Текст книги "Урусут"

– Не надо передергивать! Я не пытался опорочить память героев! Я давал объективную оценку событий со стороны, холодным взглядом историка!

– Ты не историк, ты мальчишка! Наглый мальчишка, ставящий себя выше коллектива и оторвавшийся от него! На каждом уроке пытающийся вывалять в смоле и перьях своего учителя! Открыто издевающийся над одобренным Министерством просвещения СССР учебником по истории России! Антикоммунист! На педагогическом совете я буду ставить вопрос об исключении тебя из пионеров! «Два»! – Оксана Витальевна перешла на визг. – За опоздание на урок и нарушение дисциплины – остаешься сегодня дежурным! Полы должны быть выдраены до блеска!

Вождь, не в силах слышать этот ор, добежал до парты, схватил портфель и пулей вылетел в коридор. Он добрался до туалета, открыл кран с холодной водой и подставил под него голову – казалось, что соприкасаясь со спасительной жидкостью, она шипит, как раскаленная сковородка. Заодно и попил. Олег вынул платок и принялся вытирать лицо и шею. Волосы решил оставить мокрыми – пусть кумпол остывает. Так и стоял в туалете, не выходя в коридор – еще, чего доброго, наткнешься на дежурного по этажу, отведут к тому же Владлену Борисовичу. Хотя какая разница – все равно при первом удобном случае историчка-истеричка настучит о самовольно покинутом уроке, пусть и осторожно, пусть и через завуча.

– Олег! Олег! – снаружи раздался тонкий девичий голосок.

Елки-палки, Лена! Для чего?!

Выскочил – напротив двери, переминаясь с ноги на ногу, стояла Гончарова.

– Ну зачем ты здесь? – чуть не простонал он. – Над тобой все же теперь хихикать будут! И классная зуб наточит!

– Да мне на всех наплевать. Я отпросилась, вот и все. Хотела тебя поддержать.

– Я твердокаменный. Меня убьет только отравленная бронебойная разрывная пуля. Ну, или стрела в пятку.

– Какая стрела?

Он вздохнул.

– Лен, я в норме. Возвращайся в класс, не давай повода над собой насмехаться.

– Я и не даю…

– Да ладно. Иди, потом поговорим.

– Уверен?

– На все сто.

– Хорошо, – девочка опустила голову и понуро побрела вдоль стены обратно.

Белый Лоб вернулся к водным процедурам.

Вскоре затрещал звонок.

Постепенно помещение заполнилось народом – подошли Шиляев, Викштейн, Данилин, Лапшин, Астафьев, Тригновский.

– Ты, это… – Астафа тронул его за плечо, – завязывай с ней бодаться. Она при всех пообещала тебе итоговую тройку по поведению.

– Тебе на следующий год следует перевестись в другой класс, – добавил Викштейн. – «Б», конечно, козлы, а «В» – нормальные.

– Сие означает – сдаться, – ответил Олежка. – Этого не будет никогда.

– Конечно, краснокожие не сдаются, – вступил в разговор Шило. – А если мозг включить?

– Я в мае все равно никуда не переведусь. А за лето, может, отойдем друг от друга.

– Хе! – вскрикнул Лапша. – Да она только что про исключение из пионеров орала!

– Ребят, – спокойно произнес Вождь. – Ну, вы что? Пока дед жив, а директором у нас сын одного из его лучших друзей, никто ничего никуда не напишет, никто никого ниоткуда не исключит. Это она для вас орет, чтобы вы не соглашались с объективными вещами.

– Но про фашистов ты зря, – заметил Лапша.

– Согласен, – кивнул Олег. – Завелся.

– А что, правда – Москву могли взять? – спросил напрягшийся Тренога.

– Ну, посуди. Авиации нет. Она полностью уничтожена. В небе – только «Люфтваффе». Регулярные части Красной Армии разгромлены. У нас каждый октябренок знает, что под Сталинградом мы взяли в плен 300 тысяч немцев. А фрицы под Киевом взяли наших в 41-м – 665 тысяч! Представляешь масштабы? Да, конечно, формируется множество новых дивизий, но все это неопытные солдаты без должной экипировки и вооружения: Сталин просто бросал в мясорубку свежее мясо. Дыры затыкал. Эвакуированные заводы до Сибири и Средней Азии еще не доехали, а если и доехали, то не собраны и не запущены. В штатном режиме работает только Урал. Весь армейский архив и командование – уже в Куйбышеве. Просто чудо. Чудо и мороз.

– Пошли на улицу, проветримся, – скомандовал Шило. – А то сейчас литература, опять начнется насилие над моим серым веществом.

V

Зоя Васильевна всегда витала в облаках, а сегодня она находилась в особо романтичном настроении. Несмотря на то, что темой нынешнего занятия являлись статьи Белинского, ученикам последовало предложение почитать по памяти или Лермонтова, или Пушкина. Олег, встретившись с ней взглядом, испуганно покачал головой: «нет-нет, меня поднимать не надо!». Читать вслух гениев «с выражением», когда на задней парте Кабела тычет иголкой в найденную на улице гусеницу – увольте. Тем более все прекрасно знали, что как только вызванный к доске школьник запнется, Васильевна тут же продолжит стихотворение за него, а увлекшись, начнет декламировать не включенных в программу поэтов Серебряного века. А юному меломану сейчас было уж точно не до Пушкина.

– Белолобов, ты что, не в настроении? – удивилась учительница.

– Да я… – начал оправдываться Вождь, но Полубабкина его опередила:

– Зоя Васильевна, – крикнула пионерский лидер, – у него психологическая травма после спора на уроке истории!

– И о чем шел спор? – заинтересовалась преподаватель.

– О Куликовской битве, – поведал хмурый Викштейн.

– Ах, как замечательно! – радостно вспыхнула Зоя Васильевна и сразу принялась читать наизусть Блока:

 
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
 
 
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь – стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
 
 
Наш путь – степной, наш путь – в тоске безбрежной —
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы – ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
 
 
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
 

И ханской сабли сталь…

 
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…
 
 
И нет конца! Мелькают версты, кручи…
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
 
 
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь…
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!..
 

Кто-то жидко похлопал, учительница, вдохновившись собственным чтением, рассказала подопечным несколько эпизодов биографии Сан Саныча, объяснила эстетику символизма, прочитала несколько стихотворений Цветаевой и Ахматовой, да отпустила их со звонком.

Последним уроком в расписании стояла физкультура. Физкультура до обеда означала, что Святослав Всеволодович еще не выпил пива, и всем будут определены упражнения на время и количество. Если же она проводилась последней, физрук запирался в своем кабинете, а школьников выгонял на улицу: мальчишек – играть в футбол, девчонок – в пионербол на волейбольной площадке.

Поэтому половина класса убежала домой – и ой как зря! «Слава-кирпич» то ли простудил горло, то ли ему просто не хотелось, но пиво он сегодня не употреблял. Всех построил в спортзале, выписал на бумажку фамилии прогульщиков, а с пришедшими провел полноценное занятие.

Разделив ребят на две части, одних заставил лазать по канату – до потолка и вниз, других – прыгать через «козла». Олежка, имея сильные руки, канат любил, и иногда даже красовался перед девчонками, забираясь вверх без помощи ног, а то и вовсе «уголком». Так он из-под потолка и увидел, как Астафа, отталкиваясь перед прыжком, задел левой ногой матрас и до конца не долетел совсем чуть-чуть, больно ударившись о снаряд копчиком при приземлении. Больно ему стало так, что у него выступили слезы. Астафа и слезы – две вещи несовместные, поэтому оторопевший физрук отправил его домой.

– Сдался мне этот «козел»! – орал Женька. – У меня сегодня тренировка, а завтра – игра! Что я тренеру скажу, если не смогу откатать, как надо?!

Физрук, ценивший в этом классе только троих учеников – Астафьева, Лапшина и Белолобова, прочих презрительно называя «шахматистами», сам не на шутку испугался. Он предложил раненому довести его до медпункта. Тоже, блин, взрослый человек, а простых вещей не понимает: какой мальчишка согласится перед женщиной-медсестрой обнажать ягодицы, как бы там копчик сильно ни болел?

Викштейн уселся точно посередине снаряда, а Тренога, наоборот, перелетел с огромным запасом, но носом вперед. Шлепнулся на мат так, что очки упали. Всеволодович потерял настроение, поставил всем «пятерки» и отправил восвояси.

Вождь, опустив бестолковую (ну зачем он сцепился с классной!) голову, пошел мыть полы. Занятие предстояло не только безрадостное, но еще и физически противное – тряпка воняла так, что впору нос прищепкой зажимать.

«Ригорист, ригорист… Пустился в сражение длиною в несколько лет, чтобы не казаться самому себе тряпкой – и вот она в руках, тряпка настоящая. Драй палубу, юнга! У Оксаны Витальевны власть, и она этой властью задавит тебя, пройдется катком туда и обратно. Но, если не ты, то кто?».

От размышлений оторвал голос Гончаровой:

– Хочешь, помогу?

Белолобов, наклонившись над ведром с грязной водой, как раз отжимая смердящий рваный кусок материи, засмущался – он не хотел, чтобы подружка застала его в таком неприглядном виде.

– Лен, ты прости, – сказал юный меломан, – иди домой одна. Я не смогу тебя сегодня проводить. Пока я закончу, уже репетитор придет, а еще перекусить надо. Кто знал, что так сложится?

– Все говорят, что тебе нужно в другой класс переходить, иначе Трунова тебя съест.

– Летом подумаю.

– Я тогда тоже перейду!

– Лен, – скривил губы Вождь, – не надо крайностей! Все равно будем видеться каждый день, а то, что на уроках не придется сидеть вместе – ну и что? Может, так я по тебе еще сильней скучать буду.

Гончарова хихикнула, подошла к нему вплотную, неожиданно чмокнула в щеку, вспыхнула и убежала. У Олежки в руках была мокрая тряпка, поэтому он не смог подружку остановить. Ну и ладно. Хотя и сам засмущался.

Закончив унизительную работу, он тщательно вымыл руки и отправился домой, вновь и вновь прокручивая в голове детали спора с Оксаной Витальевной. Зря она семью задела, и отцу об этом не расскажешь – всполошится и станет зеленым на неделю. Но с дедом обязательно надо поделиться, все по полочкам разложить. Он подскажет, что делать, а может и сам какие-то действия предпримет.

В квартире ученик-двоечник неожиданно встретил маму.

– Оп-па! – засмеялся он, увидев ее в кухне. – С работы сбежала?

– Не сбежала, а отпросилась. – Мама выкладывала из хозяйственной сумки свинину, квашеную капусту, хлеб, соленые огурцы – значит, рынок посетила, выбросила на ветер лишнюю копеечку.

– Банкет по поводу прибытия высокопоставленного гостя?

– Олег! – Она отряхнула ладони. – Но мы ведь не можем в грязь лицом ударить, правильно? Константин Сергеевич всегда с подарками приходит, ну так и мы его накормим, угостим. К тому же он не просто папин друг, а еще и его начальник…

– А это очень важно для его карьеры. Знаю, знаю… – сказал Вождь, сбрасывая обувь. Вдруг, вспомнив что-то важное, стремглав бросился в свою комнату, открыл шкаф – вот она, пластинка «Лед Зеппелин», на месте. Не забрал брат, не отнес к кому-то на запись. Испугавшись, что тот, может быть, просто еще не появлялся дома, помчался обратно.

– Мам, мам! Игорешка приходил уже, нет?

– Приходил, – задумчиво произнесла она, руками исследуя здоровый кусок мяса – не спрятана ли внутри незаметная глазу кость? Мясники, они же, нэпманы, так разрубят тушу, что поначалу не видишь ничего, а потом – бац! – половина куска – кости. – Ни минуты дома не сидит, постоянно куда-то бежит. Когда он уроки делает?

– Не ко мне вопрос, – Олег плюхнулся на стул. – Я сам еле успеваю. Покорми сына, а?

– На плите разогреты макароны «по-флотски». Выложи себе на тарелку, съешь.

Он снял крышку с огромной сковородки, и по помещению сразу поплыл густой масляной запах.

– У-у-у, – голодным волком провыл Белый Лоб, – мои любимые!

Устроившись удобнее, принялся поглощать пищу, быстро орудуя вилкой.

– Ешь, как деревенщина! – сделала замечание мама. – Не торопись!

– Просто, – жуя, ответил сын, – я боюсь до прихода Аллы Игнатьевны не успеть.

Алла Игнатьевна являлась его персональным репетитором и занималась с Олегом игрой на фортепиано шесть раз в неделю. Переговоры с родителями проходили очень долго, мировое соглашение включило в себя их обязательство отпускать его на улицу для игры в футбол несмотря на риск травмы рук и пальцев из-за возможных столкновений или падений («Да палец можно и дверью дома прищемить! – кричал тогда Вождь. – Ножом порезать во время чистки картошки!») и данное Олежкой слово относиться к музыке серьезно и, само собой, не пропускать занятия.

На самом деле он торопился с обедом, чтобы кинуться в свою комнату и пустить «Цеппелинов» через колонки, так «вставляло» по-настоящему – при папе рок разрешалось слушать только в наушниках. Но пока под присмотром мамы он сначала ел как «порядочный человек», потом пил чай как «порядочный человек», пришла репетитор, и начались гаммы, исполнение вчерашней пьесы, ошибка, исполнение вчерашней пьесы снова и разучивание новой пьесы.

Окончив занятие и сдержанно похвалив его за усердие, Алла Игнатьевна отправилась болтать к маме в кухню, а Белый Лоб врубил на всю мощность – пределом считался момент, когда колонки начинали дребезжать – пластинку «Вход через выход». Общее впечатление оказалось вовсе не на «пять с плюсом», но «Олл Май Лав» он прослушал три раза подряд – ни фига себе вещь!

Когда он вертел в руках старую папину гитару, на которой уже давно не имелось струн, изображая настоящего рокера, в комнату постучала мама. Он снизил громкость и вышел.

– Там к тебе Георгий с визитом.

Ох, ты – футбол! Ой-ой-ой, как он забыл!

Выключил проигрыватель, пулей вылетел в коридор. Пока он натягивал кеды, Шило змееподобно шипел:

– Пять минут пятого, а тебя нету! Гад! Я думал, может, случилось что?

– Мам! – крикнул Олег. – Я во двор!

– Хорошо! – прокричала она в ответ.

– Все пришли? – спросил Вождь уже по дороге.

– Новикова нет, да он нам и не нужен. Давай быстрей!

Добежали до площадки – ребята уже вовсю разминались. Когда все оказались в сборе, столпились кучкой, обсудили приз, правило замен, количество полевых игроков (площадка раскинулась не особо широко, свыше семи в поле и одного в «рамке» ну никак не получалось), ударили по рукам, разошлись.

Из-за плотности футболистов разыгрывать мяч приходилось в основном в одно касание, иначе сразу «накрывали», зато никто не «водился», и если комбинации проходили, получалось очень красиво – здесь не дилетанты собрались. Возиться со снарядом разрешалось одному Демосфену – единственному четверокласснику в команде, но он являлся прирожденным дриблером, так что пусть. Прозвище свое он получил за не прекращающуюся ни на секунду болтовню. Иногда казалось, что он и спит с открытым ртом, откуда раздаются все новые и новые объяснения, комментарии и поучения. Кипиани умело дирижировал игрой и «плел кружева», Щетинин раз за разом разряжал свою пушку, правда, в основном, по воробьям, нежадный Борька Коренев финтами уводил неприятеля в сторону и выкладывал друзьям «круглого» как на блюдечке, но вечные друзья-соперники из пятого дома по Университетскому проспекту тоже не лаптем щи хлебали. К тому же дом у них был больше, соответственно, рабочего материала имелось предостаточно. Так что их возможность сбить крепкую команду выглядела лучше.

Первый тайм закончили при равном счете – 3:3, в перерыве спорили до хрипоты, играл ли рукой Шиляев и фолил ли Данилин, пили воду, отдыхали. Быша рвался на поле, но в ворота вставать никто не хотел, а Демосфен убеждал товарища, что такая у него карма. Оказался он, как всегда, на высоте, и Серега Бышко вернулся в «рамку».

Второй тайм начался еще жестче первого. Лимонад-лимонадом, но главное, что за разговоры потом пойдут по дворам: кто кого «сделал», да еще с каким разрывом в счете, – все имело значение. На нескольких балконах ближайшего дома расположились зрители, и ударить перед ними в грязь лицом никому не хотелось. Минут за пять до конца Борька в самоотверженном броске забил головой в падении, при этом расцарапав себе локти, – 7:7. Все поняли, что следующий гол в любые ворота станет последним, и принялись осторожничать. Нетерпеливому Щетке это надоело, и он неожиданно так дал по мячу, что тот перелетел и заградительную сетку спортплощадки, и забор стоявшего по соседству детского садика.

– Куда лупишь? – заорал Шило. – Беги за мячом!

– Рикошет был! – закричал в свою очередь Щетинин.

– Был, – подтвердил нападающий соперников Валька Дементьев.

– Ну так бегите вдвоем! – завелся Жорка.

Начались крики, кто-то кого-то толкнул в грудь, Щетка и Валя отправились за мячом, Олег пошел за ними – не любил бесполезный ор. Быстро перемахнули через ограждение, начали рыскать по кустам – «круглого» не нашлось. Вдруг в павильоне Вождь заметил двух здоровенных ребят и одну девушку. Юнцов Белолобов не знал, они казались явно неместными, девушка – тем более. На вид каждому можно было дать лет шестнадцать-семнадцать – или десятый класс, или последний курс училища. Один – в щегольской куртке, настоящих клешах и в кепке, из-под которой свисали длиннющие патлы. Второй – в настоящей водолазке, рыжем пиджаке, тоже в клешах и в остроносых ботинках на широком толстом каблуке. Девушка, несмотря на погоду, надела мини-юбку и обтягивающий свитер. Грудь у нее торчала в таком свитере – заметней заметного. На дощатом полу стояла пустая бутылка из-под портвейна. Видимо, только что «вмазали», за этим в садик и зашли. «Кепка» держал в руках их спортивный снаряд.

– Спасибо, ребята! – бодро сказал Шило. – А мы уж испугались, что не найдем.

– Что́ не найдем?

Девица хихикнула, «кепка» ощерился, «водолазка» вынул из пачки «Аэрофлот» сигарету и закурил.

– Ну, мяч, – удивился Жорка. – Отдайте его, это наш.

– А не хочу.

Девица заржала в голос. Щетка все понял и побежал за ребятами.

– Не поступайте опрометчиво, – выступил вперед Олежка. – Мяч принадлежит нам, и присвоение чужого имущества – не повод для шуток. Не зовите беду.

– Смотрите, мальчик нам угрожает, – театрально протянул хулиган, а девушка просто зашлась хохотом – видимо, портвейну ей досталось больше других, или он на нее лучше действовал.

– Да какие шутки! – не выдержал взрывной Жорка. – Мы тут живем! Да, он мальчик, но у него старший брат – спортсмен, он из тебя за минуту котлету сделает! Нас тут четырнадцать человек, и у каждого второго есть старшие братья! У Быши вообще – боксер-разрядник!

Второй здоровяк в модных ботинках вдруг отдал сигарету подружке, одним прыжком оказался рядом с футболистами и дал Шиле мощный щелбан – тот даже на метр отлетел в сторону. Олег сразу встал между ними:

– Эй, эй, полегче! Ровесников не пытались найти силушкой меряться?

– А нам по фигу, – заявил «кепка», – что с ровесниками, что не с ровесниками… Хочешь защитить своего друга – подерись с моим. Ссышь?

– Вождь – не такой! – Георгий чуть не плакал. – Он никогда не ссыт! Но ему на кулаках драться нельзя – он на пианино играет! Иначе бы вы все «люлей» получили!

Хохот «кепки» был оглушителен. Веселился он искренне, даже схватился за живот.

– Драться нельзя!.. Ха-ха-ха! Потому что!.. Ха-ха-ха! Он играет на пианино!!! Я такой отмазки ни разу в жизни не слышал! Ох-хо-ха-ха!

Хихикали и девица, и «водолазка».

Тем временем через забор посыпалось подкрепление. Ребята заговорили наперебой, требуя вернуть снаряд, а Борька полез отбирать его силой, но хулиган так грубо и сильно ударил его ногой, что Корень упал.

– Так, мелюзга! – крикнул здоровяк. – Будете визжать, сейчас вообще всех отметелим!

– Вы в этот двор больше не зайдете! – орал Борька, потирая ушибленное место и одновременно отбегая на безопасное расстояние. – Вас тут уроют вместе с вашей бабой!

«Водолазка» швырнул в него камнем, тот просвистел мимо, и Коренев отбежал еще дальше.

– Предлагаю следующее решение проблемы, – пристроив мяч подмышкой, сказал «кепка». – Вы можете свой мяч выкупить.

– Это как – «выкупить»? – нахмурился Быша.

– Ну, вам хочется играть, а нам – выпить портвейну. Бутылка – рубль семьдесят, две бутылки – три сорок. Ну, сорок копеек мы как-нибудь найдем, так что с вас трояк. Или, – тут он вытащил из кармана и раскрыл перочинный ножик, – я его вообще проколю.

– Как проколешь? – заорал Жорка. – Это «олимпийский» мяч, настоящий, кожаный! Он двадцать пять рублей стоит! Мы на него всем домом скидывались!

– А вот так и проколю, – спокойно ответил хулиган и картинно занес ножик над снарядом.

– Братья! – выкрикнул Демосфен. – Нас – почти полтора десятка человек! Бросим вызов асоциальным элементам, соберем силы в кулак, одолеем супостата, без приглашения шагнувшего на нашу землю! Объединим силы и обуздаем…

«Кепка» мячом ударил Демоса в лицо, и так умело, что тот отскочил пришельцу обратно в руки, оставив на носу и лбу мальчишки красные пятиугольные отпечатки.

– Стоп! – сказал Данилин. – У меня есть трояк.

– Откуда? – удивился Шило.

– Мать просила купить одну вещь.

– Тебе влетит!

– Не влетит. Я ей все объясню, она у меня добрая.

– Мы, – обернулся Олег, – завтра скинемся, отдадим.

– Ну да, я понимаю, – Кипиани полез в карман и вынул зеленую бумажку. – Держи, – протянул он деньги хулигану.

Тот спокойно, как будто все, что происходило, являлось обычным делом, забрал трояк и кинул «круглого» Шиле.

– Давайте, мелкие, двигайте домой, скоро передача «Спокойной ночи, малыши!» начнется, – подвел «кепка» черту.

«Водолазка» забрал у подружки дымящийся окурок обратно и с удовольствием затянулся. Заводила обнял девицу, и все вместе они пошли на выход.

– Тебе кранты, все, капец! – орал из своего дальнего далёка Борька.

Главный хулиган бросил через плечо:

– Гуд бай, мелюзга! – а потом еще, не оборачиваясь, помахал рукой.

Демосфен тер лоб, Олег спросил его:

– Федь, ты как?

– Да с лицом ерунда, но до чего ж обидно, а?

На площадку вернулись поникшие, продолжать игру настроения не нашлось ни у кого. Договорились этот матч считать ничейным, а если по результатам двух оставшихся игр тоже будет ничья, например, каждый выиграет по разу – бить пенальти. С тем и разошлись.

С Жоркой и Лешкой направились к дому, Шило строил страшные планы жестокой мести, но Вождь понимал, что продолжения не будет – где негодяев искать? А все прошло, может, лучше, чем могло сложиться. Допустим, выпили бы до встречи наглецы не одну бутылку, а три, а «кепка» бы еще и ножиком принялся размахивать…

«Откупились серебром, как Иван Калита и Симеон Гордый, – пронеслось в голове. – Все живы, все здоровы. Нет, но прав Федька – зато как обидно!».