Текст книги "Сокровище"

6

Лизу била крупная дрожь. Девушка была сильно напугана, и для того имелись все основания: двое верзил вольготно расположились в ее квартире и уходить не собирались. Лиза была на грани истерики; она никак не могла успокоиться и только тихонько подвывала.

Один из громил сходил на кухню и порылся в холодильнике; добычей стали две бутылки пива, одну из которых он благородно пожертвовал девушке. Та вцепилась обеими руками в зеленое запотевшее стекло и не отпускала.

– Пей! – стараясь придать хриплому голосу несвойственную мягкость, увещевал громила. – Не бойся! Ты нам не нужна. Только твой приятель. Мы пригласим его поговорить. А про тебя – забудем. Навсегда. Идет?

Громила попытался улыбнуться. Неполнозубый оскал доверия не внушал. Тогда громила попробовал завоевать симпатию делом; отвернул крышку на горлышке бутылки.

Лиза поблагодарила кивком головы и сделала глоток.

– Ну, вот! Совсем другое дело, – удовлетворенно сказал громила. – Пей!

Лиза сделала еще один глоток; длинный, затяжной. Ей стало чуть полегче. Громилам она не верила: ни единому слову. А пиво и, особенно, бутылка, были весьма кстати.

7

На экране было около десятка фотографий, но Марина сразу выделила три. Прежде всего – круглая и обманчиво добродушная физиономия старика лет 60-ти; толстые щеки, изборожденные морщинами, нос картошкой, узкая прорезь рта, – особых эмоций не вызывали; но глаза: маленькие, глубоко посаженные, со скрытым на самом донышке мерзким огоньком, – они пугали и притягивали, как осколки стекла голом на полу. Рядом с обладателем неприятных глаз расположились два субъекта, которых Марина про себя обозначила, как «бандитские рожи».

– Они?

– Это – криминальный авторитет Сильвер и его подручные, – пояснил Виктор. – Подлые и опасные люди. Но они – ни при чем. Сильвер узнал о пропавшем документе от месье Жана, а он – действовал по моему заданию. Уже после гибели профессора.

Марина перешла к следующим изображениям. Молодые люди в опрятных костюмах, с профессионально-холодными лицами; один, лет сорока, поражал подчеркнутой безэмоциональностью: вместо лица зияла дыра с гладкими отполированными краями; взгляд скользил и заваливался по ту сторону экрана, не в силах за что-либо зацепиться.

– Скворцов, – сказал Виктор. – Правая рука и начальник службы безопасности миллиардера Виноградова. А это – его подчиненные.

– И? – спросила Марина.

– Нет, – покачал головой Виктор. – Их много, они хорошо обучены, оснащены и вооружены, но… Они следили за вашей квартирой, когда там побывал месье Жан. Скворцов вошел с ним в контакт, но только словесный. Силу никто применять не стал. Хотя могли – ведь наш вор представился вашим близким другом. Значит, у них нет никакой информации. Людей Виноградова – можно отбросить.

Оставалось двое. «Люди в черном». Желтолицый гном с обезьяньими чертами лица и угрюмый красавец-брюнет. Кого-то он мне напоминает… – подумала Марина, но ее отвлек голос Виктора.

– Иезуиты.

От этого слова Марина вздрогнула.

– Кто?

– Да-да, вы не ослышались, – подтвердил Виктор. – Иезуиты. Юзеф Гроховский и второй. Неизвестный. Думаю, это они, – и уточнил. – Он.

Марина вгляделась в лицо брюнета. Ощущение того, что она где-то видела эти черты, лишь усилилось. Ответ был совсем рядом, крутился на поверхности, но никак не давался. А, может, показалось?

– В тот день я была в Петергофе, – глухо сказала Марина. – Ездила к подруге. И заночевала у нее. Узнала… Обо всем… Только на следующий день. Вы можете показать, где это случилось?

Виктор участливо кивнул.

– Конечно. Одну минуту!

Виктор подошел к Валентину.

– Как идет поиск?

– Я и не подозревал, что существует столько шахматных столиков, – не отрываясь от экрана, ответил Валентин. – Тут и Петр Первый, и Меншиков, и Екатерина Вторая. Да почти все! А ссылки – запутаны. Ищешь петровский – выходишь на екатерининский. И наоборот. У вещей, как и у людей, бывают непростые истории.

– Хорошо. Работай!

Виктор потрепал Валентина по плечу и подошел к командору.

– Мы ненадолго отлучимся. Подышим воздухом. Я буду на связи.

Габриэль, сидевший за столом в глубокой задумчивости, еле заметно пошевелил пальцами. Это означало: разрешаю.

Митя вытягивал шею и усиленно чесал нос, пытаясь привлечь к себе внимание, но – Марина и Виктор вышли, причем – даже не взглянув в его сторону. С месье Жаном Мите разговаривать не хотелось, командор, к счастью, отправился в медпункт, вскоре за ним ушла и Анна, а молчаливый Ким, как заперся в своей мастерской, так и не выходил оттуда. Оставался Валентин, и Митя пошел к нему, чтобы продолжить начатый недавно разговор; его вдруг очень заинтересовала тема веры, хотя, казалось бы, эта эфемерная субстанция должна была неминуемо разбиться под натиском неоспоримых фактов.

Митя постоял рядом и деликатно покашлял. Валентин тут же с готовностью повернулся к нему.

– Можно задать тебе вопрос?

– Конечно, – приветливая улыбка озарила лицо Валентина.

– Он – не очень хороший, – честно предупредил Митя.

– Ты можешь задать мне любой вопрос, – абсолютно серьезно и очень доброжелательно сказал Валентин.

– Как ты… Ну…

Митя все же стеснялся и не мог подобрать нужных слов, поэтому небрежно, словно бы речь шла о чем-то несущественном, выбросил руку в сторону кресла.

– Стал инвалидом? – подсказал Валентин.

– Да, – кивнул Митя.

Он считал, что самому спрашивать – неприлично, но если человек сам готов поговорить о том, что он – инвалид, то почему бы и нет?

– Я таким родился, – ответил Валентин. И снова – ни тени грусти; ни на лице, ни в голосе.

– Ты думаешь, Бог хотел этого? – Митя понимал, что ступил на очень зыбкую почву; поэтому торопился поскорее перейти к весомым аргументам.

– Безусловно, – подтвердил Валентин, чем немало озадачил Митю.

– Но за что?

Валентин посмотрел каким-то очень добрым, проникновенным взглядом и покачал головой.

– Ты неправильно задаешь вопрос. Не «за что?», а «для чего?».

– То есть?

– На все – Его воля, – Валентин на мгновение поднял глаза к потолку. – Если Он пожелал, чтобы было так, значит, так нужно.

– Нужно ему?

Мите не терпелось добраться до разоблачительной сути; он думал, что острым вопросом застал Валентина врасплох, но ответ его обескуражил.

– Мне.

Это короткое слово, произнесенное с такой искренней убежденностью, повергло Митю в ступор. О чем он честно сообщил.

– Тогда я тебя вообще не понимаю.

Валентин положил руку на джойстик. Кресло, повинуясь мановению пальцев седока, зажужжало, отъехало от стола и повернулось к Мите. Валентин смотрел ему в глаза.

– Конечно, мне иногда хотелось побегать, попрыгать, поиграть с другими детьми. Но поверь, очень недолго. Я стал читать. Много читать. Очень много читать. Потом – увлекся компьютерами. И в результате – я тот, кто я есть. Мне нравится моя жизнь.

– А если бы все сложилось по-другому? – упорствовал Митя.

Валентин стал серьезным.

– Наверное, я бы стал теннисистом.

– Выиграл бы Большой Шлем, – подхватил Митя.

– Или – стал бы кинозвездой! – перебирал варианты Валентин.

– Как Бред Питт или покруче! – поддержал Митя.

– Или – вообще бы не родился, – вдруг тихо и как-то особенно просто сказал Валентин.

И – срезал.

– Ты преувеличиваешь! – не сдавался Митя.

– А ты? – спросил Валентин. – Посмотри! Ну, какой из меня Бред Питт? Нет. Я благодарен Богу за все, что Он мне дал. И тебе советую: не печалься о том, чего у тебя нет. Благодари за то, что есть.

8

– Это – здесь, – сказал Виктор и замолчал.

У Марины перехватило дыхание. На мгновение ей показалось, что она видит кровь; но нет – крови на асфальте не было.

Марина оглянулась: здесь его убили. Здесь его жизнь оборвалась. Здесь ее отец сделал последний вздох.

Марина вдруг поняла, что ее сильно интересует вопрос: каким он был, этот вздох? Тяжелым? Болезненным? Судорожным? Или же – и вздоха никакого не было, а был только выдох, с которым отлетела его светлая душа?

Чем больше Марина об этом думала, тем сильнее хотелось плакать. Еще до появления слез она почувствовала едкую щекотку в носу; губы сами собой запрыгали, уголки рта потянулись книзу.

Виктор взглянул на Марину.

– Он умер быстро. В ту же секунду. Без боли, – сказал Виктор, и Марина поняла, что это – те самые слова, которые она хотела услышать: прямо сейчас, именно здесь.

– Я давно собиралась сюда придти, – сказала Марина, – но… Боялась. Даже не знаю, почему. Наверное, просто не хотела приходить одна, а больше у нас никого…

Она не договорила. Слезы, притаившиеся в глазах и караулившие слабость век, благодарным очистительным потоком вырвались наружу. Стало легко и очень тихо; будто боль накрыла ее звенящим на одной протяжной ноте колоколом, огородив от остального мира. Но полностью мир для нее не исчез; он прижал ее к своей груди, на которой было так сладко плакать, двумя теплыми и очень крепкими руками. Это были руки Виктора.

9

– В чем заключается наш план? – с деланным равнодушием спросил Мануэль.

– В том, чтобы всегда быть рядом, и в нужный момент начать действовать, – отвечал Юзеф.

Мануэль не скрывал своего удивления.

– Вот как? Но мы можем их всех перестрелять!

– Никогда не поздно, – охладил его пыл Юзеф. – Но это ничего не даст. Главное – найти сокровище. Сами мы этого сделать не сможем. Время еще не пришло.

– Когда оно придет, это время? – в нетерпении воскликнул убийца.

– Я получу известие.

– От кого?

– От того, кто до поры скрыт в тени. От того, кто всем руководит. Он – великий человек!

Мануэль уже не раз слышал про загадочного «великого человека», который «всем руководит». Его разбирало любопытство: кто же это?

– Он? – спросил Мануэль.

– Он? – переспросил Юзеф. – Не помню. Он, а, может быть, она. Ты хочешь меня разговорить? – в карих глазах Юзефа появились лукавые искры. – Пытаешься перехитрить иезуита?

Юзеф рассмеялся; высоким, но довольно мелодичным смехом. А потом – добавил.

– Потерпи! Скоро ты все узнаешь.

10

На огромном мониторе, все быстрее и быстрее, мелькали разнообразные столики: высокие, низкие, широкие, узкие; на одной ножке, на трех, на четырех, на шести; в виде тумбы, в виде статуи лежащей Каиссы, покровительницы шахмат; круглые, овальные, квадратные, прямоугольные; из дерева, бронзы, слоновой кости, камня; полированные, инкрустированные, резные, покрытые эмалью; самые разнообразные, но всех их роднило одно, – на лицевой стороне столешницы были шестьдесят четыре клетки, тридцать две черных и тридцать две белых.

Могучий мозг компьютера находил столики в самых укромных уголках интернета и безостановочно швырял на экран: еще, еще, еще! Наконец…

Раздался мелодичный звон, и картинка застыла.

– Есть! – воскликнул Валентин. – Мы нашли столик.

11

Марина издала последний всхлип, контрольный, и поняла, что плакать больше не хочется. Вслед за дождем всегда приходит солнце; она улыбнулась.

Марина потянулась к сумочке за пакетиком бумажных салфеток, но Виктор ее опередил: достал белый платок, без кружев, вензелей и узоров, но из такого замечательно нежного шелка, что он струился меж пальцев. Марина выставила было руку: мол, не надо; но Виктор мягко и в то же время – очень уверенно промокнул слезы на ее лице. Прикосновение ткани было таким легким… И – возбуждающим, как все мимолетное.

– Спасибо! – сказала Марина.

Виктор кивнул.

– Я готов рассказать, как все случилось.

– Пожалуй, не стоит, – вяло запротестовала Марина, но Виктор не слушал.

– Профессор шел со стороны вокзала и встретился с убийцами. Видимо, ему удалось на какое-то время от них оторваться, потому что он успел спрятать документ в конверт и бросить его в почтовый ящик. Но вот что мне непонятно. Почему профессор отправил письмо Мите? Вашему брату?

– Я не знаю, – Марина пожала плечами. – Так ли это важно?

– Думаю, да.

– Ну, хорошо. Представим ситуацию. Отец… Он прячется от убийц. В любую минуту его могут найти. Документ отдавать нельзя. Что делать? Он берет конверт, пишет адрес… – Марина задумалась.

– Действительно. А почему он не отправил письмо сам себе?

Виктор усмехнулся.

– Это – старый, всем известный трюк. Убийцы наверняка бы проверили почтовый ящик. Нет, самому себе посылать нельзя. Но – почему он не отправил одному из нас?

– Странно, – согласилась Марина.

– И вот еще что, – Виктор достал из внутреннего кармана кожаной куртки сложенный пополам конверт и бережно разгладил. – Вот это. Видите?

Марина и раньше видела конверт, но взглянула еще раз: все надписи были сделаны рукой отца, это бесспорно; в слове «индекс» две первые буквы «ин» были подчеркнуты, а цифры – написаны неверно. 670671. Марина не была уверена, что этот индекс вообще существует; во всяком случае, в городе такого не было.

– Что это? – спросил Виктор.

– Индекс неправильный. Я заметила, но не придала этому значения.

– Не думаю, что профессор написал эти цифры случайно, – сказал Виктор. – Это – послание. Но в чем его смысл?

– Я не знаю, – сказала Марина.

– Вы – наш аналитик. На вас вся надежда.

Раздался звонок. Виктор достал мобильный, выслушал собеседника и повернулся к Марине.

– Они нашли столик. Надо возвращаться.

12

Было время обеда. Скворцов сидел на лавочке у выхода из здания следственного комитета. Дверь открылась, и показался Кулаков. Скворцов поднялся навстречу.

– Кулаков Илья Станиславович?

Следователь настороженно оглянулся.

– Да. Простите, а вы кто?

– Скворцов. Олег Константинович.

– Не слышал.

– Не удивительно. Но вы наверняка знаете человека, чьи интересы я представляю. Виноградов Борис Михайлович.

– Виноградов? – Кулаков ненадолго задумался. – Тот самый Виноградов?

– Тот самый, – кивнул Скворцов. – Богатейший бизнесмен, широко известный своей щедростью. И сейчас ему нужна ваша помощь.

Нехитрое послание, кодированное двумя ключевыми словами, «щедрость» и «помощь», прекрасно дошло до Кулакова; в глазах появился интерес.

– Буду рад помочь, – заверил следователь. – В любом благом и непротивозаконном деле, – канцелярскую формулу «непротивозаконном» он выделил особо.

– Разумеется! Только так, – успокоил Скворцов.

– Чем могу быть полезен? – осведомился следователь.

– Видите ли… Борис Михайлович – большой поклонник научных трудов профессора Полякова. К сожалению, недавно погибшего.

– Невосполнимая потеря, – подхватил Кулаков. – Я веду дело, но материалов – очень мало.

– Бориса Михайловича тревожит судьба его дочери, Марины, – объяснил Скворцов. – Но вот незадача: она куда-то уехала, и мы никак не можем ее найти. Дома нет, на звонки не отвечает. Может, у вас есть какие-нибудь дополнительные контакты?

– Нет, – покачал головой Кулаков. – Увы! А что случилось?

– Есть опасение, – Скворцов понизил голос, – что Марина Сергеевна связалась с сомнительными людьми. И это может ей навредить.

– Неужели?

– Да. Вы знаете этого человека?

Скворцов достал фотографию, Кулаков небрежно повертел ее в руках.

– Нет. Впервые вижу.

– Можете выяснить, кто он?

– Это займет много времени, – следователь вопросительно посмотрел на Скворцова.

– Я вас понимаю. Время – единственный невосполнимый ресурс. Именно поэтому оно ценится так дорого. Мы могли бы договориться о достойной компенсации. Что скажете?

Кулаков не возражал против компенсации. Он еще раз посмотрел на фотографию: теперь уже – гораздо более внимательно. На ней был изображен странный человечек, входящий в подъезд; в чесучовой паре и соломенном канотье. Месье Жан.

13

Месье Жан пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Он водрузил на стол большую сумку-термос, напялил на голову поварской колпак, повязал фартук и гортанно запел.

– Кюис дё грёнуй, аспик о пуассон, сэрвель дё каню!

В руках вора запорхали маленькие фарфоровые тарелочки, которые он то и дело доставал из сумки; серебряные ложки, ножи и вилки, рассыпая сполохи холодных искр, крутились в ловких пальцах; за ними, призывно позвякивая, выскочили кастрюльки, судки, лотки и прочие соусники, – все предвещало скорую и обильную трапезу.

Митя, у которого от голода давно уже бурчало в животе, радостно оживился; правда, его несколько насторожило странное поведение мальтийцев: они почему-то старались незаметно разбежаться по углам. Ким быстрым шагом ушел в мастерскую; Анна взяла книгу и погрузилась в чтение: видимо, настолько увлекательное, что она не могла оторвать глаз от страницы; командор налил стакан воды и пил, смакуя, маленькими глоточками; Валентин с мольбой поглядел на вора и провел ребром ладони по горлу: мол, сыт, спасибо!

Месье Жан не унимался.

– Гратэн дофинуа, магре дё канар, бёф а ля фисель! – щебетал он, хищным глазом выискивая жертву.

А жертва, уже заподозрившая что-то неладное, стояла посреди зала во весь свой стодевяностопятисантиметровый рост и растерянно хлопала глазами.

Месье Жан подскочил к Мите и щелкнул пальцами над левым ухом; Митя невольно повернул голову в сторону звука, и в следующую секунду на его шее неизвестно откуда и непонятно как появилась хрустящая накрахмаленная салфетка. Вор схватил что-то, похожее на масленку, и зачерпнул ложкой густую белую массу с прожилками зелени.

– Сэрвель дё каню! – возвестил он и сунул ложку Мите в рот.

Митя добросовестно попытался прожевать и не смог; и дело было вовсе не в консистенции блюда; оно как раз оказалось очень мягким; а в специфически-непередаваемом вкусе. Митя, естественно, не знал, что «сэрвель дё каню» в переводе с французского означает «мозги ткача»; старинное лионское кушанье из сыра, зелени, чеснока, соли, перца и оливкового масла; и даже если бы знал, то был бы готов поклясться, что ничего из перечисленных ингредиентов там нет; разве что – пресловутые мозги ткача.

Митя поморщился.

– Протолкни на корень языка и размажь по небу, – потребовал месье Жан.

Митя скосил глаза на Валентина; Валентин нахмурился и еле заметно покачал головой: ешь! Митя принялся осторожно жевать, издавая звуки, которые, при богатой фантазии, можно было принять за возгласы одобрения; вор расплылся в довольной улыбке.

– Почувствовал вкус? – спросил он.

– Еще бы! – честно ответил Митя.

Месье Жан одобрительно потрепал Митю по щеке.

– А сейчас – кюис дё грёнуй! – торжественно сказал вор и перевел. – Лягушачьи лапки. Но! В моей оригинальной панировке. Если ты не пробовал кюис дё грёнуй – считай, что прожил жизнь зря!

Месье Жан отбежал к столу. Митя с тоской огляделся; он искал, куда бы выплюнуть «сэрвель дё каню»; понимал, что «кюис дё грёнуй» он точно не перенесет; и отчаянно завидовал мальтийцам, которые, по уверению вора, проживали свою жизнь зря.

К счастью, в зал вошли Виктор и Марина. Все завертелось; закипела привычная работа, и стало не до еды. Митя, пользуясь возникшей паузой, выбежал в туалет и выплюнул несъедобную густую массу; оконная замазка по сравнению с ней казалась шедевром кулинарного искусства.

– Столик нашелся! – объявил Валентин. И со вздохом добавил. – Он – в постоянной экспозиции Эрмитажа.

– Мы не ставим целью завладеть им, – пояснил командор. – Достаточно будет осмотреть. Исследовать на предмет скрытых полостей. Ким, сколько тебе нужно времени?

– Пятнадцать минут, – не задумываясь, сказал кореец.

Командор вопросительно посмотрел на вора. Месье Жан покачал головой.

– Много.

– Хотя бы десять, – сказал Ким. – Меньше – нельзя, иначе останутся следы.

– Ладно, – согласился командор.

– В Эрмитаже всегда много посетителей. Чтобы у Кима было десять минут, – рассуждал вор, – надо входить после закрытия.

– У тебя есть соображения, как это сделать? – спросил командор.

– Дайте мне две недели, и вы увидите, как это просто, – ответил месье Жан.

Командор нахмурился.

– У нас нет двух недель. Это нужно сделать сегодня ночью.

– Эрмитаж хорошо охраняется, – возразил вор.

– Я знаю. Но надо постараться, – припечатал Габриэль.

Вор и Ким отошли в сторону и принялись спорить. Ким доказывал, что ему необходимо время для детального осмотра столика с помощью специальной аппаратуры; вор картинно закатывал глаза, размахивал руками и время от времени разражался мефистофельским смехом, выкрикивая: «кого ты учишь?».

Митя, улучив момент, подошел к Валентину.

– Что это было?

– Ты о чем? – не понял Валентин.

– Я обо все этих «кюсю-сюсю» и прочих лягушках.

– А! – Валентин лукаво усмехнулся. – Все через это проходят.

– Надо было предупредить. Он – самый худший повар на свете.

– Не совсем так, – поправил Валентин. – Готовит он как раз неплохо…

– Да неужели? – перебил Митя. – Почему же вы тогда не едите?

– …но у него – полная врожденная атрофия вкусовых рецепторов, – как ни в чем не бывало продолжал Валентин. – И еще кое-какие отклонения по части психики.

Теперь все стало на свои места. Месье Жан – псих. Митя украдкой обернулся и посмотрел на вора. Теперь его ненормальность прямо-таки бросалась в глаза; Митя удивлялся, как он не замечал этого раньше.

– Нет-нет, – вмешался Валентин. – Не такие серьезные, как ты себе наверняка нафантазировал. Просто… Он – не такой, как все. Поэтому – он чувствует себя изгоем, хотя и тщательно это скрывает. Но больше всего – он хочет выбраться из этого кокона, прорваться к людям. Понимаешь?

– Быть, как все! – догадался Митя.

– Да! – подтвердил Валентин. – Отсюда эти… Деликатесы, дегустации. Он старается, а у него не получается. Но он – не сдается. Все равно старается.

– Мне нужен план Эрмитажа, – сказал подошедший Виктор.

Митя понял, что разговор с Валентином пора заканчивать, и отошел. Ему вдруг стало очень жаль месье Жана. Он представил, как этот смешной несуразный человечек хлопочет на кухне, переводя впустую дорогие продукты, истинный вкус которых он так никогда и не узнает; как пытается понять, что такое соль, а что такое сахар; старается отличить кислое от горького, ароматное от зловонного, вкусное от невкусного; жарит, парит, варит; пробует и так, и этак, – а все впустую. И никогда по-другому не будет; потому что – врожденное.

Несколько секунд Митя колебался, а потом – решился. Он подошел к вору и пальцем постучал его по плечу.

– Что? – раздраженно спросил месье Жан, обернувшись.

– Я не наелся, – сказал Митя. – У тебя еще осталось… Как это? В общем, что угодно, кроме лягушки.

Вор исподлобья уставился на Митю; он и не думал скрывать своей подозрительности. Прошло несколько долгих секунд; но Митя выдержал этот испытующий взгляд, ничем себя не выдав. Месье Жан расплылся в улыбке; раскинул руки и бросился ему на грудь; Мите показалось, что вор, растрогавшись, даже всхлипнул пару раз.

– Мой дорогой! – запричитал месье Жан. – Что только пожелаешь!

Он оторвался от Мити и принялся перечислять.

– Аспик о пуассон, гратэн дофинуа… – вор вытащил из заднего кармана Митин бумажник и вернул владельцу. – Извини, взял по привычке. Магре дё канар! Бёф а ля фисель!

– Вот! Вот это, последнее, – остановил Митя.

– Сей момент! – месье Жан сделал ручкой и помчался к столу.

Митя был очень рад, что сумел сделать ему приятное. Оставалась только одна проблема: заставить себя проглотить стряпню месье Жана, но Митя думал, что справится с этим.

Пока Митя поглощал блюдо вора, Виктор и Валентин рассматривали на экране монитора план Эрмитажа, Анна тайком наблюдала за командором, а командор слушал скупые доводы Кима, Марина даром времени не теряла.

Она расположилась за столиком в углу, взяла лист бумаги и ручку. Злополучный конверт не давал ей покоя; точнее, неверный индекс. Ведь это – последнее, что написал в своей жизни отец! А ее отец на пустяки никогда не разменивался. Но что он хотел сказать?

Марина не знала, с какой стороны подойти к решению загадки, поэтому стала писать все подряд, что только взбредет в голову; на разные лады. ИН 670671. Это – исходные символы. Что, если перевернуть? НИ 176076. Марина вгляделась в написанное. Нет, никакого смысла! Следующим вариантом была «тасовка»; Марина попыталась разделить буквы и цифры пополам. Вот что получилось. И 670 Н 671. И 076 Н 176. И опять – не туда. А что, если перетасовать и написать подряд? Марина вывела. И670Н671. А если – с интервалами? И 6 7 0 Н 6 7 1. Нет, не то! А если… И 6 70 Н 6 71.

В этот момент в груди что-то ёкнуло, сердце забилось быстрее; Марина почувствовала, что выбралась из зыбкой трясины и ступила на твердую почву. Такая группировка цифр что-то ей напоминала. Марина переписала еще раз, вернувшись близко к исходному виду. ИН 6 70 6 71. Конечно! Вот оно! Подобную структуру она уже видела; именно сегодня. Марина ощутила, как вспотели ладони. Вытерла их об джинсы и переписала. ИН 6:70 6:71.

А вот это уже было попадание в цель! Валентин выводил на экран второе послание апостола Павла Тимофею, и в сокращенном виде это выглядело так: «Тим 2 2:2, 2:3, 2:4, 2:5». Теперь Марина знала, что такое ИН 670671.

Она встала и окинула взглядом зал. Мальтийцы были заняты своими делами, на нее никто не обращал внимания. В противоположном углу стоял маленький книжный шкафчик; когда под рукой мощный компьютер, книги становятся не нужны, но Марина была твердо уверена: эта книга обязательно будет стоять на полке. Всегда. Что бы ни случилось.

Марина быстрым шагом пересекла зал и подошла к шкафчику. Она безошибочно нашла глазами нужный корешок; на нем не было названия, и обложка была из нарочито дешевого материала, что, конечно, не шло ни в какое сравнение с бесценным содержанием.

Марина открыла книгу на нужной странице и… Внезапно задохнулась от охвативших ее эмоций. Она еще раз оглядела зал. Теперь она смотрела на каждого из мальтийцев совсем по-другому.