Текст книги "Российский анархизм в XX веке"

Дмитрий Рублев
Российский анархизм в XX веке

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках государственной программы Российской Федерации «Развитие культуры и туризма в 2019 году».

© Рублев Д.И., 2019

© ООО «ТДА», 2019

© ООО «Издательство Родина» 2019

Введение

Сто лет назад, в те времена, когда большая часть территории бывшей Российской империи была охвачена кровопролитными гражданскими войнами, произошли два события, заставившие многих, в том числе и многочисленных претендентов на власть, заговорить о героях нашей книги. 8 июня 1919 г. красный комбриг и анархист Нестор Иванович Махно, объявленный вне закона всесильным наркомом по военным и морским делам Львом Троцким, заявил протест против политики большевиков и, передав командование преемнику, ушел в подполье. Вскоре из своих бывших бойцов он создал Революционную повстанческую армию Украины, сражавшуюся под черными знаменами и анархистскими лозунгами. С этого момента анархисты стали самостоятельной, третьей силой в Великой Российской революции 1917–1922 гг. Вскоре произойдет второе событие, которое, пройди оно по сценарию, задуманному героями нашей книги, могло бы серьезно изменить политическую ситуацию в стране. 25 сентября 1919 г. группа анархистов-подпольщиков и левых эсеров подготовила и совершила взрыв в помещении Московского комитета Российской коммунистической партии (большевиков), располагавшегося в Леонтьевском переулке. В зале, куда левый эсер Петр Соболев бросил бомбу, проходило собрание МК РКП(б). Подпольщики ожидали, что на него явится председатель правительства РСФСР В.И. Ленин. Этого не произошло, но в результате погибли 12 и были ранены 55 партийных лидеров и активистов.

Обращаясь к истории России второй половины XIX – первой трети XX вв., невозможно осмыслить своеобразие отечественной культуры и общественной мысли, не вспоминая об анархизме. «Анархизм есть, главным образом, создание русских»¹, – писал выдающийся российский философ Н.А. Бердяев. И это высказывание во многом справедливо. Ведь из шести мыслителей, считающихся классиками и основоположниками анархизма, трое являются русскими. Это Михаил Александрович Бакунин, Петр Алексеевич Кропоткин и классик русской и мировой литературы Лев Николаевич Толстой. Эти люди относятся к числу немногих русских мыслителей, чьи идеи нашли миллионы последователей по всему миру. Ни русские либералы, ни консерваторы не могут похвалиться такими успехами. Только русские большевики (В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий и И.В. Сталин) получили мировое признание.

Но что же такое анархизм? Это слово происходит от древнегреческого anarchia, что означает безвластие, безначалие. Под термином «анархизм» подразумевается общественно-политическое течение, сторонники которого отрицают любую власть человека над человеком, независимо от того, является ли она результатом добровольного подчинения или принуждения. Анархисты выступают за построение общественной модели, основанной на добровольности, свободном соглашении индивидов и их коллективных объединений. Отрицание государства и политической власти является лишь одним из ситуативных аспектов теории анархизма.

Анархизм не равнозначен антиэтатизму, как одному из полюсов общественно-политической мысли. Антиэтатист, отвергая государство и выступая за наиболее обширное сокращение его вмешательства в личную жизнь человека, совершенно не обязательно стремится к полному преодолению власти над людьми и ее замене добровольными отношениями. Он может выступать за минимизацию полномочий государства, как и за сохранение институтов, имеющих властнический (авторитарный) характер. К антиэтатистам относятся радикальные либералы, либертарианцы, консерваторы из числа «новых правых», традиционалисты, представители сектантских религиозных течений, радикально-контркультурные деятели. Существуют и иные термины для определения подобной позиции. Так, минархисты, к которым можно отнести либертарианцев и радикальное крыло либералов, выступают за сведение полномочий государства к минимуму, необходимому для защиты прав и свобод гражданина, в том числе – права частной собственности. Экстархисты (внегосударственники), к которым относятся представители части контркультурных, религиозных и традиционалистских течений и сообществ, выступают с позиции игнорирования государственных институтов. Подразумевается организация собственной жизни вне государства, но при сосуществовании с ними.

Анархист является антиэтатистом, но отрицает государство, как и другие властные институты. Он отвергает общественные структуры, организованные иерархично и авторитарно. Среди них – традиционная семья, общинная и родоплеменная организация и т. д. Для обозначения сторонников анархизма, тех или иных анархистских идей, часто используется термин «либертарный», а «либертарий» – как синоним слова «анархист». Во второй половине XIX–XX вв. в большинстве случае анархисты использовали его как синоним слова «анархистский». В этом смысле и в наше время он часто появляется на страницах литературы об анархизме.

Анархистское движение в России имеет обширную историографию. Выходят многочисленные труды, посвященные теоретическим, тактическим, региональным, социальным, культурологическим особенностям российского анархизма. Мы полагаем излишним перегружать внимание читателя перечислением этих изданий и рассматриваемых историками исследовательских проблем. Желающие обратиться к этой теме могут ознакомиться с ней по работам историографов и библиографов. В частности, мы рекомендуем справочник, подготовленный петербургскими историками В.Д. Ермаковым и П.И. Талеровым². Но нельзя не признать тот факт, что полноценные исследования, охватывающие историю анархистского движения России в наиболее значимых ее аспектах, до сих пор не написаны.

Первая монография, обобщающая историю российского анархизма, принадлежит американскому историку Полу Авричу³. Вплоть до наших дней эта книга представляет интерес в силу обращения к целому ряду источников, недоступных отечественным авторам, и личному знакомству Аврича с некоторыми участниками описываемых событий, в 1920-е гг. эмигрировавшими в США. Эта книга была написана на основе воспоминаний, материалов анархистской печати, а также документов, хранящихся в американских архивах и фондах Международного института социальной истории (МИСИ) в Амстердаме. Книга Аврича встретила отклик среди уже довольно пожилых русских эмигрантов-анархистов. Один из них, М. Рубежанин (Гайдук), даже осуществил перевод данной работы на русский язык. Вплоть до наших дней этот текст, хранящийся в МИСИ, не издан. Книга Аврича вышла на русском языке в куда менее удачном переводе⁴.

В советское время были предприняты первые в нашей стране попытки исследований такого рода. Прежде всего следует сказать о монографиях В.В. Комина⁵ и С.Н. Канева⁶. Первая из них завершает историю анархистского движения 1920-ми гг. Вторая – событиями Октябрьской революции 1917 г. Ограниченная источниковая база и жесткие идеологические установки, отличавшие работы советских исследователей, сказались и на оценках этих историков. И хотя анархистское движение России становится объектом исследования в данных работах, оно по-прежнему рассматривается как объект борьбы большевиков и их условных предшественников в лице так называемых «революционных демократов», а затем и русских марксистов. Идеологическая заданность в значительной мере определила логику повествования данных авторов, рассматривавших анархизм как явление, заведомо обреченное на «крах», поражение в рамках исторического процесса, развивающегося в соответствии с догматами марксистско-ленинской теории.

В 1990-е годы вышли две монографии В.Д. Ермакова⁷, в которых автор дал краткий обзор анархистского движения России, начиная с 1890-х гг. и завершая современными для него событиями. Для каждой из этих книг характерно, в разных вариантах, приоритетное обращение к сюжетам, в большей степени получившим отражение в исследованиях автора. Прежде всего это историография, социальный портрет российского анархиста начала XX в. и аспекты истории анархизма эпохи Великой Российской революции и Гражданской войны, связанные с армией, флотом и военными действиями. Другие сюжеты также затрагиваются, но им уделяется заметно меньшее внимание. Изданная в 2016 г. книга П.И. Талерова, посвященная влиянию «классического анархизма» на теорию и практику российского революционного движения, лишь в части рассмотренных в ней тем выходит на обобщения, связанные с историей анархистского движения в России⁸. Работа В.В. Кривенького, вышедшая в 2018 г., завершает обзор истории анархистского движения России репрессиями против анархистов, последовавшими в 1921 г. вслед за Кронштадтским восстанием.

Исследование ключевых проблем истории анархистского движения России XX в., с учетом ранее неизвестных или весьма редко привлекавшихся документов российских и зарубежных архивов и значительного массива исследований по различным аспектам, определяет новизну монографии.

В работе над книгой автор использовал материалы анархистской периодической печати, а также книг и брошюр, представляющих теоретические труды, публицистику или пропагандистские издания анархистов. Достаточно широко привлекались изданные источники. Прежде всего речь идет о мемуарах участников движения. Серьезную документальную базу представляют двухтомный сборник документов по истории анархистского движения в России, изданный В.В. Кривеньким, трехтомная публикация А.Л. Никитина по истории анархо-мистического движения в СССР⁹ и сборник документов по Махновскому движению, изданный Т. Шаниным, В.П. Даниловым и В.В. Кондрашиным¹⁰. В своей работе автор также обращался к документам, хранящимся в центральных, региональных, ведомственных архивах России и Украины, а также документальным коллекциям МИСИ в Амстердаме.

Выбор хронологических рамок монографии связан с ключевыми историческими событиями, оказавшими влияние на развитие анархистского движения. Автор рассматривает российский анархизм XX века как целостную теоретическую традицию, определявшую политическое лицо движения. Сложившаяся в начале XX в. в результате синтеза идей М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина в рамках анархо-коммунистического течения общественной мысли, в дальнейшем она развивалась под влиянием опыта социальных движений в России, Западной Европе и Америке. В то же время на становление политического мировоззрения представителей этой традиции оказывали влияние другие течения анархизма (прежде всего анархический индивидуализм), как и актуальные для той эпохи философские доктрины. Эти обстоятельства привели к формированию в ее рамках различных течений, нередко антагонистичных друг другу по тактическим и организационным вопросам. В своей работе мы рассматриваем и те явления из истории российского анархизма, которые выходят за рамки данной традиции. Вместе с тем мы полагаем, что российский анархизм, появившийся в начале XX в., прекратил свое существование в результате разгрома анархистского движения в России в 1920-е гг., постепенного прекращения общественно-политической деятельности и вымирания русских эмигрантов-анархистов в 1960-е – 1980-е гг. Современные анархисты в России, Белоруссии, Украине и их предшественники из числа либертарных и «новых левых» групп диссидентов вряд ли могут считаться в полной мере прямыми преемниками того движения с точки зрения идейной и социокультурной составляющей. В силу этого в нашей книге мы не уделяем большого внимания данному феномену.

В то же время мы постарались раскрыть малоизученные и потому представляющие больший интерес для читателя аспекты истории анархистского движения. В силу обилия исследовательской литературы по ряду сюжетов, в частности, военной истории Махновщины, биографиям М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина, мы считаем возможным не останавливаться на достаточно раскрытых темах подробно.

Обращаясь к изучению анархистского движения России XX в., следует помнить о том, что история не должна быть написана исключительно с позиций политических сил, вышедших победителями в ту или иную эпоху. Как правило, авторы, выступающие с этой точки зрения, склонны рассматривать предшествующие эпохи, как предопределенное, закономерное и поступательное движение к историческому финалу – политической системе, существующей в настоящее время. Какой бы непоколебимой ни казалась та или иная социально-экономическая и политическая модель организации общества, следует понимать ее временный, преходящий характер. В то же время существует немало исторических альтернатив, потенциально возможных в тех или иных конкретно-исторических рамках, но оставшихся нереализованными в силу определенных факторов. Вряд ли стоит писать историю и с точки зрения «проигравших», ибо в этом случае авторы склонны постулировать «случайный», «незакономерный» характер поражения той или иной политической силы, порой впадая в вульгарный идеализм и конспирологию. Такой взгляд на исторические процессы, приведшие к краху «проигравшую» общественно-политическую модель, как ни странно, роднит апологетов российской монархии, павшей в 1917 г., с адептами СССР.

В процессе подготовки книги автор пользовался помощью и поддержкой коллег. Хотелось бы выразить искреннюю благодарность за советы и предоставление некоторых интересных материалов В.В. Дамье, В.Л. Кукушкину, Я.В. Леонтьеву, С.А. Овсянникову, П.В. Рябову и А.Ю. Федорову.

Глава 1
Предшественники и основоположники

 
Но всех бессмертней тот, кому сквозь прах земли
Какой-то новый мир мерещился вдали —
Несуществующий и вечный,
Кто цели неземной так жаждал и страдал,
Что силой жажды сам мираж себе создал
Среди пустыни бесконечной.
 

Н.М. Минский¹¹

Впервые в целостном виде анархистская концепция получила выражение в трудах английского мыслителя Уильяма Годвина (1756–1836)¹². Термин «анархизм» для обозначения своего социально-политического учения впервые использовал французский социалист Пьер-Жозеф Прудон (1809–1865). Основные анархистские течения (анархический индивидуализм, мютюэлизм, коллективистский анархизм и анархический коммунизм) в Западной Европе сложились в середине – второй половине XIX в. Основоположником анархизма-индивидуализма считается немецкий философ М. Штирнер (1809–1865)¹³, признававший безграничное право индивида на выражение и защиту собственных интересов через индивидуальный бунт против государства, общественных норм и любых форм идеологии. Основоположник мютюэлистского направления Прудон предлагал ненасильственный, реформистский путь преодоления государственных и капиталистических отношений через создание независимой от государства системы прямого продуктообмена, действующей в рамках федерации производственных союзов трудящихся. Во второй половине XIX века оформились анархо-коллективистское течение, основоположником которого стал Михаил Александрович Бакунин, и анархо-коммунистическое течение, связанное с общественно-политическим учением Петра Алексеевича Кропоткина. К ним мы вернемся позднее. Пока же рассмотрим предпосылки становления анархистского движения в России.

Как справедливо указал исследователь Джейсон Адамс, «анархизм как раз был, по преимуществу, движением самых обездоленных регионов и народов планеты. […] И в отношении Восток/Запад, и в отношении Север/Юг анархизм часто становился теорией, которую выбирали самые угнетенные народы, особенно в тех обществах, чей преимущественно феодальный характер с точки зрения Марксова понимания мира выбрасывал их на обочину истории»¹⁴. Действительно, наиболее массовые и радикальные либертарные движения в первой половине XX в. имели серьезное влияние в странах «полупериферии» и «периферии» капиталистического мира, таких как Аргентина, Испания, Китай, Россия, Япония. Наиболее массовые социальные движения, в рамках которых предпринимались успешные и широкомасштабные попытки проведения в жизнь анархо-коммунистической альтернативы (Махновское движение на Украине, Испанская революция 1936–1939 гг.), были осуществлены в рамках обществ, сохранявших сильные общинные структуры. Идеи коммунитаризма имели здесь укорененный характер. Как отмечает историк В.В. Дамье: «Речь идет, прежде всего, о странах, где в тот исторический момент происходил ускоренный переход от доиндустриального общества к индустриальному и причудливо смешивались элементы доиндустриальные, раннеиндустриальные и индустриальные. Трудящиеся массы сохраняли значительные традиции автономии и коммунитаризма и не подвергались еще столь отупляющему воздействию „фабричного деспотизма“. […] В то же время в этих странах, находившихся на переломе и на перепутье, вопрос о дальнейших направлениях социального развития оставался в значительной мере открытым»¹⁵. Идеи анархизма, предполагавшие автономию коллективов, были близки связанному с культурой общины менталитету крестьян и городских рабочих, также выходцев из села. Для этой культуры было характерно сочетание представлений об автономии личности с коллективизмом. Этим обстоятельством объясняются симпатии, которые идеи анархического коммунизма завоевали в Испании у жителей сельской местности, в 1936–1937 гг. под влиянием анархистов создавших сотни самоуправляющихся коммун¹⁶.

Опыт жизни социумов, относительно самоорганизованных и автономных от государства в своей повседневной жизни, был широко известен в России. Прежде всего, можно привести пример уклада жизни казачества. То обстоятельство, что казаки неоднократно становились ведущей силой народных восстаний и крестьянских войн в России XVII–XVIII вв., делало их образ жизни популярным и привлекательным. Недаром беглые холопы и крепостные крестьяне вплоть до первых десятилетий XVIII века пытались уходить на Дон и другие казачьи окраины. Не только личная свобода, но и широкое самоуправление и всеобщее вооружение были важными составляющими традиций казачества. Собрание мужчин, глав семей, – круг – решал все основные дела, касающиеся станицы, а ее представители участвовали в общевойсковом казачьем круге. Попытки распространения казачьего самоуправления на другие части России с организацией кругов были предприняты в ходе переросшего к крестьянскую войну восстания донских казаков под руководством Степана Разина (1670–1671 гг.), а также – Астраханского восстания 1705–1706 гг.¹⁷ Жестокое подавление царскими войсками разинского движения привело к сокращению вольностей Дона. Постепенно в XVIII в., в результате реформ Петра I и Екатерины II, подавивших последние казачьи восстания, казачество было интегрировано в сословно-государственную систему Российской империи, превратившись в полупривилегированное служилое сословие.

Крестьянская община являлась важнейшей и наиболее распространенной формой низовой взаимопомощи, самоорганизации и самоуправления в России в течение многих веков. «Все сложные юридические вопросы, возникавшие в поземельных отношениях крестьян, община решала на основе обычного права – ведь они не были предусмотрены в государственном законодательстве. Обычаи, связанные с землепользованием, были областью постоянного правового творчества народа и школой формирования правосознания, гражданской активности»¹⁸, – указывает историк М.М. Громыко. Заметим, что эта гражданская активность была результатом опыта, накопленного в результате низовых действий социума, что вполне совпадало с анархистской практикой действий. Особенно ярко это проявлялось в системе взаимопомощи. Проводились совместные работы по строительству мостов, улучшению дорог, происходило распределение сирот в семьи, организовывались «помочи» (сев и сбор урожая на земле оставшихся без кормильца семей)¹⁹.

Генезис российского анархизма, как и в перечисленных нами странах Европы и Азии, проходил в условиях перехода от аграрно-помещичьей к индустриально-капиталистической модели экономики, при сохранившихся общинных структурах в сельской местности и одновременном культивировании общинно-коллективистского самосознания промышленными рабочими – вчерашними крестьянами.

В то же время распространению идей о самоуправлении трудящихся в рамках федерации трудовых коллективов в безгосударственном коммунистическом обществе способствовали особенности организации труда промышленного пролетариата на раннеиндустриальном этапе развития капитализма в России. Разделение труда на производстве еще не было столь детальным, как при тейлористско-фордистской организации промышленного производства. Рабочие унаследовали от доиндустриального, ремесленного прошлого представления о своей автономии, ощущение контроля над своим трудом, его целостности. Эти условия давали возможность понять смысл и организацию трудовой деятельности, представить себе организацию производственного процесса и управление им не только без капиталистов, но даже без специалистов-интеллигентов²⁰.

Кто же был первым анархистом в России? Важно помнить, что еще до того как анархизм сформировался, как целостное социально-политическое учение, различные мыслители проповедовали идеи безвластного общества. Кроме того, в различных социумах существовали и существуют традиции, позволяющие допустить иные, негосударственные и безвластные формы жизни людей. «Не сознательный анархизм, конечно, но чувство, что существующий общественный строй – только искусственное приспособление для данного места и времени, тогда как настоящим строем был бы только справедливый либертарный строй – это чувство постоянно было у лучшей части человечества на протяжении 2500 лет»²¹, – писал в 1931 г. историк анархизма и выдающийся либертарный мыслитель Макс Неттлау. «Анархический тип политического сознания, как и этатический, уходит своими корнями в глубокие исторические пласты, видимо, синхронные появлению первых государств»²², – пишет историк правовых учений С.Ф. Ударцев.

Таким образом, история анархизма уходит вглубь веков. Комплекс учений такого рода исследователи называют протоанархизмом (или архаическим анархизмом), а их последователей – протоанархистами²³. К ним относят основателя даосизма Лао-цзы и его последователя Чжуан-цзы в Древнем Китае, индийских шраманов (Пурана Кассапа, Госсала), адептов раннего буддизма, часть мыслителей-софистов (Антифонт, Антисфен), киников (Диоген, Зенон, Демонакт, Кратет) и представителей киренской (гедонической) школы (Аристипп) в Древней Греции, отчасти – ранних христиан в Римской империи. Среди первых протоанархистов-христиан наиболее известен гностик Карпократ, живший во II в. н. э.²⁴ Впрочем, среди исследователей и анархистских мыслителей существует традиция толкования учения Иисуса Христа в духе идей безвластия и социального равенства. Наиболее обстоятельный и систематизированный анализ комплекса либертарных идей, содержащихся в Евангелиях и христианской мысли, представлен в монографии политолога и теолога Александра Христоянопулоса²⁵. Применительно к средним векам в качестве протоанархистов рассматривают участников еретических движений – богомилов, а также «Братьев и сестер Свободного духа» – последователей Амальрика Бэнского и Ортлиба Страсбургского. В XIII–XIV вв. в странах Западной Европы они проповедовали идеи, основанные на пантеизме и включавшие признание коммунистической общности имущества, свободу от обязательств и исполнения законов государства и церкви, свободную любовь и безбрачные отношения между мужчинами и женщинами²⁶. В качестве протоанархиста исследователи рассматривают и Петра Хельчицкого – чешского мыслителя, идеолога радикального крыла гуситского движения первой половины XV в., основоположника церкви «Моравских братьев»²⁷.

В России протоанархистские идеи появились в форме религиозных ересей. Первым русским анархистом называют монаха Феодосия Косого²⁸, жившего в XVI в. во времена Ивана Грозного. Феодосий происходил из холопов. Он не смирился с унизительной рабской жизнью и вместе с товарищами по несчастью бежал от своего хозяина, одного из знатных московских дворян, захватив часть его имущества. Убежище беглец нашел в Порфирьевой пустыне на Белоозере²⁹.

В начале 1550-х гг. Феодосий начал проповедовать свое «рабие учение истины», как назвал его монах Зиновий Отенский, указывая на тех, кому первые анархисты России адресовали свои идеи. В своих рассуждениях протоанархист опирался на Ветхий Завет, Евангелие, Деяния и Послания святых апостолов, отрицая авторитет остальной церковной литературы. Он отвергал троичность Бога, примыкая к протестантам-антитринитариям, которых в Польше и Литве называли арианами. В Иисусе Христе Феодосий видел человека, посланного Богом наставника (пророка), способного проповедью обновить человечество. Любой, кто постиг «божественную правду», становился сыном Божиим. В трактовке мироустройства еретики приблизились к материалистическим идеям. Так, Косой считал, что все сущее не было создано Богом. Мир существует вечно и является результатом взаимодействия сил природы. В силу этого он отвергал загробную жизнь, чудеса святых и пророчества³⁰.

Феодосий не признавал церковные правила, обряды и таинства, отрицал посты. Не признавал «ересиарх» крест, мощи святых, иконы и молитвы, называя все это идолослужением, поклонением вещам. Вместо богослужений феодосиане устраивали тайные собрания, на которых беседовали на религиозные темы. По мысли Феодосия, для христианина главным является благочестивая жизнь и милосердие по отношению к окружающим³¹. Отвергал он и церковную организацию с иерархией, монашеством, церковно-монастырским землевладением, призывая возвратиться к христианским общинам времен апостолов³².

Как «анархический пацифизм»³³ охарактеризовал идеи Косого историк М.В. Дмитриев. «Не подобает же въ христианохъ властемъ быти и воевати»³⁴, – учил Феодосий, высказав центральную идею анархизма – недопустимость власти человека над человеком. «Не подобаеть же повиноватися властемъ и попомъ, понеже пишеть: „Не нарицайтеся наставницы: единъ есть вашь наставникъ – Христос“»³⁵, – призывал далекий предшественник анархистов. Феодосиане должны были отказаться не только от повиновения светской и церковной власти, но и от власти родителей. Точно так же отвергал Косой и частную собственность³⁶. Холопов, порабощенных феодалами, он призвал к захвату богатств своих господ: «а яже притяжа имения у господина, мзда есть работы его, понеже и израильтяне бежаще Египта, взяша египетское богатство разумом за мзду работы своея».³⁷ В своих общинах феодосиане вводили общность имущества³⁸. Идеи равенства Феодосий доводил до космополитизма, утверждая: «иже суть въ всехъ языкохъ, яко вси людие едино суть у Бога: и татарове, и немцы, и прочии языцы»³⁹. Говоря о воплощении своего учения в жизнь, он ограничивался призывами к проповеди, братской жизни в общинах, бойкоту церкви и государства. При этом он призывал уничтожать кресты и иконы⁴⁰.

Советский историк А.А. Зимин назвал Феодосия идеологом «крестьянских низов и плебейской оппозиции»⁴¹. В 1551–1552 гг. его идеи получили распространение в Белоозере, Пскове и Старой Руссе. Феодосиеву ересь обсуждали и при царском дворе. Активность феодосиан вызвала репрессии. Ведь теперь народные движения могли получить вождя и идеолога. Такого, каким стал для восставших крестьян Германии радикально-протестантский проповедник Томас Мюнцер. В 1554 г. Феодосий был арестован, но в 1555 г. со своими последователями бежал из тюрьмы и ушел в Великое княжество Литовское, где продолжал проповедовать⁴². После его смерти многие феодосиане присоединились к польским арианам и кальвинистам.

Но и на этом история протоанархизма в России не завершается. Среди последствий церковного раскола середины XVII в. было появление русского сектантства. Среди сектантов прослеживается влияние религиозно-анархистских идей. А.С. Пругавин, один из ведущих исследователей неофициальной религиозности русского народа конца XIX – начала XX вв., говорил про «анархическое течение в русском сектантстве»⁴³. Примерами такого рода религиозных течений он называл «глухую нетовщину» (одно из ответвлений старообрядческого «Спасова согласия»), бегунов, неплательщиков и «не-наших», а кроме того – часть духоборов, которые восприняли «под влиянием толстовства анархические тенденции»⁴⁴. Пругавин утверждал, что анархические настроения среди старообрядцев и сектантов возникали под влиянием репрессий, которые проводились «властями по отношению к людям, порвавшим с господствующей церковью и желавшими, в деле веры и духовного обновления, идти своим собственным путем»⁴⁵. Интересно, что и российские анархисты довольно высоко оценивали самостояние, борьбу и социальные эксперименты сектантов в области самоуправления, взаимопомощи и внедрения в жизнь анархических отношений. Так, в качестве анархистов рассматривал духоборов Н.И. Рогдаев (Музиль)⁴⁶. Работу, посвященную анализу учений и деятельности неплательщиков и духоборов, написал анархист К.Н. Медынцев⁴⁷.

Со второй половины XVIII в. протоанархизм, как идею противостояния царству Антихриста, наступившему после церковной реформы патриарха Никона и реформ Петра I, проповедовали бегуны («странническое согласие»). Большинство из них происходило из крестьян и рассматривало переход в «странники» как разрыв с закрепощением со стороны государства и помещика. Основоположником этого течения с 1760-х гг. становится беглый солдат, старообрядческий инок Евфимий. Он проповедовал разрыв отношений с государством, отказ от воинской службы, уплаты налогов, участия в переписи и вообще от какой-либо записи в документах церковных и государственных учреждений. Отрицал Евфимий и право частной собственности на землю. Бегуны делились на две группы. Первая, «странники», жили по всем канонам «согласия». Вторые, «странноприимцы», оставались «в миру», но должны были предоставлять кров «странникам» и прятать их. С этой целью в своих домах «странноприимцы» строили скрытые комнаты и тайные ходы. В 1830-е – 1840-е гг. власти обнаружили целые деревни, состоявшие из таких дворов⁴⁸.

Взгляды Евфимия и его последователей могут быть охарактеризованы как анархистские. Эту мысль фактически подтверждает историк А.И. Мальцев: «вне всякого сомнения, в основных своих положениях учение Евфимия предвосхищает анархизм: и тем, что оно возникло на одной с анархизмом социальной основе, отразив интересы деклассированных слоев населения и, отчасти, крестьянства; и принципиальным отрицанием государства, самой возможности построения справедливого общества; и тем, что идеал мыслился как достояние микрообществ, созданных на основе представлений о социальной справедливости»⁴⁹. При этом бегуны идеализировали дониконианские порядки, утверждая, что ранее социальное неравенство не было сильно выражено. Отрицали они иерархию и в собственной организации⁵⁰. Некоторые из их лидеров пытались даже преобразовать «согласие» в артель с общностью имущества всех бегунов, вплоть до одежды и обуви⁵¹. Не отрицали они и насильственного характера борьбы с государством. Так В. Москвин, один из идеологов «страннического согласия», пророчествовал, что в будущем Бог возглавит и поведет бегунскую армию на бой с царскими войсками⁵².