Текст книги "Знаменитость"
Автор книги: Дмитрий Тростников
Жанр: Исторические детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Вдобавок ко всему, у девушки одна ноздря была проколота серебряным колечком. Я впервые в жизни видел иностранного корреспондента. Неужели они там все такие?
В противоположном углу подвальчика были свалены разные приспособления, свидетельствующие, что здесь не только пьют, но иногда даже записывают музыку. Там стояли подставки к микрофонам, большой барабан. И лежала простая акустическая гитара.
– Последнее время настоящих рок-музыкантов в России не осталось, – авторитетным тоном вещал Борис английской журналистке. – Макаревича с его «Машиной времени» я перестал уважать после того, как Андрей взялся работать на официальной эстраде – прежние идеалы принесены в угоду пошлому массовому вкусу. БГ в Питере окончательно ушел в эксперименты. «Урфин Джюс» или «Високосное лето» – вообще пропали из виду. Короче, русский рок сегодня – пустыня. До чего доходит, представьте Дороти: в Ленинграде в какой-то кочегарке появился даже кореец! Так что он теперь тоже – русский рок? – усмехнулся новоявленный гуру, делая многозначительную паузу.
Журналисточка кивала головой, молча поддакивая, и хлопала ресницами наивных глаз. «Интересно, насколько она понимает по-русски? Половину рассказа, наверное, не соображает? Трудно, наверное», – еще подумал я про себя.
– Так что кроме нас, в русском роке на сегодняшний день никого не осталось, – подвел итог Борис. – Группа «Паноптикум», где я лидер-гитарист, фронт-вокалист, автор всех текстов песен и музыки… Судите сами!
Журналистка продолжала строить «гуру» восхищенные глаза.
В этот момент за нашей спиной кто-то смачно провел пальцами по струнам гитары. Я даже вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Это Алеша, скучая, набрел на инструмент и немедленно захотел подержать его в руках. Он поставил одну ногу на ящик, чтобы опереть на колено гитару, легонько перебрал аккорды и смачно запел:
– В осенний день! Бродя как тень! Я затесался в винный синдикат…
– Алешка! – расплылась в улыбке Маша Старкова, как только его неповторимый голос прозвучал под сводами этого мрачного склепа.
– Извините, не удержался! – весело пожал плечами певец.
– Ну, все! – взревел рок-идол. – Ты кого вообще привела? Что это за гопники?!
Он вскочил. Длинные волосы мотнулись из стороны в сторону. От резкого движения качнулось пламя свечей и тени заметались по комнате.
– Это Алеша Козырный, – сообщила Маша Старкова. – Помнишь, я тебе рассказывала?
Но татуированный рокер как раз изображал ярость на глазах иностранной журналистки. После Алешиной выходки с гитарой, наши шансы организовать совместную запись устремились к нулю.
– Момент! – вдруг тоненько воскликнула журналистка. Она повернулась к застывшему с гитарой Алеше и спросила, тщетно стараясь сохранить правильный выговор: – Ви ест Козырной? – ударение снова подвело ее.
В ответ Алеша только еще энергичнее ударил по струнам.
– О-о! Russian folk music? Шансон? Да? – стриженая журналистка мгновенно оказалась возле Алеши, и уже энергично трясла его руку приветствием.
– Это у вас, милая, называется шансоном. А у нас просто – блатняк! – попытался отшутиться обескураженный таким напором Алеша.
– Дороти Стаффорд, информационная служба ВВС! – обрадовано представилась девушка. – Вы famous! Знаменитость!..
Борис, минуту назад дававший ей интервью, совсем не обрадовался неожиданному появлению еще одной знаменитости. Он уже собирался выкинуть нас со своей территории. А тут возникала незапланированная проволочка.
– Дороти! Это же похабный жанр! Это вообще не искусство! Пошлятина всякая, – заявил он. Этот парень все время из себя что-то строил, и, по-моему, явно нарывался.
Но иностранная журналистка моментально утратила к нему всякий интерес. Она уже строила глазки Алеше, настойчиво усаживая тощего и сутулого певца перед микрофоном на то самое место, которое только что занимал мощный хозяин подвала.
– Я прошу вас об интервью!.. – улыбалась девушка, подвигая микрофончик поближе к Алеше.
– Я вас прошу, нет, я вас просто умоляю, сплясать мое последнее танго! – подмигнул в нашу сторону Алеша Козырный, сопровождая слова перебором струн. – Вот дела? На Аргентину это было не похоже… – пропел он, не выпуская из рук гитары, словно это был последний спасательный круг в безнадежной ситуации.
Между тем, Борис, набычившись, направился к Маше Старковой. Он встал прямо перед ней и спросил:
– Я тебе говорил, что между нами все кончено?! И не надо за мной бегать все время!
– Это я-то за тобой бегаю? – опешила Маша. – Вот дела!
Мне все меньше нравилось, как эти типы здесь разговаривали с Машей. А то, что чертов «гуру», видимо, успел побывать в постели этой женщины, неожиданно кольнуло меня злой ревностью. И от того, как они ушли в уголок выяснять отношения, накатившая злость только обострилась.
Между тем, Алеша давал свое первое интервью, причем сразу же – всемирно известному английскому радио. О чем он, похоже, совершенно не задумывался.
– Расскажите о себе? Почему вы поете именно эти песни? И как относятся к вашему творчеству официальные власти и партийные структуры КПСС?
А журналистка оказалась ушлой, не взирая, на неформальный вид, отметил я про себя.
– Я родом из трудного беспризорного детства. Очень рано пришлось начать зарабатывать себе на хлеб. С пяти лет мы со старшей сестренкой пели на вокзалах и пристанях, – начал рассказывать Алеша, наконец, откладывая гитару. – Хорошее было время. Солдатские эшелоны шли через всю страну с запада на восток. Вот так, куются истинно народные певцы. В пятнадцать лет меня приняли в Ленинградскую филармонию. Да, знаете ли – я был там самым молодым артистом, меня считали вундеркиндом…
«Что он плетет?» – подумал я. Смутно представляя себе Алешино прошлое, я все-таки точно знал, что детство у него было вполне благополучное. Даже, кажется, в институт он умудрялся поступить. А уж про филармонию – было и вовсе откровенное вранье…
– А почему вы тогда поете подпольные песни, а не выступаете на эстраде?
– Из-за несчастной любви! – выпучил глаза Алеша. – От меня была без ума звезда советской эстрады Эдита Пьеха. И я, надо сказать, платил ей взаимной любовью. Она почти забеременела от меня! Это трагедия всей моей жизни, – потихоньку входил в раж Алеша. – Голубчик! Посмотри – нет ли у нас, чего-нибудь выпить? – обернулся он к козлобородому.
Тот, как ни странно, полез куда-то в закрома и извлек бутылку водки.
– Не могу вспоминать прошлое без слез, – заявил внимавшей девушке Алеша. – Дело в том, милая Дороти, что у нас в России конец у всякой любви обязательно бывает трагическим…
По ходу интервью Алеша успел зубами сдернуть жестяную крышечку с бутылки. И плеснул водки в стоявшие на столе стаканчики. Себе и корреспондентке. Девушка взяла стакан, чокнулась с Алешей, выпила и поморщилась немного оторопело.
– Так вот, о нашей любви с Пьехой узнал директор филармонии. Похабник и прелюбодей. Ёсиф Моисеевич Шмеерзон его звали. Отвратительный тип! – продолжал сочинять Алеша. – Пьеху отправил на БАМ – непрерывные гастроли в тайге в течение года. А для меня он подстроил удивительную подлость. На большом концерте ко дню милиции мне по его приказу намазали микрофон чесноком. А у меня же аллергия на чеснок!.. Давайте, милая Дороти выпьем, чтобы вы никогда не маялись аллергией!
Юная англичанка попыталась слабо протестовать, но Алеша был непреклонен, и они быстро выпили по второй.
– И вот, представьте – Большой кремлевский дворец… Меня объявляют: «Выступает молодой, но очень талантливый артист Ленинградской филармонии!..». А мой выход был как раз между Леонидом Осиповичем Утесовым и Клавдией Шульженко – чтобы налицо была, так сказать, эстафета поколений. И вот я выхожу, в сияющих лучах рампы. Беру микрофон! И!..
Алеша так увлекся, что на глазах у него выступили слезы, и подрагивали уголки губ. Я поймал себя на том, что тоже начинаю верить в эту историю. Алеша, выдержав трагическую паузу, продолжил:
– У меня перехватило горло, дыхание! Чувствую – не могу петь! А передо мной полный зал! А в первом ряду сидят все товарищи из политбюро. Брежнев, Суслов, Громыко… А петь я должен был «Яростный стройотряд» – песню про строителей БАМа! И не смог! Так что мою внезапную аллергию посчитали идеологической диверсией на глазах всего политбюро! Хотели дать срок. Спасло только то, что был несовершеннолетним – все-таки самый молодой артист филармонии! Но путь на эстраду с тех пор мне навсегда закрыт…
– Смотри не накликай – петь не могу! – покачала головой слышавшая Алешину импровизацию Маша Старкова.
– А как же ваша возлюбленная Пьеха? – грустно поинтересовалась журналистка.
– С Эдитой мы больше не виделись, – смахнул слезу Алеша Козырный.
– Sorry! Мне надо перевернуть кассету, пленка кончилась, – с очаровательным акцентом попросила журналистка.
Пока девушка возилась со своим магнитофончиком, Алеша поймал мой взгляд, кивнул на англичанку и тайком изобразил жест, означавший полную уверенность относительно того, что их отношения скоро перейдут в интимную стадию. Певец как бы интересовался моим мнением, типа – ничего, что она такая стриженая? Мне было неловко отвечать.
– Почему в России любят нелегальные песни? – снова спросила журналистка.
– Так просто Россию не понять, – насупил брови Алеша. – Дороти, мы с тобой в разном градусе, тебе надо меня догонять, – заявил он. – Иначе у нас не возникнет взаимопонимания.
– Догонялки? Я знать, это такая русская игра? – смущенно улыбалась сильно раскрасневшаяся журналистка.
– Точно, игра! – согласился Алеша. – Ты пока выключи свой магнитофон. А ты, найди мне тарелку поглубже, и хлеба сколько-нибудь! – велел он козлобородому. – Сейчас объясню правила игры.
Алеша вылил остатки водки в тарелку, покрошил туда же корку нашедшегося черствого хлеба и вооружился гнутой алюминиевой ложкой. Жестом матерого кашевара певец зачерпнул жуткое месиво. Зачем-то осторожно подул на ложку, снял пробу, оценивающе пожевал губами и причмокнул от удовольствия.
– Вот! Ее-то родимую и будем кушать! – радостно сообщил вошедший в раж Алеша. Глаза его сверкали. – Отведайте, Дороти! Такого вам в Англии не подадут! Старинная русская еда! Тюря! Рецепт давно утрачен, его знают только несколько знатоков. Один, к счастью здесь – это я.
Алеша аккуратно зачерпнул еще ложку месива и потихоньку двинулся к девушке, бережно подставив под ложку ладонь, чтобы не уронить ни капли. Начиная понимать, что ей предлагается, англичанка в ужасе отшатнулась.
– Дороти, кого вы слушаете! – во всю мощь изрядных легких заорал оставленный без внимания «гуру» – Они же вас дурачат! – Он выхватил со стола миску, при этом водка с хлебом плеснула через край, в помещении резко запахло алкоголем. – Нашли, кого слушать! Сами жулики, и песни у них жульманские, низкопробные. Вы меня разочаровали Дороти! Вам на самом деле плевать на настоящее искусство! Вам гопники интереснее…
Алеша, из-под носа которого только что выхватили миску с водкой, добытой таким изощренным способом, с досадой бросил ложку, и поднял гитару. И с протестом глядя прямо в глаза несостоявшейся рок-звезде, похабнейшим тоном запел:
– Жулик будет воровать! А я буду продавать! Мама, я жюлика люблю!..
Англичанка звонко рассмеялась. Видимо, оценив сцену и без досконального знания русского языка.
– Вот так Алеша небрежно и не со зла, опускает самолюбие единственного человека, который мог бы нам помочь с записью! Вот это его самый большой талант! – подвела итог Старкова.
Словно подтверждая ее слова, осмеянный «гуру» в ярости повернулся к Старковой.
– Ну, что, довольна? Вот такие гопники тебе в самый раз?! У них и отсасывай «в темном переулке»!
И тут я уже не стал сдерживаться. Папина школа наконец-то пригодилась и сработала автоматически. Нырок влево и удар в подбородок. Этот детина еще пролетел метра полтора, прежде чем рухнуть на батарею бутылок в углу. Огонь свечей, потревоженный движением, снова затрепетал. По комнате метнулись тени. Лежа на бутылках, рокер поднес ладонь к разбитому рту и посмотрел на кровь.
– Сука! – бросил он Старковой, не вставая.
Я шагнул вперед.
– Не надо, Сережа! – остановила меня Старкова. – Хватит с него. Но приложил ты его классно. Давно пора было кому-то это сделать. Пошли отсюда.
Уже в переулке мы простились с англичаночкой, которая выскочила из склепа вместе с нами.
– А как вы это повезете через границу и таможню? – поинтересовалась Старкова.
– Спрячу в кассету группы «Песняры» или Аллы Пугачевой. Отличный материал! Russian underground! Первый класс! – улыбнулась в ответ девушка, уверенными движениями заталкивая магнитофон в небольшой заплечный рюкзачок, который впору было носить школьнице, а не профессиональной «акуле пера». В следующий момент она уже бодро шагала от нас в темноту переулка.
9
«Думы потаенные»
Когда мы вернулись к дому, когда поднялись на площадку, и Маша уже открыла ключом дверь своей квартиры, Алеша вдруг спохватился.
– Эх, зря англичанку в гости не пригласили! Не по-русски как-то получается, – посетовал он.
– Ага, чтобы тут у меня при дочери разврат устроил? – подняла брови Старкова. – Смотрите у меня, чтобы сейчас не звука!
– Как она? – спросил Алеша, разуваясь в прихожей как можно тише.
– Катюха-то? – переспросила Маша. – А что ей будет? Растет как на дрожжах. Петь уже начинает понемногу. В музыкальной школе педагог ее вундеркиндом считает. Сейчас спит уже, наверное. Представь, сама из музыкалки пришла, сама ужин разогрела, спать легла – умница моя!
На цыпочках мы пробрались на кухню, мимо закрытой двери в комнату, где, очевидно спала девочка. На кухонном столе еще красовались остатки нашего дневного угощения.
– Ох, мужики, что же с вами делать! – вздохнула Старкова. – Нельзя вам туда идти завтра. Сердцем чую – нельзя! Это может плохо кончиться…
– Ты пойми, Маш! – горячо перебил Алеша. – Первый раз мне кто-то предлагает делать то, что я хочу. Первый раз кто-то видит во мне не просто скандально-подпольного шансонье, а настоящего певца. И неужели ради этого не стоит рискнуть? Пусть даже и жизнью? Для меня тут и риска-то на самом деле нет – иначе все равно сопьюсь, ты же знаешь. Так и буду мотаться по своему «золотому треугольнику»: Питер-Москва-Киев. Там спел «Мурку», там «Гоп-со-смыком», пока не свалюсь где-нибудь?.. Вот ты говоришь, глупость делаем? А у меня другого выхода нет. Спасибо, вот, Сереге – он деньги собрал!
Но в этот момент из комнаты, двери в которую были закрыты, раздался недовольный тоненький голос.
– Мам! – крикнула девочка. – Ну что вы так орете!
– Не будем, Катюша, спи! – спохватилась Старкова, прикрывая кухонную дверь. – Видал, какая примерная? В десять часов уже в кровати, еще на мамашу покрикивает, воспитывает, – с нежной гордостью пожаловалась Старкова.
– Знаешь, если вот сейчас не решусь – значит, я правда настоящий раб, и других песен не заслуживаю, – на полтона ниже, громким шепотом продолжал Алеша. – Представь сама, что тебе бы сейчас время назад открутить? И сделать так, что ты сможешь петь, как раньше? Неужели бы не рискнула?! Песни поёшь, хоть немного? – поинтересовался Алеша.
– Иногда, на кухне, – с грустной улыбкой призналась Маша.
Она в этот момент собирала наши грязные тарелки. Поставила их в раковину, пустила воду. И вдруг потихоньку запела.
– Думы окаянные, мысли потаенные…
– Бестолковая любовь! Головка-то забубенная! – подхватил Алеша.
– Тоже знаешь эту песню? – радостно удивилась она.
– Я все народные песни перелопатил, – с апломбом заявил Алеша.
– Фигня! – прыснула Старкова, – это авторская песня. Юлий Ким сочинил! – и, не прекращая мыть посуду, продолжила петь. – Все вы думы помнитё! Все вы думы знаетё!
– Так по что ж вы мое сердце этим огорчаете! – уже во весь голос весело допел Алеша.
И даже я, будучи совсем дилетантом, мгновенно оценил, как идеально гармонируют их голоса, как красиво звучит то, что эта парочка так легко выдала небрежным экспромтом.
– Ма-ам!!! – снова раздался скорбный вопль из комнаты. – Вы опять шумите?!
– Все, моя ласточка!!! – оглушительно пообещала Маша, и внезапно закашлялась. Громко, взахлеб, мгновенно задохнувшись. Лицо ее покраснело. Не прекращая кашлять, Старкова выбежала из кухни. И только хлопнула дверь в ванной комнате.
– Что с ней? – удивился я.
– Сорвала голос, – объяснил Алеша. – Еще тогда. Самый красивый женский голос, который мне только доводилось слышать. Из-за ерунды! – он только с досадой хлопнул себя по коленке. – Ай, что теперь об этом говорить!
Маша вернулась довольно быстро.
– Вот и все мои песни. Только и гожусь теперь – колбасу музыкантам строгать, – она развела руками с виноватой улыбкой.
Тем временем, Алеша отпросился на минутку на улицу. Сказал – покурить. А мы с Машей остались сидеть вдвоем на кухне друг напротив друга.
– И что? С этим ничего нельзя сделать? – спросил я. – Лечить горло ты не пробовала?
– Гортанный нерв защемлен, – пожала плечами она. – Опухоль трахеи, говорят доброкачественная. Из-за этого отек голосовой складки. Мне говорили, что где-то за границей, в каких-то швейцарских клиниках вроде научились это лечить. Но кто ж меня в Швейцарию выпустит? И сто тысяч швейцарских франков на операцию где взять? Так что я не переживаю. Горло – слабое место оказалось. Судьба такая. Бодливой корове бог рог не дал, – усмехнулась она, явно стремясь свести разговор к шутке.
– Все равно неправильно это, – от всего сердца сказал я. – Не правильно, что все вот так, – поправился я и еще сильнее смутился.
– И на кой черт вас только сюда принесло?! Жила себе спокойно, – вдруг посетовала Маша.
Она смотрела на меня внимательными карими глазами. И всем своим видом, включая небрежно сложенные полные губы, старалась продемонстрировать, что этот взгляд ничего не значит. Но получалось наоборот, что очень даже значит. Кто бы сказал мне тогда, что главным умением Маши было бросать свою жизнь ломтями на алтарь благополучия своих мужчин? Любивших и восхищавшихся, но никогда не оказывавшихся рядом в трудную минуту. Череда абортов оставила рубцы не только на теле Маши Старковой. Впрочем, озорной блеск сумасшедших глаз неизменно оставался при ней. Разве иногда, ближе к часу ночи его заменяла пьяная истерика.
– Расскажи, лучше о себе? Мне интересно, – попросила Маша. – Как вышло, что вы такие разные, вдруг с Алешкой сошлись? Он ведь талантливый, но такой непутевый, что всякий кто с ним поведется – тоже непутевым становится. Может у тебя получится? Ты не такой, как все его друзья-приятели…
В дверь позвонил радостный Алеша. В каждой руке у него было по бутылке портвейна.
– Там у таксистов целый ночный магазин! – возбужденно сообщил он. – Два портвешка ведь лучше, чем одна водка? Я правильно купил?
– Алешка!.. – сморщилась Старкова.
Дальше разговора не получилось. Алеша пил купленный портвейн. Я только немного попробовал, и сразу жутко потянуло в сон. Оказалось, что мы и так досидели до двух часов ночи. И Маша начала прибираться на кухне, и принесла матрац, собираясь постелить нам на полу.
– Мария! – игриво заметил Алеша. – Ну что ты затеяла? Стелишь нам вместе, как каким-то двум педикам! Когда рядом такая женщина!..
– Потому и стелю так, что за педиков вас не держу, – многозначительно отрезала она. – А другого места у меня нет. В комнате мы с Катюхой спим. Спокойной ночи!
Но спокойно заснуть в августовской московской жаре даже при открытых окнах было трудно. Под боком непрерывно ворочался и кряхтел Алеша Козырный. Наконец, он сдался – толкнул меня в бок и предложил еще выпить. Я отказался. Но отвязаться от ночного разговора с бодрствующим Алешей было уже не возможно. Через полминуты он снова толкнул меня в бок:
– До чего стервозный характер! – шепотом пожаловался он. – Ведь лежит там сейчас одна, хочет не меньше нашего – и все равно ни себе, ни людям. Как думаешь, хочет?
Подумав, я представил, что действительно Маша еще не спит. И, наверное, хочет. Но вслух ничего не сказал.
– Она ведь горячая штучка, студент, – навязчиво зашептал на ухо Алеша. – Там темперамент ого-го! Это я тебе точно говорю.
– Не называй меня студентом! – идиотизм ситуации злил все сильнее. К тому же требовалось хоть немного поспать перед завтрашним делом. Иначе голова не будет соображать. Я все сильнее жалел, что связался с Алешей. Впрочем, в глубине души я был рад, что мы здесь оказались. Я раз за разом вспоминал, как Маша смотрела на меня, когда мы сидели за столом. И в душе почему-то растекалось блаженное тепло.
– Пойду к ней, – решился Алеша. – Чего голову морочить? В конце концов, мы с ней два года вместе прожили. Только без штампа в паспорте.
Он встал, пошатываясь. Глотнул чего-то из стакана, оставшегося на столе. И тихо побрел из кухни в комнату. По пути еще натолкнувшись на косяк и прошипев ругательство.
И меня взяла такая злость на него, что хоть бросай все дела и сейчас же возвращайся в Питер. Ну, что он везде лезет? Все портит. Но с другой стороны не хватать же его снизу за штанину – дескать, не смей ходить к ней! Взрослые люди, давно знают друг друга – пусть трахаются, если хотят. Мое-то какое дело? И все равно я чувствовал себя донельзя паскудно. Как будто в детстве открыл коробку с подарками, а там – пусто. Все блажь!
Но в этот момент из комнаты послышался громкий стук падающих предметов и злой резкий женский шепот. Отшитый Алеша, недовольно бормоча, приковылял обратно.
– Облом! – объявил он шепотом. Высунулся в окно, затягиваясь сигаретой. – Студент, ты пердеть не надумаешь? Не вздумай! – предупредил он.
– Пошел ты! – грубо отозвался я.
И я вдруг признался себе, насколько мне радостно, что Маша ему не дала. Причем это не было мелким злорадством завистника. Это была чистая радость, как глоток свежего воздуха в кухонной духоте. Только что испытанная неприязнь к Алеше моментально испарилась. Все подтверждается. И значит, все-таки не так все просто с этими взглядами там на кухне. Хотя ни одного слова не было сказано, только глаза. И вообще все не зря!
– Сережа! Я возьму бутыляку и пойду спать в ванну, – предупредил Алеша Козырный. – Я часто так делаю. Залезу в теплую ванну, беру стакан вина и кайфую. Сток в ванне пяткой заткну. И сплю. Когда вода до носа доходит – я просыпаюсь, дырочку открываю, спущу немного воды и дальше сплю. Милое дело!
Последних слов я уже не слышал, потому что уснул.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
