Текст книги "Сокровище"
Автор книги: Дмитрий Сафонов
Жанр: Исторические детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
33
Прозвучал сигнал. Валентин поднял глаза.
– Идентификация завершена! – громко сказал он, но этого и не требовалось: командор глыбой навис над пультом и уставился на экран.
Валентин вывел фотографию Сильвера.
– Это… – начал Валентин, но командор перебил.
– Помню! Петр Сергеевич Силантьев, криминальный авторитет по кличке «Сильвер». Дальше!
Валентин подвел курсор к Юзефу.
– А это – Юзеф Гроховский, иезуит. Священник из прихода святой Терезы Младенца Иисуса, что в Павлодаре, – Валентин заметил непонимающий взгляд командора и пояснил. – Павлодар – это в Казахстане.
– Что иезуит из Казахстана может делать в Санкт-Петербурге? – спросил Габриэль.
Валентин пожал плечами.
– Судя по данным авиакомпании, он прилетел в город неделю назад.
– Ладно, – командор махнул рукой. – А этот? – он показал на Мануэля.
– К сожалению, про него нет никаких сведений. Зато мы знаем, кто он, – Валентин перешел к Скворцову. – Скворцов, Олег Константинович, работает на олигарха Бориса Виноградова, – Валентин щелкнул мышкой, и на экране появилась фотография Виноградова. – Прилетел на экономический форум и до сих пор находится здесь.
– Российский олигарх? – удивился Габриэль. – А ему-то что нужно? Из его денег можно построить лабиринт, откуда он не выберется до конца жизни.
– Про него – не знаю, – признался Валентин. – По крайней мере, теперь ясно: против нас играют Сильвер, люди Виноградова и… Иезуиты!
Последние почему-то пугали Валентина больше всего.
34
Невский проспект, дом 32–34.
Марина и Виктор стояли на тротуаре, у самой проезжей части. Прямо перед ними, чуть в глубине, оперевшись двумя широкими арками на соседние дома, стоял храм святой Екатерины Александрийской; хотя правильнее было бы его называть единственной в России малой базиликой: почетным титулом, дарованным в 2013-ом году Конгрегацией богослужения и дисциплины таинств.
Фасад базилики, обращенный к Невскому проспекту, имел вид портала; полукруглая арка опиралась на две колонны; на высоком парапете, опоясывавшем крышу, стояли скульптуры четырех апостолов-евангелистов, и два ангела в центре держали крест; надпись на фронтоне гласила: «Domus Mea, Domus orationis», что в переводе с латыни означало: «Дом Мой – Дом молитвы».
Издалека фасад не выглядел таким уж большим; но по мере приближения Марина начала осознавать всю его монументальность; это были самые настоящие врата, отделявшие суету бренного мира, топчущегося снаружи, от торжественного покоя, царящего внутри, где в огромном вытянутом нефе, крестообразно пересеченном нефом поменьше, могли одновременно собраться до двух тысяч прихожан.
Марина помнила, что создателем этой дивной базилики был архитектор Трезини; но не тот знаменитый Доменико Трезини, построивший Петропавловский собор, усыпальницу русских императоров, что в Петропавловской крепости на Заячьем острове; а другой, его дальний родственник, Пьетро Антонио Трезини.
Марина и Виктор направлялись к базилике, как вдруг дверь центрального входа отворилась, и из здания вышел молодой стройный монах в хабите, традиционном одеянии доминиканцев: белая туника, белый скапулярий и белая пелерина с капюшоном. Монах подошел и поздоровался.
– Добрый день! Я – отец Иакинф. Мне позвонил монсеньер кардинал Рикетти из Рима. Я вас жду.
Марина улыбнулась. Виктор сдержанно поклонился.
– Извините, отец Иакинф. Мы не хотели вас отрывать. Но дело очень срочное.
– Я – полностью в вашем распоряжении, – заверил доминиканец. – Монсеньер упомянул, что, если вы не захотите называть свои имена, я не должен спрашивать.
– Нас интересует библиотека иезуитов, – перешел к делу Виктор.
– О! Иезуиты! – воскликнул монах. – К счастью, они были здесь недолго. Всего четырнадцать лет. С одна тысяча восемьсот пятнадцатого года паству окормляем мы, братья-проповедники. Не угодно ли проследовать за мной? Я приготовлю вам кофе. Или желаете пообедать?
– Нет, спасибо, – поблагодарила Марина. – Надеюсь, мы ненадолго.
Отец Иакинф жестом пригласил следовать за ним и пошел по улице, огибая базилику справа, через большую арку.
– Видите? – понизив голос, сказал Виктор. – Даже смиренные доминиканцы, и те – недолюбливают иезуитов. Недолюбливают – и боятся.
– Что уж говорить о мальтийцах? – подхватила Марина. – Судя по истории, вы – не такие уж смиренные.
– Доминиканцы – монашеский орден, – парировал Виктор. – А мы – военные.
– Вы – тоже военный? – не удержалась Марина и снова наткнулась на стену.
– Нас ждет кофе. И поверьте, доминиканцы варят кофе гораздо вкуснее, чем капуцины.
– Это вкуснее настоящего капучино? – удивилась Марина.
– Сейчас сами все увидите.
35
Митя лежал на небольшой узкой кушетке, слегка согнув ноги, и с нарастающей тревогой смотрел на Анну. Выражение лица Анны ему категорически не нравилось.
Анна помяла Мите живот, ущипнула кожу у пупка, глубоко погрузила руку в правый бок и неожиданно резко отдернула. Митя на всякий случай вскрикнул.
Анна встала и, нахмурившись, подошла к стеклянному шкафчику, где стояли разнообразные пузырьки с препаратами.
– У тебя нет аллергии на анестетики?
– Что? – Митя приподнялся на кушетке. – Зачем?!
– Видишь ли, – мягко сказала Анна. – У тебя – аппендицит. Необходима срочная операция.
– Э-э-э, – Митя явно был в замешательстве. – Вы не могли ошибиться?
Взгляд Анны стал строгим.
– Ты забываешь другое название ордена. Госпитальеры. Мы изрядно преуспели в медицине. Это – аппендицит, несомненно.
Митя попытался проглотить комок, вдруг вставший поперек горла. Безжалостная Анна продолжала.
– Будем оперировать прямо здесь. Под местной анестезией.
– Почему? – пискнул Митя.
– Ты смотрел «Семнадцать мгновений весны»? – спросила Анна.
Митя затравленно кивнул.
– Помнишь, радистка Кэт кричала в бреду? Так ее и вычислили. Я не могу отправить тебя в больницу. Вдруг ты под наркозом все расскажешь?
Митя серьезно задумался. Но – думал он недолго. Опустил голову на кушетку, вытянул ноги и возвестил.
– Да. Вы правы. Я готов. И у меня – нет аллергии на анестетики.
Напускная серьезность вдруг исчезла с лица Анны; женщина громко рассмеялась.
– Дурачок! У тебя – ничего не болит. Живот – абсолютно спокойный. Зачем ты соглашаешься на операцию?
Митя понял, что его нехитрый обман раскрыт, и решил, что таить больше нечего.
– Не могу же я бросить сестру, – заявил он. – Мне кажется… Хотя я еще не успел это понять… Но мне кажется, что… Я ее люблю!
Лежать тоже не имело смысла, поэтому Митя сел.
– У меня больше нет ни братьев, ни сестер. Вы меня понимаете? У вас есть дети?
Анна подошла и ласково потрепала Митю по щеке. Но глаза ее почему-то были печальны.
– Если бы были… Я бы хотела, чтобы они так же любили друг друга.
Анна перешла на шепот.
– Не бойся! Я тебя не выдам.
После этих слов Митя почувствовал себя заговорщиком.
36
Марина и Виктор сидели в небольшом кабинете, расположенном в задней части базилики. Отец Иакинф хлопотал у маленькой плитки; он варил кофе.
Аромат Марину совершенно ошеломил; она уже понимала, что через несколько минут ей предстоит попробовать что-то исключительно вкусное.
Доминиканец убавил огонь под туркой и сел напротив гостей.
– Я вас слушаю.
– Библиотека иезуитов, – напомнил Виктор.
– Богатейшее собрание, – кивнул монах. – Около пятидесяти тысяч книг.
– Нам нужна всего одна, – уточнил Виктор. – Библия, которая раньше была в церкви святого Иоанна Предтечи на Каменном острове.
– Мальтийская Библия? Мой брат – госпитальер?
Вместо ответа Виктор промолчал, и сконфуженный отец Иакинф тихо пробормотал.
– Останови, Господи, мой неуёмный язык.
– Вы слышали о ней? – спросил Виктор.
– Переплет из красной кожи, серебряное тиснение в виде мальтийского креста. Да, я о ней слышал.
– Где она? – Виктор едва заметно подался вперед.
– Она хранилась здесь, – с легким вздохом отвечал монах. – Разве вы не знаете о беде, которая нас постигла?
– Какая беда? – встревожилась Марина.
– В тысяча девятьсот тридцать восьмом году храм был закрыт и разграблен. Утварь, иконы и книги из библиотеки были выброшены на улицу и сожжены.
– Вся библиотека? – с болью в голосе спросил Виктор.
– Увы! – всплеснул руками доминиканец. – Это свойственно роду человеческому: уничтожать мудрость, накопленную веками. Люди не хотят стремиться к высшим образцам духовной нравственности. Им нужно оправдать свое сиюминутное животное естество.
– Тридцать восьмой год, – Марина покачала головой. – Тогда было время «большого террора».
– Не время делает людей, – назидательно изрек монах. – Люди делают время.
– Мальтийская Библия сгорела в огне? – спросил Виктор.
– К моему глубокому сожалению, – отвечал отец Иакинф. – Что я еще могу для вас сделать?
Он встал и подошел к плитке. Кофе медленно закипал.
37
– Нет! Нет! Не надо! – кричала Лиза, отбиваясь от громил, но силы были неравны.
Один из них сильно толкнул приоткрытую дверь, второй попытался зажать девушке рот, но был укушен: очень больно и до крови.
Лиза пробовала скрыться в дальней комнате; бежала, опрокидывая стулья и захлопывая двери, но все было тщетно; элементы квартирного ландшафта не являлись для стокилограммовых детин хоть сколько-нибудь серьезным препятствием.
Они настигли девушку и зажали в углу; один схватил за горло, а второй – выхватил мобильный.
– Значит, так, – сказал первый. – Ты звонишь ему и договариваешься о встрече…
Но второй перебил.
– Ага! А если у них какой-нибудь условный сигнал? Типа «все в порядке» означает «все хреново»?
– Да, – призадумался первый. – Что делать?
– Пусть напишет эс-эм-эску, – сообразил второй. – И смайлик поставит.
Первый ослабил хватку; воздух со свистом ворвался в легкие девушки. Лиза кивнула; она была готова на все.
38
В кабинете отца Иакинфа царила тягостная тишина. Марина поглядывала на доминиканца; тот, словно чувствуя свою нечаянную вину, как гонец, принесший дурные вести, ссутулился и поник; он нарочито старательно переливал кофе из турки в простой белый кофейник. Виктор пребывал в тяжелой задумчивости.
Монах расставил на столе три чашки с блюдцами и водрузил в центр образовавшегося треугольника крошечную серебряную сахарницу с бурыми осколками тростникового сахара. Отец Иакинф взял кофейник и разлил кофе.
Марина сделала осторожный глоток. В следующую секунду по телу пробежала теплая дрожь; в голове деликатно защелкали петарды, и осторожно заискрились крошечные фейерверки. Марине пришлось сделать над собой усилие, чтобы попытаться скрыть охвативший все ее существо беспричинный восторг, особенно неуместный в ту минуту, когда хрупкая надежда найти Мальтийскую Библию разбилась вдребезги.
Марина покосилась на Виктора; но даже он, этот сухой и бесцветный человек, с трудом сдерживал счастливую улыбку. Положительно, кофе доминиканцев обладал чудодейственным эффектом; Марине тут же захотелось узнать рецепт, но, прежде чем она успела открыть рот, заговорил Виктор.
– Отец Иакинф! Есть ли хоть один шанс, что она уцелела?
– Очень призрачный шанс, – не стал обнадеживать монах.
– Тем не менее, – не отступал Виктор.
– В жизни всегда есть место чуду, которое являет нам Всевышний, – доминиканец осенил себя крестным знамением. – В тридцать восьмом году девятнадцатилетняя прихожанка нашего храма Софья Степулковская достала из груды мусора алтарный крест и, рискуя жизнью, принесла его домой. Сейчас это распятие висит на своем месте. Над алтарем. Я не исключаю, что кто-то еще сумел спасти наши реликвии.
– Кто это может быть? – спросил Виктор.
– В те годы старостой церкви была одна женщина. Она очень переживала из-за разорения храма. Сама она давно умерла, но ее сын… Время от времени он приносит некоторые старинные вещи, которые когда-то раньше принадлежали приходу.
– Вы знаете его адрес?
Монах взял клочок бумаги, черкнул на нем пару строк и передал Виктору.
– Спасибо, отец Иакинф!
Виктор встал. За ним поднялась и Марина.
– У меня – еще один вопрос. Как вы варите этот чудесный кофе?
– Вам понравилось? – заулыбался монах.
– Это было… Чертовски вкусно!
Марина поздно спохватилась, что ее слова могли прозвучать двусмысленно и даже, учитывая место, где они были сказаны, кощунственно; но ни доминиканец, ни Виктор не подали виду, будто заметили ее оплошность.
– Наш рецепт – кенийские зерна. Урожай – собранный исключительно в нечетные годы. Зерна нужно обжарить. На открытом огне. Очень большом огне. Затем – помолоть. Дважды. Первый раз – крупно, и оставить на сутки. Второй раз – мелко. Добавить немного корицы. Измельченного сушеного базилика. И – наш секретный ингредиент.
– Какой?
Отец Иакинф лукаво улыбнулся.
– Секретный. У ордена доминиканцев – свои тайны. Эту мы храним с шестнадцатого века.
– Спасибо! – сказала Марина, и они с Виктором вышли.
Марина и Виктор подошли к машине. Виктор вдруг усмехнулся.
– Шестнадцатый век… Подозреваю, их секретный ингредиент – это толченые листья коки.
– Из которых делают кокаин? – удивилась Марина.
– И кока-колу, – подтвердил Виктор. – Вспомните, как завоевывали Латинскую Америку. Первыми шли конквистадоры – бедные и очень воинственные испанские и португальские дворяне. За ними – иезуиты. Зорко следили, чтобы конквистадоры исправно отправляли золото в королевскую казну. А следом – доминиканцы. Смиренные отцы-проповедники, несущие дикарям Слово Божие. Думаю, с тех пор это и пошло.
– Понятно, – кивнула Марина. – Значит, мне этот рецепт не подходит. Где я буду брать листья коки?
39
Месье Жан пребывал в определенном замешательстве. Он получил СМС от Лизы, но никак не мог вспомнить, что это за Лиза. Вор достал из кармана жилета крошечный блокнотик, углы которого были украшены филигранной чеканкой по серебру, и открыл на букву «Л».
В списке значились четыре Лизы. Против каждой стояла пометка. «1. – громко кричит в постели. 2. – толстые колени. 3. – одно ухо больше другого, на шее – противная бородавка. 4. – Жозефиночка».
Месье Жан совершенно не хотел угодить на номер третий; это был самый нежелательный вариант. Следующим в списке шел номер первый; то, что девушка кричит в постели, – само по себе неплохо, но если он сделал пометку и даже употребил слово «громко» – неспроста. Значит, барышня действительно ревела почище тепловозного гудка. Номер второй не вызывал резко отрицательных эмоций; толстые колени – не самая большая беда на белом свете. Номер четыре – интриговал, манил и покорял. В градации месье Жана «Жозефина» означала высшую степень женской красоты; зрелой и уверенной в себе, между тридцатью и сорока годами. Если же красавице тридцать еще не исполнилось, она проходила по разряду «Жозефиночки».
Проблема заключалась в том, что вор никак не мог вспомнить, какой именно Лизе принадлежал телефонный номер, с которого пришла СМС-ка. Но все-таки человеку свойственно верить в лучшее; поэтому, отправляя ответ, он думал о «Жозефиночке», а от мадемуазель «разные уши» собирался сбежать, едва поздоровавшись.
40
– Откуда я знаю, что вам можно верить?
Старик стоял на пороге, преграждая вход в квартиру. На вид ему было лет восемьдесят; красные слезящиеся глаза, плохо выбритые щеки и шея, больная кожа и неестественная худоба говорили о том, что жил он один, и ухаживать за ним было некому.
Марина достала университетское удостоверение.
– Посмотрите, Николай Теодорович! Я – ученый. Историк.
Старик презрительно поджал губы.
– А мне-то что?
Виктор мягко отстранил Марину.
– Скажите, вы доверяете отцу Иакинфу? Его рекомендации будет достаточно?
– Конечно. Он – мой духовник.
Виктор показал листок, который ему дал доминиканец.
– Узнаете? Это – его рука. Если хотите, можете позвонить, – Виктор достал мобильный и протянул старику.
Старик взял листок и, держа на отлете, посмотрел на почерк.
– Да. Его, – сказал он, возвращая листок. – Проходите!
Марина и Виктор вошли в квартиру. Марину неприятно поразили прогнившие полы, отсыревшие стены с отслаивающимися обоями и почерневший облупившийся потолок. Но еще более был неприятен стойкий запах запустения и тлена.
Старик привел их в комнату; на незастеленной кровати валялось скомканное грязное белье; на табуретке рядом с изголовьем – стоял помутневший стакан с водой, и лежали вповалку пузырьки с таблетками.
– Мы хотели бы увидеть Мальтийскую Библию, – сказал Виктор.
На лице старика отразилось сомнение.
– Поверьте, наши помыслы чисты, – поспешила добавить Марина.
– Надеюсь, – проскрипел старик.
Он поднял подушку с засаленной наволочкой; на кровати лежала Библия. Одного взгляда Марине было достаточно, чтобы понять: та самая! Переплет, конечно, потускнел и из некогда алого превратился в бурый; как запекшаяся кровь; но серебро в форме мальтийского креста кое-где еще проступало на обложке. Марина посмотрела на Виктора и отметила, что он тоже понял: это – она!
Старик бережно гладил книгу; не каждая мать с такой нежностью гладит свое дитя.
– Николай Теодорович! – сказал Виктор. – Мы хотим ее купить. Продайте!
Старик глухо закаркал. Сначала Марине показалось, что он смеется, поэтому поспешила улыбнуться, рассчитывая завоевать его расположение; но уже в следующую секунду поняла: это не смех, а плач.
Карканье прекратилось; старик утер глаза краем простыни.
– Вы знаете, – сказал он. – У меня была сестричка. Старшая. Зоя. Хорошая девочка. Я ее очень любил, и она меня любила. Папа ушел на фронт. Потом мы узнали, что его убили в первый же день. Он плохо видел и был неуклюжий. А мы вместе с маменькой остались здесь. В блокаду. И голодали, конечно. Зоиньке не хватало. И она – плакала по ночам. А потом – и днем плакала. А потом – плакать перестала. Умерла. Маменьке тогда предлагали продать Библию. А она – отказалась. Сказала, что смерть – ждет каждого. А в этой книге – жизнь вечная. И как же вы ее хотите купить? У вас таких денег нет. И ни у кого нет. И не будет.
Виктор понимающе кивнул и положил руку старику на плечо.
– Хорошо. Тогда – дайте нам ее. На несколько дней.
Старик покачал головой.
– Не могу. Вы, наверное, видите, какой тут бедлам? Это – не потому, что я – неряха. Просто сил нет. Я умираю. И хочу, знаете, как маменька. С этой Библией на груди.
Старик закашлялся. Он потянулся к табуретке, чтобы взять один из пузырьков; задел дрожащей рукой стакан, и тот опрокинулся.
Марина подбежала и подняла стакан.
– Я принесу воды, – сказала она и вышла.
Виктор вышел следом.
На кухне Марина открыла кран; отчетливо пахнущая хлоркой вода гулко ударила в металлическую раковину с потрескавшейся эмалью. Марина подумала о том, что для несчастного умирающего старика Библия представляла едва ли не большую ценность, нежели для Мальтийского ордена – их сокровище.
Вошел Виктор.
– Нам нужен этот экземпляр, – сказал он.
– Да, я знаю, – ответила Марина. – И что вы намерены делать?
– Забрать.
– Как? Хотите убить несчастного старика? Это же – грех! Какой вы после этого рыцарь?
– Конечно же, я не собираюсь его убивать. Просто обездвижу. Ради высшей цели я готов это сделать.
– Вы только что ругали за это иезуитов. Так нельзя. Я вам не позволю!
Марина наполнила стакан и ушла обратно в комнату.
Марина дала старику таблетки, он с благодарностью взял из ее рук стакан и запил.
– Николай Теодорович, – ласково сказала Марина. – Можно, я взгляну?
Старик слегка отодвинулся; Марина наклонилась и обеими руками, уважительно и очень осторожно, взяла Библию. Старик еле заметно улыбнулся.
– Если позволите, мы сделаем несколько снимков, – сказал вошедший Виктор.
Старик махнул рукой – мол, валяйте! – прилег на кровать и закрыл глаза; выглядел он неважно.
Марина держала Библию: она была большой и тяжелой. Виктор подошел и встал рядом. Марина сгорала от нетерпения – что же там такое? – но именно поэтому она помедлила несколько секунд, прежде, чем открыть книгу; а, может, ей стало немного грустно – оттого, что все так быстро закончилось.
Марина аккуратно перевернула обложку; затем – титульный лист… Она ожидала увидеть все, что угодно, но только не это. Марину охватила тревога, и она даже не думала это скрывать; из груди вырвался разочарованный возглас.
– Что случилось? – спросил Виктор.
– Смотрите.
Марина перелистала Библию. Страницы были испещрены множеством пометок; все они были сделаны чернилами; в основном – черными, поблекшими от времени, местами – фиолетовыми, также потерявшими первоначальную яркость.
– Здесь слишком много пометок, – сказала Марина.
– Ложные следы? Павел Первый хотел запутать?
Марина покачала головой.
– Не знаю. Не уверена.
– Выхода нет, – прошептал Виктор. – Библию надо забрать. Ким сделает анализ чернил и скажет, к какому времени каждая отметка относится.
Марина посмотрела на дремлющего старика; ей стало жалко его, почти до слез. Марина стиснула руку Виктора.
– Нет. Это его убьет. Я разберусь.
Марина взяла Библию и отошла к окну, где было больше света. Легко было сказать «я разберусь», но она даже не знала, с чего начать.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?