Текст книги "Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево"

Каждый фараон, едва вступив на престол, начинал возведение пирамиды. Считалось, что жизнь фараона бесконечно драгоценнее жизней всех его подданных вместе взятых, а о чужеземцах и говорить нечего. Согласно преданию, израильтяне строили не только города для запасов, но и пирамиды для фараона и его вельмож, храмы, дворцы и иные здания. В Книге Исход названы только «Пифом и Раамсес, города для запасов». Какие это запасы, запасы хлебные или запасы той жизненной энергии, истраченной рабами, которой должен «питаться» фараон после своей смерти, не уточнено. Во всяком случае египетские памятники сохранили много сведений о рабах семитского происхождения, очевидно, израильтянах, которые занимались строительством. Например, фигуры рабов разной этнической принадлежности различаются на цветных фресках: египтяне обычно изображаются красноватыми, африканцы-негроиды – черными, а израильтяне – белыми. Таким образом, памятники древнеегипетского искусства еще раз подтверждают правдивость всего того, о чем мы читаем в Библии.

Следует подчеркнуть еще один аспект неправомочности действий фараона по отношению к израильтянам, его вопиющей несправедливости даже в свете тех этических представлений, которые в Египте считались общепринятыми. Сыны Израиля не были взяты в плен во время войны, они на протяжении долгого времени были мирными соседями египтян, их согражданами, разводившими скот и приносившими тем самым большую пользу стране. И поэтому их порабощение и лишение элементарных прав – факт вопиющий, даже с точки зрения морали того времени.

Но чем более изнуряли его, тем более он умножался и тем более возрастал… (Исх. 1, 12)

Это стало возможно только благодаря содействию Божьей силы. Цель, поставленная фараоном, т. е. уменьшение численности народа, его физическое ослабление при строительстве, дабы он не превозмог египтян и не стал сильнее, по воле Всевышнего не осуществилась: народ все более умножался. Благословение Господне, с самого начала сопровождавшее народ Израиля в Египте, содействовало бы просвещению всего Египта, если бы потомки патриархов оставались верны своей миссии. Однако, несмотря на духовное падение израильтян, благословение не исчезало – оно пребывало, будучи обетовано праотцам народа Самим Создателем. Поскольку же люди как бы закрыли духовные врата для восприятия благодати, она обратилась теперь только на физическую природу: чем больше изнуряли народ, тем более он возрастал,

…Так что опасались сынов Израилевых.

И потому египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам… (Исх. 1, 12–13)

Обратим внимание: здесь сказано מצרים <мицра́им> – «египтяне», т. е. весь народ. Ответствен ли народ в целом за жестокости фараона? Очень сложный вопрос, который имеет непреходящее значение: ответственно ли, допустим, большинство взрослых, сознательных жителей Германии 30–40-х годов XX века за ужасы нацизма? В Книге Исход вполне определенно говорится, что египтяне с жестокостью принуждали израильтян к работам; не сказано «надсмотрщики» и не сказано «специально поставленные слуги», но египтяне в целом. Иначе говоря, совершенно ясно, что весь народ одобрял политику фараона. Хотя фараон был прекрасно осведомлен о заслугах своих подданных-израильтян, ему теперь стало выгодным идеологически обосновать жестокое обращение с ними.

…И делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами и от всякой работы полевой, от всякой работы, к которой принуждали их с жестокостью. (Исх. 1, 14)

Подчеркнуто дважды – в 13-м и 14-м стихах: «с жестокостью принуждали». Можно по-разному обращаться с рабами – более или менее справедливо либо жестоко. Можно требовать, чтобы они выполняли заданную работу, и затем на время оставлять их в покое, а можно и безнаказанно издеваться над ними во всякое время. Исходя из этого, мы начинаем понимать, почему Египет был впоследствии, перед исходом израильтян, так страшно наказан Господом: ведь практически все его население участвовало в издевательствах над беспомощными людьми, участвовало в жестоком принуждении их к тяжелой работе, и никто не осуждал такое обращение с бывшими соседями; сказано емко и ясно: «делали жизнь их горькою».

Однако этого было мало: поскольку царь египетский, по-видимому, инстинктивно чувствовал, что некое благословение, для него непонятное, нисходит на народ Израиля и не дает ему исчезнуть или хотя бы уменьшиться численно, то он и решил перейти к прямому истреблению всех новорожденных мальчиков у израильтян. Поэтому далее говорится:

Царь египетский повелел повивальным бабкам евреянок, из коих одной имя Шифра, а другой Фуа,

И сказал: когда вы будете повивать у евреянок, то наблюдайте при родах: если будет сын, то умерщвляйте его, а если дочь, то пусть живет. (Исх. 1, 15–16)

Как мы знаем, сынов Израилевых в Египте было достаточно много: при исходе страну покинуло свыше 600 тысяч только здоровых мужчин от двадцати лет и выше, способных к войне, не считая левитов (Числ. 1, 45–47); общее число израильтян в Египте, по подсчетам историков, составляло примерно три миллиона. Но неужели весь народ обслуживали всего две повивальные бабки? Конечно, нет. В Египте существовали своего рода касты, хотя и не настолько обособленные, как в древней и средневековой Индии. В том числе, по свидетельствам египетских текстов, была и каста повивальных бабок (акушерок). Ею руководили две главные представительницы профессии – Шифра и Фуа; к ним-то и обратился фараон, давая приказание всем повивальным бабкам.

Почему же он повелел убивать мальчиков и оставлять в живых девочек? Красота женщин «ретену» (египетское название жителей Передней Азии) ценилась в Египте, и одновременно с истреблением или сильным сокращением мужской части израильского населения фараон мог проводить политику ассимиляции женщин-израильтянок среди египтян. Однако предание говорит еще об одном: фараон знал от предсказателей и жрецов о том, что должен родиться избавитель Израиля, который при спасении своего народа погубит либо самого фараона, либо одного из его преемников, что и случилось (ведь исход произошел уже при сыне этого фараона). Потому-то он и велел убивать только младенцев мужского пола.

Параллель этому событию мы видим в Новом Завете. Существует предание, что и царь Ирод Великий незадолго до рождества Христова получил предсказание о том, что вскоре должен родиться царь Иудейский. И когда знаменитые волхвы пришли в Иерусалим, то Ирод узнал от них, что предсказание уже осуществилось и царь Иудейский родился. И тогда понял Ирод, что он находится как бы в положении фараона: как благополучию фараона или его потомства грозило появление на свет Моисея, так и процветанию Иродовой династии грозит рождение царственного младенца – Мессии, которого именно поэтому Ирод и стремился убить.

А вот что последовало за страшным приказом фараона:

Но повивальные бабки боялись Бога и не делали так, как говорил им царь египетский, и оставляли детей в живых. (Исх. 1, 17)

Отсюда мы можем заключить, что в израильском народе существовало, теплилось благочестие, были люди, которые боялись Бога, в определенных семьях еще сохранялось Богопочитание. Это было одной из важных причин того, почему народ удостоился исхода из Египта, хотя большая его часть, как мы уже видели и дальше увидим еще яснее, забыла заветы отцов и впала в рабство сначала духовное, а потом и физическое.

Царь египетский призвал повивальных бабок и сказал им: для чего вы делаете такое дело, что оставляете детей в живых? (Исх. 1, 18)

Мы можем представить себе, как они испугались фараона, властного над жизнью и смертью своих подданных, которого в Египте почитали живым богом, сыном солнечного божества Амона-Ра. Им было страшно услышать из уст безжалостного тирана грозный вопрос о том, почему его воля не выполняется. В тот момент Бог испытал повивальных бабок: испугаются ли они фараона или будут тверды в своей богобоязненности. Что же услышал фараон?

Повивальные бабки сказали фараону: еврейские женщины не так, как египетские; они здоровы, ибо прежде нежели придет к ним повивальная бабка, они уже рождают. (Исх. 1, 19)

Фараона, по-видимому, удовлетворил такой мудрый ответ, внушенный верой. Бабки-акушерки сослались на разницу в физическом развитии двух народов, изобразив израильтян как очень здоровое племя скотоводов, не изнеженное городской цивилизацией и сохранившее естественную физическую выносливость. И за то, что своей верой и мудростью спасли множество жизней, они получили обильную награду свыше, о которой Писание говорит лаконично, но многозначительно:

За сие Бог делал добро повивальным бабкам, а народ умножался и весьма усиливался.

И так как повивальные бабки боялись Бога, то Он устроял домы их. (Исх. 1, 20–21)

Из приведенных стихов, во-первых, следует, что бабки-акушерки получили награду («добро») в своей собственной жизни и, во-вторых, что их праведность принесла благословение потомкам («домам» их). Очевидно, семьи повивальных бабок тоже росли в страхе Божьем, и, по преданию, из них вышли впоследствии великие вожди и пророки.

Однако злодеяния фараона не могли быть остановлены скрытым сопротивлением повивальных бабок. Он решил сделать соучастниками своего преступления теперь уже всех египтян:

Тогда фараон всему народу своему повелел, говоря: всякого новорожденного у евреев сына бросайте в реку, а всякую дочь оставляйте в живых. (Исх. 1, 22)

Представим себе подобную ситуацию: египтянам становится известно, что в каком-то из еврейских домов есть беременная женщина. После этого в ее хижину в любой момент могут ворваться соседи-египтяне, живущие в гораздо более благоустроенных домах. Они могут ограбить рабов-евреев (хотя, собственно, отнимать-то у них было уже нечего – разве что скудное дневное пропитание), избить их и, наконец, убить, особенно после того, как фараон издал свой приказ о младенцах. Таким образом Бог испытывал народ египетский: станут ли египтяне охотно выполнять приказ фараона или воспротивятся ему, хотя бы тайно? Ведь они получили возможность открыто проявлять жестокость, агрессивность, страсть к наживе…

По-видимому, не нашлось никого, кто поступил бы вопреки царскому приказу. По крайней мере в Писании упомянут лишь один такой случай – спасение младенца Моисея, и совершено это было не кем-либо из народа, а дочерью фараона, которая благодаря своему положению меньше других могла бояться наказания. Поэтому тот, кто в полемическом задоре говорит, что Бог слишком жестоко наказал Египет, наслав на него десять казней, пытается проигнорировать причинно-следственную связь событий. Ясно, что казни – прямое воздаяние за все зло, сделанное египтянами. Это проявление того духовного закона, который так четко и так поэтично изложил Иисус в Нагорной проповеди:

…Какою мерою мерите, такою же отмерится и вам. (Лук. 6, 38)

…Если 1-я глава Книги Исход заканчивается словами: «…всякого новорожденного у евреев сына бросайте в реку…», то 2-я глава открывается таким повествованием:

Некто из племени Левиина пошел и взял себе жену из того же племени.

Жена зачала и родила сына и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца… (Исх. 2, 1–2)

В свитке Торы современного разделения на главы нет, так что стихи следуют непосредственно друг за другом. Какая же связь между словами «…всякого новорожденного у евреев сына бросайте в реку…» и «Некто… пошел и взял себе жену…»? По преданию, когда закон об убийстве детей обнародовали, большинство израильтян перестали вступать в брак, а те, кто состоял в нем, прекратили супружеские отношения, опасаясь за жизнь будущих детей. И тогда угроза нависла над самим существованием народа: вероятно, фараон рассчитывал, что его жестокий приказ будет воздействовать не только на египтян, но и на евреев. Он, конечно, желал, чтобы еврейский народ сам отказался от рождения детей. И тем не менее написано: «Некто из племени Левиина пошел и взял себе жену… Жена зачала и родила сына…» И произошло это в семействе из колена Левия… Чем же оно выделялось и чем отличалось от всех прочих колен? Мы помним, что Левию, третьему сыну Иакова от Лии, было предназначено стать священником, и от него должно было произойти священническое колено – колено посредников между Богом и народом Израиля. Именно в этом колене более всего сохранялось благочестие и передавалось из рода в род неповрежденное предание, восходившее к предкам-патриархам, и именно левиты хранили в чистоте свою жизнь, остерегаясь чуждых египетских обычаев.

Мало того, по преданию, колено Левиино даже было свободно от порабощения; как устроил это Господь и как это было обосновано в глазах египетских властей, мы точно не знаем. Однако о том свидетельствует многократный свободный приход Моисея и Аарона, представителей колена Левия, к фараону, на что рабы, конечно, права иметь не могли. В этом колене – единственном из двенадцати – даже в Египте должна была поддерживаться и духовная, и физическая свобода, потому что при абсолютном рабстве гаснут последние искры Богопознания.

Итак, сказано, что свободно пошел «человек из колена Левия», а именно Амрам, будущий отец Моисея, и взял себе жену. Хотя ясно, что и он подвергался точно таким же опасностям, как и остальные израильтяне, чьих детей убивали.

Жена зачала и родила сына и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца… (Исх. 2, 2)

«Очень красив»… Предание говорит, что, когда родился Моисей, весь дом озарился светом; младенец сиял: произошло чудо, – и тогда прозорливым членам его семьи стало ясно, что он – тот самый младенец, которому суждено спасти народ от рабства. Ведь предание о спасителе и избавителе существовало и неизменно передавалось из рода в род. Сего-то младенца и искал убить фараон, но как раз ему, а не множеству других, и суждено было спастись, как впоследствии Иисусу Христу – единственному из младенцев вифлеемских.

Вообще, историю первых лет жизни Иисуса Христа, как она изложена в Евангелии от Матфея, нельзя понять без знания истории Израиля в Египте и без знания жизни Моисея. В Евангелии от Матфея мы читаем, что Иосиф и Мария бежали вместе с младенцем Иисусом от лица Ирода и некоторое время пробыли в Египте, т. е. Иисус пережил такое же переселение («нисхождение») в Египет, как и народ израильский, и затем осуществил подобный же исход («восхождение») из Египта. И поэтому к нему прилагаются слова пророка, сказанные от лица Самого Господа: «Я… из Египта вызвал сына Моего» (Ос. 11, 1). Эти же слова приведены во 2-й главе Евангелия от Матфея:

Он встал, взял младенца и матерь его ночью и пошел в Египет,

И там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я сына Моего. (Матф. 2, 14–15)

Однако, если мы обратимся к самой Книге пророка Осии (Осия жил в VIII в. до н. э., т. е. приблизительно через 600 лет после исхода и за 700 лет до рождества Христова), то увидим, что стих приведен там в очень специфическом контексте:

…Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего. (Ос. 11, 1)

Слова еврейского оригинала: ממצרים קראתי לבני <ми-Мицра́им кара́ти ливни́> можно понять и так: «…от Египта [т. е. начиная от Египта] Я нарек его сыном Своим». Значит, стих говорит об израильском народе в целом, который «в юности своей», т. е. в эпоху своего формирования, изведен из Египта и наречен «сыном-первенцем» Господа (ср. Исх. 4, 22–23). Почему же в Евангелии от Матфея стих рассматривается как пророчество об Иисусе Христе? Да потому, что Мессия таинственным образом должен был повторить путь народа израильского: он тоже должен был и сойти в Египет, и выйти из Египта. Ведь Бог возложил на него величайшую миссию просвещения истинной верой всех народов – ту самую миссию, которую Израиль в целом, как народ, исполнить не сумел. И поэтому одно из имен Иисуса Христа в пророчествах Библии – Израиль. Например, в Книге Исаии 49-я глава повествует о будущем Мессии от первого лица такими словами:

Слушайте меня, острова, и внимайте, народы дальние: Господь призвал меня от чрева, от утробы матери моей называл имя мое… (Ис. 49, 1)

Действительно, «от утробы матери» был наречен Мессия (Христос) своим земным именем: ангел еще до зачатия велел назвать его Иисусом (Матф. 1, 21; Лук. 1, 31).

…И соделал уста мои, как острый меч; тенью руки Своей покрывал меня, и соделал меня стрелою изостренною; в колчане Своем хранил меня;

И сказал мне: ты раб Мой, Израиль, в тебе Я прославлюсь. (Ис. 49, 2–3)

Здесь Мессии дается имя «Израиль». Как мы уже объясняли (см. с. 246–249), оно означает «сущность царствующая, поющая, зрящая Бога».

А я сказал: напрасно я трудился, ни на что и вотще истощал силу свою. Но мое право – у Господа, и награда моя – у Бога моего.

И ныне говорит Господь, образовавший меня от чрева в раба Себе, чтобы обратить к Нему Иакова и чтобы Израиль собрался к Нему… (Ис. 49, 4–5)

Согласно этой «песни Мессии», его земная жизнь, по видимости закончившаяся бесславно, вскоре принесет великий духовный плод. Обратим внимание на следующее: самого Мессию зовут Израилем, а призван он для того, чтобы «…обратить к Нему [Богу] Иакова и чтобы Израиль собрался к Нему…». Один раз имя «Израиль» применяется здесь к Мессии, а другой раз – ко всему народу.

И Он сказал: мало того, что ты будешь рабом Моим для восстановления колен Иаковлевых и для возвращения остатков Израиля, но Я сделаю тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли. (Ис. 49, 6)

В миссию Христа входит не только возвращение к Богу и восстановление на Святой земле народа Израилева, но и спасение всех народов земли, для которых он станет «светом». В Евангелии от Луки записано пророчество праведника Симеона о Мессии, который должен явить собою

…Свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля. (Лук. 2, 32)

Итак, в 49-й главе Книги Исаии внятно и подробно изложена будущая миссия Иисуса Христа, которого Бог пошлет для спасения всего человечества. А упоминаем мы об этом потому, что нельзя понять сущность посланничества Христа, не зная истории ветхозаветного Израиля, которая является прообразом всего того, что произошло с Иисусом Христом.

Что еще символизирует история израильтян в Египте? Несомненно, нашу духовную жизнь. Дух человеческий оказывается не только в плену у плоти, но и в порабощении у злых, бесовских, демонических сил, которые его беспощадно терзают и заставляют на себя работать. В итоге злой дух – символический «фараон», который царствует во многих людях, или, как говорит апостол, «в сынах противления» (Еф. 2, 2), – дает распоряжение «надсмотрщикам», чтобы они занимали человека «работой» днем и ночью, чтобы у него не оставалось времени обратиться к Богу, «принести ему жертву» – молитву, чтобы не было ни секунды на жизнь духовную. Такой человек знает лишь путь «от стойла до пойла» и обратно: ему все время некогда, ему нужно всегда «работать, работать, работать». Это или буквальный труд, сулящий материальное обогащение, или же беспрестанная злая «работа» мысли, порабощенной низшим началом. А потом, когда видит злой дух, что не в его власти окончательно истребить силу духа человеческого, он повелевает всякое мужественное желание, рождающееся в человеке, истреблять. Он старается убить «всякого младенца мужского пола», т. е. всякий сильный, волевой, мужественный порыв, который впоследствии смог бы избавить человека от духовного порабощения. «Младенцев женского пола» злое начало оставляет в живых, поскольку они олицетворяют эмоциональную сферу человека, над которой зло получает полную власть, «предав смерти» разум и волю – «младенцев мужеского пола». В результате весь внутренний строй такого человека близится к полной погибели.

Чтобы подобному человеку спастись, в нем самом должен как бы родиться некто, призванный, повинуясь воле Божьей, вывести человеческую сущность на простор, освободить от рабства. Должен родиться тот «внутренний человек», о котором говорят апостолы и который, став «совершенным мужем», возглавит исход всех мыслей и чувств человека из духовного «Египта» (см. I Петр. 2, 2; II Кор. 4, 16; Евр. 5, 13–14).

Далее в Книге Исход говорится:

Жена зачала и родила сына и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца… (Исх. 2, 2)

Первые три месяца младенца еще удавалось как-то прятать. Предание говорит, что он был очень смышленый, не кричал и не плакал, и соседи-египтяне ничего не слышали. Согласно другому преданию, Моисей родился семимесячным, поэтому о его существовании могли и не догадываться.

…Но не могши долее скрывать его, взяла корзинку из тростника и осмолила ее асфальтом и смолою, и, положив в нее младенца, поставила в тростнике у берега реки,

А сестра его стала вдали наблюдать, что с ним будет. (Исх. 2, 3–4)

Мать Моисея (она была дочь Левия – Исх. 6, 20; Числ. 26, 59), которую звали Иохаведа – יוכבד <Иохе́вед>, что означает «Господня слава», – не могла более скрывать младенца. Видимо, кто-то донес о нем соседям-египтянам, и они уже были готовы его убить. Обстоятельства жизни израильтян в Египте удивительно напоминают нацистские лагеря XX века: адский труд, невозможность иметь детей, грозящая отовсюду смерть (ср. Втор. 28, 64–68)…

Все, что происходило с семьей Моисея, конечно, направлялось свыше. Отец Моисея, чье имя עמרם <Амра́м> означает «народ возвышенный», и его мать Иохаведа, т. е. «Господня слава», оба из колена Левиина, были причастны Духу Святому, духу пророчества. Они могли получать непосредственные указания от Бога, и, наверное, воспользовались такой возможностью, поскольку сохранение жизни младенца Моисея было делом исключительной важности. Бог, по-видимому, указал, каким образом спасти младенца: в какую корзинку положить его, куда ее поставить и т. д. Во всяком случае относительно одного из членов семьи Моисея – его сестры Мариам (или מרים <Мир'йа́м> в оригинале Ветхого Завета; в Новом Завете это имя передается и как «Мария»), в Книге Исход указано прямо, что она была пророчицей:

И взяла Мариам-пророчица, сестра Ааронова, в руку свою тимпан, и вышли за нею все женщины с тимпанами и ликованием. (Исх. 15, 20)

Ее имя, согласно традиции, происходит от глагола מרה <мара́> – «быть горьким», ибо она родилась в горькие годы рабства и геноцида. Она названа נביאה <невиа́> – «пророчица», от глагола נבא <нава́> – «пророчествовать», а также «бурлить», «источать», «изливаться наружу». Это слово в Писании означает провидца, прозорливца, проникающего во внутреннюю суть вещей и созерцающего будущие события. Благодаря Духу Божьему, вызывающему в человеке благодатное «кипение», «бурление» мыслей и чувств, пророчество как бы из переполненного, бурлящего водой источника само «источается», изливается через уста. Очевидно, Мариам была движима духом пророчества уже с детства или с самой ранней юности: именно она дала совет отцу и матери, как им спасти ее брата-младенца.

…А сестра его стала вдали наблюдать, что с ним будет. (Исх. 2, 4)

Видимо, Сам Господь поведал ей, что случится чудо: младенец будет спасен; и она стояла и наблюдала с верой и упованием, как будет исполняться услышанное ею от Господа.

И вышла дочь фараонова на реку мыться, а прислужницы ее ходили по берегу реки. Она увидела корзинку среди тростника и послала рабыню свою взять ее. (Исх. 2, 5)

Сколько должно было произойти различных совпадений, чтобы младенец был спасен таким неожиданным образом! Именно к данному месту должна была прийти дочь фараона, чтобы искупаться в реке (хотя египетские дворцы были снабжены прекрасными купальнями и бассейнами); к тому же принцессе должен был понравиться найденный младенец; кроме того, она должна была решиться взять еврейского ребенка в свой дом, зная об отношении к евреям своего грозного отца. Однако все произошло точно так, как описано, потому что никакого совпадения здесь не было и быть не могло – все предопределил и устроил Сам Господь, как сказано в Книге Притчей:

Сердце царя – в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его. (Прит. 21, 1)

Как внешние события, так и сердце человека всегда во власти Всевышнего…

[Дочь фараона] открыла корзинку и увидела младенца; и вот дитя плачет; и сжалилась над ним, и сказала: это из еврейских детей.

И сказала сестра его дочери фараоновой… (Исх. 2, 6–7)

В ту минуту, когда принцесса убеждается, что перед ней еврейский ребенок (а об этом могло свидетельствовать обрезание), Мариам как раз и подходит к ней. Каким бесстрашием надо обладать представительнице угнетаемого, уничтожаемого народа, чтобы приблизиться к дочери самого фараона! Придворные могли, например, подумать, что она хочет убить принцессу, мстя ей за смерть своих близких – ее могли схватить и, не выслушав, убить… Однако Господь дает своей посланнице необычайную силу духа. И, увидев, что ее пророчество о спасении брата начинает исполняться, Мариам уже ни в чем не сомневается:

И сказала сестра его дочери фараоновой: не сходить ли мне и не позвать ли к тебе кормилицу из евреянок, чтоб она вскормила тебе младенца? (Исх. 2, 7)

Удивительно, но Мариам нисколько не сомневается в том, что фараонова дочь усыновит младенца! Об этом свидетельствуют ее слова: «чтоб… вскормила тебе». Допустим, дочь фараона могла бы спасти ребенка, своей властью избавить его от смерти. Однако думать, что она усыновит его, что решится взять в дом фараона представителя народа, обреченного на уничтожение?! Это должно было казаться по меньшей мере необычным. Только полнейшее доверие к слову Господню, ей возвещенному, могло устранить все сомнения из сердца Мариам. Бог действовал в тот миг в обоих сердцах – в сердце сестры Моисея и в сердце его новой, приемной матери.

Не менее удивительно согласие принцессы отдать младенца именно еврейской кормилице, хотя вокруг было так много египтянок. Согласно преданию, младенец не брал грудь египетской кормилицы, ибо Господу было угодно, чтобы Моисей был вскормлен собственной матерью и, возрастая в своей семье, узнал жизнь и предания еврейского народа, проникся его верой. И вот уже из уст принцессы раздается слово согласия:

Дочь фараонова сказала ей: сходи… (Исх. 2, 8)

Краткое слово, но в нем – жизнь и спасение младенца! Даруется жизнь и благоволение и самой Мариам, которая осмелилась обратиться к дочери фараона. «Сходи» означает, что младенец с этого момента усыновляется царевной.

…Девица пошла и призвала мать младенца. (Исх. 2, 8)

Таким образом, согласно замыслу Божьему, Моисей – единственный из своего народа – принимается в дом фараона, оставаясь в то же время истинным израильтянином, которому мать передает традиции своего племени.

Только такое двойное воспитание и могло сделать Моисея способным к тому, чтобы стать вождем своего народа: сам вырастая на свободе и приобщаясь к знаниям египетских мудрецов, он знал и принимал близко к сердцу страдания израильтян. Если бы Моисей остался со дня рождения в доме своей матери, его скорее всего убили бы, раньше или позже. Если бы его передали на воспитание бедуинам пустыни, то он одичал бы среди них, не будучи приобщен ни к еврейской, ни к египетской культуре, и не смог бы стать избавителем народа. Если бы он воспитывался при дворе фараона, но не знал ничего о собственном народе и его страданиях, то тоже не смог бы осуществить призвание спасителя. Значит, Господь устроил все так и только так, чтобы Моисей был всесторонне образован, знал жизнь обоих народов и мог впоследствии находить общий язык и с евреями, и с египтянами (ведь множество египтян обратилось к истинному Богу и присоединилось к израильтянам при их исходе – Исх. 12, 38 и 49).

Когда Мариам призвала Иохаведу,

Дочь фараонова сказала ей: возьми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе плату. Женщина взяла младенца и кормила его. (Исх. 2, 9)

Господь не только спас раба своего Моисея, но Он сделал так, что его кормила собственная мать по повелению дочери фараона и даже получала плату за вскармливание потенциального наследника престола (про возможность такого престолонаследия сообщает Иосиф Флавий, о том же говорят агадические комментарии к Книге Исход и Талмуд).

И вырос младенец, и она привела его к дочери фараоновой, и он был у нее вместо сына… (Исх. 2, 10)

Моисея привели во дворец фараона уже довольно взрослым. Как же его воспитывали до этого? Конечно, в духе израильских традиций. Несомненно, он знал об угнетении и страданиях своего народа, знал и обетование о грядущем избавлении, данное праотцам. Моисей, приведенный в дом фараона, должен был теперь получить нечто вроде «высшего образования» знатного египтянина.

Существует предание, что когда дочь фараонова первый раз принесла младенца во дворец и показала своему отцу, ребенок тотчас потянулся к короне фараона, схватил ее и сбросил на пол. Согласно египетским приметам, это был очень плохой признак. Было решено, что младенца, явившего столь дурное предзнаменование, надо убить. Однако дочь фараона со слезами на глазах стала заступаться за него, и тогда фараон призвал всех своих волхвов, жрецов и вельмож, и те начали гадать: а не тот ли это самый младенец, ради избавления от которого в Египте убивали еврейских мальчиков? Не его ли спасла дочь фараона? Тогда самые мудрые жрецы повелели принести два блюда: одно с золотом и драгоценными камнями, а другое – с горящими угольями. Если младенец – тот самый, он должен быть смышленым с рождения и потянуться к золоту – символу царской власти. Если же он потянется к углю и возьмет его в рот, значит, он глуп и не опасен для фараона. И Моисей уже потянулся было к золоту, но архангел Гавриил, охранявший его, невидимо направил его руку к другому блюду. Тогда он положил уголь в рот и обжег язык – поэтому Моисей и стал косноязычен (Исх. 4, 10; 6, 12). Тем не менее жизнь младенца была спасена, а принцессе позволили его усыновить:

…Он был у нее вместо сына и нарекла имя ему: Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его. (Исх. 2, 10)

Кто же нарек его Моисеем: мать или дочь фараона? Ведь обе они упоминаются в этом стихе. Когда в XIX веке был заново открыт и изучен древнеегипетский язык, то оказалось, что в имени משה <Моше́>, «Моисей», скрыта контаминация двух смыслов, двух этимологий: древнееврейской и древнеегипетской. По-древнеегипетски «Мосе» означает «сын», «дитя». Это слово является частью имен некоторых фараонов: Тутмосе (Тутмос) – «сын бога Тота» (бога мудрости), Яхмосе (Яхмос) – «сын бога Яха» (бога Луны) и т. д. По-древнееврейски «Моше» (от глагола משה <маша́> – «вытягивать», «вытаскивать», «избавлять») значит «извлеченный», «вынутый», «спасенный», а при символическом истолковании этого имени – «извлекающий», «выводящий» и «спасающий». Видимо, мать так назвала мальчика по внушению свыше: «Моше» – это одновременно и «вынутый из воды», и «тот, кому суждено вывести, спасти, извлечь» из темных вод египетского рабства израильский народ. Таким пророческим именем, притом с древнееврейской этимологией, могла, конечно, наречь ребенка только родная мать. Имя, однако, звучало так, что оно понравилось и дочери фараона, которая, истолковав по-своему, восприняла его как египетское: «Мосе» – «сын», «дитя». Так, по промыслу Божьему, пророческое имя, данное матерью, Моисей сохранил и во дворце фараона.