Текст книги "«Рим». Мир сериала"

К. Жуков: Да и карьера как-то у тебя не очень… А Гней Помпей Великий как раз был из очень богатого, старого, уважаемого плебейского рода. Собственно, потом в фильме Люций Ворен скажет, что смахивает на галла, потому что рыжий, а на самом деле он из старого уважаемого плебейского рода, вот так вот! Это как раз очень похоже на правду.

Д. Пучков: Между тем в Риме солдаты Цезаря раздают ништяки из трофеев, которые Цезарь эшелонами отправлял из Галлии, чтобы подкупить сограждан, крайне падких до халявы.

К. Жуков: И во время процессии, когда римские квириты с воодушевлением воспринимают внимание своего главного начальника, мы знакомимся с другими важными персонажами фильма, а именно с Марком Порцием Катоном (Утическим) и Марком Туллием Цицероном. Несмотря на то что оба актера сыграли замечательно, меня откровенно удивил кастинг. Марку Туллию Цицерону было в то время примерно 54 года, и, судя по сохранившимся портретным изображениям, он был очень тучный человек.

Д. Пучков: Тучный?

К. Жуков: Пухлый.

Д. Пучков: Жирный!

К. Жуков: Да, отвратительно жирный – давайте будем говорить честно! Отвратительно жирный, с залысиной. В общем, нездорово выглядящий. Тем более что на портрете его максимально приукрасили. На самом деле, наверное, выглядел он немножко хуже. А тут перед нами худенький аскетичный актер с хорошими волосами, на Цицерона совершенно не похожий. Что касается Марка Порция Катона, будущего Утического, он был, вообще-то, на семь лет младше Цезаря, а в фильме нам показали мужика лет 75–80.

Д. Пучков: Совсем пожилого, да.

К. Жуков: Он был здоров физически, постоянно занимался спортом, имел крепкое телосложение. В общем, из-за постоянных занятий спортом и аскетического образа жизни он не бухал, не обжирался, вовремя ложился спать, делал зарядку – Катон должен был прилично выглядеть. Единственное, что в фильме показали абсолютно верно, – он все время ходил в тоге на голое тело, что было сообразно обычаям старины и приятно обычаям философов-стоиков, к школе которых принадлежал Катон.

Д. Пучков: Хардкорно.

К. Жуков: Да, хардкорно. Но почему-то он в фильме все время в черной тоге. У него траур по ком-то или как?

Д. Пучков: А тога выполняла обязанности формы, да?

К. Жуков: Да.

Д. Пучков: То есть по цвету, полоскам, способу накидывания-завязывания можно было сразу понять, кто ты, что ты?

К. Жуков: Да. Ну и вообще по наличию тоги, потому что не всем она полагалась.

Д. Пучков: Только гражданам, да?

К. Жуков: Да.

Д. Пучков: А у тех, кто в сенате заседал, еще и красная полоса была, да?

К. Жуков: Белая тога с одной или двумя красными полосами – сразу видно по лычкам, какой ты начальник. Так вот, Катон почему-то шляется все время в черной тоге. У него что, траур по Республике? Рановато еще.

Далее по ходу серии сенаторы пытаются подговорить Помпея, который следит за порядком в Риме, порвать с Цезарем и напасть на него, потому что он ведет незаконную войну в Галлии…

Д. Пучков: А почему незаконную?

К. Жуков: Ну, потому что все боялись, что сейчас Цезарь там награбит, вернется домой при больших деньжищах и все под себя подгребет. Боялись они не напрасно…

Д. Пучков: Так и вышло.

К. Жуков: Ну что значит – так и вышло? «Так и вышло» немножко раньше, потому что незадолго до этого умер Сулла, который сделал то же самое. Республика в это время уже почти прекратила свое существование, правила не аристократия, а натуральная олигархия, и вопрос заключался лишь в том, кто из олигархов перегрызет глотки всем остальным и заберется на трон. И тут, конечно, была очень важна республиканская риторика, потому что res publica – «общее дело».

Д. Пучков: Коза Ностра.

К. Жуков: Да, Cosa Nostra, кто не знает – это прямой перевод. «Мы тут все граждане, даешь классовый мир, корпоративистское государство! Постоим за общее дело!»

Кстати говоря, захватив власть, Цезарь никогда не говорил, что он что-то сделал с республикой. Государство продолжало называться республикой и позже при императорах, а правильнее сказать в период принципата. Потому что император – это воинское звание, а «на гражданке» они предпочитали именоваться «принцепс», т. е. старший.

Итак, пока сенаторы плетут интриги, мы знакомимся с евреем-лошадником Тимоном, одетым, как и его подручный, черт-те во что. Если тоги главных действующих лиц похожи на правду, то одежда простолюдинов вообще непонятно откуда взята.

Д. Пучков: А выглядит отлично!

К. Жуков: Да, выглядит очень круто, потому что сделано с большой любовью к персонажам. Только аналогов в истории это не имеет. Тимон – еврей, он должен одеваться в нормальную еврейскую одежду, ну или, если он порвал окончательно со своими корнями, – в римскую. Других вариантов нет. Но ему там такого навертели! А у его подручного – здоровенного амбала – поверх серой от грязи рубашечки приделаны кольчужные наплечники. Зачем? Вот просто интересно, какую функцию они должны выполнять? Бандитских погон, что ли?

Д. Пучков: Не похоже, да.

К. Жуков: Тимон появился не просто так: он привел белого мегажеребца, которого заказала его патронесса Атия, мать будущего императора Гая Октавиана Августа.

Д. Пучков: Родственница Цезаря?

К. Жуков: Да, племянница, если быть точным. Атия незамедлительно овладевает этим евреем-лошадником Тимоном.

Д. Пучков: В позе «Атия сверху».

К. Жуков: Да. Причем она, так сказать, включает вентилятор на приводе из двух рабов, потому что рабов никто не стесняется – это не люди. Ну, вентилятора же никто не будет стесняться, в самом деле. Жеребца, которого она припасла в подарок дяде, то есть Юлию Цезарю, должен отправить самоходом в Галлию ее сынок Гай Октавий.

Д. Пучков: Отважный поступок – сынка не жалко черт-те куда в какие-то дикие пустоши отправлять?

К. Жуков: Это, конечно, придумка, потому что ему в это время было 11 лет. Он был совсем еще маленький. Нам же показали мальчишку лет пятнадцати. Атию же изобразили такой оторвой, что вообще сил нет! Конечно, она постоянно находится в центре внимания: интригует, несет какую-то пургу, всех разводит, грузит. В общем, все время ждешь, что она еще отчебучит.

Д. Пучков: Настоящая мразь!

К. Жуков: Именно так. Если бы она на самом деле была такой хотя бы на 10 %, это просквозило бы в источниках, потому что римляне сплетни очень любили. Но Атия-старшая, дочь Марка Атии Бальбы, везде изображается как крайне благонравная, благовоспитанная особа, очень благочестивого поведения. Она вообще была не похожа на то, что нам показали. Атия в первом браке была, как это ни странно, за Гаем Октавием (они с сыном полные тезки, что было абсолютно нормально для старшего сына у римлян – его называли точно так же, как отца). Да и дочь Октавия, собственно, от него. Потом он внезапно помер, и в 59 году до н. э., то есть за семь лет до описываемых событий, Атия уже была вторично замужем и вела себя очень прилично, воспитывая двух предыдущих детей и детей нового мужа. Умерла Атия в 43 году до н. э., то есть она до второго сезона не дожила.

Д. Пучков: Но в сериале она, слава богу, дожила, дала жару!

К. Жуков: И всех пережила, более того.

Д. Пучков: И всем дала фактически.

К. Жуков: И почти всем дала и еще жару дала.

Д. Пучков: Плюс сиськи, жопа – талантливейшая актриса!

К. Жуков: Талантливейшая. Единственное, что она гораздо старше, чем была реальная Атия на тот момент, потому что ей было порядка 30 лет. В сериале девушка несколько более зрелая показана.

Да, по поводу Гая Октавия, внучатого племянника Цезаря. Его звали Гай Октавий, и никак иначе. Гай – это преномен, то есть личное имя, Октавий – это фамилия, то есть как Клим Жуков. А в фильме его безостановочно называют Октавиан, хотя Гай Юлий Цезарь Октавиан – это его официальное поименование после того, как умер Цезарь. Собственно, Цезарь его усыновил, поэтому он и получил полные права родства.

Но вернемся в сенат. Помпей отвергает поползновения сенаторов, говорит: нужно дождаться, когда Цезарь лично явится, – тогда пообщаемся. И тут мы, посмотрев внимательно на зал заседаний, обнаруживаем странное круглое здание. Почему оно круглое, я понять не могу. Дело в том, что в то время (напомню, это 52 год до н. э.) сенат мог заседать или в курии Помпея, или в каком-либо храме на форуме, например в храме Конкордии, – они все прямоугольные. Сенаторы сидели с двух противоположных сторон, и можно было сразу понять, кто за кого будет голосовать, потому что все друзья садились обычно на одни и те же лавочки. Таким образом они разделялись на две партии, иногда устраивали мордобой. В круглом зале это неудобно.

Да, учитывая, что на этом заседании присутствует Помпей, скорее всего, это происходило бы именно в курии Помпея на Марсовом поле, то есть за городской чертой, за померием, проконсул не мог заходить в город в качестве официального военного лица.

Даже не знаю, зачем было делать сенат круглым, притом что в целом архитектура в сериале очень хорошо показана. Я, конечно, не большой специалист по римской архитектуре, но в моем понимании – и росписи отличные сделаны, и сами здания выдержаны в нужном стиле. Реконструкция Рима в натуральную величину удалась.

Д. Пучков: Возможно, так снимать удобнее – актеры сидят полукругом, и одна камера захватывает и тех, и этих. Все эмоции сразу видны.

К. Жуков: Ну, может быть, потому что, повторюсь еще раз, к воссозданию архитектурного образа столицы создатели фильма подошли со всей ответственностью и очень большой любовью. Было же построено порядка 100 гектаров декораций.

Д. Пучков: Много, да.

К. Жуков: Это, считай, половина средневекового Новгорода в натуральную величину. От третьего сезона, говорят, спасло только то, что там случился пожар и много чего сгорело.

Д. Пучков: Жалко.

К. Жуков: Но вернемся к Помпею. Он, оказывается, захотел приобрести того самого жеребца, которого уже купила Атия, и говорит своему рабу: «А почем тебе обошелся тот жеребец? Где мои денежки?» А тот отвечает: «Его перекупила Атия и отправила в подарок Цезарю». И вот тут-то Помпей взбесился: почему все этому козлу достается?! И, решив ему подгадить, послал неких… не знаю даже, как их назвать…

Д. Пучков: Ниндзя.

К. Жуков: Ниндзя, синих галлов, чтобы те у Цезаря украли аквилу. Они этого орла крадут. Крадут, конечно, феерически: в ниндзя-стайл два чувака, измазанных синей пастелью, прокрадываются в некую палатку, где находятся легионеры в количестве двух человек – один стережет орла, другой чистит его щеткой, чтобы блестел.

Д. Пучков: Как у кота яйца.

К. Жуков: Да. Галлы обоих мочат и исчезают с орлом.

Д. Пучков: Стражников мочат?

К. Жуков: Да. Как могло состояться такое похищение в том виде, как нам показали, я ума не приложу! Орел хранился в центре легионного лагеря, окруженный чертовым количеством охраны, просто чертовым количеством! И в палатку, где находился орел, а также все святыни легиона, вдвоем невозможно было так просто проникнуть. Туда могли бы просочиться два жидких терминатора, а вот два человека в нее так просто бы не зашли – был бы тарарам на весь лагерь. К тому же рядом с палаткой жил легат, которого тоже охраняли.

Тем не менее орла украли, и тут как раз начинается экшн, потому что в погоню за ним отправляется Люций Ворен. С орлом, кстати, не все понятно – его всю дорогу в фильме называют личным штандартом Цезаря. Но орел не был личным штандартом Цезаря. Это просто легионная аквила, главный штандарт легиона – предположительно тринадцатого, про который рассказывают в фильме. И если бы орла на самом деле украли, легион был бы однозначно расформирован. Потому что орел – это не просто знамя, это обиталище легионного гения, то есть духа-хранителя легиона, и если они его профукали, значит, такой легион не очень-то и нужен.

Д. Пучков: Сегодня орла… потом…

К. Жуков: Потом ядерную войну проиграют. Собственно говоря, это было изображение бога, его нельзя было терять.

Д. Пучков: А поскольку все вокруг верующие, то относились к этому крайне серьезно, о чем речь и пошла.

К. Жуков: Их бы сам Цезарь распустил немедленно, вообще разговоров бы никаких не было. А подается это все так: у Цезаря украли штандарт, и солдаты перестали верить в его удачу, поэтому они волнуются и просятся домой, ведь они уже восемь лет шагают по чертовой Галлии. Сколько можно, надоело, пустите к мамкам!

И вот тут-то появляются Марк Антоний – друг и подручный Цезаря, младший коллега, так сказать, и Марк Юний Брут – сын любовницы Цезаря Сервилии. Прибегает Марк Антоний, хлопает Брута по плечу и просит у Цезаря полталанта золота на орла.

Д. Пучков: Восемь кило?

К. Жуков: Двенадцать. Талант – это двадцать четыре килограмма.

Д. Пучков: Неплохо у них с деньгами было.

К. Жуков: А Цезарь ему: бери-бери, но ни копейкой больше. Я не очень понял, зачем Марку Антонию двенадцать килограммов золота для восстановления деревянной птички. Что он с ним будет делать? Сумма же просто баснословная – это во-первых, а во-вторых, не совсем понятно, почему золото. Если бы он денег просил, так у римлян в это время в широком ходу золотой монеты не было, в обращении была только серебряная монета. Если бы он просто попросил полталанта, это очень большая сумма, но по крайней мере понятно, что он просит. А полталанта золота – это мера веса, то есть ему нужно дать золотых слитков, какого-то лома золотых изделий на двенадцать кило – для чего, спрашивается? Подкупить кого-то деньгами гораздо проще, равно как и купить что-то на деньги. О размерах этой суммы я просто молчу, это нереальное что-то. Тем более что потом, когда Антоний вызывает к себе Люция Ворена, чтобы отправить его по следам орла, у Антония в руках – неслабый кошелек с какими-то денежками, но в него двенадцать килограммов не поместится.

Д. Пучков: Явно.

К. Жуков: Разве что если монеты урановые. Люций Ворен оказался просто гением сыска, потому что на вопрос, как найти орла, ответил: «Распять на кресте каждого десятого галла и пытать до тех пор, пока не скажут, кто взял».

Д. Пучков: Вроде военный человек, а такие ментовские прихваты!

К. Жуков: «Отлично! Так и делай! В третьем легионе есть пыточный отряд – можешь попросить». Я сейчас, конечно, буду придираться, но третий галльский легион был сформирован только в 49 году до н. э., в фильме же речь о 52-м, его просто еще не существовало. А пока Марк Антоний отправляет Люция Ворена по следу орла, Марк Юний Брут сидит у Цезаря и всячески поносит Марка Антония: «Ой, какое быдло – ужас! И не скажешь, что из хорошей семьи. Как ты его терпишь?!» Но Юний Брут тоже из плебеев – чего ему выступать-то?

Д. Пучков: Странно, а создается впечатление, что он из благородных.

К. Жуков: Юнии – это плебейский род. По крайней мере эти Юнии. Насколько я помню, был еще один род Юниев, те как раз были патриции.

Д. Пучков: Отлично!

К. Жуков: Чего Брут взъелся, я не знаю… Потом он еще будет Помпею хамить…

Д. Пучков: Да, объясняя Помпею, что тот из плебеев. Я так сразу и подумал, что, наверное, этот-то благородный, раз Помпея попрекает. Он, может, ничего плохого и не имеет в виду. Вместо того, чтобы сказать: мы с тобой, как известно…

К. Жуков: Быдлота, ватники.

Д. Пучков: …две свиньи. Выглядело странно.

К. Жуков: И тут мы переносимся опять в Рим, где отжигают Помпей и Атия, которая, чтобы подмазаться к новому правителю, предлагает ему (так как у него теперь нет жены) свою дочку Октавию. Причем все происходит прямо при Октавии. Этого просто не могло быть!

Д. Пучков: Почему?

К. Жуков: В хорошей семье обсуждать вопросы брака при объекте этого самого брака считалось не просто дурным тоном, но и очень плохой приметой. Так было делать нельзя ни в коем случае! Кроме того, во время трапезы там же девки наравне с мужчинами возлежат за столом и едят – подобное тогда, во время республики, было невозможно, так вели себя только проститутки. Лежать за столом мог мужик, женщины должны были благонравно сидеть. Это при Калигуле или при Нероне с нравами стало гораздо проще и, скорее всего, замужество могли бы обсуждать при девушке. Во время республики с гражданками высокого положения так поступать было нельзя, и они так себя вести не могли публично.

Д. Пучков: Вы кто?

К. Жуков: У вас тут какой дом – приличный или публичный?

Д. Пучков: Да. Там, кстати, когда представление какое-то идет, девка с голой задницей – и сразу Скорнелия сказала: так-так-так…

К. Жуков: «Уберите, я не могу здесь сидеть, где сидит порочная женщина…» Да, но при этом валяться за столом – это нормально.

Д. Пучков: Напомнило фильм «Жмурки»: «Наверное, мы ошиблись квартирой. Нам лучше уйти».

К. Жуков: «Она не очень хорошая девочка». По-моему, там все не очень хорошие девочки. Переговоры о браке были вполне серьезные. Помпей как нормальный человек сказал, что у него еще по жене траур не прошел, он не имеет права даже свататься. На что Атия предложила ему воспользоваться правами жениха «прямо сейчас». Ну, он и воспользовался, после чего женился на совершенно посторонней девушке, не на Октавии. Это, конечно, вызвало страшный гнев и Атии, и Октавии, поэтому они стали интриговать уже против Помпея. Это второй узел, который завязывается в начале фильма. А первый узел в первой же серии разрубают Люций Ворен и Тит Пулло, которого специально как крайне лютого военного освободили из заключения, дали отсрочку казни и отправили с Люцием Вореном охотиться за орлом. Дело явно бесполезное, ничем хорошим не должно было закончиться, поэтому на поиски отправили человека, которому уже все равно терять нечего. Так вот, орла они нашли: эти самые галлы увели у Ворена и Пулло коней, когда Пулло заснул на посту. Ворен и Пулло пошли по следу, наткнулись на некий караванчик, перебили всех галлов, нашли своих коней, а заодно и плененного этими галлами Гая Октавия и, конечно же, орла. Стали героями.

Д. Пучков: И коня еще.

К. Жуков: Да, естественно, самого главного белого коня, из-за которого Гай Октавий и поехал в ставку своего дяди, точнее, деда двоюродного, в Галлию. Там же нашли подручного Помпея, которого он послал это все курировать, и теперь уже даже Цезарю стало понятно, что Помпей против него играет.

Д. Пучков: Гай Октавий очень ловко легионерам разложил, что к чему.

К. Жуков: Да, Гай Октавий разложил, что ничего эта потеря орла не значила, и дядя их послал специально, чтобы его не нашли. Когда Гая Октавия освобождают из плена, он очень дерзко разговаривает с Титом Пулло: «Немедленно освободи меня!» – «Ты очень дерзко говоришь для раба». – «Я не раб, я римский гражданин, я Гай Октавий из рода Юлиев». Что?! Что вы несете?! Он только что сказал нечто вроде: «Я Клим Жуков по фамилии Иванов» или «Я Дмитрий Пучков по фамилии Рабинович». Он же сказал: «Я Гай Октавий»? Значит – он Гай из рода Октавиев. И тут же «из рода Юлиев»? Его полное имя Гай Октавий Фурин. Фурин – это когномен, прозвище в честь победы его отца над восставшими рабами Спартака при Фурии (город на юге Италии, нам больше известен по старому афинскому названию Сибарий, откуда происходит слово «сибарит»). Легионеры должны были очень сильно удивиться, когда он так представился, и спросить: «Ты точно римский гражданин?»

Д. Пучков: Ты в своем уме? Мальчик, ты чей?

К. Жуков: Вообще с именами в фильме, откровенно говоря, беда. Хотя вроде в схеме формирования римского имени не так сложно разобраться. Во-первых, там целая куча римлян с греческими именами. Например, подруга Октавия Иокаста. Ну не могла римская девушка носить греческое имя!

Д. Пучков: Просто потому, что ей бы его не дали.

К. Жуков: Ей бы его, скорее всего, не дали. Могло быть прозвище, которое используется вместо имени, у комедианта, например, но не у приличной девушки.

Д. Пучков: А вот Цезарь – это по-русски «волосатый».

К. Жуков: Да.

Д. Пучков: Это про шерсть на теле?

К. Жуков: У Киарана Хиндса, сыгравшего Цезаря, конечно, такой мощный римский нос…

Д. Пучков: Отличный профиль просто!

К. Жуков: Японимаю, что его пригласили всериал, потому что он сыграл Цезаря вфильме «Астерикс и Обеликс против Цезаря».

Д. Пучков: Где показал себя Цезарем.

К. Жуков: «Кого будем брать на роль Цезаря?» – «Меня». – «Апочему? Увас есть опыт?» – «Да, яуже играл Цезаря – отлично получилось». С именами в фильме полная беда. Например, преступный авторитет Эраст Фульман – это кто: еврей или немец, может быть? Что это за имя? Или там был человек, которого звали Руф Транквилл. И Транквилл, и Руф – это когномены, человек не мог быть Руфом Транквиллом, он мог быть Руфусом Транквиллом или Руфием Транквиллом.

Д. Пучков: Меня зовут Жуков Пучков, без черточки.

К. Жуков: Нет, не Жуков Пучков. Номен, самое главное в римском имени, – это фамилия по-нашему. А вот Цезарь, Транквилл или что-нибудь подобное – это просто кликуха, которая иногда делается родовой. Например, «я – Сопливый Лютый, Волосатый Вонючий, Добрый Могучий» – как-то так, причем вместо имени.

С женскими именами вообще все было очень просто. Например, Атия, которая почему-то из рода Юлиев. В одной из серий, когда у них были страшные разборки с некой Сервилией, она все время говорила: «Атия из рода Юлиев, взываю к справедливости!» Атия не могла быть из рода Юлиев, «Атия» значит «из рода Атиев». Например, у Марка Атии Бальбы родилась дочка, и она стала Атией. Если бы у Атии родилась сестра, ее бы называли Атией-второй. Если бы у Атии родилась дочка в том же роду, она стала бы Атией-младшей, а ее мать – Атией-старшей. То есть там не могло быть Оли Петровой, была бы просто Петрова. Женщине имени не полагалось.

Д. Пучков: Круто.

К. Жуков: Почему нельзя было в этом разобраться, снимая фильм, не очень понимаю.

Д. Пучков: И при таких деньгах!

К. Жуков: Это не требует практически никаких усилий. Посмотрели бы какую-нибудь книжку про римские имена или хотя бы «Википедию». В 2005 году, когда снимали фильм, уже была «Википедия» на английском, там об этом написано, я уверен. Это не секретная информация.

Д. Пучков: Странно подошли.

К. Жуков: Абсолютно удивительно, тем более что это звучит дико.

Д. Пучков: И что получается – здесь накосячили, там накосячили, это не так, то не этак, а сериал-то хороший. Почему? Потому что он хорошо снят или потому что речь идет о далекой от нас истории и наших Грозных и Софий не касается?

К. Жуков: Дело в том, что сценарий (я сейчас не говорю о визуальном ряде) написан настолько круто, что некоторые эпизоды и диалоги можно смело высекать в камне даже после того, как над ними поработали отечественные специалисты художественного перевода. Они не смогли окончательно их испортить, хотя, конечно, старались очень сильно. Второй раз я смотрел сериал на языке оригинала, потому что даже в весьма приличном мосфильмовском переводе хватаешься за голову и думаешь: а вы какое кино переводили-то? Явно не то, которое сейчас на экране.

Д. Пучков: Мне очень понравилось в переводе НТВ, как Тит Пулло держит голубя и говорит, что он богу, если что, зарежет барана, ну а если не получится…

К. Жуков: Если не договорится о цене…

Д. Пучков: …«то шесть голубей». Перевод: «…то десять голубей». Six от ten, по-моему, отличается.

К. Жуков: Кардинально! На четыре.

Д. Пучков: Почему так получилось – теряюсь, просто теряюсь.

К. Жуков: Меня это всегда поражает.

Еще пару слов о главных героях: Тит Пулло и Люций Ворен – это два персонажа, которые известны из «Записок о Галльской войне». Они оба были центурионами, им посвящена целая глава, ну, по-нашему говоря, – довольно развернутый абзац, где рассказывается, что они в одной крепости, в лагере римском, который осаждали галлы, решили выяснить, кто бодрее, и помчались прямо за стены резать галлов. И хотя они были соперниками, но спасли друг друга и вывели из-под удара. Это так понравилось Цезарю, что он даже про них написал, причем в превосходных тонах. Он вообще-то о простолюдинах не писал почти ничего, тем более по именам их не называл.

Д. Пучков: Что про вас, козлов, писать, да?

К. Жуков: А вот тут и персональная глава про них, и по именам назвал, то есть люди были очень заслуженные. Правда, служили они, судя по всему, в десятом легионе, а не в тринадцатом. А тут у нас некая рокировка – их перевели в тринадцатый легион, который на самом деле был под Алезией. Тита Пулло сделали дураком-рядовым, а Люция Ворена не меньшим дураком, но офицером.

Д. Пучков: «Можешь говорить о чем-нибудь другом, кроме баб?» – «Могу – про еду». Вызвало у него серьезное недоумение – что за предъявы?

К. Жуков: В самом деле, о чем еще можно говорить?

Д. Пучков: Кстати, я был в этой Алезии – там стоит гигантский памятник Верцингеториксу. Видимо, французы чтят предка, любят. Надо же себя с кем-то ассоциировать.

К. Жуков: А им очень удобно – они могут себя ассоциировать и с галлами, и с римлянами, и с Карлом Великим, который был вообще немец.

Д. Пучков: И никого это не парит. Это только у нас про викингов крики – как нехорошо, что у нас викинги какие-то были. Смешно!

К. Жуков: Да, румынам бы об этом рассказали, потому что румыны одновременно потомки маленького гордого народа даков, покоренного и почти истребленного, и потомки завоевателей, но это их совершенно не напрягает.

Заканчивается серия сожжением лагеря под Алезией, тоже не очень понятно, зачем это, видимо, просто красиво.