. Полетели ящики, тюки, бочки – все, что попадало под руку. Кто-то заметил Седову, что в числе других грузов был выброшен ящик с нансеновскими примусами. “К черту, обойдемся и без них!” – ответил Седов, все еще разъяренный.

18 сентября, у Панкратьевского полуострова. Вчера Георгий Яковлевич говорил, что если мы доберемся до северной оконечности Новой Земли, то он пойдет оттуда по плавучим льдам на Землю Франца-Иосифа, а дальше на полюс… Трудно бедняге расстаться с мыслью о полюсе. О 400-километровом переходе по дрейфующим льдам Баренцева моря на Землю Франца-Иосифа в темное зимнее время, да еще с нашим жалким снаряжением говорить, конечно, не приходится.

22 сентября, там же. Во время плавания к Новой Земле Седов часто говорил: “Вот хорошо бы зазимовать на Земле Петерманна!” Откуда у него эта уверенность в существовании Земли Петерманна? Он и сейчас думает об устройстве на ней базы. Сегодня он снова говорил о том, что еще осенью переберется пешком по плавучим льдам на Землю Франца-Иосифа и перезимует на этом архипелаге.

25 ноября. На зимовке в бухте Фоки. Г. Я. все продолжает думать о полюсе. Он упрям и наивен. В феврале он хочет отправиться отсюда, с Новой Земли, пешком на Землю Франца-Иосифа. По плану одним из участников этой “прогулки” являюсь я. Самое печальное то, что нелеп не только план зимнего похода с Новой Земли на Землю Франца-Иосифа, но и поход с Земли Франца-Иосифа на полюс. Нужно совершенно не знать полярную литературу, чтобы с таким снаряжением, как наше, мечтать о полюсе.

28 ноября. Г. Я. все время мрачен, сидит, подперев голову руками. Видимо, он сознает не только невозможность зимнего перехода пешком на Землю Франца-Иосифа, но и всю неподготовленность полюсной экспедиции. 28 декабря 1913 г. Бухта Тихая. Г. Я. в беседе со мной в первый раз откровенно заявил, что считает свою санную экспедицию к полюсу “безумной попыткой”, но что он все-таки ни за что не откажется от нее, пока у него не кончится последний сухарь. Сколько силы, сколько ничем не сокрушимой энергии в этом человеке!

2 января 1914 г. Сегодня у Г. Я. появились признаки цинги в виде очень острой боли в ногах, опухоли и красноты.

5 января. Г. Я. стало хуже. Он очень слаб, бледен, страдает полным отсутствием аппетита, болью в ногах и слабостью десен.

8 января. Г. Я. сегодня целый день не выходил из своей каюты, из чего я заключаю, что ему во всяком случае не лучше.

14 января. Г. Я. встал с постели и принял участие во встрече Нового года. Он очень побледнел, осунулся и страшно ослаб. Когда говорит, то сильно задыхается.

22 января. Г. Я. по-прежнему болен и не выходит из каюты. Между тем идут усиленные приготовления к полюсной экспедиции, развешивается провизия, шьются мешки, чинятся палатки и т. д.

29 января. После того как Г. Я. назвал свой поход “безумной попыткой”, меня сегодня чрезвычайно удивили его слова, сказанные М. А. Павлову, копировавшему для него карты: “Пометьте меридиан магнитного полюса, это нам будет нужно, когда мы будем выходить с полюса. Кроме того, отметьте самые северные местожительства в Гренландии”.

11 февраля. Видно, нервная система Г. Я. расшатана вконец. Сегодня вечером он просил всех остаться после вечерней молитвы в кают-компании. Когда все собрались, Седов обратился к команде с диким криком: “Опять среди вас воровство! Я больше вас не буду ни штрафовать, ни судить! Я прямо наповал убью из револьвера. Как начальник полярной экспедиции я имею право убивать людей! Пойду против своей совести и убью этого мерзавца!” При этом Г. Я. задыхался, захлебывался и топал ногами. И в таком состоянии этот человек в ближайшие дни собирается выходить к полюсу!

15 февраля. Сегодня Г. Я. Седов с Линником и Пустошным и всеми собаками вышел к полюсу. При прощании Г. Я., совершенно больной, разрыдался. Выход полюсной партии оставил во мне мрачное впечатление. Гибель этой экспедиции, учитывая смелость, упорство и легкомыслие ее начальника, кажется мне почти неизбежной.

19 марта. Около 10 часов утра Н. М. Сахаров отправился с ружьем к полынье. Только что он вышел, как сейчас же прибежал обратно, крича: “Наши идут! Георгий Яковлевич возвращается!” Накинув на голову шапку, я выбежал на палубу. Кто-то рядом со мной заметил: “Только двое идут”. Я сейчас же понял то, что мне казалось неизбежным: смерть Г. Я. Седова. Я отправился навстречу приближавшейся к судну нарте, впереди которой шел Линник, сзади Пустошный. Молча я подал Линнику руку. “Начальника похоронили”, – были его первые слова. Итак, свершилось это страшное дело, на которое Г. Я. Седов пошел почти сознательно…»

А что до «Святого мученика Фоки», то его судьба оказалась не менее трагична, чем судьба его капитана. Когда администрация архангельского порта осмотрела судно в бухте у поселка Рында – с целью составить ремонтные ведомости, оказалось, что отремонтировать его будет стоить весьма больших расходов:

«Комиссия нашла судно “Святой мученик Фока” в следующем состоянии. Снятыми оказались: 1) вся средняя палуба, 2) в носовой части судна жилое помещение команды (кубрик), четыре дубовых бимса средней палубы, два контрбимса; в машинном отделении: машинная кладовая, помещения для кочегаров, провизионная кладовая; в офицерском помещении: вся деревянная обшивка бортовая, подпалубная, переборки кают и двери; правый, левый и кормовой фальшборты, деревянная обшивка с мостика, часть палубы полубака, фонарная, гальюн для команды и ватер-клозет… Все указанное сожжено во время плавания за отсутствием топлива».

И вывод, как приговор: восстановление старого корабля экономически нецелесообразно. Тот же Визе отреагировал на вердикт комиссии записью в своем дневнике:

«Наш дряхлый, но бесконечно милый “Фока” окончательно вышел победителем из двухлетней борьбы со льдами. Правда, он пострадал жестоко, но ведь рубцы и раны являются украшением для старого воина… Милый дорогой “Фока”, ты напрасно напрягал свои старческие силы, чтобы с честью исполнить возложенный на тебя долг. И, наверное, ты бы не поступил так, если бы знал, что по возвращении в страну людей тебя ждет позорная смерть на мели в мутно-желтой Двине, что старые кости твои растащат жадные люди, стремящиеся нажить на них свои жалкие гроши».

Переведенный в Архангельск «Фока» был оставлен без водоотлива со всеми своими течами, и вскоре затонул прямо у Соборной пристани. Но на дне он мешал швартовке других судов. Поэтому портовые власти решили его поднять и утилизировать, но по дороге в док посадили на мель, и больше возиться со старым кораблем никто не пожелал. Прежний хозяин Дикин получил страховые и умыл руки, другого претендента на «Фоку» не нашлось. И на мели корабль был попросту разворован окончательно: архангельские обыватели свинтили рамы иллюминаторов, поручни, оковку люков, гудки, повырезали целые куски корпуса на дрова. Как-то в шторм «Фоку» сорвало с мели и вынесло в один из рукавов Северной Двины – Кузнечиху, где выбросило на островок Шилов. После Октябрьской революции был поднят вопрос о реставрации исторического корабля, но к тому времени его корпус разрушился до такой степени, что возродить «Фоку» к жизни уже было невозможно.

Чем все-таки был тот давний поход – подвигом или «безумством храбрых»? Пусть мой читатель сам себе ответит на этот вопрос…

Глава 2
Жизнь напролом

Арктика – регион стратегического значения для России.

Эти слова выглядят газетным лозунгом годов этак шестидесятых минувшего столетия. Но прописная истина часто неотличима от истины избитой…

Взгляните на карту нашей страны, читатель! Чуть ли не четверть периметра российской границы проходит по стылым водам Заполярья. Впрочем, для того чтобы осознать ценность этой белой пустыни, распластавшейся под остывшими небесами, большой и сонной империи понадобилось время. И немалое. От визита первого английского негоцианта в русский северный город Архангельск во времена Ивана Грозного, от поморских походов в ледяной океан на кочах 1600-х годов постройки – до беспокойной старости суматошного XIX века с его попытками различных энтузиастов из самых разных стран так или иначе достичь Северного полюса.

Казалось бы – зачем? Какой прок в вечной мерзлоте, в неприветливом, девять месяцев в году покрытом льдами море? Ну, рыба и морской промысловый зверь, дающий ворвань, ну, песцовый мех – это, конечно, большая польза. Геологи утверждают, что и сама промерзлая земля здесь немало нужного хранит – вплоть до нефти и руд драгоценных металлов. Но стоит ли все это добро хотя бы одной жизни замерзшего зимовщика? А таких жизней на пути к освоению северных земель и вод потеряны сотни. Особенно – среди тех, кто искал кратчайшие пути из Европы в Азию через ледяные моря и из Сибири в Америку через Северный полюс…

Пожалуй, на рубеже XIX и XX веков проблема поиска коротких транспортных коммуникаций на Севере и была наиболее важной. Но исследования в этом направлении начались гораздо раньше – в пятнадцатом столетии. В то время среди моряков бытовало две легенды. Первая – будто на Севере под вечным льдом имеется твердая земля Арктида, причем – богатая серебром и золотом. Вторая – что, напротив, никакой земли там нет, только холодные воды. Но полярное море якобы освобождается ото льда в некий урочный час в середине каждого лета. И тогда через «макушку мира» вполне можно доплыть хоть в Китай, хоть в недавно открытую Америку. Более того, если рискнуть пройти «адовым проливом», где рождается вся непогода на земном шаре, встретишься с невероятными трудностями, увидишь настоящих инфернальных чудовищ, но зато затратишь на дорогу втрое меньше времени, нежели если плыть обычным путем, по теплым морям. Первую попытку на практике найти если не скрытый льдами континент, так волшебный фарватер в «адовом проливе» совершил в 1607 году английский капитан-естествоиспытатель Генри Гудзон. Это в честь него Гудзонов залив так называется. Между прочим, финансировали его поход русские негоцианты из «Московской компании». Со своим парусником Гудзон дошел до восточного берега Гренландии, где едва не застрял во льдах, а дальше повернул на восток вдоль кромки плотных и опасных паковых льдов и добрался до Шпицбергена. Если верить вахтенному журналу этой экспедиции, побывал Гудзон примерно на 80-й широте, что для эпохи деревянных корабельных корпусов и парусных движителей – несомненный рекорд. Российский ученый Ломоносов считал, что Арктида, скорее всего, сказка. Но какие-то острова в заледенелых водах вполне могут быть – и не обязательно на самом Северном полюсе. Будучи сам из семьи рыбака-помора, Михайло Васильевич в юности в море на кочах хаживал. Знал, что есть в году время, когда сильные ветра отгоняют ледовые поля от северного побережья Шпицбергена, открывая полосу свободной для плавания воды. Эта нестабильная морская дорога и слывет среди моряков «адовым проливом» – уж слишком много погодных неожиданностей там можно встретить. Опасно, конечно, но поморы этим путем иногда ходят. А значит, проведя метеорологические наблюдения и рассчитав примерное время недолгого существования этого сезонного фарватера, можно попробовать расширить географические познания об этих суровых местах. Но предложенная Ломоносовым экспедиция так и не состоялась: и держава денег на закупку снаряжения не дала, и добровольцев для участия в походе не нашлось даже среди земляков.

В 1765 году императрица Екатерина Великая отрядила в ледяное море адмирала Василия Чичагова с командой офицеров и матросов военного флота – посмотреть, что там, в море, за северным берегом Шпицбергена. И какова она на самом деле – полярная «шапка» Земли? Морской отряд под андреевскими флагами дважды, в 1765 и в 1766 годах, пытался пройти на деревянных парусниках как можно дальше восьмидесятой широты, но не преуспел, намерзся во льдах, ослаб от цинги и возвратился. Рекордом Чичагова стали отметки в вахтенном журнале о пребывании корабля на широте 80°30′. А царице подарили на память теплую и мохнатую шкуру белого медведя, едва не заломавшего во льдах матроса-охотника – постелить на мрамор в дворцовых покоях. Тем дело и закончилось.

В 1773 году британский эсквайр сэр Константин Фиппс, тоже стартовав от Шпицбергена, вышел с экспедицией в координаты 80°48′ северной широты. Дальше его парусник едва не примерз к вековому льду, пришлось вернуться. А 1818 год и вовсе выдался неудачным для англичан – экспедиция Джона Франклина едва дошла до отметки 80°34′ северной широты и встретила такой лед, что моряки в очередной раз сочли его твердью, пустив еще один слух об открытии Арктиды. После этого очень долго считалось, что корабль в принципе не может попасть на Северный полюс – ибо суша там, подо льдом…

Ну а раз суша, да еще и хорошо бронированная льдом и вековыми снежными пластами, значит, на полюс надо не плыть, а ехать. На лыжах, к примеру. В 1827 году такую попытку предпринял еще один англичанин, Уильям Пирри. Его снаряжало в путь британское Адмиралтейство. В марте на военном паруснике «Гекла» Пирри со товарищи отбыли из Глазго на Шпицберген. Здесь разгрузили с корабля экспедиционные припасы и сняли две большие шлюпки. Перевернули их на берегу и приделали вдоль киля по паре широких и длинных лыж. Идти на веслах по открытой воде лыжи почти не мешают, а если случится на пути непреодолимый лед, можно вытащить груженые лодки поверх него и тащить их, как большие сани. Вот только тягловой силы англичане с собой никакой не взяли – ни коней, ни оленей, ни собак. Собачья упряжка такую тяжесть не потянет – это же не легчайшие каюрские нарты. Кони и устойчивые к холодам северные олени без фуража пяти дней не проживут, а если сено с собой везти – еще полдюжины «санко-шлюпок» понадобится, да и как везти копытных через открытую воду… Вот, если бы «Гекла» сама подобралась к границе паковых льдов – тогда, пожалуй, можно было бы взять с собой какую-никакую тягловую скотину, но лорды Адмиралтейства строго-настрого приказали без надобности кораблем не рисковать.

В результате лодки Пирри по льду тянули матросы – лыжники и пешие, впрягаясь в постромки, как русские бурлаки на Волге. Далеко ли так уйдешь?.. Англичанам удалось добраться почти до 83-й широты. Побит этот рекорд был только через полвека. Еще раз англичане попытались дойти до Северного полюса в 1875 году, когда экспедиция под командованием Джорджа Нэрса вышла в пролив Смита на парусниках «Алерт» и «Дискавери». Парусники тоже высадили на лед пешую команду во главе с офицером Альбертом Маркхэмом, выгрузили сани. Матросы, как и 50 лет назад, впряглись и потащили… Предельная широта, до которой дошла экспедиция, прежде чем лыжники и санковозы начали валиться с ног от цинги и усталости, составила 83°20′26″ северной широты по определению Маркхэма… Хорошо, живыми вернуться удалось.

Следующей была американская экспедиция на парусно-паровом барке по имени «Жаннетта» – под командованием Джорджа де Лонга, или, как пишут в русских документах, Делонга. «Жаннетта» явилась в северные воды через Берингов пролив, но возле острова Врангеля угодила в такие льды, что 21 месяц дрейфовала с ними к северо-западу, не в силах выбраться. Все «прелести» такого путешествия – цингу, тоску и полярную ночь – пришлось испить полной чашей. Одна радость: кажется, в сторону желанного полюса ее постепенно и волокло…

Но 12 июня 1881 года льды «Жаннетту» доконали: острая грань крупной льдины, будто консервный нож, вскрыла корпус на уровне ватерлинии, кораблик потонул в координатах 77°15′ северной широты и 154°59′ восточной долготы, на льду только несколько фрагментов обшивки остались. Хорошо, экипаж успел на лед выскочить, шлюпки снять, сани спустить и даже часть вещей из кают вытащить. Пешим порядком, волоча за собой по торосам на санях и в шлюпках спасенное личное имущество и экспедиционное оборудование, американские моряки добрались до Новосибирских островов. Там спустили три лодки на воду, спрятали на берегу все, что не смогли увезти, и пошли к материку на веслах. По дороге маленькую флотилию раскидал по зеленым студеным волнам внезапно налетевший шторм. Одна шлюпка сгинула в нем со всем экипажем, две оставшиеся растеряли в непогоде друг друга.

Экипаж первой шлюпки под командованием механика «Жаннетты» Джорджа Мэлвилла дошел на веслах до рыбачьей стоянки в устье реки Лены, где совершенно истощенных цингой и усталостью иноземцев спасли от верной смерти местные якуты. Этим морякам удалось через Россию и Европу уехать домой. А вот вторая шлюпка, которой командовал сам Делонг, была вынесена на тот берег ленского устья, где якутских поселений не было. Четырнадцать уцелевших в весельном походе американцев высадились на берег и пешком пошли искать в голой тундре какой-нибудь поселок или хоть стойбище оленеводов. К тому моменту, как нашли, в живых остались только двое, остальных, включая и начальника экспедиции, унесли цинга, голодуха и нечеловеческая усталость.

Удивительно, но факт: в 1884 году жалкие останки несчастной «Жаннетты» были обнаружены примерзшими ко льдине в окрестностях юга Гренландии – в тысячах миль от того места, где льды ее раздавили. Стало быть, в Северном Ледовитом океане есть течение, которое тащит льды с востока на запад, от сибирского побережья к американскому… Так что «Жаннетта» и мертвая послужила двум наукам сразу – метеорологии и гидрографии Заполярного края…

Течением, открытым столь жертвенным способом, заинтересовался знаменитый норвежский полярник Фритьоф Нансен. И задумал совершенно необычный поход: нарочно забраться во льды с подходящим надежным кораблем и, дрейфуя вместе с ледяными полями, «проехаться» по всему пути течения. А даст Бог – так и на полюсе побывать, если туда занесет, или хотя бы на лыжах до него добрести из максимально приближенной точки дрейфа…

С этой целью Нансен с другом-конструктором Колином Арчером построил особенный корабль – «Фрам», с такой формой корпуса, чтобы льды ему вреда не наносили, и организовал собственную экспедицию. 14 марта 1895 года, когда крепко примерзший «Фрам» льды увлекли за 84-ю параллель, Нансен встал на лыжи, сложил необходимые припасы в запряженные якутскими лайками нарты, взял с собой хорошего друга Яльмара Иохансена – и двинулся к полюсу. Путешественники намеревались за 50 дней пройти 660 километров. А с полюса выходить к Земле Франца-Иосифа, куда, освободившись ото льдов по весне, должен был выйти и «Фрам».

Но, перефразируя известную идиому, «человек предполагает, а Арктика располагает»… Пока ледовые поля были относительно ровны – лыжники и нарты шли споро, потом начались торосы – и скорость маленького отряда упала настолько, что дай бог две-три мили в день одолеть. 7 апреля Нансен и Иохансен дошли почти до 87-й параллели, подсчитали пайковый запас и поняли – если местность не изменится к лучшему, раньше можно с голоду помереть, нежели дойти до полюса. Разведали путь еще немного вперед. Нет, не кончаются до самого горизонта эти зеленые граненые зубы торосов! Надо поворачивать!.. Мелкая размолвка привела к тому, что друзья едва ли не полдороги до Земли Франца-Иосифа проделали в изматывающем душу молчании. Вот уж когда холод меж друзьями страшней холода полярной ночи! Полностью восстановить дружеские отношения путникам удалось только тогда, когда они, потеряв в пути всех собак, отощав и обессилев, вновь оказались на борту «Фрама».

В 1899 году итальянский князь Луиджи Амедео ди Савойя приобрел в норвежских водах китобой по имени «Полярная Звезда», на итальянский манер – «Стэлла Поларе». Новая экспедиция стартовала из норвежских вод к Земле Франца-Иосифа, где князь намеревался зимовать за метеорологическими исследованиями, а ближе к весне выйти по льду на собачьих упряжках к Северному полюсу. Непривычные к холодам жители средиземноморского юга на зимовке первым делом обморозились, князь тоже получил гангрену, и экспедиционный доктор вынужден был отнять ему два пальца. Поэтому сам высокородный руководитель экспедиции на полюс не пошел – вместо него пешую партию возглавил капитан Умберто Каньи. 11 марта 1900 года поход начался. Группа добралась до рекордных 86°34′ северной широты и два месяца спустя после старта пришла обратно к кораблю. По подсчетам остававшихся на борту «Стэллы» моряков, к этому времени походники не ели уже 12 дней – провизия кончилась. Три человека из пешей партии во льдах погибли…

Иностранные экспедиции, с завидной регулярностью высаживающиеся на севере и пытающиеся покорить полюс, тревожили российскую власть. Не все визитеры были, подобно Нансену, друзьями России, одержимыми исключительно научным интересом к северным землям…