Текст книги "Стихотворения. Книга третья"

Бедный енотик

 
Бедный енотик,
Проголодался животик,
Взял он у кошек еду:
Взял одной лапой,
Дёру дал сапой,
Видно имел он нужду…
 

Кумыс кисел, тёрпок, сладок…

 
Кумыс кисел, тёрпок, сладок,
Кобылицы молодой,
Напои своих лошадок,
Бело – пенную струёй.
 
 
И в разлуке, и в томленье,
Не мечись среди полей,
Гордо вскидывая ноги,
Кобылицы ты моей.
 

Шумите вы, шумите, волны…

 
Шумите вы, шумите, волны,
И я, беспечной веры полный,
Я покорён дремотой лени,
Куда ведёт меня мой гений?
И прошлого ушедшие года,
Нет, я покоен не буду никогда.
И в настоящем тайный смысл мне ясен:
Суровый берег мира, как он порой опасен,
Его я тайною и мужеством приму,
И сквозь века собою я пройду.
 

Молю тебя, приди, Эльвира!

 
Молю тебя, приди, Эльвира!
Молю: и помыслы мои,
Все о тебе: не смолкнет лира,
Я полон весь твоей любви.
Дыханьем ночи сладострастной,
Молю тебя: ты дай прекрасным,
То сном, собой обворожи,
Во мне желанье воскреси.
И танец твой, и гибкий стан,
И волен я, как океан,
Что так и носится волнами,
Покрыт суровыми водами.
И тихи речи, томны очи,
Когда во мраке полуночи,
Тобой забыться я не смею,
И робки помыслы имею.
Люблю тебя, мой милый друг!
Приди, и скрась ты мой досуг!
 

Я зиму не люблю холодная зима

 
Я зиму не люблю: холодная зима,
Деревья пеленой ли окружа,
Как холодно и грустно мне явленье!
Какое ли природы и томленье.
Мне слышится деревьев тихий плач,
И хочется пустить всё время вскачь.
Куда милей природы откровенье,
Мне осени: и тягостно явленье,
Когда твой лик природа затаён,
И о прошедшем, вновь, напомнил он.
 

По морю ходят корабли…

 
По морю ходят корабли,
Они несут с собой мечты,
И волны, бури не страшны,
Они посланники Земли.
 

А я пишу о том, что было, будет вновь

 
А я пишу о том, что было, будет вновь,
И я свой стих переиначу,
Молитвой тихою заплачу,
И в храм войду, и встану у креста.
 
 
Тебе молится нету больше сил,
Нет, не тебе молюсь я, а России,
Какие небеса, озёры сини,
И зацветёт ли вербная полынь.
 
 
И я прощу прощением Христа,
Всё будет, всё: и повилики тоже,
Ты не забудь распятие моё,
О Боже! И на что это похоже.
 

Я в тебе растворюсь без остатка…

 
Я в тебе растворюсь без остатка,
Ты Россия, Россия моя,
Неприкрыто, и тягостно, валко,
По дороге идёт мне судьба.
 
 
Красотой твоих рощ и полей,
Я опять любоваться не смею,
Пред тобой я как будто немею,
Ну о чём же поёт соловей?
И распятие вижу над нами,
И простили за сына отца,
Тихорукая, тихо мания,
Та небес зарева полоса.
 

Жемчужину воды…

 
Жемчужину воды,
И капли тихих рос,
То ветер уволок,
И вдаль с собой унёс.
 
 
И время переждать,
С тобой не суждено,
Как любим с тобой пить,
Фалернское вино.
 

В безверии глубоком…

 
В безверии глубоком,
Есть истина одна:
Молитву не услышишь,
Молитва не нужна.
 
 
Тебя спасёт молитва,
Всё прочее – ну что ж,
Иди ты на дорогу,
Возьми булатный нож.
 

То было вновь средь упований…

 
То было вновь: средь упований,
Я помню лишь предел мечтаний,
И недосказаны слова:
Тобой, тобой я всем порукой!
Свидание нам будет мукой,
И жертв не требуй от меня.
 

Мелодию нежну…

 
Мелодию нежну,
Напой, о мой друг,
Зарёю ли вешней,
Покрылось вокруг:
И пряная вишня,
И пьяный цветок,
Зарёю ли вешней
Покрылся Восток.
И даль мне открылась,
И даль, небеса,
И вновь я увидел,
Прекрасна Земля.
 

Нет, никогда не будешь ты моею

 
Нет, никогда не будешь ты моею,
Звенит ли ветер в городском саду,
И жизнь твоя подобна Лорелею,
Я память о тебе и свято берегу.
 
 
Твоих волос ли расчесала вьюга,
Осколком хрусталя восход звенит,
Нет, никогда не будешь ты моею,
И память мне об этом говорит.
 
 
В те дни, когда боролся безустанно,
И как графины своего стакана,
Я полон был надежды и смущён:
Прошли те дни очарованья,
И легкокрылого свиданья,
И вновь тобой я не прощён.
 
 
Ту холодность ты высказала мне,
О, как и полон я тобой вдвойне:
И милые задумчивые речи,
Мне слышались во дни последней встречи.
 

О, Господи, какая благодать!

 
О, Господи, какая благодать!
Внимать твоим движеньям, чувством речи,
Ещё мне помнятся те встречи,
Когда должна меня пленять.
И я молитвою воскрес:
И в тишине непостоянства,
Мне видится одно жеманство,
Времён прошедших до небес.
Когда, в каком году, не скрою,
Я слова вымолвить не мог,
И тот прохладный ветерок,
Не он ли нас зовёт к покою?
Я воскресить то чувство смог.
 

Я смерти не боюсь о, нет её, о нет…

 
Я смерти не боюсь: о, нет её, о нет:
Благослови же подвиг свой, поэт…
Когда грядою дней тяжёлых,
Нахмурит светлое чело,
Ты вспомни: не тебе ль в пример дано,
Молиться перед Господом – иконой,
И святость ощущать – как ремесло…
 

Сильней, сильней, что мучает меня

 
Сильней, сильней, что мучает меня:
До гроба часа, рокового дня…
 
 
В огне страстей, и в таинстве невзгод,
С тобою друг пройдём мы оба,
И дней последних станет хоровод,
Сильней, сильней, до рокового гроба.
Я не прощу ни жалости, ни слёз,
Как ты когда – то встарь прощать умела,
Как вечером сиянье тёплых рос,
Как встарь в ночи твоя свирель мне пела.
Я не забуду крик твоей души:
Как раненого птицы журавли,
Несут на крыльях просто, величаво,
Зачем души и мне небес октавы,
Когда мы рождены с небес Земли.
 

Осень

 
Я видел осень: в золотом убранстве,
Природа грезила и о непостоянстве,
Волшебная пора, волшебный край,
Ты отдохнуть дала мне невзначай.
Природа осени, ты ум мой оживила,
Тобою полон я, и чувство не остыло.
Ты нежностью мне дорогой милей,
Уж не споёт мне тихо соловей.
Но краски осени прекрасны, величавы,
Они напомнили мне шум лесной дубравы,
Когда я молод был: и дней протекших радость,
Душе напомнили времён прошедших сладость.
И торжеством твоим, величием я полн:
Как мне забыть и шум осенних волн,
Когда я стражду: всё в волненье, ум в избытке,
Кипит и созерцает мыслью гибкой,
И просвещением встать с веком наравне,
Хочу я: осень, дней осенних – я в тебе.
 

Царское Село

 
Нет, не рождён я был и вами,
Сады, с поникшими главами…
Коль вновь меня мгновение минует,
Мне дорого мгновение моё.
Оно – залог любви и торжество…
…
Опять сады, опять я с вами,
Волнуетесь небрежными главами,
Как краток час! Объятия мои,
Я распахну для неги, для любви
Там вдалеке, журчит тихо ручей,
Что обладал так волею моей.
Он обладал моим непостоянством,
Тот краткий миг… не было то жеманством,
И торжества, величия я полн:
Я представлял себя на лоне быстрых волн,
Ковёр лугов, и тени древних лип,
Встречай меня, потомок Артистип!
 

Какая зелень на дворе!

 
Какая зелень на дворе!
Как всё свежо и зеленисто,
Небесно облако так чисто,
Оставит память обо мне.
 
 
Но и в лугах, и на траве,
Бегут ли быстрые барашки
Волнистым ветром: пахнут кашки,
Волшебный мир – он весь во мне.
 
 
И неприкаянной молитвой,
Природа снова внемлет мне:
Твоя таинственная прелесть,
И в сумраке, и в тишине.
 

Корфу

 
Корфу всегда гостеприимен,
И берег мне далёкий виден,
И вдаль по утренней зари,
Плывут по морю корабли.
Лишь тихой, тонкой дымкой тая,
Я вижу горы убегают,
И память сердца передам,
Что я бывал среди вас там.
 

Россия

 
Эта тихая речка, что дары небес приняла,
Этот тихий камыш, что струится, струится собой,
Унесёт меня вдаль: охватить я пол – неба бы смог,
Да не станет с улыбкою кроткой родная печаль.
Я бы смог в эту высь и поглубже собой заглянуть,
И аукнуть несмело в тиши перелесков берёз,
Только знаете что? Никогда я себе не прощу,
Как под утро напал на берёзы мороз.
Эту нежность России не спутаешь ты, нет, ни с чем,
Этой далью небес перепутаны вёрсты дорог,
Только знаете что? Никогда я себе не прощу,
Отойдя от дождя, ничего я поделать не смог.
Эта тайна России, таинственны дни на бегу,
Это тайны берёз, что колышутся, ветру отдав,
Только знаете что? Загляните поглубже в нору,
Там где ёжик сидит, угостите его, ветром став
 

Дать

Это бесценное качество в человеке – дать.

На Западе люди не дают, там только берут и убивают. Придёт время, когда у человека будет всё, что только можно, а любви не будет, и кто подаст, словом ли, участием ли, пониманием ли – тот Христос.

Люди будут кричать: «Выслушайте меня, да поймите же меня!» А люди будут просто захлопывать двери.

России завидует весь мир – это единственная страна, где люди подают. На Западе люди не подают – будет человек умирать, лежать, никто не подаст, и пройдёт мимо. На Западе люди никому не нужны.

И кто подаст – не за что – то, а просто так, потому что ты человек – тот Христос.

И хоть кричит Евросоюз в сторону России, и хоть отделяется Украина ради хорошей жизни, подать человечеству, в Страшный час, может только Россия, только она борется за человека на Земле.

Господин, не тот, кто берёт, а тот, кто даёт.

О, если я бы был наместником богов

 
О, если я бы был наместником богов,
О, если б я делил с тобою тихий кров:
Тот тихий сон, что снился мне и раннее,
То было или нет, богов собрание:
Сенат постановил: виновен до конца,
И не молитвою Отца,
Мне вольный мой конец мне пагубен: года,
Идут, весну сменяет череда,
Осенних дней, я негою дышу,
Собой описывать природу я спешу,
И тягостны мне неземные муки,
И вновь в предверии я осени разлуки.
 

Ты звала я разлукой томился

 
Ты звала: я разлукой томился,
Добивая её вновь и вновь,
Я к полёту ракеты стремился,
Но ответ мне твой был так суров.
 
 
Не пригрезилось это ране,
Не пригрезилось наяву,
Твой ответ, Donna Anna,
Я быть может, потом подберу.
 
 
Я – суровый, а ты – как крепость,
И хватает избытка сил,
Только знаешь, когда тебя встретил,
О прекрасном тебя я просил.
 
 
И суровой я жизни согласен,
Всё прощаю: всё и вся,
Только знаешь, ответ твой прекрасен,
Только знаешь, он ранит меня.
 
 
И за эти крутые горки,
Добирался я по небу вплавь:
Знаю я, суров приговором,
Знаешь ты: но ты это оставь.
 

Преображенского полка прибыло!

 
Преображенского полка прибыло!
Смерть несёт на удаль нас.
Золотом блестит припас,
И ладони отражая,
Носится коней живая,
Удаль…
 

Таллин

 
Каменные города,
Твоя улица Пик Ялг,
Тобой пленён я Таллин навсегда,
Ты прямо родина моя.
И самый большой и маленький дом,
И толстая Марта, так важно стоящая на Земле,
И каменные дома, улицы, переулки,
По тебе никогда не заблудишься,
А встречу трубочиста – подмигну,
Ведь он приносит счастье,
Встреча с трубочистом приносит счастье.
Толстый Томас стоит, где неторопливо течёт жизнь,
И старая ратуша, площадь с «Пингвином»,
В тебе обращаешься в старый средневековый замок,
Немецкий, или прусский.
С мрачными улицами.
Но ты весел и игрив.
Лишь Солнце радует меня, и тебя тоже, Таллин.
Я приветствую тебя Таллин!
Здесь прошла моя лучезарная молодость,
Здесь я впервые встретился с иным укладом жизни,
Я люблю тебя, Таллин!
Ты моя первая юность, молодость, Солнце, счастье, цветок.
Так и хочется прикоснуться к твоим шершавым стенам.
 

Элегия

 
Всё кануло, и минуло: года,
Былого ты уж не воротишь:
И также клёны в запустении стоят,
Своим присутствием ты их тревожишь.
Небесный миг лови! И таинством секунд,
На всё объемлешь оком, ты, мой друг.
Как и всё минуло, прошло,
Суровым временем, собой занесено.
Вот тот же тихий сад, где мы клялись в любви,
Ты помнишь, и объятия мои,
Тогда и ты раскрыть их не посмела,
Собою, своим чувством ты немела.
Молитва не нужна: молитвой обольщён,
Я не хочу слышать молитвой стон.
Тот нежный миг любви и сладострастья,
Когда молчала ты: минутой текло счастье,
И я просил любовь: не разлучай минуту,
И нежен сад был нашему приюту.
 

И где б я не бродил

 
И где б я не бродил, какого бы уклада,
Моя душа волненьями богата,
Как нежный стебелёк из под Земли,
Мне пропоют прощально журавли..
И полон жизни я: и некогда сомненье,
Переживу души я воскрешенье,
И благости, и таинство любви,
Не вняв сомнению, собою воскреси.
 

Серебристая дорога, ты зовешь меня куда?

 
Серебристая дорога, ты зовёшь меня куда?
Колокольчик поневоле тайну выдаст что здесь я.
Вдоль дороги мрачны ели спят в угрюмой тишине,
Разбуди их колокольчик, расскажи им обо мне!
 
 
Расскажи: на тройке едет разудалый молодец,
Едет в добрую светлицу, к девушке, что краше всех.
Лихо вдаль умчалась тройка колокольчиком звеня,
Ветер ели убаюкал и покрыл фатой шутя.
Тихо стало вдоль дороги, только ветра – шалуна,
Иногда услышишь в поле: пропоёт он про тебя!
 

Не говорите о былом…

 
Не говорите о былом…
Оно в сомненьях ум изводит,
Волненьем душу нам тревожит,
Воспоминаньем о своём…
 
 
Но вы – вы вспомните хоть раз,
Ваши движенья, руки, плечи,
Не смел я требовать и встречи,
И лиры был печален глас.
 
 
Я не преступник, не герой,
Но вымолвить могу я слово,
Где так грядуще – бестолково,
Я душу услаждал порой.
 
 
Когда в волнениях судьбы,
Я буду помнить непрестанно,
Вашу улыбку – так желанно,
Напоминанием мольбы.
 

В надежде сладостных мгновений

 
В надежде сладостных мгновений,
Поэзии, и в тишине,
Влечёт меня мой дивный гений,
И непокорствует молве.
 
 
Я торжества изведал чашу,
Или мгновений дивный бег,
Спешу оставить юность нашу,
И тайной страстию побег.
 
 
Когда порой горят желанья,
Тебя не тронет бег времён:
И тайной страстию свиданья,
Я новым чувством наделён.
 

Я вас молю будьте моею!

 
Я вас молю: будьте моею!
О том просить я вас не смею…
Ваши движенье, руки, плечи,
И золото ваших волос,
Они мне помнятся доныне,
Как отдалённый трепет гроз…
Прилежно в памяти храня,
Любви старинные преданья,
Вы не оставите меня,
Я вам дарю воспоминанье…
 

Из цикла Восточные мотивы

 
И стрел гранитных Дагестана,
Открылась мне былая рана:
О, как небрежно, невзначай,
Поёт мне песнь родник печаль.
Я небо славлю бирюзой,
Пойдём, увидишь их со мной.
Младая дева прикорнула,
То к роднику, испить ручья,
Бежит и плещется волна,
Открылась мне былая рана,
То не виновен был ли я?
 

Не улетай, не улетай!

 
Не улетай, не улетай,
Минувших дней очарованье,
Не воскрешай, не воскрешай,
Не воскрешай мои желанья.
 
 
Я полон сил, я полон сил,
Или небес грозой разлуки,
Я помню неземные муки,
В те дни, когда тебя любил.
Проходит всё: и сумрак свят,
И благодарственной молитвой,
Как древний ратник перед битвой,
Прими торжественный обряд.
 

Увижу ли тебя, мой друг?

 
Увижу ли тебя, мой друг?
Останься, милый друг прекрасный,
Уже дыханье ночи страстной,
Волненьем озарило вкруг.
 
 
Уже на бледное чело,
Луна нам высказать не смеет,
Всё, от чего душа немеет,
Дыханьем ночи обожгло…
 

Осенних дней природы спит.

 
Осенних дней природы спит,
И тайну прелесть нам таит.
 
 
Природой всё уже одело,
Природой спит небес туман,
Ещё ты внемлешь, океан,
А я, таинственно, несмело,
Природы узнаю обман.
Когда волнительно природой,
Я вижу горы и леса,
Во мне бушуют непогоды,
И тайну прелесть в ней ея.
Она томительно, несмело,
Идёт собой время верша,
И тихо, тихо, чуть дыша,
И ветра грудь окаменела,
Я вижу осень: вот она…
 

Из Льюиса Кэррола

 
Рыбки, рыбки, рыбки, рыбки,
Вы плывёте без ошибки,
Вы плывёте к Страдивари,
Будто в рот воды набрали.
«Ты попробуй – ка поплавай,
В синем озере слегка,
Не минуют тебя крабы,
И ершистая нога.
А когда плывёшь ты в море,
Чайки реют на просторе.
Ухватят тебя в бока,
То – то будет чехарда!».
 

Из Байрона

 
Лишь слово краткое: прости,
Смотри – и ты уже в пути.
Дай попрощаться мне с тобою,
Слезы я от тебя не скрою.
Тех слёз, наивна и чиста,
Как дружба наша, времена,
И годы – они не властны:
Со мною вместе будешь ты.
 

Скалы тяжёлые священны

 
Скалы тяжёлые священны,
И тихим проблеском надменны,
Стою, и пеной окружён,
Вода подымет тихий стон.
Лишь вдалеке и ветр колючий,
Волнует он волну зыбучу,
И катит в неподвижный брег.
Какая мрачная картина!
И море парусом игриво,
И плещет и идёт волна,
Она свободою полна.
Я не предвижу горе, радость,
Или небес посильну сладость,
Мне память воздаёт она.
Небесным парусом игристым,
Волнует море рябью быстрой,
И как волнуется волна,
Природой воздаёт она.
 

Когда в волнении напрасном…

 
Когда в волнении напрасном,
Я жизнь природы познаю,
Тогда волнуюсь я всечастно,
Тогда я стражду и люблю…
 

Из детского альбома

 
На склоне лет, на склоне лет,
Не осуждай меня:
Пусть всем даю я свой привет,
И все мне как родня.
 
 
Суровость боль мне превозмочь,
Прощу прощенья, сэр,
Хоть может робок я и наг,
Простит надменный сир.
 
 
На склоне лет, на склоне лет,
Не осуждай меня,
Хоть я и робок, беден, нищ,
Вот песенка моя!
 

Как будто в безмолвном покое меня…

 
Как будто в безмолвном покое меня,
Уносит речная вода…
 

Осень сменяет зима весну – лето

Осень сменяет зима: весну – лето. Почему идут дожди? Они смягчают Землю, подготавливая её к смене времён года. Если б не было дождей, всё живое вымерло бы.

К любимой

 
Там где тихо кувшинка качается гладью воды,
Там где реки слышны, как искрит водомёт,
Унесу я тебя, не нужны эти все мне дары,
И прощение будет и нам ото всяких невзгод.
 
 
Мирриадами звёзд мы с тобой унесём унесём,
Мирриадами рек мы с тобой уплывём уплывём,
Мы пустынники жизни, и лотоса длинную нить,
Ты, мой друг, ты позволь мне с собою её сохранить.
 
 
Там где тихо качает кувшинка воды,
Уведу я тебя, чтоб не видела ты красоты,
Что безумно стадает и сердце: и лотоса нить,
Не позволит с тобою и нам ничего сохранить.
 

Из Рильке

 
Как стон берёзы по ветру,
Как дары ливня – тихий плёс,
Я совладать с собой не смог,
Я в душу ничего не внёс.
 
 
И если я забуду то,
Что перелеском полон дом,
Какая же трава расти,
Мне будет скоро в доме том.
 

Я углядел

 
Я углядел:
Раскидистый край пионов, где предел,
Предел всему тому непостоянству,
Что в сумерках мы называем счастьем.
И тихий край отлогих берегов,
Виднелися чертоги нам богов.
И тихой тайною природы восхищаясь,
Мы забываем, изредка прощаясь,
О мысль моя! Сколь беден твой предел,
И это описать я не успел.
 

В сомнении горю, но твой спокоен вид…

 
В сомнении горю, но твой спокоен вид,
И память мне о прошлом говорит:
То было невзначай, а может быть, всерьёз,
О, как обидно мне до слёз.
Твоим дыханьем ночи я согрет,
Тебе молюсь, тебе даю обет.
И памяти о прошлом нет следа -
– Гори, гори моя вечерняя звезда,
И Солнца луч – как скоро он поблек,
И снова волны катятся на брег.
 

Анна Герман

 
Здравствуй, Анна,
Анна Герман,
Я приветствую тебя:
Волосы нежнее шёлка,
Голос звонче хрусталя.
Непомерные и муки,
Я принять с тобой готов:
Ночи жизни летних снов.
 

Приют Любви – он вечно полн…

 
Приют Любви – он вечно полн,
Своею радугой изящной:
И шум, кипящих, быстрых волн,
И тот родник, собой невзрачный…
 

Хорошо бегут по травке…

 
Хорошо бегут по травке,
Быстроногие лошадки:
Поросята то не знают,
Сразу хвостиком виляют.
 

Я неприкаянно молю

 
Я неприкаянно иолю: ты будь, ты будь, ты будь моею,
Тебя просить о том не смею,
Тебя открыто берегу.
Я недостоин славы дет,
Но Боже мой! Твоим участьем,
Я пожелал бы то за счастье,
Хранить молчания обет.
И конь ли подо мной падёт,
И ложь покроет те ланиты,
И своенравные квириты,
Я вижу: время то не ждёт.
 

Я не забуду тебя, осень…

 
Я не забуду тебя, осень,
Или осенний лист не спросит,
О тишине тех кротких дней,
Идёт осенний день за ней.
Я не забуду тех даров,
Что мне так выпало случайно,
Осенний день тревожит тайна,
Люблю я осени покров.
 
 
И в тишине я пробуждаюсь,
Я слышу лишь зовёт: она!
Осенних листьев чуть касаясь,
Как ты смела и хороша!
 

Уже светает. Дивно, чудно…

 
Уже светает. Дивно, чудно,
Стоит берёза во дворе,
И мне сказать уже не трудно,
Что лист кружится в октябре.
 
 
Кружится, падает. Глубоко,
Его касается зима,
И упадёт ли лист высокий,
Всему придёт своя пора.
 

Но ты останься…

 
Но ты останься,
Как ангел тихий,
Меня молитвою прими:
И неземным очарованьем,
Меня прости, меня прости.
 

Но как порой воспоминанье…

 
Но как порой воспоминанье,
Тебя я буду навещать,
Тебе ли буду я прощать
Надменной вольности желанья?
 
 
…И ничего не обещать,
И верить лишь в твоё мечтанье..
И всем открыто повторять,
Я без тебя одно страданье…
 
 
Или невзгоды не прощать,
И помнить, помнить о свиданье…
 

А, это ты, пленительный Восток…

 
А, это ты, пленительный Восток,
Приветствую тебя, ты мало изменился.
Всё также куришь, пьёшь, Корана почитатель,
Аллах разлит на солнце, на земле.
Кого ты познаёшь, живёшь только собой,
И шаг, а кровь течёт уж по пескам.
Песок он вечен, значит кровь вечна,
Когда же отдохнёшь в кровавой бойне,
Иль кровь то не песок, а просто так вода?
Прошли века, постигнуть не сумел ты,
Что значит жить, любить и просто верить счастью,
От крови запаха уже ты пьяный,
А хочется ещё, ещё, ещё,
Не напоён ты будешь, остановлен,
Гармонии не дал ты никому,
А кровь не новость нам, мы все солдаты,
Мы все солдаты армии Христа.
 

Смерть Христа. Драма. 2

Действие 2.

Понтий Пилат, римляне, богатые медвежьи шкуры лежат на полу, на диване где лежит римский консул.

 
Нет, ты заставь, ты вновь переведи,
Что если урожая не поспеет,
Не соберёт его наш раб, не
будет и еды. Ты объясни -
Железную пятой я правлю миром,
Спококйстием и чинно.
И не было б меня – кто вами управлял?
Бежали вы от стада, как те овцы.
Что их съедает волк.
Нужен пастух. А ты за это,
Дай излишки ржи и семена,
В сохранности что сохраним в амбаре,
Дадут весною снова семя вспять
А также мясо, птицы и сосуды
С прекрасным чистом вином поднебесным.
Хочешь туда? Залезем и туда.
Без нас и нет и кому управлять,
Всё бы рассыпалось мгновенно.
Звёзды, и то их держит
Небесна твердь.
Не спорь со мною, а лишь
Иди и выполняй: умнее я.
Я видел смерть и кровь: и жизни цену
Знаю.
Оставь меня. Мне нужно говорить.
С римлянином. Оставь пустые знаки.
Мне нужен раб, слуга,
Что станет моим другом.
А не раб, на площади пустынной,
Где проповеди читает какой – то нищий.
Зовут Христом. Кому же нужен он?
То надо приручить его,
Спокойствием своим, и сколько нищих
Умрёт своей голодной смертью,
Не надо и грешить, и напиваться.
Сравнили консула с пустым бродягой.
Пустой бродяга что? Что может дать он нам?
Всё в мире для чего – то существует,
А не воздушный Бог, лесов, полей и трав.
Кому нужны наги деревья?
Лишь только обрастёт ствол корой,
Срезаем мы его, и мочим мы, и варим.
Чтоб не болели дёсны, зубы не крошились.
Всё на Земле для чего – то создано.
Небесный Ангел – для прощенья лиц,
А не для Божьего величья.
Всё Рим своей пятой наложит,
И подчинит: года пройдут,
И может, Рим не устоит,
А пята останется. Без неё нет жизни.
Другое дело не поверить, то, что есть.
А поднимать, лечить. Дать больше, чем ты есть.
А не оценки ценности иметь.
Божественности не вижу никакой.
Довольно, сыт я.
 

Пьёт вино из золотой чаши и ест куропатку.

 
Слушай мой приказ. Немедленно нищего Христа мне привести.
Лечить он может. Ноги разболелись. Глаза опухли лишь
После вчерашней пьянки.
 

Действие 3.

Иуда.

 
Он рассказал о радостях Земных,
Когда же жрать он даст, а трепотнёй,
Кормить себя, без устали, мы можем.
Ведь если бы не я, казна была б пуста,
И есть бы не было, ни чем укрыться.
Всё сделал я – да, грязен, нечестив,
Но без меня завял бы майский ландыш.
Хоть вылечи богатого господина,
Чтоб было что есть и где остановиться.
В тенистой зелени поговорим о мире,
О мере мира, что собой несёт.
Не любит он меня: намедни,
Сказал, что пуст шиповник: без шипов и роза,
И расцвести иначе не могла.
Никто и не обратил вниманье на чудо
Я подметил. И роза – самое прекрасное
Цветок, так полон свежести и капельки
Росы стекают по лепесткам. Но если
Жобра та роза, прекрасная, зачем ей шипы?
Если доброту несёт? Надменна роза и горда.
И кто сорвёт – уколится тогда.
Как можно сочетать божественное с колючками? Мы привыкли,
А он указал на то: что злой цветок.
Опасный – мёртвой красотой кесаря.
Кесарево – кесарю, Божие – Богу.
И протянул мне ромашку.
Бедный цветок, но из него заплетают венки.
И проще, благодарственней не сыщешь.
Зачем он трогает незримый ход вещей?
Что есть – то есть: но и не надо больше.
Он поражён такою переменой, что всех
Надо любить6уж любят все и так.
Нам горсть камней кидают вслед.
Все города нас проклинают.
А он твердит всё о своей любви.
Где Бог то? Далеко?
Прислал бы облако, чтоб по Земле не
Плыть, а лишь по небу.
Смотрю я и дивлюсь: опасный сумашедший.
Что мне до рая в небесах, когда я грешен?
И так хочу я жизнь прожить сполна.
Одна мне бабка нагадала:
Будешь ты повешен.
Как, отчего – не знаю почему.
Вот Рим – стоит: и всё покорно власти.
Однако здесь и смуту он ведёт.
Зачем ломать, что создано уже?
Зачем нам новый храм? Годится старый.
Нет, должен я его остановить,
Иначе всё погибнет: мне предлагали
Деньги, чтоб отравить его, чтоб умер.
Был и нет: мне деньги так нужны.
За проповеди нынче мало платят.
Не я виной – так он меня ведёт.
И знает, что предам – и всё прощает.
Как тяжело! Как истомилась плоть,
По женщине – и то не допускает.
Что, я, аскет? Недавно подвернулась
Так ласково, приветливо кивнула,
И глаз покрыла тонкой пеленой.
Хотел я и её: он не позволил.
Смотри и бодрствуй – весь его наказ.
Чуть плюнул я в сердцах и отошёл.
Нет, не она: а он – томит он дух.
Не спите: бодрствуйте, а я любить хочу.
Жена нужна мне: чтобы дети были.
И радовались солнечным лучам.
Как дети мне приветственны, близки,
Как древний Рим – распался по Земле.
Так мне нужна Земля, чтоб
Прокормиться.
Откуда деньги взять, коль ничего нет.
Поесть, попить, а не нам голодать.
Земли клочок хоть бы купил,
Чтоб похоронить с достоинством и чинно,
А не то шакалы кости разнесут.
Коли в пустыне мы умрём.
Нет ничего: пребудет мир и без него.
На нём свет клином не сошёлся.
А я всё жду: когда благославит на чудо,
Чтоб чудо совершать
Уйду тогда я от него. По мне
мирское лучше, чем Божественное.
А он всё о любви, да о торгах,
Что торговали и завелись во храмах.
А жить то чем? Как не торговать,
Околеешь с голоду.