Текст книги "Парк Пермского периода"
Автор книги: Дмитрий Скирюк
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Не думайте о плохом, – глухо, словно бы издалека сказал ее голос. – Все в ваших руках. Может быть, лет через триста, если вы к нашему следующему приходу еще не уничтожите свою цивилизацию, мы и поможем вам кое-что восстановить.
– Вы ведь… вы ведь сразу могли нас усыпить и вытянуть информацию, – сонно пробормотал я. – Вы ведь вампиры, вы умеете вводить в транс… Тогда, на той поляне с бабушками, вы же усыпили всех… Я прав? Зачем тогда было… все это?
Ихана приблизилась, – я почувствовал ее холодную и узкую ладонь на своем лбу, с усилием приоткрыл отяжелевшие веки, поймал взгляд девушки и почувствовал, что тону в ее огромных глазах.
– Я ксенолог, – сказал она. – Людовед. Мне интересно человеческое поведение. К тому же вы мне понравились, вы и ваш друг тоже. Вы нестандартно мыслите, с вами интересно иметь дело.
– Пользы от этой нестандартности… – пробурчал я, в основном чтобы скрыть накатившее смущение. – Кстати, о друге: а Серега после укуса – не того… не станет вампиром?
– Конечно, нет! – Я впервые услышал от Иханы что-то, похожее на смех. – Вы же понимаете, что это было бы нелепо. Я уже объясняла: его организм теперь просто не переносит алкоголя, и все. Других последствий… Впрочем, постойте, – она прищелкнула пальцами, – я кое-что вспомнила. Кажется, один побочный эффект все-таки есть. У вашего друга резко увеличится… как это по-русски… Влечение?.. Мужская сила?..
– Потенция?! – вскричал я. Потрясение от сказанного ею чуть не заставило меня проснуться.
– А! Точно, она самая.
– И намного?
– Вообще-то специальные исследования не проводились, но… – Она неопределенно повела рукой и закончила: – Исходя из своего личного опыта, я думаю, раз примерно в пять-шесть.
– Насколько, насколько?! – ахнул я. – И это навсегда? И ничего нельзя исправить?
Ихана покачала головой:
– Боюсь, что нет.
Тишина давила ватой. Проваливаясь в сон, я едва успел осмыслить сказанное.
Бедный Серега…
Больше я ничего не помню. Очнулся я только когда где-то наверху прогремел взрыв, и в опустевший зал пещеры с потолка посыпались затянутые в черное десантники.
* * *
Вот так все это и завершилось. Грустно, но, может, оно и к лучшему. Я много раз потом пытался вспомнить, что было потом, но сумбур, царивший у меня в голове, не дает восстановить дальнейшие события. Больше всех нагорело Денисычу; тот стоял с виноватым видом, слушал, как его распекал подполковник, и согласно кивал на все замечания. В пещере не осталось ни следа инопланетной техники – пришельцы эвакуировали все подчистую, на полу обнаружились только Димкины штаны. С Ленкой все-таки приключилась небольшая истерика, вызванная больше этим самым взрывом, чем общением в пришельцами. Серега все еще никак не мог прийти в себя после сообщения, что теперь ему волей-неволей придется вести здоровый, но несколько несознательный образ жизни… Впрочем, про самое главное я ему в тот день сказать поостерегся – а ну как не выдержал бы и заболел от удивления? А я…
А что – я? Что мне было им рассказывать после того, что я услышал от Иханы? Передо мной стояли сильные, мужественные люди, которые, в отличие от меня, слабака, знали, что надо делать и куда идти, знали, кого поднять на щит, а кого замочить в сортире, люди, которые служили власти и прогрессу и которые вот уже тридцать лет, не спрашивая, силком тащили меня в свое Светлое будущее. Мне было противно. Честно говоря, я больше всего жалел, что не улетел с пришельцами, хотя, наверное, меня бы не взяли. Я молчал при даче показаний. Я сказал, что ничего не помню. Мне поверили.
В общем, пополам она нам стала, прогулка по этому… парку Пермского периода.
Но больше всех был потрясен случившимся Димка. Хотя его вполне можно понять: шел себе, шел человек, а потом вдруг очнулся где-то под креслом, с размалеванным лицом, весь пропахший псиной, без очков и без штанов, и долго не мог понять, что с ним произошло. Впрочем, ничего удивительного – после хорошей пьянки случается еще и не такое. Смущался он страшно, просто не знал, куда себя деть. Очки мы ему отдали, штаны тоже вскоре нашлись, но душевное спокойствие к нему так и не вернулось.
– Ребята, что со мной было-то? – все время спрашивал он. – Что я делал-то вчера?
– Что-что, – философски хмыкал в усы Денисов. – Ничего особенного. А что не помнишь, так это бывает… А вообще, Димыч, пора тебе с выпивкой завязывать.
С тех пор прошел почти год. Жизнь течет своим чередом. Ленка уехала к себе на Чукотку, пишет письма, иногда приезжает на какой-нибудь бард-фестиваль. Димка по-прежнему работает экскурсоводом в своей пещере, но шутить с посетителями после случившегося как-то больше не решается. Подполковник Холодков стал полковником. Фил переехал в Глазов; говорят, его тоже повысили.
Серега теперь – полный абстинент. Пьет только воду, да и то разбавленную. Устроился на новую работу, теперь он фотомодель, на нем в салоне красоты прически отрабатывают. Я часто захожу к нему. Мы пьем крепкий чай, смотрим на небо и разговариваем о разных вещах. Сидим мы на кухне: комната у него завалена глушителями, хромированными патрубками, амортизаторами, пружинами и всяческими прочими железками; Серега собирает мотоцикл, на этот раз – самый обычный, хотя тоже «Харлей-Дэвидсон», модели Indien. В принципе Кабанчик его уже почти собрал и теперь ломает голову, как его вытащить на улицу с девятого этажа – эта слоняра не проходит ни в коридор, ни в лифт, а разбирать его обратно он почему-то не решается. Чай у Сереги всегда немного отдает машинным маслом. Все стены, там, где не висят постеры с мотоциклами, облеплены плакатами с изображением Сэйлор Мун – глазастой длинноногой школьницы в матроске из японского мультсериала: после всего произошедшего Сережка здорово «подсел» на анимэ. На самом почетном месте у него висит плакат, где эта Сэйлор Мун, в чем мама родила, сидит верхом на мотоцикле. Когда начинает темнеть, я обычно собираюсь и ухожу: ночевать я у Сереги как-то больше не решаюсь. А ежа мы сдали в зоопарк.
4.10– 22.12, 2001
Пермь
ИВАН-ДУРИЛКА
Лихорадочно хлопая крыльями, Горыныч стремительно пикировал к лесу. Мешал боковой ветер, правым крылом приходилось загребать сильнее, чем левым, и с непривычки вскоре заболело плечо.
– Левее, левее бери! – время от времени покрикивала Правая голова – большая любительница ничего не делать и давать советы.
– Заткнись! – коротко приказала Главная, и в эту секунду, заложив крутой вираж, не смогла сориентироваться. Годы и близорукость сделали свое черное дело, и появившееся прямо по курсу раскидистое дерево было замечено всеми троими слишком поздно.
– Атас!!! – запоздало вскрикнула Правая, и в тот же миг Змей со всего разлету влепился в толстый корявый ствол. Сверху градом посыпались жухлые осенние листья, сучья всевозможных форм и размеров и гигантское количество желудей. Левая голова, застрявшая в развилке мощных ветвей, выплюнула кусок коры, скосила глаза и мрачно констатировала:
– Дуб.
Змей Горыныч медленно встал, раздвинув ветви, высвободил застрявшую Левую голову и, кряхтя и потирая ушибленные места, тяжелым неспешным шагом направился в глубь леса.
– Опять шандарахнулись, – со злостью бормотала Левая голова. – Когда-нибудь ты всех нас угробишь! Где ты прятался, когда на небе раздавали мозги?
– Будет ворчать-то, – хмуро огрызнулась Средняя. – Ну, упали, ну, стукнулись… с кем не бывает? Подумаешь, дуба дали… Забыл что ли, как лет этак сорок тому назад в грозу нас громом треснуло? И ничего – живем…
– Хорошо тебе рассуждать. – Когтистая лапа осторожно ощупала подбородок, после чего Левая голова продолжила: – А я тогда, между прочим, неделю без памяти провалялся.
– Во-во! – оживилась Правая. – Неделю мы тебя под мышкой таскали, измучились оба. На лавку положишь – бац! – упал, ирод, грохот на всю избу… Яга опять же недовольна была. А…
Осекшись на полуслове, Правая голова толкнула носом Главную, после чего обе некоторое время пристально вглядывались в Левую. Затем хором спросили:
– Утка где?
– Ут… Какая утка? – всполошилась пострадавшая голова и тут же спохватилась: – Ах утка! Кажись, того… проглотил.
Потоптавшись на месте, Змей Горыныч сел на землю, и между головами началась ожесточенная перебранка.
– А ну пусти! Пусти, кому г'рю!
– Че ты разорался-то, че, а?
– Нет, а ты кто такой?
– Только без рук!
– Чего беситесь, все равно брюхо-то одно…
– А ты ва-ще молчи!
– Нет, змеи добрые, вы только посмотрите, а! Как охотиться, так у него, вишь ли, голова кружится, а вот пожрать на дармовщинку…
– Ну не заметил я, не заметил! Сами-то тоже хороши. Трахнулись об дерево, у меня аж искры из глаз. Открываю глаза – нет утки. Может, я ее и не глотал вовсе, может, лежит она сейчас там, под деревом спокойненько…
Это соображение на некоторое время ввергло Змея в размышления. Несколько минут он сидел молча и неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям, наконец Правая голова вздохнула и пробормотала:
– Нет, кажется он ее все-таки проглотил. А может, и нет…
– Гм! – неуверенно согласилась Средняя.
– Че делать будем?
– Возвращаться надобно, – резюмировала Правая, и Змей, тяжело топая, направился обратно к месту катастрофы.
Несколько раз обойдя вокруг пострадавшего дуба и безо всякой надежды поворошив ногою палую листву, он почесал живот, и Средняя голова сказала:
– Все же съел… Что Яге скажем?
Левая голова, виновато потупившись, покосилась на остальных.
– Может, соврем, что ничего не попалось?
– Ну уж нет! – вспылила Средняя. – Айда к реке. Натягаем старухе на уху, авось не осерчает.
Две крайние головы поспешно закивали, соглашаясь.
– Кто снаружи? – спросила Правая и тут же с азартом заявила: – Чур, я первый!
– Я т-те дам первый! – разъярилась Средняя и погрозила Правой кулаком. – Жребий потянем.
Змей сорвал три веточки, размером с хорошую березку каждая, одну сломал пополам и воткнул все три до половины в землю.
– Короткая – снаружи, – объявила Средняя голова. Короткую вытащила Правая.
– О! А че я говорил!
– Дуракам везет; – хмуро пробормотала Левая.
Добравшись до речки, Змей потрогал воду ногой, поежился, поплескал под мышками, с шумом погрузился целиком и занялся рыболовством – две головы под водой хватали всю подвернувшуюся рыбу, а третья торчала снаружи и глубоко дышала за троих. Время от времени на поверхности появлялась одна из голов с трепещущей рыбиной в зубах и швыряла добычу на берег. Наконец из воды вынырнула Левая голова, сжимая в пасти огромного осетра.
– М-м-м? – вопросительно промычала она. Правая голова, склонившись на длинной шее, придирчиво осмотрела трофей и кивнула:
– Сойдет.
Пыхтя и отдуваясь, Змей вылез на песок. Левая голова с шумом высморкалась.
– Вечно я бозле губания броздужаюсь, – гнусаво посетовала она.
Собрав пойманную рыбу в охапку, Горыныч углубился в густые прибрежные заросли и вскоре исчез в лесных сумерках.
Едва лишь он скрылся, на опустевший берег крадучись выбрался заросший бородой детина в кольчужной рубахе поверх кафтана, заржавленном граненом шишаке и с массивным мечом на старом кожаном поясе. Руки его в кольчужных рукавицах судорожно сжимали голову коня, который бился, испуганно храпел и пятился назад.
Поглядев из-под ладони Змею вослед, мужик довольно крякнул, поправил меч и гордо выпятил грудь.
– Вот он, аспид! – хрипло сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Вот он, змей! Ну, таперича держись!
Взгромоздившись в седло, мужик толкнул коня каблуками в живот и медленно въехал под зеленые лесные своды.
Уха из осетрины старуху Ягу немного умаслила, и Горыныч, облегченно вздохнув, направился к своей пещере с охапкой свежей рыбы и бутылью домашней бабкиной бражки под мышкой.
– Горик! – Бабка высунулась в окошко, повела длинным крючковатым носом с волосатой бородавкой на самом его кончике и, разглядев Змея, крикнула вслед: – Я седни кой-куда в гости собираюсь, так что раньше завтрева не жди!
– Ла-адно! – за всех ответила Средняя голова.
– Вот удружила, дура старая, – хмуро заметила на это Правая. – Куды ей в гости на старости лет? Ей-то что, а нам опять круглые сутки караулить…
– А ты не бузи, – строго заметила Средняя, – чай, не чужое стерегем. Свое, кровное.
– Да я че, я ниче… Уж и сказать нельзя.
Потоптавшись у входа в пещеру, Змей попытался счистить с ног грязь, потом махнул рукой и полез так. В небольшом каменном углублении навалена была внушительных размеров мусорная куча, состоявшая в основном из всевозможных птичьих перьев, сухого мха, прелой листвы и трав. Запустив лапу в самую глубину ее, Змей вытащил оттуда круглое массивное яйцо и направился к выходу.
Безуспешно пытаясь просмотреть его на свет, он вертел яйцо так и сяк, прикладывал к уху всех трех голов поочередно, потом грустно вздохнул и сунул его обратно в кучу, после чего уселся у входа, подперев лапами две крайние головы. Средней голове, как и всегда, подпорки не хватило, и она, присмотрев нагретый солнцем валун, примостилась на нем. Правая голова, подтянув к себе пузатую глиняную бутыль, зубами выдернула пробку и заглянула внутрь.
– Брага! – радостно объявила она и стала оглядываться в поисках посуды.
– Все сроки миновали, – мрачно заметила Левая. – Сколько ж еще ждать?
– Это хорошо, что долго лежит, – заметила Правая. – Это значит, что сын будет.
– Дурак ты…
– Почему это – дурак? – обиделась Правая. – Примета есть такая. – Правая лапа проворно разливала содержимое бутыли по кружкам. – Третьим будешь?
– Н-ну… э-э-э…
– Да че там, давай.
– Хы!..
Глиняные чашки стукнулись краями. Опустели. Вслепую нашарив рыбешку, Правая голова сунула ее в пасть и поморщилась, когда по горлу проскребли колючки.
– Ох!
– Эк тебя корежить… – сочувственно покивала Средняя. – Окунишка попался?
– Он, проклятый…
Горка рыбы быстро уменьшалась.
Месяца четыре прошло с тех пор, как счастливая избранница Змея, Скарапея Аспидовна, в которой он души не чаял, выполнила свои супружеские обязанности и удалилась в Муромские леса. Хоть там изредка и пошаливали татары, все же было поспокойнее и опять же не так голодно. А Змей, который на своем веку разменивал уже девятый десяток, остался охранять свое будущее потомство.
Старая знакомая, имени которой уже давно никто толком и не помнил и которую все звали просто Баба-Яга (хоть она и утверждала, что пришла сюда из древних мест и род свой ведет чуть ли не от греческих богов и богинь, а посему и звать ее надобно – Баба-Ягиня) взялась подсобить, а то караулить драгоценную кучу сутки напролет кому же в радость? Ночью Змей бодрствовал, сменяя головы на карауле, а днем пещеру охраняла бабуля. Горыныч в это время шатался по окрестным лесам, промышляя, чем бог пошлет. Бог посылал то утицу, то зайчонка, а то и кабанчика, всякое бывало. Хватало и самому на прокорм, и бабке за добро отплатить. Так прошло все это время.
Выпятив к небу сытый живот, Горыныч с довольным вздохом развалился на зеленой лужайке, подставляя вечернему солнышку то одно крыло, то другое, и постепенно его так разморило, что он с трудом стал воспринимать окружающее. Изба на курьих ножках, которую на время оставила хозяйка, сперва бесцельно бродила по опушке леса, попыхивая дымящейся трубой, потом решительно направилась в чащу и вскоре скрылась за деревьями. Пару раз ухнул филин. «Девять», – машинально отметила Средняя голова и, сонно потянувшись, лениво приоткрыла один глаз. Левая и Правая головы сладко похрапывали, наверняка представляя себе во сне жаркие объятия ненаглядной своей супружницы…
А перед самым носом Змея, на сивом лобастом тяжеловозе сидел верхом какой-то человек и остервенело таращил глаза. Конь бил копытом и храпел, испуганно роняя клочья пены с трясущихся губ. Звякая всевозможными железками и ругаясь вполголоса, мужик полез рукой куда-то за спину и извлек на свет колчан со стрелами и лук.
– Померещится же спьяну… – пробормотала Средняя голова, про себя размышляя, что, пожалуй, пора будить сменщицу. – Эй, просыпайся! – толкнула она Правую.
– Что, уже обед? – не открывая глаз, слабым голосом пробормотала та.
– Уже, уже, – ответила Средняя. – Хорош дрыхнуть. Примай караул.
– Сейча-ас… – Правая голова зевнула, потянулась и, открыв глаза, с недоумением уставилась на человека. Затем поспешно толкнула уже уснувшую Среднюю.
– Ну что там еще? – недовольно пробормотала та.
– А… э… вроде как мужик… – неуверенно сказала Правая. Когтистый палец указал на конника, который трясущимися руками пытался наложить стрелу на тетиву. – Откуда он взялся?
– Что? Где? – Средняя открыла-таки глаза. – Это ты зачем палец? Ах это… Это сон.
– Сон?! Чей?
– Ну, мой. И вообще отстань, я спать хочу.
В этот момент стрела стукнулась о грудь Горыныча, отскочила и упала на траву. Хмель окончательно вылетел из Правой головы.
– Подъем!!! – взревела она. Левая голова резко вскинулась и возмущенно зашипела, треснувшись макушкой в потолок пещеры.
– Что, гроза?! – спросонья заметалась она.
– Хуже… Вон, гляди.
Увешанный железяками детина к тому времени уже спрыгнул на землю, схватил копье и, прикрываясь круглым деревянным щитом, стал приближаться, выкрикивая всякие междометия. Змей испуганно попятился и замахал обеими лапами.
– Мужик! Эй, мужик, ты че, малость того, а? – Левая голова хотела покрутить пальцем у виска, но в суматохе попала себе в глаз и охнула от боли.
– Че надо-то? – визгливо крикнула Правая. В минуты волнения она обычно непроизвольно переходила на фальцет.
Человек остановился, осторожно высунул из-за щита бородатую физиономию и, выставив вперед для верности копье, спросил:
– Змей?
– Ну, Змей, – согласилась Средняя голова. – А что?
– А где бабуля?
– Я за нее.
– Слышь, мужик, – подытожила Левая, – тебе чего? Вояка некоторое время лихорадочно соображал, что сказать дальше.
– Ты эта, как его… – сдвинув на лоб шишак, он почесал в затылке и наконец нашелся. – Это ты, стало быть, за Марью-царевну выкуп требоваешь?
– Чего-о?! – Глаза у Правой головы, потеснив глазные щитки, от удивления полезли на лоб. – Вы… выкуп?
Головы переглянулись.
– Да я третий месяц дома сижу! – взорвалась Средняя, и Змей, тяжело переваливаясь, затопал вперед. – Какая Марья? Какая царевна? Охренел, мужик, да?
– Не подходи! – взвизгнул тот, прикрываясь щитом. – Изувечу! Не трожь! А-а-а!
Он швырнул копье, промазал и лихорадочно потянул из ножен у седла меч. Конь, испуганно заржав, взвился на дыбы, с силой ударил в землю копытами и, взбрыкивая, понесся к лесу.
– Стой! – всполошился мужик. – Тпру, кому говорю! Отдай меч, волчья сыть! Травяной мешок!
Прихрамывая и потрясая кулаками, он некоторое время носился за конем, оглашая поляну всяческими обидными прозвищами, пока наконец не выдохся и не остановился посреди лужайки, тяжело дыша. Вытер пот.
Средняя голова деликатно кашлянула, напоминая о своем присутствии. Мужик вздрогнул и оглянулся.
– Пуганем? – тихо шепнула ей на ухо Правая.
– На што? – отозвалась та.
– Чтоб неповадно было… Давай, ляпни че-нь'ть, ты же умеешь.
– Кха-ха-ха! – прочистила горло Средняя и взревела на весь лес первое, что пришло на ум: – Конь на обед, молодец на ужин!!!
Левая голова, прыснув, залезла под мышку и затряслась там от беззвучного смеха. Мужик побледнел и выхватил нож.
– А-а, ножичек! – ехидно протянула Правая, и обе головы облизнулись с показной жадностью.
– Ну, ну… Ножичком…
– …ножичком, значит…
– …меня бить собрался?
– Отлезь! – рявкнул «молодец», сорвал голос и сипло добавил: – Убью!
Из леса послышалось дикое ржание коня – видимо, плутая в потемках, он наткнулся на логово бабкиной избы. Та спросонья напинала бедной кляче и сама в жуткой панике удрала поглубже в чащобу.
– Ой, не могу! – донеслось из-под мышки, и утирающая слезы Левая голова вынырнула наружу. – Ох, потешил… Ты кто хоть будещь-то, а?
Мужик отступил на шаг и взмахнул ножом.
– Ну, хватит, хватит, – примирительно сказала Средняя голова. – Ты это брось. Пошутили и будет. Я ведь, по правде сказать, и не крал никого. И чего ты сюда приперся, никак в толк не возьму… Э-э-э… как там тебя?
– Иван, – хмуро сказал тот. – Можно – Ваня.
– И чего ж ты, Ваня, по лесам шляешься? Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?
– От дела лытаю… – грустно вздохнул тот, почесал в затылке и, сорвав с головы шишак, в сердцах так шваркнул им оземь, что тот погнулся. – А, пропадай моя телега, все четыре колеса! Понимаешь, э-э-э… Змей… Ты ведь Змей?
– Ну, да. Это я.
– Понимаешь, Змей, все ходят по свету, хотят чего-то, славы себе ищут. Войн уж почитай лет пять никаких нет, а мне прославиться – во, как надо! Мечта у меня, понимаешь, на княжеской дочке жениться… Ну, вот, понимаешь… и решил, понимаешь… это… А, да и так все ясно… Отпустил бы ты меня, а?
– Да я вроде тебя не держу… Вот только не суйся сюда больше, лады? Заповедное место. Ищи себе славы в других краях. Конь твой, кстати, где-то рядом бегает. Волков бабка поизвела, к утру покличешь – прискачет. Лошади нашего духу боятся.
– Эт' точно… – угрюмо закивал Иван, замялся, смущенно огляделся по сторонам и, понизив голос, заговорщически зашептал: – Слышь, друг! А может, ты мне кого присоветуешь? Я б его ухлопал – глядишь, и мне слава, и тебе польза. Бабу-Ягу, там, или Кощея Бессмертного. А?
– Ягу не трожь, – сердито сказала Средняя голова. – Да и если Змеев где увидишь – тоже не лезь. А не то – под землей найду, да там и оставлю. А Кощей помер намедни.
– Ишь ты! – поразился тот. – Как это? Как это помер? Не могет такого быть! Он же бессмертный!
– Ни лешего ты не смыслишь в наших колдовских делах. Кощей – он и есть Кощей. Сволота одна. Из вас он вышел, из людей. Ал… хи… Тьфу! Ал-хи-мией да магией всякого колдовства поднабрался. Вреднючий был – страсть! Сущий бес. Его окрестная нежить так и прозвала – «Кощей – Бес Смертный». Помер он. Над златом зачах. Опыты какие-то с ним делал, ну и траванулся. А жаль – ты б мог его уложить… ежели, конечно, сам бы жив остался.
– А вот Соловей-разбойник… Его как? Можно?
– А! Вот его можно, можно! – оживилась Левая голова, вспомнив, что оный вражина хозяйничает в местах отдыха Скарапеи Аспидовны, и две другие головы согласно закивали. – Ентот гад, Соловей-хан со своими головорезами третий год в Муромских лесах никому проходу не дает. Режет всех. Ты его излови, коли не добрались еще до душегуба, – и дело с концом!
– Ага… Ну, ты извиняй. А то я ведь что? Я ведь, когда слух пошел, что ты Марью увел, я и решил ее того… спасти. – Мужик вздохнул. – А вишь, как вышло. Оговор, видать. Так что, извиняй, Змей Тугарин, ежели что не так…
– Тугарин? – хором переспросили головы и переглянулись.
– Ты че, мужик, совсем с ума сошел? – осведомилась Правая. – Ты посмотри на меня: какой же я тебе Тугарин?
Богатырь совсем опешил и теперь стоял и переводил взгляд с одной головы на другую.
– А… разве… нет?
– Конечно, нет! Тугарин, он только по названию Змей. А я – Горыныч! Горыныч я! Ты, когда через реку проезжал, указатель видел или не видел? Ясно же написано – «р. Горынь». Какой я после этого Тугарин?
– Да не умею я читать… – машинально выдавил Иван и озадаченно поскреб в затылке. – Бли-ин! – протянул он, и в глазах его как будто проступило понимание. – Так что же, получается, я обознался? Так, что ли?!
– Что ли, так, – подтвердил Змей Горыныч. Детина вдруг схватился за голову и забегал по поляне, потрясая кулаками и время от времени пиная несчастный шишак.
– Дык что же это я! Как же это я! Ой, беда, беда, огорченье! Надыть, свернул не там… Ай-яй-яй… – Он остановился и топнул ногой. – Ведь уйдет, уйдет поганый!
Три головы с неподдельным интересом наблюдали за этой беготней.
– Эк его разбарабанило, болезного… – вслух посочувствовала Правая. – Эй, Вань! – окликнула она. – Чего разбегался? Остынь, охолони малость. Присядь, вон, бражки выпей, а там решим, что делать… Одна голова – хорошо, а три – лучше.
– Не до браги мне, Горыныч: Родина в опасности! – Витязь-недотепа подобрал с земли шишак, стряхнул с него пыль, надел на голову и горделиво напыжился. – Так что, извини, Змей, недосуг! Спешу!
– Ну, тогда бывай здоров.
Иван развернулся и быстро зашагал по тропке, ведущей в лес. Змей некоторое время постоял, потом подумал, что не худо бы снова проверить яйцо, и направился в глубь пещеры.
В это утро на скорлупе появилась первая трещина.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?