Текст книги "Алая летопись Средиземья (перевод древних рукописей)"

Глухоманье

СLXXIX

 
Отсюда на север лишь дикие земли на тысячи тянутся
                                                                                вёрст,
На месяц пути нет людских поселений, безлюдным
                                                                    стал Эриадор.
Следопыт отряд вёл трактом, чтобы все их видели.
Но как только всё Пригорье скрылось позади,
Он свернул на тропку между старых елей
И сказал, чтобы все шли следом в след за ним.
Камни тёмные вокруг заросли все мхом.
«Древней крепости руины», – молвил Арагорн.
И дремучий хвойный лес, тёмные стволы,
Мухоморы кое-где, чахлые кусты.
Пина этот лес пугал, ели меж камней…
Громко хмыкнул он в кулак, чтоб привлечь друзей…
Обернулись все к нему: что случилось, мол?
Ну а Пин промолвил робко, был испуган он:
«Давайте не пойдём сквозь лес, один раз так ходили
И еле выбрались назад, спасибо Бомбандилу».
«С вами не было меня, – усмехнулся Арагорн,
«Только мы не через лес, через топь пойдём».
Бедный Пин лишь только охнул. Ладно уж сквозь лес,
Здесь хоть твёрдая земля под ногами есть…
А Бродяжник повернулся и пошёл вновь дальше,
Прекращая разговор, всех повёл сквозь чащу.
 

СLXXX

 
Бескрайними и страшными «комариные топи» слыли,
И даже следопыты сюда забредать не спешили…
 

СLXXXI

 
Бродяжник утешал: «Пройти нам надо топь.
Я знаю все тропинки, хоть гиблый здесь проход.
Но всадники мордорские за нами не пойдут.
Ведь, хоть они, Назгулы, тут сами пропадут.
Их кони колдовские не сунутся в болота,
Тяжёлые они, им вязнуть неохота».
И кружит мошкара, и нет от ней отбоя,
Роями, без числа, кружит без перебоя.
И отбиваясь, так идут (всем нет житья от них),
Но всё же стойко терпят, лишь Сэм под нос ворчит:
«Им уже не время, нет, повылезали
С Мордора им что, приказ нас сожрать отдали?
Когда хоббитов тут нет, кого они едят?
Или, голодая, ждали только наш отряд?
А Пин ему в ответ: «Грызут нас целый день,
Наверное, с костями хотят нас съесть совсем.
Сгрызут они нас раньше, чем мы в Раздол придём.
От них нам не отбиться – лишь сами себя бьём…»
 

СLXXXII

 
Серый клубящийся сумрак, на болотах зажглись огоньки,
Бледно-жутким сияньем в тёмной холодной ночи.
Но небо усыпано звёздами, и жарок огонь костра,
И Бродяжник древние были рек почти до утра…
Легенды стародавних лет, эльфийские и людские,
Рассказывал хоббитам он забытые старые были…
У хоббитов страхи ушли, так стало им интересно,
А Фродо подумал: «Откуда Бродяжнику это известно?
Сколько же лет ему? Кто же такой Арагорн?
Обычные люди стареют, но, кажется, молод он».
 

СLXXXIII

 
Новый день, и снова в путь, тяжело идти.
Но и топь им нипочём, главное – дойти.
Мшара под ногами, хлюпает трясина.
Пасмурное небо, мрачная картина.
Чахлый ольшаник у речки, у самой границы топи,
И снова тяжкий ночлег, туман сгущался глубокий.
Хоть были ещё припасы, еду они берегли,
Но ягод вокруг было много, ими наелись они.
 
 
«Фродо, – Пин пошутил, – а ты ведь совсем раздобрел.
Сколько же ягод сочных ты в здешних топях поел?»
Фродо Пину ответил: «Тебе лишь болтать не лень.
Я больше как привидение – бледная тонкая тень…»
«Не надо об этом в ночи! – оборвал его резко
                                                                    Бродяжник, —
«Нави услышать могут… чёрным чутьём своим вражьим».
И сразу вдали на востоке зарницы заполыхали,
Хоть до рассвета ещё далеко вспышки в ночи сверкали…
Как будто там били молнии, вспыхивали и гасли,
Били в вершину горы, но что это было – неясно…
Все сразу затихли, умолкли, а Бродяжник смотрел
                                                                          в темноту,
Но вот наконец произнёс: «Я ничего не пойму…»
 

СLXXXIII

 
Начался длинный трудный подъём, вверх тяжко идти
                                                                            с равнины,
Повсюду холмы, а каменный холм вздымался над всеми
                                                                                другими.
Бродяжник сказал: «Буреломным угорьем мы выйдем
                                                                     к горе Заверть,
С другой стороны выход к тракту, прошли мы уже
                                                                         одну треть».
 
 
На Заверти средь пустоши остатки древней башни,
Давно она разрушена, в войне далёкой, страшной.
А посреди руин, кольцо обожжённых камней,
Обгорели тут, видно, недавно, в исходе ближайших дней.
Траву кругом опалило, земля сожжена дотла,
Словно какая-то схватка страшная здесь была.
Языками жара-огня вершину всю облизало,
Видимо, страшное пламя совсем здесь недавно пылало.
А следопыт огляделся и поднял плоский булыжник,
На нём же рунною меткой был символ маленький
                                                                              выжжен.
Бродяжник задумчиво молвил: «Похоже на знак Гэндальфа,
Возможно, здесь маг побывал, врагов уводя от тракта…
Нам нужно к Раздолу самим на свой страх и риск
                                                                         пробираться,
Устроимся здесь на привал и будем затем собираться…»
 
 
Гора небольшая, но всё же с вершины весь мир казался
                                                                                огромным,
Фродо стоял на самом краю и чувствовал страх
                                                                               бездомный.
Взглядом провёл по тракту и заприметил тени,
Чёрными точками плыли внизу меж старых лохматых
                                                                                       елей.
 
 
«Смотрите», – он сказал, указывая вниз
Бродяжник тут же крикнул: – «Быстрее наземь, ниц…
Мы были неосторожны, стояли у всех на виду,
А здесь могут быть шпионы, что служат верно врагу.
Приметны днём всадникам тени, а в темноте ночной
Чёрную тайнопись видят природы нашей живой.
Тракт под надзором сейчас, нам нужно ночь переждать,
Укроемся в башне эльфийской, а утром пойдём опять».
 

СLXXXIV

 
В разрушенной башне эльфов (название ей Амон-Сул)
Круг очертил Бродяжник с надписью тайных рун.
В том месте, где были эльфы, свет долго земля сохраняет,
И древнее место силы круг обережный питает.
 
 
Бродяжник хоббитам молвил: «Мы заночуем здесь,
Хоть Амон-Сул разрушен, всё же тут сила есть.
Сначала сушняк запалим, он будет защитой надёжной,
Пламя Живого Огня наш друг, от Нави враг грозный».
«Хорош этот друг, – буркнул Сэм, – вот разожжём
                                                                                костёр,
Сразу врагам станет ясно, где прячемся мы с этих пор.
Останется крикнуть: «Мы здесь!» – чтобы они не дремали
И сразу за нами пришли, из ножен клинки вынимая».
 
 
Они приготовили жерди, Бродяжник развёл огонь,
Весело пламя гудело, и стало тепло, как днём.
 

СLXXXV

Бродяжник

 
«По-другому звалось Средиземье, юным ещё был мир,
Обширный, зелёный, прекрасный, но и опасным был.
В те дни был всеобщий враг на севере, в мрачном
                                                                       Ангбэнде,
Миром хотел овладеть, злобой заполнить все земли…
Бушующее то время, эпоха великой борьбы,
Но ярко горело в мире пламя живой любви…
Величайшие из алмазов первозданный свет заключали,
Звались они Сильмариллы, ярче всех звёзд сияли…
Тогда первопредки людей храбро сражались с врагом,
Им было не по пути: с обманом лихом и злом…»
 
 
Отблески костра ясно озарили горделивое лицо и глаза
                                                                             живые.
Дивный, звучный голос на фоне звёздного неба
(Небесные огоньки, казалось, тихонько пели)…
 

СLXXXVI

 
Но тут полыхнуло пространство ночною тёмной порой,
Казалось, полнеба затмило огромною полной луной.
В отсвете зловещей луны звёзды сразу поблёкли,
А к вершине Заверти сочились из мглы чёрные капли
                                                                           смерти…
 
 
Сумрак наливался ознобной темнотой,
В лунном свете плыли тени, насыщаясь мглой.
Бродяжник крикнул сразу: «Спиной к огню всем ближе!
Жерди зажигайте, и всем как можно тише!»
Тени возникли внезапно: одна, другая и третья,
И вот уже их четыре, к костру качнулись все вместе.
 

СLXXXVII

 
Четыре зыбких фигуры застыли на склоне холма,
И тёкся змеиный шип, неся в мир могильный хлад.
Зов Назгулов – ядовитый, чёрная отрава,
Хлад и ужас вечный мглы, и на сердце рана.
Воля к жизни гасла, и надежды таяли,
Исчезала радость, страхи проникали.
Пин и Мери от испуга бросились на камни,
Прислонился Сэм к стене, весь он был в дурмане.
Леденящий ужас Фродо охватил,
Но он понял: ведь Кольцо он надеть забыл.
«Надень Кольцо, прими, я помогу тебе, —
Услышал хоббит изнутри могучий глас в себе.
«Поверь, доверься мне, ведь вместе я с тобой.
Послушайся меня – и справишься с судьбой».
Мысли вроде бы чужие явно шли из мглы,
Но противиться нет сил повеленью с тьмы.
Ватными руками доставал Кольцо,
Медленно на палец надевал его.
И надев Кольцо Всевластья, он расплылся в дымке,
Для всего живого мира стал он невидимкой.
 

СLXXXVIII

 
Хоббит, как во сне, надел Кольцо на палец,
И изменился мир, в нём краски потерялись.
 
 
Всё осталось как было в расплывчатой мгле,
Прояснились лишь чёрные тени,
Шли к нему в темноте, через сумрак текли
(И всё видели в сером теченье).
А Фродо видел в тусклой мгле, но всё как наяву,
Фигуры пятерых людей, что воспевали тьму.
 

СLXXXIX

 
Внезапно вспыхнул круг огнём стеной живого света,
Живой Огонь – Сын Яви (что музыкой воспета).
 
 
Но выплыла пятая тень, и круг разорвался огня.
И внутрь она просочилась, стальною кольчугой звеня.
 

СXC

 
Чёрный Маг – король Ангмара – главный был из девяти,
Самый сильный из Назгулов, смог на Амон-Сул взойти.
Он откинул капюшон, и корона засверкала.
В тёмной дымке, где лицо, пустота затрепетала.
 
 
За ним и четыре других внутрь круга тени проникли,
Назгулы – слуги Кольца, которые стали безлики.
Бродяжника взяли в кольцо четыре зловещие тени,
А пятая близилась к Фродо, и хоббит осел, цепенея.
 

CXCI

 
У короля меч колдовской сиял огнём зелёным,
В другой руке держал кинжал, а он был мрачно-чёрным.
 
 
Фродо же, надев Кольцо, видел назгульи лица,
Космы седые, серые латы, запавшие вглубь глазницы.
Взгляд беспощадный глаз ледянистых,
Холод могильный, навий, из тьмы,
Пятеро воинов в серых кольчугах,
Их колдовские жала – клинки.
 

CXCII

 
А король-колдун к Фродо подошёл,
Замер в миге торжества – он Одно нашёл.
 
 
Он был в короне золотой, зубцы – как жала змей,
И меч держал пылающий Ангмарский чародей.
А пламя зеленью текло с зловещего клинка,
И тени заплясали, с ним сила тьмы была.
 
 
Ужасом слова звучали, лёд за душу брал,
И при этом жуткий голос страшно завывал:
«Ты не укроешься в тенях, ведь тени – это мы.
Пойдём со мною вместе, узнаешь тайны тьмы.
Тебя и так я заберу, ты просто не умрёшь.
Уже теперь ты наш и в Мордор попадёшь».
 
 
Но из последних капель сил Фродо меч достал,
Засветился он в ночи (яростный накал).
«О Лучиэнь!» – вскрикнул хоббит и, волю в порыве явив,
Падая, меч из могильников в бедро кольценосца вонзил.
 
 
Яростный вой всколыхнул темноту, и чернь ледяного
                                                                               кинжала
Колдун, нагибаясь, во Фродо вонзил, яда смертельное
                                                                                    жало.
Теряя сознание, Фродо увидел: Бродяжник сражался
                                                                             как вихрь,
В мече – истеканье Живого Огня, и выжигалось лихо.
Последнею каплею воли сорвал хоббит с пальца Кольцо,
И тьма охватила Фродо и поглотила его.
 

CXCIII

 
Тёмно-серая река, злой водоворот,
Брызги чёрных капель и какой-то грот.
Его бросила на камни серая волна,
Но, чернея, приближалась дымка-пелена.
Как со стороны, видел он себя,
Истекала жизнь, малая заря.
 
 
Но внезапно на камнях проросла трава,
Свежий аромат зелёный, в капельках вода.
Света луч из-за камней словно с ниоткуда,
Мягко он окутал Фродо, обнял словно друга.
«Пробуждайся к Свету!» – голос чей-то звал,
Сильный голос, волевой к жизни пробуждал.
Он очнулся, приподнялся, живы все друзья,
Мери с Пином, Сэм, Бродяжник рядышком сидят.
Непослушным языком промолвил наконец:
«Что случилось тут со мной? Где король-мертвец?»
 
 
Бродяжник сказал с улыбкой: «Ты выбрался! Молодец!
Сильнее многих воинов маленький смелый храбрец!
Я видел тогда сквозь сумрак: клинок поразил чародея,
Спас Фродо всех нас, друзья, от короля-злодея…
А вы все костёр держите, потом вскипятим мы воду,
Огонь чтобы жарче горел, быть должен в тепле наш Фродо…
Враги напали не все, отпора не ожидали,
Но скоро опять соберутся, и выживем мы едва ли.
Они отступили в ночь, уводя короля-чародея,
А тот был, казалось, без сил, но это всего лишь на время…
Ангмарский король воспрянет, и нам пощады не будет,
Станет вдвойне осторожней… а Фродо вовек не забудет».
 
 
Утренний рассвет шёл в мир, уходила ночь,
Солнышко все страхи разгоняло прочь.
 

CXCIV

 
А Бродяжник-следопыт угрюмым очень стал,
Взял и подобрал с земли ледяной кинжал.
Остриё обломано, лезвие мерцало,
Тёмно-серой струйкой в дымке истекало.
Испарялся тонким дымом Моргульский кинжал,
Под рассветными лучами тихо исчезал…
Солнышко жгло нечисть испокон веков,
Рукоятка лишь осталась с надписью врагов.
 
 
«Плохо дело, братцы, – молвил Арагорн, —
Очень страшной, тёмной силой Фродо поражён.
Крепость зла Минас-Моргул чёрных колдунов,
Создаётся там оружье Навьим колдовством…
Свой кинжал король Назгул в схватке позабыл,
Хорошо ещё, что бросил, в ножны не вложил.
Коли в сердце бы попало лезвие кинжала,
То твой Фродо бы не умер… хуже бы всё стало…
Стал бы призраком твой друг… и слугой Морока,
И служил бы Мордору под присмотром Ока.
Повезло лишь нам в одном – Фродо молодец,
С чистою душой, маленький храбрец…
Но в его плече обломок к сердцу продвигается,
Как лихой змеёныш, тихо подбирается…»
Арагорн упаковал рукоять клинка:
«Пригодится, – молвил, – спрячу я пока».
 

CXCV

 
Чудесное растение – прекрасная Целема,
По-древнему – Ацэлас (живительное семя).
 

CXCVI

 
Бродяжник часть листочков с растения собрал,
А также каково оно, всё хоббитам сказал:
«В листочках и цветках струится сила чистая,
Народное название – княженица душистая…
Природа многолика, в ней много красоты,
И исцеление дают деревья и цветы.
Но люди ведь не знают всех свойств родной природы,
В отходе от неё страдают все народы.
А ведь на самом деле мы дети же её
И часть души великой, всё вышло из неё…»
Он лист растёр меж пальцев, и шло благоухание,
Чудесный аромат в воздушном истекании.
Бродяжник листья заварил, и терпко-душистым отваром
Промыл у Фродо плечо, и мазь наложил на рану.
У Фродо же боль улеглась, но плечо и рука онемели,
И как будто осколок льда двигался где-то в теле…
Бродяжник:
«Враги напали бы снова, но некуда им спешить.
Они полагают: всё кончено, сейчас поджидают своих,
Не сегодня, так завтра Фродо, думают, к ним перейдёт…
Призраком, тёмным духом сам им Кольцо принесёт…
Нам нужно как можно скорее отсюда сейчас уйти,
И Фродо, и с ношей тяжкой нам до Раздола дойти…»
 

CXCVII

 
Несколько раз вечерело уже, медленно шли они.
Шумели вокруг деревья, мрачные были дни.
На каждом привале Бродяжник жаркий костёр разводил,
Заваривал он Целему, и Фродо отваром лечил…
 

CXCVIII

 
Тускло-серая река впереди текла,
Рокотала по камням, быстрая была.
«Последний мост впереди, надо пойти на риск, —
задумчиво молвил Бродяжник, мне нужно спуститься
                                                                               вниз…
Название речки – Буйная, Митейтиль она по-эльфийски,
Начало берет в Эттенблате, в северных землях гористых…
Туда же идти далеко, да и небезопасно,
Логово северных троллей… Да и у нас нет припасов…
А вот до реки Бесноватой идти, может быть, предстоит,
Там брод, а дальше дорога прямо к Раздолу лежит…
Но сейчас впереди у нас Буйная, её обойти тяжело,
А на ней лежит древний мост, так будет быстрее всего…»
И следопыт растворился, да так, что подумали все,
Что прятаться поучиться можно и у людей.
Прошло какое-то время, и вот наконец у моста
Бродяжник крикнул: «Всё чисто! Свободно ещё
                                                                     здесь пока».
Огромные арки моста, вода внизу клокотала,
Строили навека в миг высшей арнорской славы…
А следопыт Бродяжник стоял на самом виду,
Задумчиво что-то держал, разглядывал на свету.
Сказал: «Эльфийский берилл, гляжу, лежит на мосту,
Камень волшебный, древний, отводит от глаз беду.
Скорее всего, положили, не теряют такую вещь,
Нас ищут друзья повсюду, от врагов стараясь сберечь».
 

CXCVIX

 
Держались хоббиты вместе, ветер свистел ледяной,
Стоны и вздохи деревьев сливались в зловещий вой.
Почти что совсем стемнело, и сил уже никаких,
Но взобрались они на вершину, выемку в скалах нашли.
Фродо же в полусне видел чёрные крылья,
А на крыльях тех – мертвецы, смотрели и жутко выли…
Но утро пришло прозрачное, промылись дождём небеса,
Неяркий свет источали, и снова получше пока…
 
 
«Он борется сам с собой, борется и не сдаётся», —
Тихо промолвил Бродяжник, – с самою судьбою бьётся…
Волей малыш могуч, но силы его на пределе,
Нам нужно к эльфам прийти, в Раздол как можно
скорее…»
 

CC

 
Завтрак был скудный съеден, и сразу отправились в путь,
Спускались по южному склону, был он не так уж крут.
Фродо ехал на пони, а путники повеселели,
Вышло яркое солнышко, и всё оно обогрело.
Под лучами ясного солнца хоббиту полегчало,
Но глаза то и дело мутились, и серость вокруг нарастала….
 
 
На логовине троллей решили устроить привал,
И жаркий большой костёр до вечера ярко пылал.
Бродяжник очень устал, прошёл, осмотрел всё кругом
И, сделав для Фродо отвар, заснул потом чутким сном.
 

CCI

 
Сбоку надвинулся длинный отлог, скрывая яркий закат,
До переправы ещё далеко, а ночью крепчает враг.
С гор туманных повеяло стужей, тени сгущались в лесу,
Смеркалось теперь очень быстро, видно было луну.
 
 
И тут послышался стук копыт. Неужто враги догоняли?
А перестук всё отчётливей был, и бубенцы забренчали.
«Тихо, – сказал Бродяжник, – не похоже то на врага.
И не чувствую я угрозу, но спрячемся мы пока».
Вылетел белый конь, словно светлая птица,
Всадник в белом на нём в сумерках весь светился.
В самоцветах уздечка коня, как звёздочки-огоньки,
Когда выходила луна, сверкали они в ночи…
И показалось Фродо, что всадник белый пылает
И волосы золотые ветер огнём раздувает.
 
 
Выпрыгнул Бродяжник, перемахнул кустарник,
Выбежал с радостным криком, известен ему был всадник.
 
 
Остановился всадник, спрыгнул с коня своего,
Сам тоже радостно вскрикнул, и дивная речь у него:
«А и на вэдуи мэлон дунадан! Маэ гвэриннэн. Амон-Сул
                                                                              эл-лан!»
Звонкий голос и слова, выговор, звучанье,
Переливчатая речь, в звуках созиданье.
Говор эльфов очень редок ныне в Средиземье,
Звуки брали из природы, речь их словно пенье.
 
 
Бродяжник сделал взмах рукой, и вышли малыши,
Вышли тихо, незаметно, не задев листвы.
А следопыт представил им: «Мой друг эльф Всеславур.
Он прямо из Раздола скакал на Амон-Сул».
 
 
Эльф-воитель поклонился: «Здравствуй, жданный гость.
Меня выслали навстречу, чтобы вам помочь.
Я за трактом наблюдал, у реки я был,
На мосту Миттейтиль положил берилл —
Указатель мой и знак, что вокруг спокойно.
Коли рядом был бы враг, стал бы камень чёрным.
Стал тогда я вас искать, хоть какой-то след.
И скакал я к Амон-Сулу защитить от бед…»
 
 
Тем временем тени сгустились и Фродо сковала
                                                                         усталость.
Лица друзей как в тумане, из тела стекала радость.
Боль ледяною хваткой в тело впивалось колко.
И пелена на глазах, стало совсем ему плохо.
 

CCII

 
Он брёл в серо-тусклой мгле, и мёртвая тишь вокруг,
В безмолвии, в пелене, не видно, где враг, где друг.
И сам он себя не чуял, и тело не ощущал,
И брёл наугад, спотыкаясь, путь к свету обратно искал.
 
 
Луч света возник внезапно, и Фродо пошёл к нему,
Открыл кто-то путь обратный, пробившись сквозь
                                                                      серую мглу.
«Очнулся, – кто-то промолвил. Фродо открыл глаза,
«Страшную рану ты носишь, – ему Всеславур сказал, —
Осмотрел я клинка рукоять, Арагорн мне про бой
                                                                       рассказал,
Лиходейские письмена, давно я таких не видал.
Для вас письмена незримы. Чем мог, я тебе помог,
В крепости зла создавался моргульский чёрный клинок.
Лечить же такие раны, увы, мне пока не дано,
В Раздоле лишь может снять чары искусный целитель —
                                                                           Элронд».
 

CCIII

 
Сначала шли сквозь сумрак, потом настала ночь,
И вёл их Всеславур, вёл от беды всех прочь.
Поил он их живой водой (здравур – напиток эльфов),
В нём сила от природы, что музыкой воспета.
А эльф же дивился Фродовой фляге, подарку, от
                                                                          Лады-живинки,
Простая вода в ней приятна на вкус, светилась, как утром
                                                                                     росинки.
«Отличный подарок, – он как-то сказал, – чудесная фляга
                                                                                    у Фродо.
Простая вода в ней, почти как здравур (который готовят
                                                                                       годы)».
 

CCIV

 
И вот в предрассветный час все уже снова в пути.
До переправы недалеко, до ночи можно дойти.
Дорога, петляя, под гору шла, по травянистому склону,
И через стройные сосны плавно спускалась к броду.
 
 
Белый конь ступал осторожно, Всеславур под уздцы его вёл,
На седле был маленький Фродо, он на нём сидел чуть живой.
Вдруг вздрогнули ветви деревьев, послышался стук копыт,
Чёрные всадники скачут, земля под конями дрожит.
На гребне холма показались зловещие чёрные тени,
За ними туман стелился в серовато-густом теченье.
 
 
Воскликнул Всеславур: «Фродо, несись вперёд!», —
И приказал коню: – Норо-Лим, Норо-Лим, Эсфалот!»
И как ветер помчался стрелою белоснежный,
                                                                эльфийский конь,
 
 
А Фродо прижался к гриве, он крошка совсем на нём.
И мчался малыш к Раздолу, пока судьбою храним,
Но сзади с ужасным воем Назгулы скакали за ним.
Плащи раздувало ветром, как чёрные крылья были,
И Фродо сквозь сумрак видел: лики их словно плыли.
 
 
Эльфийский конь несётся, и рядом уж река,
Вот переправа пройдена, и цель уже близка.
 

CCV

 
«Кольцо! Отдай Кольцо!» – шёл замогильный глас. —
Отдай Кольцо и к нам иди, твой путь теперь средь нас…»
Тёмный зов Назгулов выпивал все силы,
И мрак он насылал, кровь застывала в жилах.
Фродо выхватил клинок, руны засияли,
Волю всю собрав в кулак, не поддавался Нави:
«Именем прекрасной, светлой Лучиэнь
Клянусь, что не отдам Кольцо и не продамся тьме!»
 
 
Тогда главарь у переправы, привстав на стременах,
Руку хищно вытянул, и лился липкий страх.
Конь вздыбился у Фродо, встав с храпом на дыбы
И с места сдвинуться не мог, умчаться от беды.
Хоббит сразу онемел, язык прилип к гортани,
И сердце холодело, он словно был в тумане.
А меч волшебный с рунами померк и задымился,
И Фродо выпустил клинок, и тот переломился.
 
 
Три всадника из девяти с мечами наголо
Достигли берега уже, тянуло их Кольцо.
И страшный впереди главарь, месть тьмы клубилась
в нём,
На чёрном мордорском коне и с колдовским мечом.
Фродо холодел, слабел, как в кошмарном сне,
Подступила дурнота, мысли в пелене.
Конь живой эльфийский дёргался, дрожал,
Лишь ржанием хозяина на помощь призывал.
 
 
Но тут внезапно вспучилась неспешная река,
Взлетела, забурлив, вода, и понеслась волна.
И Фродо видел в забытьи, как вздыбилась река,
Разбушевались волны, помчали их ветра.
И чудилось ему средь волн, как водяными вихрями
Взлетели кони белые, их гривы в струях витые.
 
 
Ужас колдовских созданий, чёрных скакунов,
Кольценосцы сгинули меж серых валунов.
Возмущённая стихия зло с себя смывала,
И неслась, неслась река, нечисть вымывая…
 
 
Белые кони могучие из тихой реки возникли,
Светлые силы природы – водной стихии лики.
Бедный вскрикнул Фродо, холод сердце сжал.
Соскользнул с коня и на брег упал.