Текст книги "Сладкоголосая Сирена"

– А, ну, вставай, пойдём!                                                        Девушка с большим трудом открыла глаза.

В глазах всё двоилось и темнело, не смогла она никого разглядеть и снова начала проваливаться в бездну. Но её снова вывел из той бездны тот же голос. Она снова открыла глаза. Над ней наклонившись, стоял человек. Да, она знала этого человека, однако вспомнить кто он, никак не могла. Да ей уже было совершенно всё равно. Она уже была на пути к нему, к своему возлюбленному

И снова Анастасия мыслями снова погрузилась в ту шахту. И как будто снова услышала мерзкий и до жути ненавистный голос:

– Вставай, пошли со мной, – Митрофан почуял неладное, подхватил на руки лёгкое, как пушинку тело женщины и направился к выходу. На улице сияло солнце, и воздух был наполнен ароматами июля. Пели птицы. Они прославляли наступивший новый день. Настя, сначала открыла глаза, а потом снова закрыла. Ведь много дней находясь в этой шахте глаза, снова начали привыкать к вечной мгле.

– Куда ты меня несёшь? – слабым голосом спросила она.

– Твой муж, пан Михал, умер. И ты должна обязательно присутствовать на его похоронах.

До её сознания очень медленно, как сквозь туман дошли слова Митрофана. Теперь она уже узнала его. Но радости от услышанного, не было.

В пьесе объявили антракт. Публика шумно обсуждала происходящее действие. Было видно, что она заинтригована. Делались всевозможные предположения о конце этой драмы.

Только один человек знал финальную развязку происходящего на сцене.

Анастасия прикрыла глаза рукой, облокотилась на маленький театральный столик в своём ложе, и картина прошлого предстала перед ней безо всяких прикрас. Она писала эту пьесу сердцем, и актёров подобрала сама. Она сама являлась и режиссёром и поэтому пьеса вызвала такой ажиотаж.

И вот уже перед ней, как живая встаёт картина того, как Митрофан, а это был именно он, принёсший весть о смерти Михала.

– Зачем теперь ей эта свобода, если Гожо навсегда ушёл от неё. И ушёл он не по своей воле, а по воле того же Михала и его верного слуги Митрофана.

А Митрофан тем временем усадил Анастасию в карету и что есть мочи погнал лошадей. Сколько они ехали, Настя не помнила. Она снова впала в оцепенение. И только почувствовала, что лошади прекратили свой бег, поняла, что приехали. Карета открылась. Митрофан укрыл её с головой каким-то материалом и понёс. Вскоре она оказалась в своей спальне на кровати.

Митрофан буркнул, чтобы она привела себя в порядок и выходила в большой зал. Там находится гроб с телом её мужа. И негоже, чтобы жена не присутствовала при нём.

И тут до Насти донёсся плач ребёнка. Она долго прислушивалась и наконец, до её сознания дошло, что плачет её дорогой мальчик. Она направилась в его спальню. Мальчик сидел в своей кроватке и горько плакал. Его всячески старалась развеселить няня. Она предлагала мальчику разные игрушки, сладости, но Феликс мотал головкой и заливался пуще прежнего.

Няня не признала вошедшую без спроса женщину, и хотела выгнуть прочь. Но Настя уже протянула руки к ребёнку и заговорила с ним. Мальчик засмеялся и звонко закричал:

– Мама… мама… моя мамочка!

Глава 16. Воспоминания

Анастасия вздрогнула. Она и не заметила, что спектакль продолжается. А отец успокаивающе обнял её за плечи, приглашая вернуться в реальность. Ведь кто-кто, а родители её очень хорошо понимали. Ведь их девочке столько всего пришлось пережить.

Да и им, собственно, всё это время пришлось нелегко. Теперь уже отец Насти и сам погрузился в воспоминания. Ведь всё было ясно, как тогда много лет назад.

После того, как в доме у родителей Насти побывала цыганка Лаура и наговорила Бог весть, что на их любимую дочь, отец всю ночь не мог уснуть. Он, то вставал, выходил на улицу, то снова возвращался в свой неказистый домик, который достался им по наследству от бабки Дарьи. Ступал он осторожно, боясь нарушить покой своей любимой жены Марыси.

Именно любимой. Вот уже столько лет прошло с того дня, как он навсегда закрыл дверь своего родного дома и ушёл вслед за любимой. Но ни разу они не поссорились. Может из-за того, что жизнь у них была такая нелёгкая, или всё-таки любовь бывает такая вот вечная?

Но и Марыся не спала. Она только делала вид, что спит. Мать также вся была там, в неведомом месте, где теперь обитала их любимая дочь Настенька.

Казалось, что она ушла за своим счастьем, а вот, как судьба распорядилась. Видимо, нет у их дочери счастья. Как там одна среди чужого народа, чужих обычаев, да ещё и слепая? Может, если бы она была зрячей, то давно вернулась бы под крышу родного дома. А так вот скитается в потёмках одна голодная и холодная.

И так горько стало Марысе, что она всхлипнула. К ней тут же подошёл Стас, наклонился и поцеловал. Затем присел рядышком, тяжело вздохнул и повёл такую речь:

– А знаешь, любимая моя, мы должны с тобой идти искать нашу дочь. Видимо, что-то стряслось из рук вон плохое, раз эта цыганка примчалась к нам. И если действительно дело обстоит так, как она тебе наговорила, то нашей девочке грозит большая опасность. И никто её не сможет помочь, кроме нас с тобой.

Марыся подхватилась, и что есть силы, обняла своего мужа и прошептала:

– Я с тобой полностью согласна. Сегодня же и отправимся на поиски.

Наступило утро. Собрав в заплечный мешок свои небогатые пожитки, подперев дверь палочкой, перекрестившись, поклонившись на все четыре стороны, отправились в путь, как когда-то много лет назад. Они не знали, вернуться ли снова в этот уголок, который их кормил, одевал, согревал.

Ещё ночью решили идти сразу в цыганский табор. Как его найти? Везде живут люди, и молва далеко летит. Цыгане народ кочевой, ну и иногда задерживаются на несколько дней на одном месте, вот и догонят, если будут идти. А ночевать? Ночевать можно и в лесу, лето ж ведь. А если застанет, какое ненастье, то свет не без добрых людей, кто-нибудь да пустит в дом на одну ночь. Денег немного они заработали. Всё копили на операцию дочери, а теперь вот они пойдут на её поиски.

Марыся сняла свои старые, однако ещё добротные башмаки, сложила в торбу и закинула её за спину, в руки взяла палочку, так идти значительно легче, да если какая собака бродячая прицепится, то будет чем обороняться. Станислав последовал её примеру. Они уже давно привыкли ходить босиком. Кожа на ногах огрубела и не чувствовала боли.

В первый день они прошли значительное расстояние. Шагали, иногда молча, каждый думал свою невесёлую думу, а иногда Станислав начинал рассказывать жене какую-нибудь историю, прочитанную им в книге. Ведь ему посчастливилось учиться, а бедная Марыся так и осталась бы не грамотной, если бы Стась по вечерам не учил её. На протяжении многих лет муж учил жену читать и писать. Теперь Марыся свободно владела этим.

Вблизи показалась деревня. Она была намного больше их Кривых Ложек.

Станислав зашёл в первый дом, попросил разрешения напиться воды из колодца. Хозяин милостиво разрешил и сам вынес глиняную кружку, помог достать воду. Подошла Марыся и с удовольствием напилась холодной прозрачной воды. Давно не приходилось наслаждаться такой. Они со Стасом круглый год носили воду из реки, своего колодца у них не было, а соседям надоедать не хотелось. Вода в деревне всегда ценилась. Поблагодарив хозяина, начали расспрашивать о том, стоял ли здесь, когда цыганский табор? Мужчина утвердительно кивнул головой.

– Да вот третьего дня, как только съехали. Воон, там около того леса стояли целых 10 дней. Что-то там у них произошло непонятное. Всё время какие-то разборки по вечерам проходили, и детский плач слышен был. И чего им там не спалось непонятно. Теперь вот народ вздохнул с облегчением.

– А в каком направлении съехали-то? – спросила с нетерпением Марыся.

– Э, так это никто не ведает и не скажет. Они всегда ещё на зорьке съезжают, чтобы никто не знал куда. Они как невидимки. Всплывут, может вёрст за пятьдесят отсюда, а может и ещё подальше. Лошади у них выносливые. Умеют цыгане за ними ухаживать.

Мужчина, может долго рассказывал бы о цыганах, но Стас вежливо поблагодарил его и, подхватив жену под руку, повёл дальше, на восток. Интуиция ему подсказывала, что именно туда подался табор.

К вечеру Марыся очень устала, и ласково взглянув мужу в глаза, попросила искать привал на ночь. Станислав и сам уже подумывал об этом. Оглядевшись вокруг, заметили несколько свежих копен сена и направились туда. Хозяев не было видно и они, весело переговариваясь, начали устраиваться на душистом ложе. Марыся разложила нехитрый харч, и пригласила мужа поужинать. А потом у них была не забываемая ночь под открытым небом. Они вспоминали здесь свою молодость и нисколько не сожалели о том, что их ничего не обременяет, они, как свободные птицы, куда хотят туда и летают.

Утром привели в порядок сено, чтобы не обиделись бы хозяева и продолжили свой путь. По дороге снова зашли в деревню, и жители подтвердили, что табор проезжал мимо.

Это вселяло какую-то надежду, что Настя обязательно отыщется. Главное то, что они знают наверняка, что она именно в этом таборе. Так прошло три дня. По истечении третьего дня на небе появилась тёмная грозовая туча. А вскоре загремел гром. Марыся съёжилась и прильнула к мужу. Она была смелой женщиной, но грозы боялась до ужаса. И тогда Станислав постучал в дверь первого дома. Им открыла женщина лет 55. Она приветливо посмотрела на эту пару и догадалась пригласить в дом, так как на улице начался дождь, и сильные раскаты грома, раз за разом сотрясали воздух.

Женщина в доме была одна. Она пригласила незваных гостей присесть к столу и, достав из печи чугунок, налила миску щей. Перед каждым положила по большому куску ржаного хлеба и пригласила поужинать. Марыся со Стасом приняли приглашение и с удовольствием накинулись на еду. Хозяйка с интересом наблюдала за этой приятной парой.

После ужина хозяйка предложила им переночевать, предложение с благодарностью было принято. Женщина назвала себя Мартой и спросила:

– А куда это вы путь держите, как видно не близкий путь?

И Марыся поведала ей о том, что цыгане увели у них дочь. То ли украли, то ли она сама по доброй воле ушла с ними, однако родители не могут успокоиться и вот вышли из дома, чтобы найти её и удостоверится, всё ли благополучно у неё. И ещё с грустью добавила, что дочь у них слепая.

Женщина всплеснула руками и спросила:

– А не поёт ли их дочь так красиво, что птицы в лесу заслушиваются и сами прекращают петь?

Марыся утвердительно кивнула головой, а Стас радостно встрепенулся:

– Где вы слышали о ней, расскажите. Может она здесь где-то недалеко?

Но Марта махнула рукой, чтобы мужчина успокоился, и рассказала о том, что была в гостях у своих родственников в отдалённой деревне. Там вот и рассказали, что вместе с цыганами живёт красивая девушка и прекрасным голосом, но одна беда, что она слепая. Но это было ещё прошлой осенью. Скоро год пройдёт с той поры. Марыся поникла головой, но муж, наоборот, повеселел. Значит, есть она в таборе. Значит, найдём мы её.

Утром Марта накормила гостей и дала с собой лепёшек, которых успела напечь утром, пока её гости спали. С благодарностью Станислав с женой покидали эту гостеприимную хозяйку. Они пожелали ей добра и благополучия и направились дальше.

Только на десятые сутки около леса они увидели разноцветные кибитки и пасущихся у леса стреноженных лошадей. Марыся тут же хотела бежать в табор, но Станислав рассудил по-мужски.

– Знаешь, жена, возможно, что Настеньку тут удерживают силой. И нам никто о ней не скажет правду. Нам надо очень разумно подойти к этому. Видимо они здесь стоят недавно. Мы пойдём в деревню и там поспрашиваем, чем они, цыгане, занимаются, и нет ли среди них девушки слепой.

Марыся согласилась с доводами мужа, и они направились в деревню. Там также их приняли на ночлег добросердечные люди. Накормили и выделили в сарае на сене место для ночлега. После ужина Стас начал расспрашивать о цыганах. Хозяева не видели и ничего не слышали о слепой девушке. Но пообещали поговорить на эту тему со своими, деревенскими жителями. К утру никаких утешительных вестей не было. И вот тогда Станислав оставил Марысю у новых хозяев, сам подался в табор.

Бедная женщина не находила себе места за то время пока муж отсутствовал. А отсутствовал он долго. Когда появился, по его лицу поняла женщина, что никаких утешительных вестей он не принёс. Так и получилось. Он обнял жену и рассказал, что побывал на приёме у самого Баро. Тот рассказал всю неутешительную историю о любви Гожо и Настеньки. Рассказал и о том, что первой пропала Настя. Гожо тогда был совсем в другом селе. А они с бабушкой, имеется в виду Настя, и бабушка Эйш были в другом селе. Бабушка оставила Настю на улице петь, а сама зашла в избу, чтобы погадать. Когда вышла на улицу, то Насти нигде не было. Вечером в табор она не пришла. Самое интересное то, что ни одна душа не видела, куда пропала девушка. Она, как сквозь землю провалилась.

Её возлюбленный Гожо не находил себе места. Он бродил по деревням расспрашивал людей. Но те только разводили руками. Затем панские слуги начали охотиться на цыган. Они сделали невыносимым дальнейшее пребывание. Управляющий требовал вносить плату за пользование лугом, на котором выпасались цыганские лошади. Плата взималась очень высокая. А когда цыгане заходили к кому то в дом, то панские слуги были не чеку и тут же требовали покинуть дома. И тогда Баро принял решение покинуть эту местность. Табор уехал, как всегда незаметно. Вскоре пропал и Гожо. и вот тогда его невеста Лаура и всполошилась. Она до сих пор не находит себе места.

Теперь и сам старейшина табора понял, что зря он не поступился законом, зря не разрешил молодым людям связать свою жизнь. Теперь вот страдают родители, бабушка Гожо, да и Лауре нелегко.

Станислав расспросил старейшину, в каком селе потерялась Настя и теперь они с Марысей направились именно туда. Не может такого быть, чтобы ни один человек не видел, куда исчез человек. Ведь ни иголка же.

А вот и деревня, на которую указал им цыган Баро. Да, действительно, это была очень большая деревня. Поодаль стоял красивый большой дом, обнесенный красивым забором. Сам дом утопал в зелени. Это был красивый и ухоженный сад, с различными плодовыми деревьями. В этом саду были и яблони, и груши, и сливы, и большой участок занимал вишнёвый сад. А ещё здесь было очень много разнообразных цветов. Станислав сразу понял, что эта усадьба принадлежит помещику. Многих помещиков он знал, когда жил со своими родителями, но уже прошло столько много времени, с тех пор, как отец лишил его наследства и, а родители Марыси изгнали её из своего родительского дома. Прошло уже почти 18 лет. И их Насте скоро должно исполниться 18 лет. А сколько горя ей уже пришлось хлебнуть.

Зашли не в этот господский дом, в немного пройдя дальше по кривой улочке, в покосившийся, как когда-то у бабки Дарьи домик.

В этом доме видно было, что проживает бедная семья. В нём было много детей. А раз детей много – это первый признак бедности. Немного порасспросив о цыганах и о том, не встречалась ли им тут слепая девушка с красивым голосом, Стась и Марыся прошли дальше, так как хозяева были слишком заняты своими личными проблемами, и им явно не было никакого дела до их проблем.

Зайдя ещё в один дом, они нашли здесь более приветливый приём и получили кое-какие сведения о том, что действительно слышали пение прекрасной девушки

– Одета она была в цыганский наряд, но пела песни русские, иногда и на польском языке. Все сельчане были изумлены, услышав её песни. Но это продолжалось не долго. Вскоре табор покинул их село. И больше никто о девушке и не слышал. Прошло много времени, а люди часто вспоминают о ней. Говорили, что пропала она в одночасье из нашего села. И самое странное, что никто не видел и не слышал её больше. «Как сквозь землю провалилась», – так говорил хозяин дома, в который зашли наши путники.

– Только перешёптывались между собой кумушки любопытные о том, что, скорее всего, не миновала девушка рук пана нашего Заблоцкого. Вы разве не слышали о том, что создал он свой театр из местных молодых людей ещё несколько лет назад? В самом начале этот театр выступал здесь, в панском дворце. Сюда съезжалась изо всей окрестности знать и ночи напролёт развлекалась, и смотрели выступления

Дальнейшее действие родителей напрашивались само собой: нужно идти во дворец. Хозяин дома, в котором они остановились, предупредил их о том, что Заблоцкий вместе со своим театром неделю как съехал в Варшаву. Ведь дело шло к осени. Август месяц подходил к концу. Но родителям не терпелось удостовериться в том, была ли их дочь там, во дворце?

Естественно, во дворец их никто не пустил. Слуга, вышедший к калитке, пригрозил напустить на них собак. С тем и покинули они этот негостеприимный помещичий двор.

Вернувшись к хозяину, они пригорюнились. Действительно, наступала осень, а они вот так налегке вышли из дома. Немного посовещавшись, решили идти обратно в свой дом в Кривые Ложки, и там перезимовать, а весной, если дочь не объявится тогда прямо идти в Варшаву.

Так и сделали. Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, пошли от села к селу в свой неказистый домик. Ведь там у них были припрятаны кое-какие запасы на зиму. И грибы, и ягоды, да и кое, что из овощей. Вот только настроение у них было совсем не важное. Ведь столько дней потратили и всё впустую.

В домике за их отсутствие ничего не изменилось. Всё оставалось на своих местах. Никто не рискнул зайти в этот бедняцкий приют. И снова они ходили на заработки от дома к дому, заготавливали дрова и утеплялись. Готовились к суровой зиме. Так и случилось.

Давно в тех краях не было так холодно. Иногда мороз был очень сильным, что трещали углы. И снегом заметало избушку почти наравне с крышей. Станислав шутил, что это и хорошо, теплее будет в их стареньком домике. Может он и прав был. Они любили по-прежнему друг друга крепко, невзирая на годы, что прошли со дня их первой встречи и несмотря на то, что приходилось выживать, добывая себе кусок хлеба на пропитание. Видимо бывает всё-таки так, что две половинки встретились сразу и поэтому все невзгоды делили пополам. Если бы у них спросили: а счастливы ли вы? Они бы непременно в один голос ответили бы: «Да!». Но для полного счастья им не хватало хотя бы крошечной информации об их любимой дочери Насте. Ежедневно Марыся, да и Станислав, возносили молитву Всевышнему о том, чтобы всё у неё было благополучно.

Незаметно закончилась зима, наступила весна. Посовещавшись, решили вскопать и засеять небольшой участочек имеющейся земли, благо семена сохранились. Вдвоём быстро управились и теперь снова решили подаваться на поиски своей Насти.

И снова перекинув через плечи заплечные мешки, направились в дорогу. Теперь у них путь лежал в Варшаву.

Глава 17. Правда раскрывается

А Настя снова погрузилась в свои, давно прожитые события из жизни. И вспомнила о том, как Митрофан в порыве злости открыл ей страшную тайну о том, что она является не только женой пана Михала, но и родной внучкой.

Она прекрасно помнила тот день, когда пан Михал, увидел на шее своего новорождённого сына крестик, и медленно начал оседать на пол. Испуганная Настя закричала и её на помощь прибежали слуги и доктор, который теперь всё время находился у них в доме. Он был на страже здоровья младенца – наследника богатств Михала Лаздовского и его молодой красавицы жены, у которой роды проходили очень тяжело. Однако здоровый организм и молодость взяли своё, и она произвела на свет. Казалось здорового мальчугана. И сама через неделю уже начала понемногу вставать и категорически отвергла предложение мужа о кормилице для сына. Она сама с удовольствием прикладывала дитя к груди и наслаждалась, наблюдая за тем, с каким аппетитом он поглощает материнское молоко.

Так что же случилось с ним, с паном? Почему он упал в обморок? Никто не мог дать вразумительного ответа. Не понимала ничего и сама Настя. Вовремя принятые доктором меры, спасли хозяина от кровоизлияния, и через месяц он уже самостоятельно руководил своим имением. Правда, и Настя усердно помогала мужу. Однажды Михал вошёл на половину жены и начал расспрашивать о том, откуда на шее у его сына появился этот крестик?

Настя поведала историю о том, что, сколько себя помнит, этот крестик был с нею и только, когда переехала к нему в дом, горничная велела снять его и надеть медальон. А когда родился сын, она решила, что крестик должен являться оберегом для их младенца. Она только не сказала о том, что ей наказала цыганка надеть этот крестик Феликсу. Услышав эту версию, Михал впервые за всё время пребывания в доме Насти и, начал подробно расспрашивать женщину о родителях. Но что могла ему рассказать о них Настя? она же ни разу их не видела. Она ведь только слышала их приятные голоса с рождения. Она только знала, что у обоих родителей руки огрубелые от работы и ещё о том, что они очень любили друг друга. Это она знала наверняка. Ведь ни одного грубого слова за все годы она не слышала. Она слышала только «любимый и любимая».

Поинтересовался пан, какие имена были у родителей. Услышав ответ, он стал белее скатерти, которой был накрыт стол в комнате. Настя не знала причины такого испуга мужа и хотела вновь звать доктора на помощь, но муж остановил нетерпеливым жестом и продолжал сыпать вопросами.

Его интересовала местность, в которой родилась девушка, название деревни. И та, конечно, вспомнила, что название и самой ей казалось смешным: Кривые Ложки.

Но пану смешным оно совершенно не показалось. Поцеловав малыша, он быстро покинул в недоумении жену. Ей так и хотелось спросить у мужа:

– Что же всё это значит?

Однако было уже поздно. Не бежать же ей вслед за ним.

И рассказал Митрофан, что пан Михал не находил себе места. Он узнал этот крестик. Это была семейная реликвия. Она передавалась из поколения в поколения. Он собственными руками надел этот крестик своему изгнанному из дому сыну Станиславу, когда тот только что появился на свет.

Вот и Настя подтвердила, что отца зовут Станислав. Да и мать Марыся. По всем признакам, Настя является его родной внучкой. Такого позора и такого греха он не мог перенести и метался по дому, как загнанный зверь, не находя себе места. Но почему тогда у неё фамилия Вербицкая?

Мысли путались в голове. И тогда он принял решение отправить пару своих верных людей в те Кривые ложки, чтобы удостоверится прав ли он в своих догадках. А если прав то, что тогда? Но в душе он не хотел верить в реальность. Он гнал прочь мысли.

– Нет, нет! Такого просто не может быть? Он такой богобоязненный, богатейший человек, и не мог так низко пасть, чтобы сожительствовать, хотя и в законном браке с родной внучкой! Конечно же, не мог!

Он и хотел отправить людей и в то же время оттягивал момент, боясь услышать правду.

И только весной, всё-таки решился: выдал двоим своим крепким слугам лошадей, и снарядил в дальнюю дорогу, а сам стал с нетерпением поджидать вестей. За это время, а прошёл уже год, как появился на свет Феликс. Настя очень беспокоилась о том, что мальчик до сих пор самостоятельно не может стоять на своих ножках. Они у него были, как ватные. Доктор, которого постоянно спрашивал Михал о такой причине, только разводил руками. Мальчик был здоров, и развитие проходило нормально. И со зрением, и со слухом всё было хорошо, а вот, что с ножками никак не мог понять. И тогда доктор связался со своими коллегами и мальчику назначили расширенный консилиум. Но сколько не старались выявить хоть какую-то причину, не смогли. И тогда вынесли единогласное решение, что надо, чтобы прошло время. Ведь ребёнок здоров, значит, организм сам справится с этим недугом. А отцу с матерью посоветовали в осенне-зимний период вывезти ребёнка в тёплые края. Летом и тут у них тепло, а вот, когда похолодает, то и податься на морские воды.

Беспокоило Михала и то, как ему удалось перехитрить своего бывшего друга пана Заблоцкого. Как ловко он капнул смертельный яд в пустой бокал. Никто и не заподозрил его в убийстве. А вот теперь только совесть начала усиленно тревожить. И эта проклятущая совесть не давала ночью спать, а днём не давала покоя. В спальню к своей жене он сразу заказал себе дорогу. У него пропало всякое желание. Теперь он уже не думал о женщинах. Он думал, как спасти свою грешную душу. И что же ему делать, если подтвердиться, что женой является родная внучка? На этом его мысли разбегались, и он впадал почти в безумие. Тысячи мыслей одна страшнее другой приходили в его голову. Ведь явно на том свете быть ему в аду за свои злодеяния!

В доме замечали все, что с хозяином происходит что-то невероятное. После рождения сына он резко изменился. Почти всем домом руководила юная Анастасия. Однако, кроме дома у пана были и земли, и деревни во владении. Ими управлял верный слуга Митрофан. Но и за ним нужен был глаз да глаз.

А Михал с каждым днём всё больше впадал в депрессию, как теперь выражаются. Его уже мало интересовал наследник.