Текст книги "Время иллюзий"

7

Римма Леонидовна своими активными действиями не сразу, но добилась внесения необходимых изменений в условия того злосчастного договора, минимизировала потери фирмы и даже добилась небольшой компенсации за предыдущие некачественные поставки. Через три месяца поставки в части качества стали безупречными.

Всеволод, понимая, что от положительного решения этого вопроса зависит его дальнейшая судьба, и активно ей помогал, ездил в Красноярск и, как говориться, «рыл землю» под контрагентом. Он же и выяснил причины неприятного инцидента: у поставщика скопилось определенное количество некачественной продукции, которую он хотел незаметно реализовать, зная о непредвиденных потребностях заказчика. Под давлением возможности разрыва договора Римма Леонидовна нашла способ исправления своего промаха и компромиссное решение для всех.

Сначала она пыталась найти контакт с приложившим немало усилий к подписанию договора Арсением Львовичем. И каково было ее изумление, когда она узнала, что он, этот холеный холостяк, только казался провинциальным ловеласом, а на самом деле был обычным мошенником, сполна востребованным нашим временем. Его биография и формирование характера были результатом постоянного поиска продажи себя в нашем потерянном мире.

Римма Леонидовна сейчас с презрением вспоминала о встрече с ним, как о странном и неприятном сне.

Она даже не знала, что он не имел настоящей специальности. Начинал наш герой с того, что увлекся театральной жизнью, даже проучился полтора года в театральной школе, не брезгующим дешевыми пьесками и водевилями, но в связи с перестроечными переменами быстро охладел к этому занятию и проникся желанием срубить в легкую побольше денег. Потом заразился этим желанием настолько, что свернуть с этого пути не представлялось возможным из-за полного отсутствия моральных и профессиональных навыков. Тогда он прирабатывал в редакции небольшими статейками или стишками на угодные власти темы. В период рассвета горбачевских соплей его нашла и сделала своим представителем малоизвестная бельгийская фирма, которая собирала информацию о состоянии бизнеса в России и приторговывала дешевым ширпотребом. Арсений Львович стал красиво одеваться, следить за своими ногтями. Он стал приметен на людях. Быстро входил в доверие, так как артистические навыки всегда были сродни изобретательному предательству и шпионажу.

Примечательно, что умение врать и лукавить всегда было редким для русского, но последнее время подобные качества распространяются подобно непобедимому вирусу. Когда фирма развалилась, Арсений Львович, искушенный в мошенничестве, немного пообтрепался, но приобретенные навыки время от времени оказывались востребованы.

В нужный момент он предлагал свои услуги, и «срывов» было не так уж много. Случайно оказавшись на сырьевой фирме, он смело за небольшое вознаграждение предложил свои услуги по снижению цены.

Как это странно ни звучит, но непотопляемые способности Арсения Львовича давали ему достаточно обеспеченную жизнь, респектабельность и положительное отношение окружающих.

Римма Леонидовна при всей своей женственности была продуктом своего времени и человеком далеко не посредственным, смелым и даже жестким в отношениях с людьми. По большому счету она доверяла людям, но при потере доверия резко начинала презирать и старалась ограничить себя в общении с ними.

Отношения Риммы Леонидовны с Всеволодом развивались доброжелательно, и она постепенно привыкала к нему. Она ему доверяла, ездила вместе с ним на переговоры, но реальный бизнес он перенимал слабо, не был еще внимательным к мелочам, которые очень важны в стратегии и, к сожалению, большой поддержки в делах от его участия она пока не ощущала, но продолжала надеяться на лучшее. Она часто давала ему свою машину в рабочее время для мелких поручений, как по работе, так и по личной надобности.

Она поощряла его инициативные предложения, старалась откликаться на просьбы, прощала его личные слабости, хотя порой и чувствовала возможность мелкого злоупотребления. Она нисколько не удивилась его просьбам и помнила, что они появились, когда она сама первая предложила ему свою машину.

– Римма Леонидовна, я звонил в фирму, куда я отвозил документы, они просили заехать… там какие-то вопросы.

– Ну, и какие предложения?

– С вашего разрешения, я съезжу после обеда… возьму вашу машину.

– Хорошо… Если будут сложности, звоните… Но к шести машина должна быть у входа.

– Спасибо, Римма Леонидовна.

Однажды она обратила внимание на темный волос на сидении и небольшую пуговку явно от женской одежды. Она спросила об этом Всеволода, как бы случайно. Реакция ее насторожила:

– Да подвозил одну девушку.

– Извоз при вашем статусе не приемлем, – не очень жестко отреагировала она.

– Она очень спешила… стало жалко.

«А мальчик-то не простой… но лжет правдоподобно» – промолчала она.

Возвращаясь однажды вечером домой, Римма Леонидовна попала в пробку, взяла сумку, чтобы достать носовой платок, включила свет в салоне, и взгляд ее упал на недорогую сережку. Такую бижутерию не носили ее друзья, тем более она сама.

– А этот мальчик – не промах! А с виду кажется смирным ягненком, – вырвалось у Риммы Леонидовны.

«А нужно ли мне все это?» – подумала она про себя.

– Вот Всеволод Петрович, вы сами подписали себе приговор. И не случайно меня что-то все время сдерживало. Пожалуй, разбираться подробно я не буду, – раздумывала вслух Римма Леонидовна.

Она вдруг вспомнила прочитанную когда-то мысль, что серо-голубые глаза признак определенной скрытности и даже ущербности генетического однообразия.

Она, так же как Альберт Иосифович, никогда не опускалась до мелочей.

Придя домой в несколько расстроенных чувствах, она с особой лаской гладила своего любимого кота. Ему была отдана вся ее нерастраченная любовь.

Кот воспринимал внимание хозяйки как должное, был горд таким отношением, но мечтал только о вкусном вечернем ужине. И причиной его равнодушия к ласке была та же хозяйка, которая ради собственного спокойствия кастрировала его еще в раннем возрасте.

Утром Римма Леонидовна, чтобы лишний раз не напоминать руководству, позвонила Николаю Константиновичу и, напирая на отсутствие должной квалификации и нежелание ее повышать, попросила кадровика начать компанию по увольнению Всеволода.

– Хорошо, Римма Леонидовна. Я понял… Тем более Альберт Иосифович просил решить этот вопрос самостоятельно… И я его не буду ставить в известность.

– Вот и прекрасно, – была рада Римма Леонидовна.

Николай Константинович еще задолго до этого чувствовал и почти с полной уверенностью знал, что такой сигнал обязательно поступит.

Подготовить обоснование для увольнения не составляло для Николая Константиновича большого труда. Обычно такого рода информация собиралась достаточно быстро и выявлялась по четко отработанной схеме через постоянное видеонаблюдение и службу слежения. Для сбора компромата использовались опоздания, необоснованный уход с места работы, несоблюдение режима и даже косвенно высказывания против руководства. С учетом имеющегося предупреждения необходимо было еще одно замечание и максимум две недели чтобы «по собственному желанию» больше не видеть сотрудника в стенах фирмы.

Но неожиданное обстоятельство значительно ускорило этот процесс.

В службу безопасности пришла информация из полиции о том, что сотрудник фирмы посещает «Марши протеста» против власти. Там же была директива о проведении соответствующей профилактической работы среди персонала и требования исключить подобные случаи впредь.

Каково же было изумление Николая Константиновича, когда этим сотрудником оказался его «крестник» – Всеволод.

Это упрощало дело с увольнением, но по инструкции надо было доложить об этом Альберту Иосифовичу, что было очень неприятно, так как косвенно опасная тень падала и на него самого.

Николай Константинович был сильно обеспокоен этим обстоятельством, которое сильно дискредитировало его перед директором. Он был не в силах понять, как он мог совсем не заметить в характере Всеволода возможности протеста.

И он, этот протест, настораживал и даже вызывал страх.

«Чего-то я еще не понимаю в этой, казалось бы, незамысловатой жизни», – думал он.

Николай Константинович не мог отделаться телефонным звонком, так как это была строго закрытая информация.

К его радости, Альберт Иосифович воспринял сообщение из полиции без последствий для кадровика и довольно спокойно:

– Странная молодежь… Непонятная… Какая глупость и безрассудство – Марш протеста! Не понимают молодые люди смысла денег… Все хотят сразу…

– Вы совершенно правы… Мне тоже непонятны эти действия…

– Ну вот, видите, и вы такого же мнения.

– Я должен сказать, что Римма Леонидовна еще неделю назад просила готовить документы для его увольнения.

Альберт Иосифович про себя улыбнулся:

«Все-таки не подошел ей…», – в глубине души он испытывал удовлетворение.

– Надеюсь, что вы знаете, что надо делать?

– Конечно, Альберт Иосифович. Максимум – через две недели его не будет в стенах нашей фирмы.

Николай Константинович быстро вышел, радуясь, что мысли начальника не вышли за пределы полученной информации.

8

Николай Константинович утром отдал руководству подготовленный приказ на увольнение Всеволода, и уже к обеду получил его обратно с подписью Альберта Иосифовича.

Он оформил увольнение Всеволода не по «собственному», а с дисциплинарным взысканием за нарушения трудовой дисциплины и знал о последствиях этого, хотя и сочувствовал молодому человеку. Но таков был результат всех событий, связанных с его «крестником». Тем не менее, при всей жесткости этого решения он испытывал какую-то неприятную безысходность.

«Не завидую я современной молодежи», – думал он про себя, – «Раньше стремились к знаниям, они открывали перспективы… Ведь у молодых должны быть идеалы… иначе – все пустое…»

Николай Константинович мысленно представил всех влиятельных лиц фирмы, и на лице неудержимо возникла ухмылка.

«Идеалы, действительно, найти трудно…»

Он хорошо знал, что амбициозные высокообразованные специалисты сегодня не очень востребованы: они быстро становятся конкурентами. И потому их вытесняют удобные бессловесные исполнители.

«А что дальше?» – размышлял он.

Николай Константинович чувствовал свою ответственность за несостоявшегося работника и, к тому же, не мог забыть резкие слова Альберта Иосифовича в свой адрес. Внутри скребли кошки, будто сам он получил «от ворот поворот».

«А что, полагаю, что это тоже возможно…» – подумал спокойно он.

Он прекрасно знал непреложное правило: если ты необходим, то и востребован.

«Но остается очень важный вопрос: кому ты нужен и зачем? Как это ни прискорбно, но ведь именно для этого я и работаю здесь, зная, что нужно им… значит, работаю, в сущности, как бессловесный раб…»

Николай Константинович получил в свое время неплохое техническое образование, мысли его были часто рядом с передовыми идеями науки. Например, теория большого взрыва, объясняющая расширение вселенского космического пространства, наполненного галактической материей и реликтовым светом.

Непревзойденное по гениальности уравнение Эйнштейна подтверждает факт, что дающая нам жизнь энергия зависит от массы и скорости света, причем последняя находится в квадратичной зависимости. Являющееся частью пространства время здесь косвенно связано лишь со скоростью света.

До большого взрыва пространство было заключено в нечто, что физики определили и назвали всепоглощающей черной дырой. Трудно представить эту самую черную дыру, которая уничтожает все, в том числе и время. Все замирает, никакого движения.

Даже идея божественного создания вселенной при этом напрочь разрушается, ибо у Бога не было ни капли времени, чтобы произнести хотя бы: «Да будет свет!»

Загадка зарождения и смерти человека очень близка к этому научному описанию мироздания. Рождение и взросление человека или расширение и размножение клеток организма, накопление энергии, старение и вплоть до смерти, казалось бы, обязательно должны сопровождаться свечением или, как говорит нам религия, святым духом.

Так вот это свечение и интересовало Николая Константиновича.

«Может быть, вся суть жизни, о причинах зарождения которой так долго не могут договориться философы, лежит в простой истине, что материя и дух или свет души, по существу, не могут существовать друг без друга», – думал он, – «Вот Эйнштейн… Тоже Альберт… С виду шкодник и проказник, с усмешкой относящийся к серьезным вещам, а по восприятию жизни – гений. И Альберт Иосифович, невеселый, молчаливый, резкий в оценках, хотя, в общем, тоже не лишен достоинств, но жизни не чувствует, плодит рабов для своего обогащения. А богатства-то эти накоплены предыдущими поколениями…»

Николай Константинович позвонил Всеволоду, сообщил, что подписан приказ о его увольнении и просил зайти.

Всеволод был предупрежден задолго до этого, но надеялся, что все образуется и в глубине души считал это недоразумением. Он говорил об этом со своей начальницей. После того, как Римма Леонидовна спокойно и почти ласково объяснила, что она не в курсе и это решение руководства, связанное с выявленными нарушениями режима службой безопасности, он даже успокоился.

Но после звонка кадровика Всеволод был необычно растерян. Он, еще не понимая до конца, что произошло, спустился на второй этаж и зашел в кабинет.

Почувствовав его волнение, Николай Константинович был немногословен.

– Проходите, Всеволод Петрович.

Всеволод безропотно сел, с надеждой глядя на кадровика.

– Николай Константинович, для меня все-таки осталось непонятным решение об увольнении.

Кадровик попытался еще раз объяснить:

– Пожалуй, надо было вам согласиться со мной… и перейти в производственный отдел.

– Но я думал, что Римма Леонидовна сможет меня защитить.

– Странный вы человек, Всеволод Петрович. Работаете у нас совсем немного, советы не слушаете, людей совсем не знаете… здешних взаимоотношений не понимаете.

Всеволод поднял глаза.

– Что же вы посоветуете мне теперь делать?

Николай Константинович проникся сочувствием – так много в них было наивного разочарования.

– Но вы же не хотели меня слушать. А сейчас уже советы не помогут…

«Что же мне ему посоветовать? Быть осторожней? Но это в мои пятьдесят с хвостиком будет понятно. А в тридцать? …А ведь он слабый и… не самостоятельный».

Николай Константинович сухо произнес:

– Вот, распишитесь в приказе.

Всеволод расписался, не глядя.

– Вы даже не читаете, по каким причинам вас увольняют.

– А какая разница?

– Просто надо быть внимательней к себе, к своей жизни…

– А что можно изменить, если приказ подписан?

– Вы правы… сейчас ничего уже сделать нельзя. Хочу вам объяснить. В течение испытательного срока вы получили предупреждение, потом – нарушали дисциплину: не раз отсутствовали на работе более 4-х часов.

Всеволод вспомнил о поездках в рабочее время.

– Но это же с согласия Риммы Леонидовны, – тихо произнес он.

«Совсем как маленький», – подумал кадровик.

– Вы знаете, Всеволод Петрович… Меня интересует один вопрос: зачем вы посещали митинги протеста?

– Откуда вам известно? – спросил он и тут же вспомнил прищуренные глаза полицейского офицера.

– Зачем вам все это? – продолжал Николай Николаевич.

– Да это просто так…

– Просто?

«До чего же он не серьезен… Как же я просмотрел», – кадровик отвернулся к окну.

«Хотя можно было заметить… амбициозный, умеренный в поиске, слабой воли и не способный реально оценивать ситуацию. И вовсе не случайно его музыкальное пристрастие к року».

Кадровик знал, что лирическая музыка воспитывает романтизм и реальную самооценку, а любовь к классике ведет к широкомасштабному мышлению, усиливает глубину мысли и силу характера. И логика его была предельно проста: во времена классики, в которой осталось лучшее, люди были чище, честнее, сильней. Со временем появился джаз, рок и, наконец, попса.

Не менее интересна была его своеобразная оценка человека по пристрастиям к живописи и архитектуре. Помимо эмансипации, тут важно разграничить чувственные ассоциации в понимании света и разноликой тени или тепла и тонкой прохлады.

В свое время он проникся сочувствием к молодому человеку, но после сегодняшнего разговора он стал ему совершенно безразличен.

– Всеволод Петрович, мне очень жаль, я искренне сочувствую вам.

– Спасибо.

– Трудовую книжку получите через час и… расчет в любое время в бухгалтерии, – посмотрел на Всеволода кадровик, – А пока вы свободны.

– Хорошо.

Всеволод вышел из кабинета.

Через пару часов он навсегда покинул офис. В кармане были последние после расчета деньги.

Всеволод зашел в бар. И сидел там уже не меньше часа. Настроение было прескверное. Жизнь повернулась тыльной стороной. Он еще и не ощутил до конца весь трагизм своего положения.

«Что делать с кредитом? Коллекторы всегда настороже», – вдруг всплыло в его голове.

Зазвонил телефон.

– Да, Света… Почему? Я помню… Давай встретимся.

9

Женщины любят цветы. Ежедневно миллионы этих растений срезают, чтобы украсить жизнь прекрасной половины человечества и доставить им удовольствие. Особенно красивы срезанные почти под корень с длинными стеблями розы или белые каллы, стоящие в высоких оригинальных вазах. Цветы эти самозабвенно радуются восторженным женским взглядам, не забывая издавать сладкие запахи ожидания любви.

Но через два-три дня они начинают увядать, не чувствуя корней, и только тогда начинают понимать, как жестоко с ними поступили люди.

Света была счастлива, она будто родилась заново. Живя почти всю свою жизнь в одиночестве, она теперь не представляла себя одну, без Всеволода. Она не только восхищалась, она верила в него. Света неожиданно спокойно восприняла известие, что ее любимый женат. Всеволод при этом старался поверхностно касаться этой темы в разговорах. Да и сама эта информация появилась как-то незаметно, случайно, объясняя невозможность быть вместе много времени. Всеволод этим как бы оставлял дистанцию, но не очень большую, так как Света еще не отвыкла часто быть одна. Он, конечно, говорил ей, что никогда до этого не любил и не хотел жениться. Просто обстоятельства, связанные с рождением ребенка, заставили его сделать это, что было отчасти и правдой.

Всеволод не делал ей много подарков, впрочем, она их не требовала и даже не очень любила. После работы они почти всегда обедали в красивых кафе и ресторанах или шли в кино или театр, что очень нравилось Свете. Она уже не спешила, как всегда, домой, в свой спальный район, а с удовольствием прогуливалась вдоль красивых витрин. Как гласит китайская мудрость «Музыка и яства останавливают проходящих странников».

За ужином Всеволод любил подчеркнуть, что здесь он завсегдатай, рекомендовал разные незнакомые блюда. И эти новые необычные впечатления вызывали у нее восторг. Света мечтала, что будет готовить эти блюда, когда они будут жить вместе.

Поздно вечером Всеволод провожал ее и потом возвращался домой. То, о чем он говорил со своей женой, тоже как-то не очень волновало Свету, так как она была совершенно уверена, что любит он только ее.

Более того, когда речь заходила о будущем, Всеволод приучил ее к мысли, что когда они будут жить вместе, то обязательно возьмут его сына у жены. Это обстоятельство любящего и преданного отца очень возвышало Всеволода в ее глазах. Она уже незримо считала, что у нее маленький трехлетний сын и заранее его беззаветно любила.

Естественно, ослепленная любовью, она не замечала его слабостей, его непостоянство, непоследовательность и в некоторых случаях противоречивость. В этом был свой резон, так как уж слишком в своей жизни она привыкла к определенности, а Всеволод был мастак находить неожиданные решения по открывающимся противоречиям, выкручиваться и красиво говорить воображаемую «правду», да к тому же так удивительно романтично.

Жена уже давно забрала у него ключи от квартиры, и он ночевал у друзей или у мамы, но, тем не менее, не решался сказать об том Свете. Сказать для него значило принять окончательного решение и связать свою жизнь со Светланой.

Игорь, чувствуя характер своего друга, не мог не заметить бурно развивающегося романа своей сестры, видел ее глубоко скрытую влюбленность и пытался несколько раз серьезно разговаривать с ней, но Света принимала все это на свой счет с неподдельной обидой и только отдалялась в мыслях от брата.

Разговоры же влюбленных и не касались пока тем глубоких взаимоотношений. Света воспринимала его через свои детские ощущения, девичьи мысли о беззаветной любви, а Всеволод, как правило, все обращал в шутку и не придавал большого значениям размышлениям «Малыша», как он ее теперь звал.

Света же помнила знаменитый фильм «Зимняя вишня», и хотела очень походить на красивую актрису.

– А когда мы с тобой опять поедем на природу, – говорила задиристо она.

– Зачем, Малыш, лучше в Таиланд или на Мальдивы.

– А я хочу обязательно на нашу природу, с рекой и лесом.

– Вот построю собственную дачу, – отшучивался Всеволод.

– А где ты строишь дачу? – приставала она.

– На Вешняковских прудах.

– Поедем, посмотрим.

– Пока нечего смотреть, только думаю.

– Я могла бы помочь, у меня есть накопления.

– Спасибо… еще не пришло время.

Света не настаивала. Она знала, что пока он не один, вопрос их общей собственности сохраняет свою неопределенность.

Недели две назад она заметила необычное состояние в своем теле и решила зайти к врачу. Врач, приятная молодая женщина в рассвете сил, после осмотра и процедур посмотрела на нее одобрительным взглядом: она понимала взгляды девушек, которые любимы и сам влюблены.

– Можете обрадовать своего возлюбленного, скоро вас будет трое, – положила она свою мягкую руку на плечо девушке.

Новость, что у нее будет ребенок, неожиданно придала ей еще больше сил. Как-то странно пришла радость доселе неизведанная. Ей ужасно захотелось сообщить об этом своему любимому. В порыве этого необычного чувства она набрала его номер.

Не помня себя она бежала на встречу со Всеволодом. Еще издалека она увидела знакомую фигуру, но он стоял в задумчивой растерянности, смотря отрешенно в сторону.

«Вот сейчас он будет совсем другой», – подумала она.

Света быстро подбежала.

– Куда сегодня ты меня поведешь? – игриво она взяла его за рукав.

– Куда… пойдем, посидим в кафе, – медленно отозвался Всеволод.

Светлана заметила, что он, в каком-то необычном состоянии.

– Ты что выпил, Сева?

– Есть немного.

– У вас на работе был корпоратив?

– Да нет.

– У тебя неприятности?

– Нет, – соврал Всеволод.

– Тогда в чем же дело?

– Ни в чем… просто так… Куда ты хочешь пойти?

Света немного задумалась. Они были на Славянской площади и медленно шли вверх к Политехническому. Она увидела здание Детского мира.

– Хочу в Детский мир! – капризно воскликнула она.

– Почему Детский мир? – улыбнулся Всеволод.

– Ну вот, хорошо, ты уже улыбаешься… Пойдем, посмотрим какими игрушками балуют детей.

– Пойдем, – взял ее под руку Всеволод.

Идя по бульвару, Светлана пыталась его развеселить, но Всеволод даже не отшучивался, как обычно. Они были очень удивлены, что знаменитый магазин уже два года находился на реконструкции.

– Я-то – понятно, но ты, видно, давно игрушек не покупал? – возмутилась Света.

Всеволод молчал. Света даже немного растерялась.

– Что бы ты сейчас купил своему сыну?

– Не знаю… Сейчас-то зачем?

– Просто сделать приятное ребенку…

– Я приду поздно, он будет спать, – сухо отозвался Всеволод.

Этот довод успокоил девушку.

– Никогда не забуду, что отец купил мне здесь фотоаппарат… А что бы ты купил своей дочери? – тихо игриво произнесла Света.

– Какой еще дочери?

– А вдруг бы у тебя родилась еще и дочь? – заглянула ему в глаза девушка.

– Не говори ерунды! – резко оборвал Всеволод.

– Ерунды? – заволновалась Света.

– Малыш, сегодня не время для шуток.

– Ты ведь прекрасно знаешь, что это вполне возможно, – напирала Света.

– Но, слава Богу, не пришло время. Сейчас это было бы просто ни к чему.

– А при чем тут время? Дети рождаются от любви, – ласково посмотрела она на него.

– Свет, перестать! Мне не нравиться твой язвительный тон.

– Он вовсе не язвительный. Мне сегодня сказали, что у меня будет… маленький.

Всеволод побледнел.

– Ты ничего не перепутала?

– А что ты так испугался? – глядя на него, вспыхнула она.

– Ты понимаешь, что сейчас это невозможно!

– Почему? У тебя будет повод быстрей развестись с женой, – попыталась она сгладить его возмущение.

– Только не сейчас…

– И что, мы будем ждать, когда мне стукнет тридцать? – раздраженно продолжала она.

Всеволод ничего не соображал. Все перемешалось в его голове, потеря работы, требующая на ребенка денег жена, почти бездомная жизнь и – теперь еще это.

Света заметила его замешательство, у нее, может быть в первый раз, росло возмущение.

– Выходит… вспышка любви закончилась, – неожиданно вырвалось у нее.

– Прекрати! – почти прокричал Всеволод.

– Я думала, что ты сегодня просто какой-то деревянный… А ты… – она не договорила и отвернувшись пошла он него.

Всеволод догнал ее.

– Скажи, Малыш, ты все это придумала?

– Да, придумала. Только не провожай меня.

– Почему?

– Мне надо побыть одной, – она твердо пошла к метро.

Всеволод остановился и в это момент понял, что Света говорила чистую правду. Он попытался догнать ее, но она повернулась и с ненавистью посмотрела на него. Ослепленный ее взглядом он стоял, как вкопанный, и видел, как она, не оборачиваясь, скрылась в переходе метро.

В это день он ночевал у Владимира, который, не придавая значения его беспокойству, с улыбкой передал ему адрес своего знакомого гинеколога.

– Кончай сопеть, Севка! Их еще таких будет… знаешь, сколько?

– Но она меня любит.

Всеволод все время видел обиженные глаза Светы.

– Слушай, ты хуже Виталия… Будь мужиком, – наливая виски, приговаривал друг.

Всеволод пил и потихоньку червь самооправдания овладевал его существом.

Весь следующий день он переживал разрыв, к обеду набрал номер Светы.

– Что ты хочешь мне сказать? – резко ответила она.

– Малыш, давай подумаем, что делать, – примирительно заговорил Всеволод.

Света никогда не могла себе представить, что окажется в такой ситуации. Сначала она, может в первый раз в жизни, готова была расплакаться, но собралась и надежда не покидала ее. Прошел день, и с каждым часом чувство, казавшееся ей ярким и непередаваемым, безвозвратно таяло от ее сухих слез и переживаний. Зная себя, она уже чувствовала: точка невозврата может наступить.

– Я тебе не Малыш… Пожалуйста, не звони мне больше, – отключила она телефон.

Всеволод опять пошел в бар и сидел там до вечера. Мир постепенно терял прочность и устойчивость.

Он понимал, что надо продолжать разговор, но только не по телефону.

Но ехать к ней домой, встречаться с Игорем, его друзьями, смотреть в глаза Степану было невозможно для его раздраженного самолюбия.

Из бара он вышел уже никакой и пошел в неопределенном направлении.