Текст книги "108 рассказов"

9. Водка

Васька пить не любил и все про это знали. Каждый раз, когда мы собирались с мужиками брови расчесать и зеленого змия загарпунить, растворялся наш Василий не хуже восточного джина. Природа его фобий до поры была не ясна и потому вызывала массу домыслов и догадок. Кто-то говорил, что он запойный, кто-то утверждал, что он мусульманин и признаки того в бане своими глазами видел, иные полагали, что он больной и лечится. Иными словами, для коллектива Василий Николаевич был белым пятном на белой бумаге. Это, сами понимаете, для любого сообщества не дело: ни выпить толком, ни поговорить. Вдруг, ты пьешь, всякую чушь несешь, а он не пьет и все записывает. Напряг!

Длилось это наше алкогольное противостояние около трех месяцев. Мужики сон потеряли, у некоторых проблемы в семьях нарисовались. Ну, вот как объяснить, почему ты с работы трезвый пришел, когда до этого пять лет на бровях возвращался. А у жены одна гипотеза – бабу другую завел! Скандал, пыль до потолка!

Решили мы с мужиками форсировать тему, так как терпеть больше уже мочи не было. Собрались как-то после обеда у заводской столовки и стали нашу белую ворону-трезвенницу дожидаться. Васька видимо почуял неладное и не особо спешил прощаться со столовским киселем и котлетками. Ближе к двум часам его явление народу свершилось. Первым слово взял наш бригадир – Михалыч. Если не вдаваться в этимологию и дословный перевод всего сказанного уважаемым шестидесятилетним аксакалом, это звучало так: «Мы очень взволнованы природой твоего поведения и призываем к конструктивному диалогу». Михалыч обычно ко всему добавлял «ннна», и поэтому монолог его был весьма проникновенным. Васька поначалу опешил, и, казалось, после сказанного стремительно уйдет в запой. Дальше слово взял Игорек Стырыгин и минут пять тер про свою семейную жизнь и про то, что если Васька за ум не возьмется и пить со всеми не начнет, семье Старыгиных придет кирдык. Дальше больше, загудел заводской люд.

Когда шум стих, слово до Васьки нашего дошло. Наш трезвенник в этот момент выглядел на удивление спокойным. «Мужики», – сказал Васька, – «я для вас человек новый и вероятно вопросов ко мне не мало. Ну, не рубаха-парень я, что с меня возьмешь, но трусом и подонком не был никогда. Говорите, что сам не пью и вам мешаю, так на заводе пахать нужно, а не за воротник закладывать, вот я и пашу. А то, что водку не пью, так это я матери своей обещание дал, не пить. Не могу я слово нарушить, а то не мужик я получаюсь, а так – ветошь! А вы пить хотите, пейте, закладывать не собираюсь – слово даю!»

Васька замолчал, и всем вдруг так неудобно стало, как будто внезапно в женской бане оказались, а бубенцы прикрыть нечем. К разговору тому больше не возвращались. А Ваську за прямоту и честность многие уважают у нас!

10. Память

Метро. Люди. Очередь на эскалатор. Каждый день в одно и то же время одни и те же лица. Иногда у людей меняется одежда – значит пришла весна, лето, осень или зима. Новички тут появляются часто, но уже назавтра растворяются в серой массе.

Я встретил ее на исходе осени. Кругом были зонтики, плащи и привычно хмурые физиономии пассажиров московского метро. На фоне этого унылого пейзажа она, конечно, выделялась. Белая шляпка, оранжевые джинсы контрастировали с окружающим миром. А еще она улыбалась. И веяло от ее улыбки каким-то теплом и добротой. Будто солнце закатилось погостить в наш забытый богом вагон. С тех пор я встречал ее каждый раз, как только погружался по утрам под землю. Позже я старался садиться в один и тот же вагон в одно и то же время, чтобы не дай бог не разминуться с моим солнышком. Я подолгу смотрел на нее и подбирал слова для нашего первого разговора.

В середине зимы, когда в метро появились люди с елками и мандаринами в руках, я решился. Мы проговорили пятьдесят минут, я проехал свою остановку и опоздал на работу.

Как же я ждал следующего утра! Ночь была настоящей пыткой. Казалось, что она не кончится никогда. Наутро мы вновь встретились и снова болтали без остановки. А еще мы улыбались друг другу, как это делают глубоко влюбленные и счастливые люди.

Я был счастлив 73 дня, вернее 73 утра.

Как ее звали? Я не знаю, мы просто разговаривали и не интересовались такими мелочами. О чем говорили, я тоже не помню. Разве это так важно? Я даже внешность детально описать не могу. Мой доктор говорит, что это симптом и кормит меня какими-то таблетками. С момента нашей последней встречи прошло время. Сказать точно, сколько, я не могу, так как тут все ходят в белом, а в моей комнате нет окон. Странно, но с каждым днем я помню о ней все меньше…

11. Плясать

Ну вот что это за явление такое – танцы? Музыка орет, душно, все вокруг неистово гарцуют. Иногда гаснет свет, и полумрак скрывает этот веселый мясотряс. А еще некоторые дамы в этой всепоглощающей мазурке начинают приседать, изгибаться и делать многозначительные жесты руками. Одним словом в Содом и Гоморру электричество провели.

Рассказываю я все это потому, что, будучи курсантом военной академии, был однажды командирован на дискотеку городского медучилища для усиления личного состава, так сказать. От командира роты получили приказ – «Плясать». Тому, кто отлынивать будет, батя обещал нарядную жизнь и полный пансион в полковой уборной на неделю.

Приехали мы, значит, на танцы. Одеты во все парадное: сапоги, ремень и кепка. А кругом уже общественность гопачит. Ощущение, что аэробику по телеку показывают. Вращение тазом, бег на месте, приседания. Старшина скомандовал «к бою», и мы принялись отчаянно веселиться. Надо сказать, получалось это у нас с переменным успехом. Все бы ничего, но так как команды «вольно» и «рассредоточиться» не было, плясали мы в две шеренги, по росту, как на нашем родном плацу на строевой. Медичек такое поведение, мягко говоря, насторожило. И ясно почему – как при такой диспозиции понравившуюся тушку на белый танец отлавливать, было для многих загадкой. К счастью жриц эскулапа, наш старшина понял свой тактический просчет и скомандовал «рассредоточиться».

В тот же момент я был захвачен в плен в качестве языка будущей медсестрой по имени Вера. Крупная. Сильная. Решительная. Во время белого танца она уверенно, как боксер на ринге взяла меня в клинч и, несмотря на оттоптанные мной ноги кружила меня по широтам местного танцпола. Меня укачало. Бледный и взлохмаченный я выскользнул из ее цепких рук, и оставшееся время отчаянно отплясывал в центре зала.

Это было нелегко. Пришлось вспомнить все, чему учили на боевой, строевой и политической подготовке. Мои приседания и выпады вскоре дали свои плоды, поскольку пространство вокруг было свободно, и я получил возможность отплясывать без риска для окружающих. Два часа на дискотеке по кардионагрузке, как пять часов на плацу. Но был и очевидный плюс – я внезапно утратил страх и стеснение перед плясками. Во время танца ты можешь раскрепоститься и дать волю эмоциям. Музыка заполняет тебя целиком и дает ощущение свободы. Именно поэтому, в отличие от моих собратьев по казарме, я каждый раз с радостью мчал на танцы к медичкам.

12. Мерзавец

Самое страшное – жить и не знать, кто ты есть на самом деле. Сколько в тебе яда, желчи и мерзости. Жизнь полна сюрпризов, порой они помогают людям раскрыться. Жаль, что не всегда эти открытия наполнены радостью и благоговением.

Ему было 39 лет. Семья, жена, дочка, работа, признание коллег. «Хирург от бога» – так про него говорили в клинике. В меру красив, умен, обеспечен, казалось, жизнь наделила его всем, что полагалось, и даже больше нужного дала. Но, как известно, природа любит равновесие, и если ты что-то получил сверх меры, придет час, когда весы вернут себе баланс.

Он возвращался с работы, одноглазая ночь вовсю хозяйничала за окном его внедорожника. Было около одиннадцати, когда на очередном светофоре что-то промелькнуло и внезапно ударилось о капот. Он резко затормозил и выбежал на дорогу. Вокруг не было ни души. Город вымер и только разбитые фары его машины выхватывали части окружающей действительности из темноты. Он увидел детскую коляску и все понял. Шансов, что под колесами теплится жизнь, не было. А дальше произошло то, что сам он на суде называл аффектом. Он сел в машину и уехал. Вот так просто сел и поехал домой, есть свой ужин и спать, как ни в чем не бывало. Те, кого он заживо похоронил, лежали на ночной дороге три часа. Мать и ребенок выжили, и женщина даже запомнила номер его машины.

Был суд и около пяти лет на раздумья о совершенном. Но даже теперь он считает, что жизнь была к нему не справедлива, не понимая, что за все в этой жизни приходится платить.

13. Штанга

Фильм Конь в шароварах (Конан варвар), засмотренный до дыр в глубоком детстве, оставил в моем молодом растущем организме неизгладимый след. Очень хотелось вот так же бродить по широтам необъятной Родины и мускулатурой блестеть. Железный Арни, он же Терминатор, он же Мистер Олимпия, он же Шварц, он же Арнольд Шварценеггер, я уверен, изменил не одну мальчишескую судьбу в нашей стране. Он был почти как Штирлиц, только мускулистый, ну или как Д'Артаньян, только без усов. Конкурировать со Шварцем мог разве что только Сильвестр Сталлоне, да и то, благодаря полунемому Рембо и вечно избитому Рокки. У нас даже во дворе кружки Шверцефилов и Сталонелюбов образовались. Вечерами мы часто спорили, кто сильнее Рембо или Терминатор и кто кому первым что начистит или оторвет. С огромным перевесом всегда, конечно же, побеждали мышцы Арни. Ну, а как иначе, если у этого банки, кубики, рельеф, а у Слая-Сталлоне глазки спаниеля и луженая глотка, из которой вырываются вопли, когда он что-то вспоминает, звереет и начинает всех крушить.

Фильмы фильмами, но ведь нужно же было и сил набираться. Решили мы с моим лучшим другом Вовчиком для начала бегать по утрам. Долго готовили план, продумывали маршрут, обсуждали экипировку. Решено было бежать в понедельник в 6.30, поскольку все новое, как известно, начинается по понедельникам. Я проснулся в 10.00, Вовчик зашел за мной в 11.00 потому, как тоже проспал. Отложили перемены в наших судьбах на вторник. Наутро, несмотря на мои отчаянные попытки остаться в позе бобра на широтах родной постели, мама разбудила, и я помчал с Вовчиком строить свое бодибилдерское будущее. Нужно сказать, что мое туловище удивилось такой решимости и уже через 15 минут свернуло известную всем фигуру из трех пальцев. Лицо было пунцово-красным, я тяжело дышал и напоминал пекинеса. Вовчик мало чем от меня отличался. Нас хватило на два круга вокруг квартала, после чего мы решили, что ходьба на первое время тоже хорошо. Со среды по воскресенье мы восстанавливались после минувшего марафона. В следующий понедельник подлый Морфей вновь лишил нас сил. Побежали, вернее, пошли, мы во вторник. В общей сложности выходили мы на беговой помост трижды, после чего решили растить мышцы другими, более гуманными методами.

Глядя на мои отчаянные попытки накачать мускулатуру, родители подарили мне штангу. Поскольку со спортивными снарядами в СССР была напряженка, пришлось моему отцу просить мужиков на работе сварить ее из подручных материалов. «Я ее сварила из того, что было». Одним словом «родила царица в ночь, не то сына, не то дочь…», штангу она родила и покрасила в нежно зеленый цвет. Отец мой на оборонном заводе работал и всю военную продукцию они этой краской покрывали. Продукт отечественного ВПК был вручен мне в торжественной обстановке со словами, ну, сын, давай! Давать я решил незамедлительно и решительно схватился за презентованный агрегат. На удивление, он оказался увесистым. Усилием воли я поднял штангу над головой, после чего стремительно пошел по нисходящей траектории. Простыми словами, грохнулся я на землю со всем этим вновь обретенным свободным весом. А так как существо я одаренное и бережливое, штангу из рук выпускать не стал. Железная посылка была доставлена в срок, по адресу: нижняя челюсть, нижняя губа, седьмой и восьмой зубы. Бонусом к штанге в итоге я получил сотрясение мозга, шесть швов и шрам на губе. Уже через месяц я записался в тренажерный зал и с тех пор бываю там регулярно. Мама после инцидента со штангой хотела ее выбросить, но я не дал. Храню ее как память на балконе, вот уже двадцать лет. Кстати, Вовчик стал тренером по силовому троеборью, и даже чемпионство чего-то там завоевал в прошлом году.

14. Рыба

Рыба, если вы вдруг не знали – это субстанция, живущая в воде, облаченная в чешую, плавники и ласты. Данная субстанция относится к классу, отряду… Дальше мало кто из нас что запомнил. Склизкое, нервное, холодное, одним словом, так себе животинка. Лекция заезжего городского лектора в нашем деревенском клубе как-то не очень бодрила, но и к трудовым подвигам не толкала, что, казалось, вроде бы и не плохо. Чесало языком это светило науки около двух часов. Некоторые даже вздремнуть успели. И как тут не уснуть, когда перед тобой плешивый старец битый час на неизвестном тебе диалекте разговаривает и про какие-то там дефиниции талдычит. Уж не знаю, что это такое ДЕ или ДИфЕниция, но апогеем выступления заезжего Дарвина стала идея, что, мол, все мы раньше были рыбами. Мы с мужиками переглянулись. Ты ври, ври, но не завирайся! Ну как я, двухметровый детина, косая сажень в плечах, мог до того килькой или камбалой в море-окИяне плавать? Соседи по ряду тоже недоумевали, поскольку пьющих, курящих папиросы «Беломор» и забивающих козла рыб они до сей поры не встречали.

Как вы понимаете, самая интересная часть Марлезонского балета наступила для нашего лектора в финальной части его показательной программы. Конечно же, мы все ждали его фразы: «Ваши вопросы, товарищи, труженики села!» Мы ждали и, наконец, дождались. Первый же вопрос, на что лучше ловить окуня, на опарыша или мотыля, поставил лектора в тупик. Не смог он также ответить, что с кашей в прикорм запаривать, чтобы руки потом не воняли, и карась долбил ее, как чумовой. Тогда мы заподозрили, что Мендель наш рыбу в глаза не видел, и задали ему вопрос в лоб. К его чести, лектор врать не стал и честно признался, что всю жизнь прожил в городе и рыбу только в книжках и в магазине видел. После поблагодарили мы его по-свойски и на утро на рыбалку ангажировали. Дед упирался, но принципиальное согласие из любви к науке дал.

В пять утра мы уже охотились на позвоночные субстанции, выражаясь дефинициями нашего лектора. Дед сразу сказал, что таскать карасей из воды ему его научные убеждения не позволяют. Ему, это… рыбку жалко. Решили взять хитростью, сказав, что он новичок, живность к таким не идет и потому шансов самолично стать рыбокиллером у него нет. Он получил удочку и уже через минуту орал, как ненормальный, т.к. поплавок стремительно ушел под воду и килограммовый карась, выпрыгивая из воды, пронзительно смотрел в глаза нашего рыболова-любителя. Через десять минут история повторилась, с той лишь разницей, что лектор наш орал, попутно пугая рыбу и окружающих: «Врешь, не уйдешь!»

В общей сложности наловили мы двенадцать килограмм разносортицы. Весь улов деду отдали.

15. Время

Жило-было себе Время. Не большое и не маленькое. Оно было всегда и потому жило размерено и безмятежно. Время никуда не спешило и никуда не опаздывало. Оно было счастливо. Однажды ко Времени в гости пришло Одиночество и сказало, что терпеть его не может. Каждый раз, когда они пьют чай, оно думает, что Время нарочно медленно все делает, чтобы Одиночество с ума сходило от ожидания. Время извинилось и сказало, что оно всегда такое и наливает чай всем своим гостям с одинаковой скоростью. На этом они расстались.

Время долго думало о сказанном Одиночеством и решило сходить в гости к Любви. Любовь шастала по дому в розовых шлепках и пижаме. Купидоны суетились на кухне и лепили пирожки с флиртом и любовными интрижками. Время спросило, правда ли, что когда Время приходит к Любви в гости, оно ужасно медлительно? Любовь удивилась вопросу, но уверенно сказала, что нет. Напротив, ей кажется, что время быстро уходит, не попробовав всю ее купидоновскую стряпню. Они долго пили чай и смеялись. Успокоившись и набравшись сил, в приподнятом расположении духа Время простилось с Любовью и отправилось в свою берложку.

Оно шло по дороге и напевало любимую мелодию. Вдруг Время

встретило Человека. Он был стар и немощен. Лицо его было морщинистой, кожа пожелтевшей от прожитых лет, глаза серыми со свинцовым отливом.

– Ну, здравствуй, Время, – сказал Человек.

Время удивилось, поскольку, ему казалось, они никогда не встречались.

– Я потерял тебя однажды много лет назад, – продолжал Человек, – Я искал тебя всю свою жизнь. Мне жаль, что мы встретились только сейчас, когда я немощен и стар. Увы, но сейчас ты мне уже не поможешь бороздить под парусом океан, найти Любовь, а вместе с ней и Счастье. Все что ты можешь, это смотреть на остатки моей жизни и жалеть меня. Я жил и много раз думал, как бы мне убить тебя. Сейчас я прошу, ответь мне взаимностью.

Оно пожалело человека. Так в гости ко Времени впервые пришла Смерть.

16. Жилетка

Мода, вообще, увлекательна. Новое время, новые причуды. К примеру, в семнадцатом-восемнадцатом веках на головах парики носили, потом кусты с картошкой. Прям так и вижу, идет бледная красотка навстречу Петру I, улыбается, а над густыми, колосящимися бровями клубни картофеля висят. Красота – страшная сила. Это ладно, мужики так вообще чулки и капроновые колготы натягивали на свои ренессансные телеса. Это ж полный разрыв шаблона. Идешь по улице, а вокруг миллионы латентных балерунов бродят. И что самое смешное, наверняка средневековые дамы шептались – у кого из мужичков конечности стройней.

Ну, оставим предания старины глубокой на совести историков и перенесемся чуть ближе к нашему времени.

Период моего полового созревания был полон смешных проявлений. Тебе четырнадцать лет, организм фантастически быстро растет вширь и глубь, при этом мозг в этой гонке явно за всеми не успевает. Что делать, когда голова не работает, а контрастировать на фоне общего пейзажа внезапно хочется? Конечно же, принимать манящий окрас! В качестве парадных перьев была выбрана жилетка кирпичного цвета от папиного костюма «тройка». Папа, к тому времени, был пятьдесят четвертого размера, и его жилетка сидела на мне, как плащ-палатка на пограничнике, несущем службу на российско-китайской границе. Папа мой, кстати, стал также донором подтяжек. До сих пор не понимаю, зачем они мне понадобились, поскольку штаны с меня не спадывали. Напротив, когда ты в декабре в белых брюках, штанины которых удивительным образом обхватывают голени, будто бы мерзнут и вопят – хозяин, нас зимой не носят, нам холодно, пошли домой. Венчали мой парадный ансамбль лакированные офисные туфли, приобретенные родителями по неведомому случаю и дарованные мне за заслуги на ниве народного образования.

И вот однажды во всем этом великолепии я вышел в свет. Зима. Холодно. Мчу на дискотеку. Ощущение, что не на танцы бегу, а на инаугурацию, не меньше. А как иначе, ведь надел перья парадней некуда: белые брюки, белая рубашка, жилетка и лакированные штиблеты. Настроение такое, что петь хочется. Прибегаю на городскую дискотеку. Плечи расправил, хвост распушил, гарцую. Важный до безобразия. Не знаю, откуда это во мне, но когда кто-либо видит меня в первый раз, приступ важности на меня нападает, как на дворового шарика чесотка. И вот брожу я по необъятной площади городской дискотеки, преисполненный чувства неоспоримого превосходства, как вдруг ко мне подходит девушка и говорит: «Молодой человек, два коктейля сделайте, пожалуйста, мне и подружке». Я обалдел. «С какого праздника», – спрашиваю? Она, отвечает: «Вы разве не официант?» Тут перья с меня и опали. С тех пор, когда мне кажется, что, надев тот или иной костюм за большие деньги, я становлюсь круче, вспоминаю эту историю.

17. Упырь

Ему было три года. Все это время его отменно кормили и чистили клетку. Раз в неделю он расправлял крылья и летал по двадцати восьми метрам типовой хрущевки. Он был попугаем. Его хозяин, парень лет двадцати, нежно называл его Упырь, реже Попка и обязательно добавлял, что Попка – дурак. Друзья не упускали возможности потискать Упыря и потыкать своими толстыми и плохо пахнущими пальцами в клюв бедолаге. Ему это жутко не нравилось. Единственным спасением, как ему казалось, было выучить человеческое «ииии ннннааа». Он выучил. После этого число желающих услышать попугайский акцент, а вместе с этим потыкать в клюв увеличилось в разы. Казалось, этому не будет конца. Но однажды его выпустили из клетки.

В квартире было много незнакомых людей. Почти все были одеты в черную, некрасивую одежду. Кто-то отвратительно причитал и всхлипывал. Хозяина не было видно. После обеда Упырь его увидел. Хозяина внесли в комнату на странной, красной, узкой кровати. Он спал. Упырь все это время отчаянно пытался вырваться из клетки. Впервые в жизни ему хотелось, чтобы хозяин потыкал ему в клюв своими пальцами и произнес свое любимое «Попка-дурак». Потом его унесли, а Упыря выпустили из клетки в открытое окно. Оказалось, что летать по квартире и на улице две большие разницы. Был сентябрь. Наглые воробьи сидели на асфальте и жадно клевали заплесневевший хлеб. Упырь попытался присоединиться к этой трапезе, но был атакован крылатыми коротышками. Он не ел три дня, и желудок призывно журчал – «покорми». Упырь озверел, если так можно сказать о птице. Отвратительно чувствовать себя никому не нужным. Летать сил не было, и он отчаянно носился в поисках какой-либо еды. На исходе третьих суток он приложил клюв к эвтаназии престарелого червяка. Жить стало нарядней, жить стало веселей, и на радостях он завопил «иннн нннааа». Внезапно вокруг стали собираться люди. Всем было интересно поглазеть на экзотического говоруна. Он вопил, как заведенный, «инннннн наааааа», «инннн нннна» снова и снова. Со всех сторон посыпались семечки и хлебные крошки. Впервые за семьдесят два часа Упырь почувствовал себя хоть кому-то нужным. Боже, как же он хотел, чтобы в этот момент хоть кто-то взял его на руки.

Это был мальчик лет семи. Он стоял в толпе и, когда пресытившиеся аттракционом взрослые начали расходиться, он взял Упыря на руки и унес домой. Мальчик был очень похож на прежнего хозяина, такой же добрый и заботливый. Его руки были теплыми и нежными, а еще у него не было приятелей с толстыми, дурно пахнущими табаком пальцами. Упыря снова кормили и чистили клетку. Правда, никто больше не называет его Упырь, просто Кеша. Он не обижается, главное чтобы кормили. А еще он боится, что однажды его опять выпустят из клетки.