Текст книги "Стихотворения. Книга третья"

Бегемотик, бегемотик…

 
Бегемотик, бегемотик,
Ты чего разинул ротик?
Отвечает бегемотик:
У меня болит животик.
Весёлая лягушка
Весёлая лягушка,
Весёлая квакушка,
Скакала поросёнком,
И прыгала, да, да.
 
 
Под песню веселилась,
И под простой баян,
Её не остановит,
Не ветер – ураган.
 
 
А потому лягушке,
Скакать и не с руки,
Скакала поросёнком,
Попробуй, докажи!
 

Апокалипсис

И Судимы будут мёртвые, и любимы будут живые.

 
Поговорим о поэзии счастливой.
Кто счастлив на Земле? Конечно, немцы,
И Рейна ток прозрачных чистых вод,
У Данта я суровости учился.
Ломая стих, коверкая слова,
Мы не достигнем ли гармонии небесной?
Причём же Данте тут,
Коли о Рейне завели мы разговор.
Беседа эта длится может вечно
И время есть, и силы, и еда,
Когда придёт час Страшного Суда,
И внешне будет всё спокойно,
И даже подозрения не будет.
И будут зреть они, а видеть не посмеют,
И будет всё у них, любви не будет.
Голодный только алчет пищу духа,
За это наказание Господне,
Пока в крови, в слезах, в коленях друг пред другом,
И не простят друг другу естество,
Которое дано им по природе,
И не постигнет Господа их гнев,
Чего же ищите живого среди мертвых?
Иль падали хотите вы наестся?
В крови, а не в воде умыть лицо и руки.
Ну что ж, грози, не трогает меня.
Печалей время ещё не прошло,
А завтра будет снова много горя.
Стенать, кричать, молится, звать,
Никто к вам не придёт и не услышит.
Спасёт никто, останетесь одни,
Умрёте со своими вы грехами,
И солнца радостей не взыщите вы свет,
И проклянёте день, когда вы родились.
Не гневом я вам это говорю,
Прощаю своей юности ошибки,
Не ярко, и не красочно,
Ну что ж,
Кормить собой вас дальше бесполезно,
Ищите наслаждения в молитве,
Лишь скорбный дух вам будет отвечать.
А небо навсегда будет закрыто,
Не гром с небес,
А просто, тихо, молча.
Тогда уже вы внизвидите вы свет
И проклянёте всё, что видите собою,
Прощения не ждите никогда,
За кровь Христа расплата будет долгой.
И Страшный Суд – он будет длится вечно.
Не с яростью своей, а тихо, кротко.
В смирение страшнее сила есть.
Страшнее сытой плоти, приятных улыбок, тёплых встреч.
Вы их и не ищите никогда,
Ищите только страшные пути,
Борьба с собою, двигая не миром,
А лишь собою – вот заповедь Господня.
И сухо сказано, да метко бьёт,
И больно тебе человек, и неприятно,
Смени свой гнев на милость, Господи,
А там мы над тобой и посмеёмся,
Над тихим слабым глупым дурачком.
Да кто дурак, не вы ли, господа?
Не любите людей, уж эта кара Божья.
Мы нище вас, светлее и прекрасней,
И жизни так прожить, не даром жил.
Я повторяю вам, тут торжества не будет,
Тут будет всё обыденно и просто.
Чтоб не спасал он больше никого,
Бог внял его мольбам и успокоил.
И разум Бог, отнимет он у вас,
О радости, о встречах не мечтайте,
Когда другие все лежат в крови,
Над трупами и радостных улыбок,
Цветов и тёплых встреч.
Мир в жизни видел не такое.
Я медленно хожу, да мучаю долго.
Тихий, кроткий, добрый.
Ему ль судить людей, пусть их осудит Бог.
И волосы пока не вылезут со лба,
Кто чашу гнева напоит,
Какою жгучею отравою?
Как жадно к свету тянутся они,
Своими кровавыми руками.
За ложь, за воровство, за то,
Что сделали меня убийцей,
На небесах прощения не ждите.
Но это ещё будет полбеды,
А завтра будет новое горе.
Когда планеты вылезут с орбит,
И небо всё окрасится кровью.
Тогда устанете пить вы кровь,
Но будет слишком поздно, просто поздно.
Когда все волосы полезут со лба,
И дети будут молча умирать в квартирах.
Уход их будет тяжек и печален.
Всё, чем гордился человек,
Чем радовался в жизни как счастию,
Всё, всё отнимает у вас Господь.
Он вам дарил вниманье – он отнимет.
Он дал успехи – он у вас возьмёт.
И каждому воздастся по заслугам.
И если человек не остановлен будет,
Отныне и навеки на Земле,
То кара эта на Земле прибудет вечно.
Покуда род людской не истребит.
Боролись вы, за что боролись вы?
Любили вы, за что любили вы?
Всё отнимет у вас Бог,
И детский смех, и слёзы,
Чтоб не повадно падалью питаться.
А завтра день – и новая борьба.
Устанешь ты, куда пойдёшь же ты?
Спасаться каждый будет только сам.
И этим чист пред Господом предстанет.
Тем, чем он жил, боролся и любил.
Кто врал, и маску снимет он.
Покажет тут же он звериный свой оскал.
И будет не ягнёнок, а убийца.
Те гении, что расчищали путь,
Бетховен, Моцарт, Бах, Вивальди, Глюк,
Лишь ими будут и спасаться люди.
И теми, страдания и нужда.
В жестокостях они вознограждены,
И на Земле, на небе, во Вселенной,
И вновь воскреснут, и вновь будут жить.
И радостно встретят Христа.
Ведь всех он их любил,
О них всегда он помнил, всегда.
Как дорог мне Бетховен, Моцарт, Глюк,
В страданьях, в торжестве смятенье,
В гармонии дивной, в прекрасной чистоте,
Или в борьбе за счастье человека.
Я жду вас всех, всегда люблю и буду ждать!
Пришла эпоха осени Христа,
А не заката мнимого восторга,
Суров кто был, найдут, найдут Христа.
И он заплачет им с любовью к людям.
Все, все будут прощены.
Сейчас, отныне, и вот навсегда.
Мы отменим убийственный закон,
Об этом с мамой плакали не раз,
Об этом мы мечтали тихо, тихо.
Прошли столетье, минули года,
А мы остались те же, неизменны.
Ни бури вод, ни ветра жёлтый рок,
И в мире нас ничто не изменило.
Мы были нищи, не имели ничего,
Зато к нам прилетали дома птицы.
И птицы не боялись нас нисколько.
А толстый поросёнок – карапуз,
Он начал мне рассказывать о жизни,
О том, как он с родителем живёт.
А был ведь чужим ему мужчиной.
Как он меня не испугался.
Наверное, он почувствовал меня.
А время всё торопит: ты скорей,
Скорей, скорей, ведь люди в мире ждут.
Успей спасти и обогрей несчастных,
Забудь про страхи и обиду, боль,
Ты выдержал так много на Земле,
Сумеешь ли ты выдержать и славу.
Но этой погремушкой не забавлюсь,
Отдам её другим, пусть тешатся они.
За то, чтоб дети ласково смеялись,
И люди плакали от разлитой любви по миру,
Прости, Господь, ведь грешные они.
И ты один лишь на Земле безгрешен.
Хоть приписали и тебе грехи,
Как обманулись равнодушно люди,
Не поняли, постигнув ничего,
А жизнь дана была не по – насмешке.
Убийцей назвали, заперли в тюрьму,
Алкал и жаждал я – не дали.
Но и и там друзей себе нашёл.
О них я вспоминаю иногда? Всегда!
Всех, всех вас возьму и никому вас не отдам.
И каждый в мире Христа найдёт любовь.
Спокойствие и процветание Вселенной.
И каждый по жизни найдёт себе занятье.
Лишь чёрствых не будет никогда.
Пойте и смейтесь, не думая о завтра.
Довольно лишь печали в этот день.
Иль радостного утра и веселья,
Я обогну планету своим сердцем,
И всем найду любовь, согрею сердце,
Вылечу болезни. Я всё могу, лишь слушайтесь меня.
Он – детский ум, мудрее, дальновидней.
Чем ваши самые смелые расчёты.
Мудрей Ньютона, и Эйнштейна, Локка.
Я помню всех, кто умер и кто жив,
Я всех простил и жду к себе на гости.
И помните – планета та Христа.
Да, он здесь царь – а вы – его хрюхрюшки,
Толстые, важные, ленивые, завистливые хрюшки.
Вот сомнение малое было у него:
Довольно дуться друг на друга по углам,
Жизни каждого найдётся место в мире,
Тот пусть уберёт, тот пусть прибавит, тот простит,
Тот
 

Сонет

 
Мне грозен страшный миг,
Мне тягостен тот плен,
Тобой я покорён,
И как я нем совсем.
 
 
В сомненьи превозмочь,
Мне мир на небесах,
Как дорог мне тот плен,
Что я ищу впотьмах.
 
 
Я подниму собою невзначай,
То слово, обронённое судьбою,
Я не преступник, и не вор,
Зачем же я так мучаюсь тобою?
 
 
Ты неподвластна времени и мне,
С тобой и вечность радостна вполне.
 

Подражание Мильтону. Сонет

 
Божок любви, мне стрелы горячей,
Слезой любви, скатилась по щекам.
И нежности мне дорогой милей,
Как я подобен грому небесам!
 
 
И если ты, не правду превозмочь,
Решишь что миг, не поддаётся тлену,
Суровостью я волею возник,
Она ведёт к немилости и плену.
 
 
И если я погибну в цвете лет,
Кто трепетно мне сердцем превозможет,
Или и лилей нежности букет,
Какое сердце подарить мне сможет?
 
 
Ты не забудь перевернуть листы,
Тех слов, в сомнении что оставляешь ты.
 

Когда во мне кипят задумчивые волны…

 
Когда во мне кипят задумчивые волны,
И вновь я выхожу на берег полный,
Где яростно так плещется волна,
Она свободою полна.
Мне вспоминаются тенистые дубровы,
Увитые плющом, для путника готовы,
И тишина, приют, и снова неги полн,
Я забываю шум кипящих волн.
 
 
Шуми, шуми, послушная волна,
Я бурь твоих увижу никогда,
Через сто лет, когда меня не будет,
Потомок поздний мой тебя осудит.
Как ты волнуешься: небрежно и слегка,
В тебе, мой друг, изменчивость полна,
Я покорён твоим напором страстным,
В те дни, когда волненье бурь опасно,
Я отложу перо, и сидя за столом,
Твоё волненье бурь мне вспомнится потом.
Всё то, что так и гибельно и мило,
К тебе моё и чувство не остыло,
И бури посвятив безвременный конец,
Я выплыву, беспечный твой пловец.
 

Я плоть твоя

 
Я плоть твоя. Отдухновенье ветром,
Я плоть твоя. Качаюсь по ветру.
Когда – нибудь я сгину и умру,
Или покроюсь серым пеплом.
Но так или иначе я уйду.
 
 
Но ты, мой ангел, не покинь меня,
До судно часа, рокового дня:
И кажется и нам слышны шаги,
Которыми молитвой мерим мы.
 

Сердце готово познать и паденье, и взлёт…

 
Сердце готово познать и паденье, и взлёт,
Ну а вода – изумрудом сияет вокруг.
Я возвращаюсь сюда. Не беда!
Как же, как же прекрасно всё в мире вокруг!
Здесь небывалые сны окутают сладкую тишь,
Здесь небывалом цветком таится туман,
Сердце, замри! Смотри, не выпрыгни вверх,
Снова споёт мне воздушной воды океан.
 

Земная жизнь мне сердце холодит

 
Земная жизнь мне сердце холодит,
Но лепестками роз увенчан путь:
Ночная чаша вся за мной следит,
Я вижу, где проложен мне мой путь.
И мирриады звёзд, что светятся вдали,
Былую боль и мне не превозмочь.
Смотрю на звёзды: как вы хороши!
Но и они не могут мне помочь.
 

И лотоса нежную прядь, и иволги тихую песнь

 
И лотоса нежную прядь, и иволги тихую песнь,
Всё я готов и принять: волен ли сердцем, собой,
Мне ли шагами свой путь измерять:
В молчаньи уйду в мирриады миров.
И небосклон так и светел, ручей ли Луна серебрит,
Я напиваюсь впрок ароматом цветка:
Мне ли не знать? Путь и мой мне открыт,
Сяду, и розы листок потревожу слегка.
 

Природа будто грезит наяву

 
Природа будто грезит наяву,
И посвящает нас в чудесный сон:
Водой прозрачной воздух напоён,
И тишина, что радует меня.
Водой святой умыться не спеши,
Она из разноцветных лепестков:
И кажется, и ты принять готов,
Всё то, о чём молился ты в тиши.
 

Солнце взошло, за дымкою горы маня…

 
Солнце взошло, за дымкою горы маня,
Я отрешусь молчаливо, постигнув всю бренность миров:
Горы, приветствуйте ливнем меня!
Я забываюсь в полуденной дымке тех снов.
Здесь расцветают цветы необычной красы,
Грудью вдыхаю небесной зари аромат,
Здесь проведу я беспечное время часы,
Здесь проведу: навсегда я остаться здесь рад.
 

Посвящаю Ли Бо

 
Истлеет плоть, но не истлеет дух,
И шапка, что носил и ты вчера,
Всё также вновь чиста речна вода,
И колокольный звук почти замёрз:
Довольно! Не хватало только слёз,
Я по тебе грущу: Ли Бо.
 

За перелесками дали, судьбою маня

 
За перелесками дали, судьбою маня,
Только к тебе я стремлюсь, к тебе я душой,
Миг! И повеют ветра на меня,
Миг! И мы счастливы снова с тобой.
Здесь я хочу отрешиться от всяких оков,
Здесь я хочу отрешиться: и звёзды глядя,
Я покоряюсь тебе, небесная гладь,
Прошлое, не забудешь и ты про меня?
 

Сердце в горах холодеет

 
Сердце в горах холодеет – прошу не остынь,
Я отрекусь сразу ото всяких невзгод.
Сердцу ведь не прикажешь – сердце остынь,
Ночь: и звёзды белеют, ведут хоровод.
Я в тишине постигаю премудрости слов,
Я в тишине постигаю свободу печаль,
Сердце, готово ли сбросить деянье оков?
Чаша небесная ночью зовёт меня вдаль.
 

Воздух прозрачен – ручейки воды…

 
Воздух прозрачен – ручейки воды,
И покрывает нам земную явь,
И мысли все о бренном ты оставь,
С тобой встречаю я приход весны.
И перламутра нить, жемчужина росы,
Увы, мой друг! Ничем не заменить,
И небеса чисты, как жемчуга,
И видишь ты в сиянии росы,
Оттенки цвета, что носила ты.
 

Уже нависли капельки дождя

 
Уже нависли капельки дождя,
Но Солнца луч всё также золотит,
Пойду в ущелье гор, тиха вода,
Земная жизнь за всё, за всё простит.
И лишь в тиши от мира отрекусь,
О многом позабуду я вдали,
Спустится с гор? Оттуда не вернусь,
Меня в прозрачном воздухе не жди.
 

Как эта странная пора…

 
Как эта странная пора,
Когда задумаешься вдруг,
И так же вновь тиха вода,
И та же тишина вокруг.
Я позабыл иные дни,
За переметом прежних дней,
Но память прошлого пока,
Меня тревожит всё сильней.
 

Кувшинка белая, как лепесток игрист

 
Кувшинка белая, как лепесток игрист,
Ты по воде колышешься слегка:
Внимаю мыслям: могут ли они,
Быть также бренны, как речна вода.
 

Со дна ущелий влага поднялась

 
Со дна ущелий влага поднялась,
Но небосклон всё нежен, светел, чист,
Надеждой розовой заката он игрист,
И прерывать молитвы не спеши.
Здесь лишь покой, в ущелье диких гор,
Собою воздух здесь прозрачен как вода,
И кажется, здесь не прервётся связь,
Того, что ветер нашептал вчера.
 

Эти персики, сливы…

 
Эти персики, сливы,
Что растут у каменных врат,
Как мне дороги, милы,
Как прощален наряд.
 
 
Эту лотоса нежную нить,
Я целую сильней и сильней,
Не могу насладиться,
Красотой мира скорбной твоей.
 

Я тебе говорю…

 
Я тебе говорю,
А Луна всё белей и белей.
Лотоса нежная нить,
Мне всё нежней и нежней.
Я тебя лишь прошу:
Эту лотоса нежную нить,
Никогда, никогда,
Нам с тобою, мой друг, не забыть.
 

К тихой речушке…

 
К тихой речушке,
Что ивы свои наклонясь,
Только к тебе я стремлюсь,
И помыслы тоже к тебе.
 
 
Что нам расскажет,
Этот сиятельный князь,
Что расстревожил,
Речушку, умывшись воды?
 

Размышляю о бренном…

 
Как одинок, во тьме певец ночи,
И орхидея цвет ему не превозмочь,
Смотрю на Солнце: будет ясный день,
И небеса не могут мне помочь.
 

К Ли Бо

 
Те персики, что собирали мы,
Уже увяли – так приходят срок.
И колокольчик слуг так недалёк,
С тобой встречаем мы приход весны.
Луна встаёт из под воды светлей,
И кажется, что водные растенья,
Напоены Луной, как в дни творенья,
И память встречи всё сильней, сильней.
 

Размышляю о Луне…

 
Среди Шуньских дорог,
Есть молитва одна:
И её распевают
И стар, или млад.
Слива дремлет в тиши,
Отражает Луну,
И мне кажется мы,
Охраняем собой тишину.
 

Думаю о сливах…

 
Разнятся сливы гордостью своей,
Но лепестки всё также хороши:
Смотрю на небо – может видишь ты,
Цветы опавших, прошлых, прежних дней?
 

О, волны, что на брег печальный…

 
О, волны, что на брег печальный,
Несёте вы, томленья дум?
И в дерзости своей прощальной,
Зачем волнуете мне ум?
Мне ваша дерзость молчалива,
Мне ваша вдумчивость ясна,
Недаром ведь идёт молва,
О вашей ярости игривой,
И неприступной, как скала.
И в мрачну думу погружённый,
Один стою я на скале,
И вижу: где – то вдалеке,
На брег песчанный плещут волны,
И думой мрачно вторят мне.
 

Шотландская королева. Шотландская баллада

 
Нет, ты мне расскажи, поведай,
И почему так много зла:
Шотландская ли королева,
Влюбилась в рыцаря она.
 
 
Король страны проклял обоих,
За беглыми несётся рать,
Шотландская ли королева,
Тебя в силки хотят поймать.
 
 
Не выпустят на волю птичку,
В суровом замке Дела – Фо,
Король готовит казнь обоим,
Руке, сплетённое в кольцо.
 
 
В пещере скрылись беглецами,
И королева видит сон:
Луга, луга, луга пред нами,
Любовью воздух напоён.
 
 
И эльфы будят королеву:
Проснись, проснись, беда близка,
Но тихо спит, как в колыбели,
Сплетясь, с любовником она.
 
 
Король и эльфов понял дело,
И в царство снов ушла она,
Когда напали на обоих,
Нашли остывшие тела.
 
 
Они лежали полюбившись,
Хотя беда была близка,
Теперь и смерть их не разлучит,
Ушла с любовником она.
 

Два цветка. Английская баллада

 
Скорей коня, скорей, скорей,
Помчимся за неверной!
Хоть тысяч вил мне в бок воткнут,
Я с нею буду первый!
 
 
Беглянку – дочь мне отыскать,
Средь вороха лесного,
Клянусь – не быть мне королём,
А королеве – слова.
 
 
Умчалась на коне она,
Как мне поймать беглянку?
Умчалась с рыцарем она,
На улице с шарманкой.
 
 
Переодет то рыцарь был,
И в нищего слепого,
И на коня скорей вскочил,
Не сказано – ни слова.
 
 
Вот тёмна ночь редеет прочь,
Заря собой восходит,
Ничто не в силах им помочь,
Коль их король догонит.
 
 
Ты превратися в стебелёк,
Ты мака, цветом нежным,
Я превращуся в стебелёк
И лилии небрежной.
 
 
Нам колыхаться по ветру,
Отец нас не догонит,
А завтра утром я умру,
Луга крестьянин скосит.
 
 
С тех пор поверье и пошло,
И майским днём душистом,
Три лилии замрут в тебе,
И мак, головкой чистой.
 

Эдуард 3. Английская баллада

 
Король собрался на войну…
Как много серебра и злата,
Какою роскошью богата,
И палладин ведёт войну.
 
 
Король собрался на войну…
 
 
Останься, милый друг мой нежный,
Одна печаль пред неизбежным,
А завтра, может, я умру…
 
 
Король собрался на войну…
 
 
Рога трубят, все кони в сборе,
Ты отдохни, ты на покое,
А после битвы я приду…
 
 
Король собрался на войну…
 
 
Она истаяла за день,
Когда ночи покрыла тень,
Теперь лежит она в гробу…
 
 
Король сбирался на войну…
 

Нежнее роз дамасских и несмелых…

 
Нежнее роз дамасских и несмелых,
Прекрасней лебедей ты гордых стаю,
Ты знаешь, я порою вспоминаю,
Что ты прожить гордячкою хотела.
Но я разбил твои оковы,
Которы ледяные, крепче стали,
Перед друг другом мы не устояли,
И я шепнул тебе тогда несмело:
«Не этого ли ты сама хотела?»
Покорных лебедей и гордых стаю,
В тиши твоё я имя вспоминаю,
Оно по ветру вьётся: Дульсинея!
 

Гарем из Восточного

 
Ни слёз холодное роптанье,
Ни трепет девы молодой,
Не воскресят мои желанья,
Я неприступен, ангел мой.
 
 
Когда хранима ты богами,
Я вижу блеск твоих очей:
Перед богатыми дарами,
Ты равнодушна средь ночей.
 
 
Когда по волию пророка,
Ничто тебя не осенит:
Всегда светла и черноока,
Твой стан воздушный небом скрыт.
 
 
И нежный шёлк твоих ресниц,
Тебя я ревновать не смею,
Среди наложниц ты смелее,
И взгляд об этом говорит.
 
 
Храни ты верность: пред тобою,
Склоняюсь молча головою:
И слёз своих почти не скрою,
Я неприступен пред тобою.
 

Из Гафиза

 
Кумыс кисел, терпок, сладок,
Кобылицы молодой,
Напои своих лошадок,
Нежно – пенную струёй.
 
 
И в беспамятном волненьи,
Не мечись, табуном рой,
Гордо вскидывая ноги
Кобылицы молодой.
 

А помнишь, я тебя впервые видел

 
А помнишь, я тебя впервые видел,
И нежных роз губами ты касаясь,
О чём ты говорила несерьёзно?
То слово было – слово невзначай.
Я подхватил края твоей одежды,
Не верил я, что даришь ты надежды,
Не видел я, что таешь ты как прежде,
Как прежде и в сомнение начал.
И лепестками розы забываясь,
Ты говорила о любви серьёзно,
Тебя бы подхватил и я так просто,
Так просто и в сомнение начал.
Но ты не забываешься серьёзно,
И о любви ты говоришь так просто,
О нашей о любви ты говоришь так просто,
И я твоим ли локоном играл.
 

Сонет

 
Я не желаю участи иной,
Чем пренебречь я смог и лучшей доли,
Мне не даёт терпенья превозмочь,
Моя судьба и слабой, нежной боли.
 
 
Но если я постиг иных словес,
Даёт судьба мне право оправданья,
Нетленностью я в тишине воскрес,
Что я смогу сказать при встрече ожиданья?
 
 
Ты не впервой меня пустила в рай,
Как стал твоим рабом, ты отгадай.
 

Из Шекспира. Сонет

 
Скажу я честно: не могу, не мог,
Забыть ли этот трепет обещанья,
И я тобой всем болям превозмог,
Ответишь ты на приговор молчаньем.
 
 
Но если я без устали скажу:
Что краткий миг определён судьбою,
Неволю я и радостно возьму
Неволею, а может быть, тобою.
 
 
Я не постигну: песнею без слов,
Дала зарок ты слово – обещанье,
Как лес порой тревожит шум дубров,
Лишь вижу я твоё очарованье.
 
 
И оправдаться я не смею, не могу,
Тебя в огне лишь свято берегу.
 

Вишнёвый сад

 
Вишнёвый сад в пору цветенья,
Как нежен он, как аромат,
Моя душа полна волненья,
Я весь встревожен наугад.
 
 
Я пьян тобою, сад вишнёвый,
Какая прелесть нам для глаз,
О, как свежи воспоминанья,
Весной впервые видел вас.
 
 
Незабываемое чудо,
Какая свежесть для меня,
С тобой я просто молодею,
И снится, снится мне она.
 

Когда во власти красоты…

 
Когда во власти красоты,
Единой мыслию пленяют,
И легкокрылые мечты,
Собой порою оживают:
Тобой, тобой забудусь я!
Но и взгляни: в порыве счастья,
Собою лишь мелькнёт она,
И недоступно сладострастье!
 

Шотландская баллада

 
Прекрасен, нежен тихий взгляд,
У милой моей Дженни,
Хоть все сокровища отдам,
Мои дороже пенни.
 
 
Мы проведём весну в лесу,
Как быстро оживает,
Наш лес – как сказка наяву,
Как нас весна встречает!
 
 
Холодной ли воды испьём,
Как всё свежо и чисто,
Дорогой мы вдвоём пойдём,
Как небо нам искристо!
 
 
Шумит ли в тишине ручей,
Нас радостью встречает,
А ну и что, что ты ничей,
Тебя любовь спасает.
 

Прохладный, кастальский ключ

 
Прохладный, кастальский ключ дремлет в покое,
И небо волнует собой голубое,
Как тих и прозрачен его светлый ток,
Поверить едва ли я смог:
Что ключ оживляет собой небеса,
Тобою, прозрачный, музыка полна.
 

Кукушечка

 
Не тоскуй, моя кукушечка…
Полюбила парня девица,
Полюбила крепкий стан его,
Лицо светлое, власы светлые,
Очи светлые, да брови чёрные,
Брови чёрные, соболиные.
Позабыла всех и бродит лишь,
Бродит той весной по лесу свежему.
Сколько лет и мне осталось жить?
И увижу ли любовь свою,
Не тоскуй, моя кукушечка,
Ты скажи мне, сколько лет мне жить,
Сколько лет мне жить и в разлуке той,
И в разлуке той, от любимого.
 

Когда по прихоте морей…

 
Когда по прихоти морей,
Волна находит и трепещет,
Она о берег властно плещет,
В молитве сладостной моей…
 
 
В молитве сладостной моей…
Я не искал иной юдоли,
Я не искал иной и доли,
Ветрило грозных кораблей.
 
 
Я забывался, я прощал,
Своим примером постоянства,
Завоевать твоё пространство,
Тебя я часто навещал.
Грозите буйны воды смело,
Прощаньем грозною волной,
И не покорствуют молвой,
Когда творишь молитвой дело…
Мою ты душу успокой.