Текст книги "Российский анархизм в XX веке"

Благодаря деятельности редакционного коллектива «Голоса труда» в среде русских эмигрантов в США получили широкое распространение анархо-синдикалистские идеи. Этому способствовала позиция ФСРР, выраженная в резолюциях ее учредительного съезда (1–7 июля 1914 г.). Провозгласив в качестве цели построение анархического коммунизма («общества свободных производителей, стремящихся к удовлетворению потребностей каждой отдельной личности, отдающей в свою очередь обществу свой труд и свои познания»)⁷⁴⁴, съезд установил в качестве формы организации рабочего класса революционно-синдикалистские профсоюзы: «Для достижения этой цели мы выставляем на первый план необходимость создания широкой классовой революционной организации трудящихся, которая, ведя непосредственную борьбу со всеми институтами капитала и власти, должна приучать рабочий класс к инициативе и самодеятельности во всех его выступлениях, развивая в нем, таким образом, сознание необходимости и неизбежности всеобщей стачки – социальной революции»⁷⁴⁵. Была признана необходимость пропаганды анархистских идей в профсоюзах. Исходя из этого съезд рекомендовал активистам, работающим в России, вести работу на основе тактики «прямого действия» в существующих рабочих и крестьянских союзах и создавать новые, революционно-синдикалистские союзы⁷⁴⁶. Резолюция «Отношение к революционному движению в России» требовала усилить в США и Канаде пропаганду идей «безгосударственного социализма»⁷⁴⁷.

Объединительные процессы в среде эмиграции затронули не только США. В 1913 г. русскими анархистами-эмигрантами был проведен ряд объединительных конференций в различных городах Европы. Так, 11–12 мая 1913 г. состоялась конференция швейцарских групп русских анархистов-коммунистов в Цюрихе⁷⁴⁸. По решению конференции объединительный съезд организаций анархистской эмиграции был запланирован в Лондоне 26–27 августа 1914 г.⁷⁴⁹ Затем, 4-11 октября 1913 г. был проведен парижский съезд Федерации анархистов-коммунистов, имевшей и другое название – Братство вольных общинников (БВО)⁷⁵⁰. В ходе этого форума развернулась борьба между сторонниками А.А. Карелина и Н.И. Музиля. Кроме того, среди его участников действовали агенты охранки Абрамов, Б.М. Долин (известный по кличке «Ленин») и З.И. Выровой. В результате действия этих факторов съезд завершился расколом⁷⁵¹. Конфликт усугублялся и далее. Карелинцы распространяли слухи про будто бы имевшее место сотрудничество Музиля с полицией, что было давней фальсификацией болгарских социал-демократов, опровергнутой анархистами. В ответ оппоненты, на основе фактов, обвинили Карелина в пособничестве полицейским провокаторам, интриганстве, использовании «тактики скрытого иезуитизма, демагогии и дипломатии», «проявлении властолюбия и диктаторства и злоупотреблении нечистыми приемами борьбы с оппозиционно настроенными товарищами», использовании мистификаций, а также – религиозной фразеологии и обрядовых процедур⁷⁵².

Против своего «вождя» выступили многие члены БВО. 7 декабря 1913 г. большинством голосов (26 против 13) Карелин был исключен из Федерации анархистов-коммунистов. Личные отношения с ним разорвала и часть друзей (В.И. Федоров-Забрежнев и др.)⁷⁵³. В печатном обращении сторонники Музиля заявили, что он «боится компетентного товарищеского суда, который бы с должным вниманием и серьезностью рассмотрел вопрос о Карелине и „карелинщине“ во всей его широте»⁷⁵⁴.

Карелинцы обособились в отдельную организацию. Борьба продолжалась. В мае 1914 г. группа анархистов во главе с Музилем и М.С. Иловайским захватила типографию БВО⁷⁵⁵. Попытки Карелина апеллировать к Кропоткину не дали результатов. Тот сохранил нейтралитет, предложив Аполлону Андреевичу пережить раздоры и «идти своей дорогой». Негативно отнесся Петр Алексеевич и к попытке супругов Карелиных использовать фразы из его писем для защиты своего авторитета⁷⁵⁶.

Как отметили В. Зверев и В. Сапон: «Позднее, когда инцидент принял международный масштаб, Аполлон Андреевич формально согласился предстать перед третейским судом, однако не спешил воплотить эту щекотливую идею в жизнь, отклоняя один за другим составы предполагаемых партийных судей»⁷⁵⁷. В июне 1914 г. общее собрание российских анархистов в Париже решило урегулировать конфликт на Лондонском конгрессе Анархического интернационала, который так и не состоялся из-за начавшейся мировой войны⁷⁵⁸.

Одной из причин конфликта стала жесткая критика Карелина со стороны Гогелия и др. лидеров анархистской эмиграции, раздраженных антиинтеллигентской риторикой, присущей его статьям в «Голосе труда» и др. изданиях. Критики указывали на характерные для карелинских брошюр терпимость к религии, использование религиозной терминологии в духе русских сектантов при одновременной манипуляции психологией верующих (например, обещание не предавать земле тела «изменников народу»). Кроме того, А. Карелин выпускал брошюры от имени вымышленных организаций, в которые призывал вступать потенциальных сторонников⁷⁵⁹. Позицию противников Карелина отчасти признал справедливой Кропоткин, писавший в письме Гогелии 26 августа 1913 г.: «Заб[режнев] тоже написал мне. Я ему еще не ответил. Но напишу и укажу, до чего их нападения на интеллигентов вообще несуразны и вредны»⁷⁶⁰. Выводы историка В.В. Кривенького также не в пользу Карелина: «Сейчас, спустя более 100 лет после описываемых событий, можно сказать, что правы были „рогдаевцы“⁷⁶¹ (так следует из анализа многочисленных источников о жизни и деятельности А.А. Карелина)»⁷⁶². Во всяком случае, факты согласия Аполлона Карелина на сотрудничество с Департаментом полиции, его склонность к нечаевским методам саморекламы и обоснования собственной власти, как и к манипуляции убеждениями доверившихся ему людей, были верно подмечены и отвергнуты, исходя из этических мотивов, его оппонентами.

Противники Карелина продолжили попытки объединить анархистскую эмиграцию. 28 декабря 1913 – 1 января 1914 гг. в Лондоне они провели Объединительную конференцию русских анархистов-коммунистов. Значительную часть делегатов представляли анархо-синдикалисты (А.Ю. Ге, А. Гиттерман, Г.И. Гогелия, М.И. Гольдсмит, Л.В. Иконникова, Н.И. Музиль, Л.И. Фишелев и др.). Конференция поставила вопрос о проведении в Лондоне 22–25 августа 1914 г. съезда анархистских групп российских эмигрантов. На конференции Музиль констатировал преобладание анархо-синдикализма в среде анархистских эмиграции России. Было принято решение о создании Федерации анархо-коммунистических групп эмигрантов и издании единого печатного органа – газеты «Рабочий мир»⁷⁶³. Но созыв съезда федерации сорвался вследствие событий Первой мировой войны.

В результате, несмотря на наметившиеся объединительные процессы, анархистская эмиграция России в Европе оставалась организационно раздробленной. Самыми влиятельными ее организациями к лету 1914 г. были Группа русских анархистов-коммунистов «Вольная Воля» (Англия), Парижская анархическая группа «Труд» и «Братство Вольных общинников» (Франция), Лозаннская и Цюрихская группы анархистов-коммунистов. Численность участников каждой – 5-30 чел. По оценке же А.А. Борового, только в Париже в начале 1917 г. жило около 100 российских анархистов⁷⁶⁴.

В 1907–1909 гг. падение забастовочной борьбы и крестьянских выступлений, как и снижение радикализма в общественных настроениях, привели к временному сокращению социальной базы и падению численности сторонников анархизма в России. В результате полицейских операций были ликвидированы наиболее мощные организации. В то же время анархистское движение не только не продолжало действовать в России в самых разных регионах. Появляются новые группы и федерации, имеют место попытки консолидации движения в региональных масштабах. В эмигрантских центрах анархистского движения выходят новые органы периодической печати, идет реорганизация эмигрантских групп, между ними устанавливается взаимодействие, ведется работа по объединению в ожидании нового революционного подъема. В то же время публицисты анархистской эмиграции переосмысливают стратегию и тактику движения, анализируют перспективы его развития в контексте уроков Первой Российской революции. В ряды анархистов приходят интеллектуалы, ранее принадлежавшие к партии эсеров. Принципиальные разногласия между деятелями и организациями эмиграции помешали консолидации движения. Начавшаяся вскоре Первая мировая война вновь заставила анархистов переосмыслить свою стратегию и тактику.

Глава 5
«У нас только одна цель – Анархия, и только один лозунг – Революция» (июль 1914 – февраль 1917 гг.)

Анархистский марш против войны

 
Там пушки грохочут на бранных полях,
Там демоны смерти летают,
Там рвутся шрапнели на мягких лугах
И землю фугасы взрывают,
 
 
Там с бешеным гулом орудья гремят,
Раскрывши зловещие пасти,
Гремучими ядрами жертвы разят
В какой-то озлобленной страсти.
 
 
Там груды убитых и стоны людей,
Там рубят не зная пощады,
Там нивы потоптаны зрелых полей
И села сжигают снаряды.
 
 
Там грозно бушует багряный поток,
И кровь все поля заливает,
От юга на север и дальний восток
Несметная рать погибает.
 
 
Там рубятся дети святого труда,
Там падают братья народа,
А здесь лишь пируют
Купцы-господа, считая барыш от похода.
 
 
Цари и министры, вся черная знать.
В погоне за властью и славой,
Людей как баранов ведут убивать
И гибнуть на бойне кровавой.
 
 
Вильгельм кровожадный и царь Николай,
И вся их придворная свора,
Под знаменем крови «царить не мешай»
Не знает стыда и позора.
 
 
И гибнут народы под властью царей,
Под игом священного трона,
И давит и губит невинных людей
Залитая кровью корона.
 
 
Ее освящают бесстыдно попы,
И зверство в церквах славословят,
Пред темною массой забитой толпы
Злодею величия молят.
 
 
Презренная шайка воров-богачей
Уж сладкий покой предвкушает,
Под грохот орудий и звуки мечей
Несчастный народ обирает.
 
 
А дети отчизны стоят под огнем
И гибнут по зову злодеев
Под градом свинцовым и страшным дождем
За тряпки ничтожных трофеев.
 
 
Опомнитесь, братья! Взгляните на мир,
Он так же велик и прекрасен.
Лишь только злодеев бессмысленный пир
Жесток, безрассуден, ужасен.
 

«Рабочий анархист», 1915 г.⁷⁶⁵

Первая мировая война стала серьезным испытанием для провозглашавшейся анархистами интернационалистской, космополитической и антимилитаристской позиции. Слова Всеволода Волина, несомненно, повторили бы многие политические деятели того времени: «Война эта представляет из себя во всяком случае явление исторически грандиозное. Ее „итоги“ не могут замереть в пределах ее самой. Бесчисленные и глубокие круги пойдут и от нее во все стороны и на многое число лет. Она положит глубокий отпечаток на все 20-е столетие. Она явится, несомненно, началом целом великой эпохи, – эпохи длительной и колоссальной как по своему размаху, так и по своему содержанию и последствиям… Она, сама по себе, – лишь прелюдия к целому ряду крупнейших потрясений, перемен, сдвигов и переворотов… Ибо слишком, до основания, потрясет она устоявшееся было и начавшее кое-где загнивать болото исторической жизни народов, и вызовет в этих спящих водах не одну бурю, не один ураган»⁷⁶⁶.

В конце XIX – начале XX вв. антимилитаризм был важной составляющей идеологии анархизма. П.А. Кропоткин разоблачал современные войны как следствие борьбы капиталистических элит за передел сфер экономического влияния. Судя по рассуждениям Петра Алексеевича в «Речах бунтовщика» и «Современной науке и анархии», его взгляды не менялись в течение многих лет⁷⁶⁷. В 1885 г. он писал: «Мы сражаемся теперь, чтобы обеспечить нашим крупным промышленникам тридцать процентов прибыли, баронам капитализма – господство на бирже, акционерам рудников и железных дорог – ежегодный доход в сто тысяч франков […] Открывать новые рынки, навязывать свои товары, хорошие или дурные, – вот что составляет основу современной политики»⁷⁶⁸. «Причина современных войн всегда одна и та же, – заявлял он в 1913 году, – это соперничество из-за рынков и из-за права эксплуатировать отсталые в промышленности нации […] В самом деле, все войны, какие происходили в Европе за последние полтораста лет, были войнами ради интересов торговли, ради права эксплуатации»⁷⁶⁹. При этом Кропоткин не делал различий между великими державами.

Предотвращению войн, по мнению теоретиков анархизма, должна была способствовать пропаганда дезертирства, а в случае объявления мобилизации трудящимся воюющих стран следовало начать всеобщую стачку, которая могла бы перерасти в анархическую социальную революцию⁷⁷⁰. Нельзя согласиться с утверждениями некоторых авторов, будто размышления относительно «практических шагов и мер в случае начала такой масштабной войны, какой явилась 1-я мировая», «не нашли серьезного отражения в теории анархизма»⁷⁷¹. Как мы показали ранее, Русско-японская война подтвердила антимилитаристскую позицию российских анархистов.

Изучая анархистское оборончество, исследователи акцентируют внимание на поддержке стран Антанты, которые рассматривались как защитники демократических завоеваний трудящихся от Германии, ассоциировавшейся с милитаризмом и консервативными ценностями. Но среди анархистов были оборонцы и прогерманского толка, такие как Э. Мюзам и Б. Вилле (Германия), М. Кон (США)⁷⁷². Как свидетельствовал политкаторжанин Ф.М. Пучков, среди находившихся в российских тюрьмах «анархистов-эксистов» было немало «германофилов», связывавших свои надежды на амнистию с победой Германии⁷⁷³. Впрочем, эта позиция не была ни широко распространена, ни представлена в русскоязычной печати анархистов. Российские оборонцы придерживались взглядов П.А. Кропоткина. В первом «Письме о текущих событиях», опубликованном в сентябре 1914 г. в газете «Русские Ведомости», он обратился к общественности России с призывом «помогать Европе раздавить врага самых дорогих нам заветов: немецкий милитаризм и немецкий завоевательный империализм»⁷⁷⁴. Победа Антанты, полагал Кропоткин, должна была привести к переустройству государств на федеративных началах и предоставлению независимости или автономии национальным меньшинствам⁷⁷⁵. Этот призыв признанного лидера международного анархистского движения поверг в шок многих его последователей. Некоторые, как один из лидеров еврейского анархистского движения в США Ш.-Й. Яновский, возлагали на Петра Алексеевича вину за то, что он помешал анархистам усилить свое влияние, организовав единое выступление против войны: «Положительно понять его не могу […] Как хорошо могли бы мы использовать войну за наши идеи, если б он и еще некоторые вдруг не стали такими ярыми патриотами!»⁷⁷⁶

Среди оборонцев оказались и другие известные в то время и впоследствии анархисты: А.А. Боровой, Б.А. Верхоустинский, М.И. Гольдсмит и В.Н. Черкезов. Анархистское оборончество было весьма противоречивым явлением. Если для работ Кропоткина и Гольдсмит не был характерен шовинизм, то совершенно по-иному выразил свой взгляд на события Боровой в статье «Война», появившейся в 1914 г. в газете «Новь». Добродушие славян он противопоставил агрессивности немцев: «Россия – традиционно миролюбивая страна, незлобивая, легко забывающая обиды, по-славянски ленивая и безразличная […] Нужна была прямая, страшная угроза нашей свободе, чтобы мы встали. Нужно было, чтобы все тяжкое и тупое в германском народном гении поднялось на нас, чтобы мы закипели. И теперь мы должны кипеть гневом и ненавистью, ибо эти гнев и ненависть святые»⁷⁷⁷.

Черкезов доказывал, с неприязнью к немцам, что испокон веков им присущи агрессивность, ненависть к славянам и романским народам. При этом он отрицал какое-либо значение для всемирного прогресса достижений немецкой культуры и науки, утверждая, что передовые идеи и открытия немцы заимствовали у англичан и французов⁷⁷⁸. Весьма красноречиво позиция Черкезова была выражена в письме к Гольдсмит от 21 сентября 1916 г.: «За мою полувековую политическую жизнь германский милитаризм окровавил Европу четыре раза. Пока германцы не разобьются окончательно, у них не будет мира. Пожелаем, в интересах социализма и демократии, полнейшего сокрушения германского милитаризма, восстановившего рабство в самой гнусной форме. На этот раз, надеюсь, Европа раздавит ужасного зверя и освободит рабов»⁷⁷⁹. В этом письме отчетливо звучат общедемократические и общесоциалистические мотивы. Черкезов не говорит об анархизме, но и не отрекается от него. Весьма интересно, что для некоторых оборонцев из числа анархистов разрыв с интернационалистской позицией привел к разрыву с анархизмом. Так, после начала войны в 1914 г. из рядов МГАК вышла интернационалистская фракция, принявшая название Московской группы анархистов-синдикалистов (МГАС). Вскоре МГАК распалась, а наиболее активные ее деятели ушли к эсерам⁷⁸⁰.

28 февраля 1916 г. позиция проантантовских оборонцев получила обобщенное выражение в «Декларации» 16-ти анархистов. Возлагая ответственность за развязывание войны на Германию, они требовали от немецких рабочих свергнуть кайзера и отказаться от аннексий. Всем анархистам предлагалось помогать вооруженным силам Антанты⁷⁸¹. Примером такой деятельности Кропоткин считал патрулирование берегов Англии добровольцами-рыбаками и доставку продовольствия⁷⁸².

Существуют различные объяснения истоков анархистского оборончества. По свидетельству И.С. Книжника-Ветрова, на Лондонском съезде анархистов-коммунистов «хлебовольцев» в 1906 г. Петр Алексеевич провалил антивоенную резолюцию: «Он высказал предположение о возможности похода Германии на Россию, назвал Вильгельма II „коронованным жандармом“ и с великой ненавистью говорил о его коварных планах»⁷⁸³. Здесь необходимо отметить, что на формирование «оборонческой» позиции Кропоткина влияло его франкофильство⁷⁸⁴. Симпатии российских анархистов к Франции имели идеологические основания. Французские революции XVIII–XIX вв. в значительной мере определили политическое развитие стран Европы. В 1870-е гг. во Франции широко распространялись идеи бакунизма и прудонизма, а в Парижской коммуне 1871 г. анархисты видели пример либертарной организации общества⁷⁸⁵. Боевые акты Ф. Равашоля, Э. Вайяна, Э. Анри оказали влияние на становление тактических установок «чернознаменцев» и «безначальцев». Революционно-синдикалистские профсоюзы Франции рассматривались как эталон радикального рабочего движения.

Сказывалось и влияние идей М.А. Бакунина времен франко-прусской войны 1870–1871 гг.⁷⁸⁶ Будучи настроен резко антинемецки и даже отождествляя порой германскую культуру с авторитарной милитаристской идеологией, Бакунин предрекал катастрофу для всех свободолюбивых политических сил в случае поражения Франции⁷⁸⁷. «Я приехал потому, – заявлял он, – что глубоко убежден, что дело Франции снова сделалось ныне делом человечества и что ее падение, ее порабощение режимом, который будет навязан ей прусскими штыками, было бы, с точки зрения свободы и человеческого прогресса, величайшим несчастьем»⁷⁸⁸. Первая мировая война вызвала новую волну интереса к идеям М.А. Бакунина. Попытки оборонцев активно ссылаться на его труды, привели к ответной реакции интернационалистов, отвергавших наличие элементов патриотизма в концепциях Бакунина и активно использовавших работы основоположника анархизма для обоснования собственной позиции⁷⁸⁹, противопоставляемой оборончеству П.А. Кропоткина⁷⁹⁰.

«Одно только несомненно, – рассуждал в 1914 г. Кропоткин. – Если восторжествует Германия, то война не только не будет освободительной: она принесет Европе новое и еще более суровое порабощение. Правители Германии этого не скрывают. Они сами заявили, что начали войну с целями завоевательными»⁷⁹¹. В данном случае, проявилось и воспроизведение Кропоткиным логики национально-освободительных движений. Воюющие между собой государства Петр Алексеевич также начал подразделять на угнетателей и борющихся за свободу. Так, в одной из бесед во время Первой балканской войны он утверждал, «будто бы победы славян над Турцией и исчезновение Турции, как государства, должны приветствоваться как победа безгосударственности: мол, исчезло одно государство с лица земли»⁷⁹². Как правило, оборонцы признавали пользу национально-освободительных движений с точки зрения их «радикализации и перевода на социально-революционные рельсы»⁷⁹³.

Однако едва ли верно связывать оборончество лишь с личными симпатиями и влиянием теоретиков. Решающее значение имело объективное состояние рабочего движения. Перед войной наметился упадок революционно-синдикалистских профсоюзов Франции, с которыми в то время большинство российских анархистов связывало надежды на революционный переворот в Европе. Стабилизация уровня жизни, рост заработков, вызванные развитием промышленности, снизили радикализм как тактики, так и требований забастовщиков. Возросла тяга руководителей ВКТ к решению конфликтов путем переговоров, усилилось влияние ее реформистского крыла⁷⁹⁴. В странах, вступивших в Первую мировую войну, массы захлестнула волна патриотических настроений. «Волна прошла и унесла нас», – писал анархист П. Монатт⁷⁹⁵. «Мы были полностью растерянными, потерявшими голову, – признавался лидер интернационалистской оппозиции в ВКТ А. Мерргейм. – Почему? Потому что в тот момент рабочий класс Парижа, движимый сильнейшим приступом национализма, не оставил бы агентам полиции заботу нас расстрелять. Он нас расстрелял бы сам»⁷⁹⁶. В результате ВКТ отказалась провозгласить стачку в ответ на начало войны, призвав рабочих «защищать нацию»⁷⁹⁷. Патриотический подъем, сопровождавшийся массовыми демонстрациями и антинемецкими погромами, наблюдался и в России. Как вспоминал журналист-большевик А.Т. Радзишевский: «19 июля по старому стилю началась война, которая разбила все революционное настроение и ослабила его в огромной степени. Десятки тысяч рабочих и сотни тысяч горожан, которые раньше сочувствовали движению, были совершенно выбиты из колеи и покорно шли на призывные пункты»⁷⁹⁸. В 1914 г. забастовки в России в большинстве своем не носили антивоенного характера и были связаны с экономическими требованиями⁷⁹⁹.

Тем не менее позиция Кропоткина не получила поддержки большинства анархистов ни в эмиграции, ни в России. У оборонцев не было даже своего печатного органа на русском языке. Неприятие позиции Кропоткина во многом объяснялось важной для анархистов традицией противостояния государству и милитаризму. Отказ от нее означал отречение от анархизма. Кроме того, оборончество предполагало хотя бы временное сотрудничество с правительством Николая II, использовавшим идеи оборонцев⁸⁰⁰. А это, само по себе, было неприемлемо для анархистов.

В то же время часть оборонцев поступила на службу в русскую армию или же – в армии стран Антанты. Так, К.В. Акашев, окончивший незадолго до начала Первой мировой войны Школу аэронавтики в Милане, поступил в Военно-воздушные силы Франции. После окончания авиаучилища он служил летчиком, участвуя в воздушных боях. В 1915 г. Акашев был командирован в Русскую армию, но в марте 1915 г. его арестовали на шведской границе, в городе Торнео. Просидев около 3 месяцев в тюрьмах в Улеаборге, Выборге и в Доме предварительного заключения в Петербурге, Акашев был освобожден без права службы в армии. Свои навыки он применяет, устроившись на авиазаводы Петербурга, как инженер и летчик⁸⁰¹. Верхоустинский, в своих стихах и рассказах выступавший с патриотических позиций, в 1916 г. был мобилизован и служил в саперных частях. Вскоре, в результате отравления газом, он стал инвалидом и вернулся в Петроград⁸⁰². Из-за острой нехватки врачей в армию был принят и А.М. Атабекян, занявший пост начальника госпиталя на Кавказском фронте. На этой работе много сил он отдал организации помощи мирному населению, в том числе беженцам, жертвам геноцида армянского народа в Турции. Впрочем, оборонческая позиция Атабекяна не является доказанным фактом.

В настоящее время отсутствуют исследования, в которых был бы представлен взгляд на предпосылки и перспективы развития Первой мировой войны, выраженный в работах публицистов антивоенного крыла анархистского движения. Между тем в рядах антимилитаристов, антипатриотов оказались авторы, считавшиеся в первой четверти XX в. организаторами и лидерами анархистского движения России. Прежде всего, это А.М. Аникст, В.М. Волин, А.Ю. Ге, Г.И. Гогелиа, И.С. Гроссман, А.А. Карелин, Н.И. Музиль, Л.И. Фишелев.

Мнение интернационалистов было выражено в «Манифесте о войне», подписанном 37 анархистами (в том числе – представителями российского анархизма И.С. Гроссманом, А.М. Шапиро и В.А. Шатовым). Его авторы охарактеризовали Первую мировую войну как империалистическую, отметив, что оба воюющих лагеря преследуют захватнические цели. Ответственность за ее развязывание возлагалась на капиталистов, помещиков и бюрократию. Единственный способ прекратить военные действия они видели в вооруженном восстании, перерастающем в мировую социальную революцию, устраняющую первопричины международных конфликтов – государство и капиталистические отношения⁸⁰³.

Эту позицию разделяли и представители антивоенного крыла российского анархизма⁸⁰⁴. Милитаризм и войны за передел мира они рассматривали как неотъемлемую часть политики существующих государств. Ликвидация государства и капитализма рассматривалась как единственный способ остановить войны. С этой точки зрения утверждалось, что события мировой войны подтвердили правоту анархистов, стремившихся ликвидировать государственность: «Свирепствующая сейчас международная бойня с наглядностью подтвердила правильность анархической концепции, всегда утверждавшей, что зло вовсе не в форме Государства, а в факте его существования, как необходимого оплота буржуазного правопорядка»⁸⁰⁵.

Анархистские группы и периодические издания не раз высказывались в этом духе. Так, редакция газеты «Рабочее знамя» призывала ориентироваться на «насильственное прекращение войны коллективной волей трудящихся классов», вести пропаганду анархического коммунизма, создавать Интернационал рабочих организаций «на основах антигосударственности, антипатриотизма и антимилитаризма»⁸⁰⁶. Всеобщая стачка признавалась в редакционных статьях «Голоса труда» действенным средством борьбы против войны и милитаризма⁸⁰⁷, а поражение российской армии считалось, по аналогии с событиями 1905 г., фактором развития революции⁸⁰⁸.

С этой точки зрения не проводилось различий между противоборствующими военно-политическими блоками. Анархисты-интернационалисты отрицали возможность признать агрессором одно из империалистических государств, оправдывая политику других. «Виновники налицо: Государство и Капитал, и пока эти два преступника будут жить и здравствовать, пока они не будут стерты с лица земли, будут войны, эксплуатация, угнетение, грабежи и хищническое терзание народов на клочки»⁸⁰⁹, – утверждал Гогелиа. Даже имевшие место высказывания о приоритетной вине отдельных стран за развязывание Первой мировой войны делались в контексте общей интернационалистской позиции. Так, А. Ге, утверждая, что «австрийский ультиматум Сербии был редактирован не Веной, а Берлином», писал: «Действительно, наиболее заинтересованной в исходе войны страной – и не только в ее исходе, а и в ее поспешном начале именно в настоящий момент, – является Германия. Ее стремления сводятся к двум пунктам: 1) к приобретению колоний и 2) к ослаблению морского могущества Англии и достижению собственного морского преобладания»⁸¹⁰. Он отмечал, что стремление правящих кругов Германии к скорейшему развязыванию войны было связано с желанием использовать установившееся выгодное соотношение военно-морских сил, поскольку наращивание военного флота, перевооружение армий Англии, России и Франции стремительно уменьшали ее шансы на победу в будущем⁸¹¹. При этом Ге не отрицал завоевательных целей всех воюющих государств, как и их подготовку к нападению на вероятного противника. Он указывал лишь на неодинаковую степень их заинтересованности в развязывании вооруженной конфронтации в данный момент: «Германия виновата отнюдь не больше остальных шакалов бюрократической или демократической окраски»⁸¹².

В качестве основного фактора, вызвавшего события мировой войны, анархисты-интернационалисты называли «империалистское соревнование между капиталистическими государствами»⁸¹³, – иными словами – борьбу за рынки сбыта промышленной продукции, в том числе и передел колоний⁸¹⁴. Развернутый анализ непримиримых межгосударственных противоречий, связанных с борьбой за экономические интересы правящих классов и выразившихся в стремлении к территориальным захватам, поддержке национально-освободительных движений на территории противника, дал А. Ге, пришедший к выводу: «Итак, европейская война ведется вовсе не за освобождение угнетенных народностей, как стараются уверить нас милитаризировавшиеся социал-шовинисты, вовсе не для защиты той или другой высокой культуры от угрожающего нашествия варваров, а ведется она за колонии и морское преобладание»⁸¹⁵. При этом Ге допускал достаточно спорное утверждение об отсутствии реально существовавших германо-российских экономических противоречий, рассматривая войну как результат сложившейся в мире системы политических альянсов и противоборства между Германской империей и Великобританией: «Между Россией и Германией крупных противоречий не существует. Наоборот, их интересы скорее совпадают, нежели расходятся, и война между ними является результатом политической комбинации, которая противопоставила их друг другу с тем, чтобы потом еще теснее соединить»⁸¹⁶.

Полемизируя с оборонцами, интернационалисты стремились опровергнуть национально-освободительную риторику, разоблачая ее как прикрытие завоевательной политики государств. Так, Гогелиа, иллюстрируя тезис о империалистическом и завоевательном характере войны, показывал в равной степени угнетенное положение национальных меньшинств воевавших государств, как и населения их колоний⁸¹⁷.

С этой точки зрения поражение российского правительства не рассматривалось большинством анархистов, как более прогрессивное явление по сравнению с поражением Германии. Весьма характерны здесь высказывания одной из сотрудниц «Набата»: «Бороться против „прусского“ милитаризма? Против русского кровавого „царизма“? Но все милитаризмы и царизмы органически связаны между собой. Милитаризм не является чем-то обособленным, он – одна из главнейших основ всех современных государств и исчезнет лишь вместе с ними в одной общей могиле»⁸¹⁸. Интернационалисты доказывали, что основные издержки от войны ложатся на угнетенные слои населения (рабочий класс, крестьянство), в то время как буржуазия получает основную выгоду. «И если неизбежны немногие частные банкротства, – писал один из авторов «Набата», – то […] неизбежна также сохраняющаяся и порой даже растущая „жизненность“ многих других, прежних предприятий и созидание новых, порой колоссальных, богатств, – развитых и питаемых самой войной»⁸¹⁹.