Текст книги "Принц и Ницше, или Всегда говори «никогда»"

9

Солнце било в мозаику окон далеких многоэтажек розово-оранжевым светом заката. Вова вышел на пустую, но насыщенно-зеленую улицу испепелить порцию табака и заодно позвонить Алене, крепко размышляя о приоритетности задач. Калитка пискнула за спиной – хотела в преступном сговоре с тугой пружиной хлопнуть Вову по спине, но тот оперативно покинул радиус ее действия.

– Алло, привет, это Вова. Есть интересный случай. Для тебя. Можешь присоединиться к нашей банде, – сказал он в трубку, уже сделав несколько качественных затяжек.

– Вау. Привет. А что за банда? – ответила холеная Алена, выпорхнувшая из фитнес-клуба с небольшой спортивной сумкой наперевес и бутылочкой минералки в руке.

– Я, Евген и Костик Жожоба, – вещал оцифрованный голос Вовы сквозь километры. – Евгена ты могла видеть со мной на стройке, а с Костиком мы стояли в центре не так давно, когда ты вышла из «Старбакса». Кстати, когда я вас познакомлю, спроси, какой закон он примет первым, когда станет президентом.

– Хорошо. А когда?

Вова услышал писк сигнализации и хлопок дверью – Алена садилась в авто.

– Сегодня. В одиннадцать.

– Поздновато. Может, завтра? – голос ее потерял пространственную широту улицы, стиснувшись салоном машины.

– Завтра сегодня станет вчера. Пока.

– Да стой же. Поздновато, но пошли. Если только мы реально идем на дело.

– Нет. На самом деле мы поедем в мою секретную комнату пошлых утех. Придумай стоп-слово.

– Штангенциркуль, – ни секунды не размышляя, сообщила Алена.

– Интересный выбор. Потом расскажешь, как ты к этому пришла. Встречаемся у метро «Космонавтов», только, бога ради, оденься попроще. Джинсы там, футболка. Это не светский раут.

– Еще и на подземке поедем?

– Да.

– Я так-то не сильно сложно одеваюсь.

– Само собой. Но оденься проще. Все, пока.

Голос резко оборвался в трубке, взаимного «пока» не дождавшись.

Алена после короткого спора с собой согласилась на предложение, принеся в жертву вечер, полный предсказуемых, удобных приятностей, как то: массирующей плечи ванной, американского, в целом близкого по духу (хотя скандинавские синематографические истории как будто снимают про нас), сериала с субтитрами, цель которого – подтягивание уровня английского с планки B2 до С1, и бонусом – готовка кулинарного изыска.

Смеркалось. Успокаивалось. Стихало. Приглаживалось. Город дышал размереннее, медленно вдыхая голоса, оклики, щелканье каблуков по мостовой, шепот бульваров, насвистывание цикад. Город зевал закрывающимися дверями заведений, посапывал в уютной дремоте гудящих кондиционеров и засыпал, укутавшись в темный плед ночи, мягко усыпанный звездами.

Вова, одетый в черное поло с красными линиями и темно-коричневые брюки, снял с плеча одну лямку потертого рюкзака, подойдя ко входу в метро и остановившись. Ему в глаза бросилась засвеченная лучистым фонарем надпись на стене: «Брось все и уехай».

Вова сделал шаг ко входу в голодное подземелье метрополитена, задумавшись над кочевым смыслом послания, но его остановил оклик:

– Коди! Да подожди!

Костик, облаченный в уродливые шорты цвета милитари и тонкую светло-зеленую мастерку с тремя белыми полосами на закатанных рукавах, надетую нараспашку поверх футболки, поравнялся в шаге с Вовой. Светлые волосы его были сильно растрепаны или специально уложены таким образом – этого никто не знал.

– Бомжур, – Костик протянул руку другу, чтобы закрепить встречу рукопожатием. – Я думал, ты уже на платформе с Евгешей. Опаздывать-то только мне можно. Ты как в целом?

Ребята спускались вниз по лестнице бок о бок – говорливая расхлябанная спонтанность Костика и выверенная молчаливая сдержанность Вовы.

– Все нич.

– Эй, Инч, у меня все нич! – нараспев добавил Костик.

Турникет открылся по мановению волшебной карточки. Ступени спускали людей под землю на небольшую, но глубину, немного ближе к теплоте ядра планеты, а здесь, внизу, – отделанная полированным мрамором платформа, мозаика стен, хром колонн, играющих отблесками ламп, льющихся из стилизованных сопел космолетов, замерших на потолке.

– Гля, вон и Евгеша стоит на перроне в такой же позе, как эти грустные самки во французских фильмах. Хотя нет, скорее как портовая шлюха в ожидании своего морячка, – с особым смаком на «портовой шлюхе» комедийно выпалил Костик.

Евген, скрестив большие руки на груди, стоял у самого края пустой платформы, у жирной желто-черной линии, и всматривался в загадочную темноту полукруга тоннеля, откуда должен был появиться поезд весь в огнях.

– Привет. О чем задумался? О суициде? Это похвально, но вредно, – Вова пожал огромную руку друга, взглянув на притягательно-холодный блеск рельсов. – В моей голове тоже скользнула приторная, приятная своей мерзостью мысль о самоубийстве.

– Да не, – растянул басящую полуулыбку Евген, одернув ворот темно-синего поло. – Говорят, нужно увидеть свет в конце тоннеля. Но нужно сначала найти сам тоннель. Вот такая глубина мысли.

– Я, собственно, – виновато начал Вова, – сегодня позвал ту мадам, про которую вам говорил. Да вы ее уже видели. Нужно ей показать что-то, иначе она не починится. И мне придется тусить с мажорами.

– А может, ты опять хочешь дать мажорке шанс? Жизнь тебя ничему не учит, брат, – назидающе юлил большой Евген косолапым голосом. – Или ты просто хочешь завалить ее и заколоть кожаной иглой? Тогда все правильно делаешь.

– Я всегда даю один шанс. Но только если маятник качнулся в сторону да. И он качнулся. В этот раз это только работа. И то до первого косяка.

Вова сделал останавливающий жест рукой, точно проведя границы будущих действий в отношении Алены.

– А что, годная чикуля? – оживился обычно флегматичный Костик. – Я тогда не разглядел толком, помню только ее шикарную задницу, прыгнувшую в не менее шикарного «мерина» на заряженных номерах.

– А вон она идет, чисто вам на зацен.

Вова с хитрым дворовым прищуром кичливо кивнул в сторону Алены, приближавшейся с другого конца платформы модельной походкой, полной грации и изящества – строго по одной линии, точно по подиуму где-то в Милане. Движения идеально очерченных бедер, упругость грудей и точеность линий светлого лица – три пары глаз навели резкость, рассматривая детали. Взгляды друзей – тактичный, но пошловатый взор Евгена и ловкое, лобызающее созерцание Костика – встретили девушку почтенной завистью.

– Вах! Годнота, – Костик утвердительно закивал, продолжая описывать похотливые зигзаги по телу Алены. – Эту герцогиню грех не пропороть.

– А ты у нас главный пропарыватель на районе? – ухмыльнулся Евген.

– Я да, а вот ты, половой извращенец, ты главный мастер руколожества в городе, – артистично гримасничал Костик.

Алена прошла половину дистанции в напрасной попытке услышать, о чем говорят чересчур довольные Вовины друзья, однако их предсказуемые взгляды давно все объяснили лучше слов.

– Коди, – защебетал замечтавшийся Костик, – если она тебе не по душе, то я готов тебя заменить. Наша любовь с этой куропаткой будет произведением искусства!

– Каким бы одним словом ты описал данную мадам? – Евген положил широкую ладонь на покатое плечо Костика.

– Дезоксирибонуклеиновая красота! – страшно плюясь, прозвенел Жо.

– Заткнись, дебил! – рассмеялся Евген.

Вова лишь осторожно улыбнулся. Алена подошла.

– Надо мной смеетесь?

Она сияла лучезарной улыбкой, по совету Вовы одевшись определенно просто – джинсы, «аирмаксы», тончайший светло-серый худи с рукавом три четверти.

– Ну да, – отрезал ставший вмиг отрезвляюще серьезным Вова. – Алена, это Евгений.

– Приятно, – тяжело и низко сказал высокий Евген.

– Взаимно, – искренность Алены светилась.

– Это Костик, он же Жожоба. Костик, это Алена.

– Очень приятно. Меска́лин Константин Сергеевич, – задрав нос, презентовал себя Костик. – Прошу любить.

– Меска́лин? Или… – подвесила многоточие Алена, улыбнувшись.

– Шутка про ударение потеряла свою актуальность еще в детском саду, – продолжил кривляния Жо, – где меня, к слову, называли секс-машиной. Но оставим эти этикетные никчемности. Алена, как ты думаешь, как дельфины нюхают кокаин? Переворачиваются на спину и нюхают через трубочку, вставляя ее в свою дыру, или просто засыпают кокс через воронку?

– Я думаю, что через трубочку, – не растерялась Алена. – Но дельфины, которые хотят быть похожими на людей, через стодолларовую купюру.

– Это пять, ты принята в нашу шайку, – закивал довольный Костик.

– Ну ты уже поняла уровень нашей команды, – скрывал улыбку Вова, обращаясь к Алене.

– Меня устраивает, – мигнула Аленина компанейская общительность, ее широкая черта, находившая отклик в любом собрании человеков разумных, наделенных хотя бы речью.

Поезд-громовержец гудел из тоннеля, разгоняя быстро расползающуюся, перепуганную тьму.

– Поехали, кажется, этот нам подойдет, – Вова-вожак сделал пригласительный жест рукой.

Ребята вошли в почти пустой вагон: блеск поручней, жестковатые сиденья, «двери закрываются». Алена села рядом с Вовой, Евген и Костик – напротив. Жожоба, ехидно посматривая то на Вову, то на Алену, что-то активно стрекотал в ухо Евгену, отчего тот изредка разрождался раскатистым смехом.

– Расскажи в двух словах, куда едем и зачем?! – перекрикивала гудящий шум перегона Алена.

– Едем помочь людям с «нечистью», – громко ответил Вова. – У нас схема, работающая через сарафанное радио! В таких вещах таргетинговую рекламу давать не стоит! У нас у каждого своя роль! Ты будешь «интенсивным наблюдателем», да и вообще разбавишь нашу суровую мужицкую шайку!

– Хорошо!

– Ты посмотришь и расскажешь мне потом, что видела, что почувствовала! Но случай из легких – нам нужно сохранить твою психику в норме! Нужно подготовить тебя!

– К чему?!

– К починке!

Вова отгородился от мира веками, а Алена вслушалась в странную музыку гудящего железа на перегоне. Большое сердце поезда стучало колесами в рельсах. Ту-тух ту-тух. Ту-тух ту-тух.

Алена заметила девушку в берете, сидящую через пару свободных мест от Костика. Девушка, делая плавные округлые движения сточенным карандашом в тетради, очень осторожно поглядывала на Алену и Вову – казалось, она боится спугнуть капризное вдохновение, которое, если встретиться взглядом с музой, вмиг рассыплется в прах творческих мук.

Алене подчеркнуто польстила одухотворенная мысль, что она может являться для кого-то одной из девяти муз на выбор или стать частью произведения большого, пусть и не ясного для многих искусства, на полотне которого изможденная вечность будет исступленно лежать в ногах у алтарного образа роковой красотки. А может быть, она именно в паре с Вовой способна воодушевить?

Молодые люди пронзили подземелье города с севера на юг и вышли на станции «Ботаническая».

– Дальше пешочком, – скомандовал Вова.

Летняя ночь – воздушная яма со студеным кислородом в округлом июльском мареве – насвистывала цикадами, струилась теплой темнотой, своей вороненой сутью прячась только от факелов горящих огней. Подозрительные светофоры моргали разноцветьем больших глаз. Гладкие извилистые улицы пустели – люди торопились упасть в кровати, всерьез думая, что утро вечера мудренее.

– Костик, – Алена поравнялась в шаге с Жо, – какой первый закон ты примешь, когда станешь президентом?

– Это чертовски хороший вопрос, – Костик оживился, ему абсолютно не претила мысль о масштабном лидерстве. – Я очень люблю наших людей за смекалку к выживанию. Поэтому я для начала введу налог на отсутствие богатства и начну сажать за бедность.

– Хорошее начало, – рассыпался бисером жемчужный смех Алены.

– Я, вообще-то, не шучу, – уязвленный, Костик нарочито насупил излишне живые брови.

– Вот же пистон, – с рыком ухмыльнулся Евген.

– Так-то он прав. Наши правители очень любят народ. Но деньги любят больше, – подытожил Вова.

Алене нравилась эта абсолютно разношерстная, непонятная компания. Но виду она, конечно, не подала.

Ребята дошли до железнодорожной ветки со стрелкой, создающей иллюзию выбора: посеребренные вены рельсов, промасленные ребра шпал, тугой запах мазута. Гравий принялся певуче сыпаться с возвышения, едва ребята сделали первые шаги на насыпь. С таблички «Берегись поезда!», висевшей на высоком бетонном столбе, суицидально выпала железная буква «О». Упала прямиком под ноги Вове. Он поднял ее.

– Опять слово собираешь? – прищурил один глаз Евген.

– Ну да, – буркнул Вова, вдумчиво разглядывая овал буквы.

– Это какой-то ребус? – живо интересовалась Алена.

– Инч собирает слова по буквам, – объяснял Евген. – А когда находит последнюю – значит, история закончилась.

– О как. А Инч – это твое прозвище? – Алена провернула комбинацию букв в голове, ища, как в далеком детстве, рифмуемую подколку. Нашла только «Инч-кирпич».

– Фамилия, – сказал сквозь широту раздумий Вова, бросив букву в куст шиповника, приглушенно льющего фиолет цветов.

– Да нет никакого ребуса, – вставил экспертное мнение Костик, деловито уперев руки в боки. – Это просто понты перед девочками, которые не смотрят.

Костика так и подмывало пошутить насчет фразы, получившейся в предостерегающей надписи без недостающей буквы, с большим трудом он все же удержал язык за зубами – трезвость плюс голубая кровь Алены придушили шальной порыв.

Поезда так и не встретив, ребята перешли переезд, рельсы которого старательно вылизала глумливая, вздорная Луна. Еще пара пыльных километров пути сквозь опустившуюся тень нашей же планеты, отвернувшейся от ласкового, надмирного солнца и с тоской смотрящей в бесконечную глубину космоса.

– Мы на месте.

Вова кивнул в сторону темного двухэтажного дома, обнесенного высоким забором из итальянского кирпича миндального цвета. Во дворе горел ссутулившийся фонарь, вокруг него роились трескучие насекомые. Из дальних дворов отрывисто лаяли собаки.

– Хозяева там? – басил вопросом Евген.

– Не, как обычно всё. Ключи у меня. Вот они, – Вова потряс извлеченной из кармана связкой звонких ключей, точно колокольчиками, и отправился к калитке.

– А то было бы странно так завалиться толпой, – Евген громко пшикнул пивной банкой, извлеченной из небольшого рюкзачка, всегда болтающегося за его широкой спиной на одной изможденной лямке.

– Вы на такие мероприятия берете алкоголь? – неправдоподобно удивилась Алена, в душе страшно испугавшись темного дома, теснота стен которого рушила каркас хорошего настроения – Алена попыталась выпустить из себя липкий страх вместе со словами. Неважно какими.

Теперь странная компания трех малознакомых ей парней более не выглядела добродушной: Костик из смешливого просточка в момент перевоплотился в поехавшего головой растлителя, Евген из добродушного крепыша превратился в громадного пьяного изверга, а Вова, этот таинственный красавец, обернулся коварным, все четко спланировавшим душегубом.

– Евгеша у нас алкаш, Вова – днарь-бунтарь, а я – красавчик, мужской волк, – каркнул довольный Жо, вслед за Вовой войдя в калитку пританцовывающей походкой.

– Интересно, кто я? – задалась Алена, заложив руки в карманы худи, взяв в ладонь отрезвляющую прохладу перцового баллончика, юрко спрятавшегося в темном уголке одежды.

– Ты красавица-куропатка! – брякнул Костик, но Алена услышала лишь вскрикнутое ночью в отчаянии «Очередная жертва!» и уносящееся, размазанное, долго играющее эхо этих страшных слов.

– Правильно подобранный алкоголь превращает любой разговор в песню, а дело – в танец, – сказал Евген, пропустив Алену вперед, в западню, ласковый в своей корявой грубости голос адресовав Костику.

– Херню не пори! Я с обеда не пил! – отозвался Костик, уже вошедший в высокий, ладный дом.

Хитрая, коварная калитка беззвучно закрылась за спиной, потирая вспотевшие от вожделения ладони. То же следом сделала и вороненая стальная дверь, отделяющая свободную улицу от безвыходной темницы жилища.

– А делу ничто не помеха, если любишь дело, – резюмировал Евген, войдя в дом последним и громко провернув ключ.

Алена хихикнула для вежливости, чувствуя себя пойманной в ловушку, – страхи, взяв здравый смысл в заложники, требования о выкупе не выдвинув, принялись кричать наперебой в ее подсознании, предлагая попросту сбежать отсюда как можно скорее. Но Алена шла вперед, шаг за шагом, ища странности, чтобы отвлечься и понятные страхи свои обуздать.

Дом был чист и прибран, хорошо пах и источал какой-то подозрительный уют, не свойственный чужим местам. Здесь хотелось быть, сюда хотелось вернуться. В углу предбанника стояли метлы, еще теплые от ночной верховой езды шабашных ведьм. Под деревянной лестницей на второй этаж – кошкин (гремлинский или троллевый) дом, обитый старой фланелевой черничной рубашкой в грубую клетку. В просторном зале, отделанном благородным деревом, над камином висела оленья голова с чересчур приглаженной шерстью. Голова повернулась к Алене и с излишним драматизмом мокрых глаз произнесла: «Беги!» Алена фыркнула сама себе и поднялась по статно скрипящей лестнице на второй этаж. Ее встретили ростовые часы с гипнозно раскачивающимся маятником. В спальне – сложенный и застеленный одним комплектом постельного белья сиреневый диван – атрибут несчастливой семейной жизни. Возле дивана – картонная коробка, внутри – белый крольчонок. Аленины нежные руки потянулись к малютке-зверю, но грубый голос Вовы одернул ее за плечо:

– Алена, где ты?!

– На втором этаже!

– Спускайся, нужно побыть на первом!

– Иду!

Спустившись и заметив, что лестница ведет еще и в подвал, где в морозилках лежат останки предыдущих жертв (роковых богатых красавиц), она застала Вову выдающим ребятам по две маленькие квадратные камеры, оставив и себе пару, – троица парней разошлась по дому устанавливать одноглазых сыщиков в определенных местах, чтобы просматривалась большая часть комнат и коридоров. В это время Алена, медленно успокаиваясь, прошлась довольно вальяжной походкой по этажу первому, украдкой касаясь вещей, подмечая, где, например, стоят ножи на кухне или с какой стороны камина пригрелась кованная кочерга. Внимательный взгляд ее остановился на маленьких наклейках с православными крестами над дверными косяками – дом был освящен. Алена зашла в отдаленную комнату – чей-то педантичный кабинет с широким, гладким столом, где вся раболепная утварь стоит строго на положенных ей местах. Алена провела пальцами по корешкам книг обширной библиотеки, потянула одну на себя – ее дивный переплет наощупь чистый бархат, и смысл в ней написанного меркнул в нечестном сравнении по праву первенства с внешней оболочкой.

Вова вновь воззвал всех на сбор – оперативно расправившись с расстановкой камер, молодые люди сошлись на светлоликой широкой кухне и расселись на удобных дубовых стульях с высокими спинками вокруг круга стола со смолянистой прожилкой поперек натертой глади его поверхности.

– Что делаем? – Евген в два глотка добил пивную банку. – Как обычно всё?

– Нужно понять, где второй, а где первый обитают, – рассуждал Вова, открыв нетбук, быстро введя пароль беспроводной сети, написанный на обрывке бумаги, и ударив по клавише «энтер», появилась картинка с камер. – И где происходят их драки. Хозяева сказали, что обычно между часом и двумя ночи. Поэтому подождем, потом разгоним их и проведем границы. По этажу им хватит. Нож взял? – Вова обратился к Костику, рассматривающему вороватым взором, точно полотно эпохи дворцовых переворотов, открытый холодильник, дверца которого пестрела магнитиками из всех уголков земного шара.

– Обижаешь, – Костик, не оборачиваясь, достал из кармана нож в ножнах и резким движением обнажил клинок.

Алена вздрогнула, голос в ее голове замолчал, по телу, еле высовываясь, поползли перепуганные мурашки.

– Тебе не нас нужно бояться, – зловеще предупредил Вова.

Евген и Костик резко перевели неприкрыто недоуменные взгляды на Алену.

– Фройляйн опасается, что мы банда маньячин, – полушутливо пояснил Вова. – Посему, Алена, предлагаю тебе взять такси и спокойно вернуться домой. Я понимаю, как все это выглядит, поэтому…

– Да не боюсь я вас, просто нож меня смутил, – врала, краснея, Алена – ее страх обнажился, и она попыталась поскорее откреститься от него любыми способами, как будто бояться чего-то это как минимум неестественно.

– Нож как нож, – промямлил Костик, с кошачьей непосредственностью выкрав из холодильника банку колы и на четверть пустую бутылку шотландского чистопородного виски, попутно из ледяной пещеры морозилки извлеча лед, стиснутый в кубах, и вернулся за диск стола смешивать награбленное с собственным энергетиком.

Банки чихнули, открывшись, лед трещал, выпадая из емкостей, свинчиваемая пробка трепетала в экстазе – коктейль был готов в несколько секунд. Крохотные пузырьки-икринки поднимались со дна стакана и лопались на поверхности – вожделенно тянулись к человеку. Костик сделал пару резких глотков ледяного напитка, кола обожгла холодом почти все лицо – странное ощущение ломило зубы и слезило глаза. Виски же, в свою очередь, быстро разлив тепло по желудку, передал эстафету энергетику – тот добавил сил, а точнее, обманул доверчивый мозг, убедив, что сил еще предостаточно. Жо расплылся в чеширской улыбке.

– На, сама посмотри. Только верни – видишь, я плачу из-за расставания с любимой игрушкой, – гримасничал Костик, округлив намокшие глаза.

Алена неуверенно взяла нож в руки, извлекла из толстокожих ножен и принялась вкрадчиво рассматривать каленую сталь и необычную рукоять – нужно было занять свой разум чем угодно, чтобы вытеснить ненужные, теперь еще и прилюдно обнажившиеся страхи.

– Это шаманский нож, ему о-о-очень много лет, – рассказывал Вова. – С Алтая. У него рукоять из кости мамонта. Подарок от наших далеких предков, а может, и не предков. Ритуальный, в общем.

– Вау, – Алена не могла оторвать взгляд от гипнотического блеска клинка – изящная роспись на металле пленила разум.

Алена с опаской дотронулась до лезвия. Украдкой провела подушечкой пальца под правильным углом, исключающим порез, по зазубринкам металла. Тончайший импульс замер на кончиках пальцев, в трепещущий мозг ощущения отдав не сразу.

– Это нормально, что, когда держишь его в руках, ощущаешь что-то вроде движения внутри?

Приятное, невыразимо странное волнение растекалось по заинтригованному телу Алены.

– Да, он приводит в движение энергию, ускоряет ее, тут свой механизм, – инструктировал Вова. – Энергия раскрутится по телу по спирали, а закончится все в животе, вот увидишь. Только в транс не впади.

Алена, затаив дыхание, закрыла глаза, чтобы лучше прочувствовать то, что происходило у нее внутри – было не ясно, в животе ли, в голове или только на кончиках пальцев, – энергия заполнила ее тело и быстро перемещалась: казалось, она сама стала сферой, в которой бушевал маленький, но бесконечный космос.

– Вау…

– Погоди, это еще цветочки, – Костик оперативно смастерил такой же коктейль для Алены, как сделал для себя любимого, даже налив чуть больше виски, ибо чужих ингредиентов не жалко. – А теперь процеди эту божественную влагу через внутренние фибры.

Алена сделала большой глоток – появились новые краски. Надоевшие страхи наконец ушли, оставив лишь извечно юное любопытство и ненасытный голод новых ощущений. Она смутилась на долю секунду, поранившись об колкое воспоминание, в котором сквозь тонко натянутую пелену памяти прозрел образ брата, впервые предложившего ей попробовать какой-то белый порошок, украденный из кабинета отца. Алена на время отложила нож, чтобы чуть позже, когда рассеется предосудительный флер угрызений злопамятной совести, вернуться к нему, заняв разум перевариванием свежей информации – как можно почувствовать что-то космическое от простого прикосновения к чему-то вполне земному?

Время неспешно тянулось перетекающими из уст в уши словами и напитками, перетекающими из чаш в людей.

– Короче, приснился мне сегодня такой сон, – начал очередной монолог Костик. – Я встречался с девушкой, но это была не обычная девушка, а лицехват из «Чужих». Мы гуляли с ней, я держал ее за одну из восьми щупалец, иногда мы целовались, точнее она присасывалась к моему лицу. Весело красили огромные яйца на Пасху, внутри которых спали ее братики и сестрички. Она познакомила меня со своими родителями – с Чужими. Мы обсуждали детей, говорили, что еще не готовы. Думали о своем жилище – родители предлагали космическую ипотеку на тысячу световых лет. Потом мы снова гуляли, и я засмотрелся на тощие жопы других баб-лицехваток, и моя пассия тут же приклеилась к моему лицу, и я впал в кому, а позже, после пробуждения, родил через свою грудь Чужих-близняшек. Такие милые. Но дело в том, что любимая, отложив в меня эмбрионы, не удосужилась сдохнуть – только я вышел из комы и родил детей, как она тут же начала лепетать, что я уделяю ей мало внимания и не люблю еду, которую она готовит. А готовила она действительно ужасно. Особенно плохо ей давался бефстроганов.

Чертовски хорошее воображение Алены в смешливых деталях дорисовало межпланетный быт странной семьи – хвостатая пассия Костика, занимаясь готовкой, была облачена в фартучек с изображением Сигурни Уивер, а ее родители представлялись типичной семьей – отец с достопочтенным пивным животом, стиснутый неподобающего размера тельняшкой, спросивший ухажера дочери о главном: «Служил?», а мать с крашеными короткими волосами надменно посматривала на жениха, к выбору дочери относясь с расистским межгалактическим презрением.

– Как тебя земля носит, не пойму, – покачал головой хихикающий Евген, пьющий чужой виски чистым из высокого хайбола.

– По счетчику Гигера эта история зашкаливает. Хотя интересно было бы на все это взглянуть, – улыбался уголками губ Вова, отслеживая происходящее в доме через нетбук. – Хоть кино снимай. По-любому будет лучше четвертого фильма франшизы.

– А близняшки были мальчики или девочки? – спросила в полуулыбке Алена.

– Ты глянь, какие вопросы ее заботят! – воскликнул Костик. – Да кто там разберет, это ж Чужие. Вырастут – сами решат.

Ночь налилась и дозрела, подслушивая ненавязчивые беседы молодых людей, вышедших покурить на крыльцо, о разном: обсуждали оккультизм и эзотерику, бытовые войны, сны и их предназначение в жизни.

– А мне иногда снится, что я живу на высоком этаже и у меня к балкону привязан огромный красный воздушный шар, – произнес Вова, точно читая сказку, и пелена грез вплелась в ночь, припорошенную светом округлого фонаря на веранде дома. – И я забираюсь в него и лечу покорять новую страну. И в этом сне почти на всех домах есть шары. Большие и маленькие. Кто-то летает, кто-то нет. Наверно, летают только те, кто умеет мечтать.

– Летают только те, кто умеет мечтать… – повторила, задумавшись, Алена.

Ребята подозрительно-иронично посмотрели на нее, объятую тончайшими волокнами сигаретной дымки.

– Фраза хорошая просто, – она улыбчиво отмахнулась от подшучивающих взглядов и полупрозрачной пелены смога.

Алена окинула взглядом двор – у серьезного забора невысокие молчаливые ели, задумчивые пихты, свешивающие любопытные головы герани и бог весть как здесь оказавшиеся инопланетные самовлюбленные эдельвейсы – все вместе они составили весьма путанную композицию флоры.

– Красиво тут, – заключила она, а парни, бегло оглядевшись и вопросительно переглянувшись, оказались не в состоянии оценить видовые переплетения растений и вернулись к обсуждению финала чемпионата Европы по футболу, предварительно проехавшись по неутешительной «игре» отечественной команды.

Мимо ребят медленно летел, мигая спутником, покоряющим незримую орбиту, светлячок.

– Что это мигает? – всматриваясь во вспыхивающий огонек, произнесла Алена.

– Светлячка никогда не видела? Ох уж эти городские, – Костик излишне драматично закатил глаза.

– Они обычно в лесах живут, а этот решил стать урбанистом, – Вова выдул дым тонкой струйкой вслед насекомому.

– Вообще странно, очень напоминает деталь сна, – протараторил Жо. – Мне иногда снятся светящиеся водоросли – они есть в каждой реке, в каждом озере, короче, в любой воде, которую вижу во сне. И вот так же ритмично мигают. Может, типа вместе с сердцем бьются.

– Как ни странно, – неожиданно согласливо с другом высказал Евген, – у меня во сне тоже есть такие водоросли. Буквально в каждой луже. Если бы ты не рассказал, я бы никогда и не вспомнил. Они еще светятся таким ярким фиолетовым пульсирующим светом.

– Точняк! Да! Именно ярко-фиолетовым! Больше всего я их вижу в одном повторяющемся сне, где они вплетены в гигантский водоворот, который вращается почему-то на суше, а я потом еду по нему куда-то наверх в кабинке от американских горок. Такая ересь, просто жесть…

– Скорее всего, – объяснял Вова, – так вы видите структуру своей памяти. Это нечто вроде нейронов и синапсов, общающихся между собой в мозгу.

– Ну хз, я не очень люблю воду, так что странная структура, – Евген внушающим щелчком пальцев отправил окурок, рассыпающий на лету быстрогаснущие косые искры, за высокий забор.

– Особенно воду с градусом, – вставил риторическую ремарку Костик.

Ребята вернулись на гостеприимную, расставившую объятия отодвинутых от стола стульев кухню, когда стрелка больших часов перевалила за час ночи. Вернулись к рассказам о снах и к хитрому виски, которое, как ласковый кот, само подставляло свое обличенное в бутылочную форму тело под раскрытую человеческую ладонь.

Алена все не решалась рассказывать о своих грезах, хотя ей очень хотелось, – все-таки это чужие люди, а сновидение довольно интимная материя. Благо алкоголь, умноженный на время, равен стертым границам:

– Мне в последние годы очень часто снится один и тот же сон. Я стою на крыше высокого дома ночью. Город спит. Я смотрю на звездное небо, все так тихо вокруг, мир пропитан гармонией и красотой. Но потом замечаю огонек на горизонте. Огонек растет и становится огнем, потом он раздваивается. Я слышу нарастающий, зловещий свист и гул – это приближается самолет. Мне нужно убегать, но я не могу сделать и шага – огромный самолет врезается в крышу и взрывается. Дом рушится, и я лежу под обломками придавленная и вся в крови, а вокруг как будто летают тени. Я долго и отчаянно выбираюсь оттуда. А потом просто бегу, бегу… И добегаю до какого-то темного леса. А там, когда уже нет сил бежать и в легких нет больше воздуха, я падаю в сухую листву и пепел. А в последние полгода появилась новая деталь – я встречаю там черного волка, там, в том темном лесу. И потом я всегда просыпаюсь.

Костик подавился выпивкой. Трое парней украдкой переглянулись. Алена подметила это.

– А в соннике читала, что об этом пишут? – размеренно серьезничал Евген, подперев увесистую щеку внушительным кулаком.

– А смысл их читать, там все всегда к переменам, к болезням или к смерти, – буркнул неонигилист Вова, пожав плечом. – «Если вам приснилось, что вы ходите голый и у вас выпадают зубы, значит, вы умрете от тупости, раз читаете сейчас сонник».