Текст книги "Маршал Советского Союза"

На следующий день с Н.И. Савинкиным в 9.00 мы уже были в Кремле. В кабинет к Леониду Ильичу один за другим шли секретари ЦК, члены Политбюро, и только в 9.50 нас приняли.

Я доложил: «Товарищ Маршал Советского Союза, генерал-полковник Язов для беседы прибыл». Я заметил, в кабинете находились К.У. Черненко и Н.И. Савинкин. Леонид Ильич пригласил нас сесть за стол и спросил: «Вас просеяли?» «Да, – подтвердили мы, – наши документы изучили и с нами побеседовали». Несколько напутственных слов, и Константин Устинович сказал: «Леонид Ильич, пора. Поговорим еще на Политбюро». И мы прошли вместе с К.У. Черненко в Ореховую комнату.

Мысленно я возвратился в 1972 год, когда министр обороны маршал A.A. Гречко пригласил Леонида Ильича встретиться с руководящим составом Вооруженных Сил. В темно-синем костюме легкой походкой Брежнев поднялся под аплодисменты всего зала на трибуну и, отложив в сторону бумаги, полтора часа беседовал с генералами и офицерами министерства обороны.

Тогда, в 1972-м, Леонид Ильич был в полном здравии, со знанием дела отвечал на наши вопросы. А сегодня Леонид Ильич с трудом подбирал слова вроде: «Вас просеяли?»

Возможно, на здоровье генсека повлияло покушение, когда офицер Ильин из Ленинградского топографического отряда у Боровицких ворот Кремля расстрелял магазины двух пистолетов Макарова. По радио объявили, что космонавты едут в первой машине, а во второй – Леонид Ильич Брежнев, но Генеральный секретарь ехал в пятой машине, это его и спасло.

Серьезно Леонид Ильич заболел осенью 1974 года, когда после проводов американской делегации, возглавляемой президентом Фордом, на переговорах во Владивостоке по ограничению стратегических наступательных вооружений он отправился с визитом в Монголию. По пути в Монголию прямо в поезде произошло нарушение мозгового кровообращения. Надо было бы уйти с высокого поста, но «верные друзья» отсоветовали.

Доклад по каждому кандидату был коротким. Вопросов члены Политбюро не задавали, все соглашались с назначением, коль Леонид Ильич произнес: «Я беседовал».

Нам сказали: «Ждите приказа министра обороны». Мы вышли втроем на Красную площадь, немного поговорили и разъехались по своим округам.

Центральная группа войск

Зима стояла на редкость морозной. В Доме офицеров в Хабаровске, где мы собрались встретить Новый год, было довольно прохладно. Я думал о вступлении в новую должность, надлежало решить и домашние проблемы.

Числа 10 января я отправил в Алма-Ату Эмму Евгеньевну с дочерью Ульяной, которая училась в девятом классе, а сам на следующий день вылетел в Чехословакию. Прилетели поздно вечером. На аэродроме Божий Дар встречали Д.С. Сухоруко в, члены Военного совета, начальники родов войск и служб.

Утром мы с Д.С. Сухоруковым поехали в Прагу познакомиться с послом СССР В.В. Мацкевичем, имели в виду представиться Г.Н. Гусаку – президенту ЧССР, но он находился на отдыхе, поэтому нас принял Любомир Штроугал – Председатель Совета Министров.

Каких-либо замечаний в адрес Центральной группы войск Предсовмина не сделал, сказал лишь, что уполномоченным представителем чехословацкой стороны является начальник Генерального штаба, генерал-полковник Карел Русов, он оперативно и решит все ваши проблемы.

Министр обороны Мартин Дзур находился на медицинском обследовании, и мы заехали к Карелу Русову, с которым и обговорили все вопросы, связанные с проведением совместного учения «Дружба-79» на полигоне «Доупов».

Во второй половине дня заслушивали доклады командующего ракетными войсками и артиллерией, командующего войсками ПВО, командира 131-й авиационной дивизии, начальника тыла, а утром с Дмитрием Семеновичем вылетели в Братиславу, он хотел попрощаться с секретарем ЦК Компартии Словакии товарищем Ленартом.

Так начались рабочие будни. Старшим офицером для поручений был полковник Александр Сергеевич Курдыбанский. Целую неделю мы посвятили знакомству с войсками, объехали полигоны «Доупов», «Либава», «Мимон», «Аремов-Лаз». С начальником разведки побывали в разведывательных частях группы, а с командующим ракетными войсками и артиллерией объехали подчиненные ему части. Командовал «богом войны» генерал-майор B.C. Устюгов, как говорят, природный артиллерист. В подчиненных ему войсках я нашел должный порядок и оценил достаточно высокую воинскую дисциплину.

Генерал-майор П.П. Полях представлял соединения и части противовоздушной обороны, которые, кроме занятий по боевой подготовке, несли боевое дежурство в системе ПВО Чехословакии. Одна из частей находилась на «Эмбе» – полигоне, где проводила зачетные боевые стрельбы.

Вскоре Дмитрий Иванович Литовцев, старший представитель штаба Варшавского Договора при министре обороны Чехословацкой народной армии сообщил: генерал армии Мартин Дзур приглашает меня на беседу. В этот же день я приехал в министерство обороны ЧНА, генерал Мартин Дзур узнал меня, мы вместе учились в академии Генерального штаба.

Он рассказал о реакции партийных функционеров и военных на ввод советских войск в Чехословакию в 1968 году. Отметил, что весьма плодотворно работали с генералом Сухоруковым. Он также сказал, что среди больших военных начальников находятся и такие, которые приторговывают. Привозят из Союза телевизоры и продают вдвое дороже. Вообще-то это мелочь, но она сказывается на авторитете советских офицеров.

Далее он сообщил: с чехословацкой стороны помощником руководителя учения «Дружба-79» назначен командующий армией генерал Петржила, и что от ЧНА на учение привлекается 20-я дивизия, которой командует полковник Вацлав Вацек. Я в свою очередь проинформировал министра о том что, от нашей группы выделяется 48-я дивизия под командованием полковника В.А. Харитонова.

Вскоре позвонил посол, сообщил, что президент на службе и готов меня принять. Мы с членом Военного совета поехали на прием к Густаву Никодимовичу Гусаку. Принял нас президент в Пражском граде, часовые стояли с карабинами «на караул», рослые, подтянутые воины Чехословацкой народной армии.

Сначала нас провели в комнату, где стоял круглый стол, украшенный цветами. Густав Никодимович поздравил меня с назначением и предложил сесть за стол. Он подал знак, и официант принес по маленькой рюмке коньяка и орешки. «За здравие», – произнес президент. Мы пригубили и почти полные рюмки поставили на стол.

Двумя годами раньше у Густава Гусака погибла жена, летела на вертолете в Словакию. Погибли все: и пассажиры и экипаж. От горя Гусак даже запил… Посол мне потом рассказывал, что Леонид Ильич приезжал поговорить, помочь другу, подбодрить.

Почти два года я служил в Чехословакии, но никогда не видел Густава Никодимовича навеселе. Он взял себя в руки, заглушив неутешное горе работой.

Гусак был настоящим другом советского народа. В праздники – День Победы и День освобождения Праги от фашистов – все руководство партии и государства приходило на Ольшанское кладбище возлагать цветы на могилы воинов Советской Армии. Стоял в Праге и памятник Маршалу Советского Союза Ивану Степановичу Коневу, командующему войсками Первого Украинского фронта, который участвовал в освобождении Праги…

Это нынешние «новые» городские власти в Праге называют нас теперь оккупантами. Комментировать такие заявления не хочу. Скажу лишь, что за освобождение Чехословакии погибло 144 тысячи советских воинов. А этих «новых» хотелось бы спросить: почему не подняли восстание в 1941 году? А лишь только тогда, когда пал Берлин?

…Март. Весна в полном разгаре. Поднятые по тревоге 48-я дивизия в городе Высока Мита и 20-я дивизия ЧНА в Карловых Варах выходят на полигон «Доупов». 48-й дивизии предстоит совершить марш более 400 километров, а 20-й дивизии – около 120 километров.

Небо хмурое, выпал снег, плохая видимость не позволяла выдерживать запланированную скорость на учениях. Неторопливый, рассудительный Владимир Александрович Харитонов совершает марш в предвидении встречного боя, поэтому для захвата выгодных рубежей выделил от полков первого эшелона передовые отряды. 20-й дивизией ЧНА командует полковник Вацлов Вацек. Командиры дивизий знают Друг друга и довольно согласованно проводят работу по организации наступления. Наступление планируется с выдвижением из глубины и с имитированием применения ядерного оружия.

Мне достаточно часто приходилось проводить учения, и почти всегда были какие-то сбои. На этом же учении наступающие одновременно на 20-километровом фронте вышли к переднему краю.

Целые сутки продолжалось наступление. «Противник» выдвинул резервы, нанес ядерные удары по наступающим, и они вынуждены были перейти к закреплению на достигнутом рубеже.

На разбор учений пригласили почти всех офицеров. Я отметил недостатки, которые были как у советских, так и у чехословацких командиров. Во всяком случае после разбора обид не было. О ходе учений я доложил министру обороны Д.Ф. Устинову и был удивлен, когда он сказал: «Я уже в курсе. Спасибо. Шифровкой доложите о результатах учения Главнокомандующему объединенными Вооруженными Силами государств – участников Варшавского Договора Маршалу Советского Союза Куликову».

После учений я выехал в Эстонию, выступал перед избирателями Хръюзского округа, куда входили города Палдиски, Клога и множество мелких населенных пунктов.

Из Таллина позвонил в Хабаровск сестре Нине Петровне, она сообщила, что мой сын Игорь решил жениться. Ну что ж, пора, сыну шел уже 29-й год. Но прилететь на свадьбу я так и не смог, зато через месяц получил фотокарточки, чему был очень рад. Наконец-то Игорь обрел семью и вместе с ней обязанности и определенную ответственность.

1979 год был годом боевой учебы. Возможно, хорошие результаты, показанные научениях, способствовали тому, что генерал-майора В.Ф. Ермакова вскоре назначили командующим 14-й армией в Кишинев. Вместо него прибыл генерал-майор Игорь Николаевич Родионов. Чуть позже Ермаков и Родионов командовали 40-й армией в Афганистане.

Для нас ввод войск в Афганистан был неожиданным. Но уже в декабре мы получили директиву Генерального штаба сформировать мотострелковый полк по штатам военного времени и направить в Афганистан. Особой проблемы в этом не было. Из двух полков 30-й дивизии сформировали полк в течение 2 суток. Проблема была с семьями офицеров и прапорщиков, их надо было отправить в Союз, но многие не знали даже, где их дом. Так что с семьями пришлось долго разбираться. Полк же на самолетах отправили в Кундуз в состав 201-й мотострелковой дивизии.

…Если практика – это ноги, когда ничто не сможет сбить с пути, то теория – это глаза армии. Теоретически были разработаны воздушная и противовоздушная операции, требовалось на крупных учениях подтвердить или отбросить некоторые теоретические положения. С этой целью начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Н.В. Огарков провел учение в Группе советских войск в Германии с привлечением управления Центральной группы войск, Южной и Северной групп войск и ряда округов.

Как говорят, учение было «демократичным», можно было критиковать, отстаивать, защищать свои и предложения других командующих, главное – на фоне созданной оперативно-стратегической обстановки следовало обосновать то, что вы предлагаете или защищаете.

На учениях были со своими штабами главный маршал авиации П.С. Кутахов и главный маршал авиации А.И. Колдунов. Между главными штабами ВВС и ПВО споров не было, ибо в воздушной и противовоздушной операции участвуют оба вида вооруженных сил.

В заключении командно-штабного учения главком ВВС показал в действии новые образцы авиационной техники.

Системы с бомбами лазерного наведения произвели на всех неизгладимое впечатление.

Н.В. Огарков, на разборе учения сказал: «Раз имеет право быть воздушная операция, такое же право имеет и противовоздушная операция. Как яд и противоядие».

После этих учений я, с разрешения министра обороны, убыл в отпуск навестить в Хабаровске сына. У них уже родилась дочка, назвали Катей в память о Екатерине Федоровне.

Осенью, кроме подведения итогов боевой учебы, пришлось решать задачи, связанные с возможным вводом дополнительных войск на территорию Польши. Политическая обстановка там накалилась до предела, «Солидарность» под руководством Валенсы, попирая Конституцию, рвалась к власти. Поэтому первый заместитель командующего генерал-лейтенант С.П. Боков с группой офицеров проехал по возможному маршруту ввода одной дивизии из района Праги в район Легнице. А командир 28-го армейского корпуса генерал-майор И.Н. Родионов также с группой офицеров провел рекогносцировку маршрута из района Оломоуц до Кракова.

В начале декабря меня неожиданно пригласил министр обороны в Москву и предложил должность командующего войсками Среднеазиатского военного округа. Присутствовавший при разговоре Иван Николаевич Шкадов заметил, что у меня жена алмаатинка. Дмитрий Федорович улыбнулся и сказал: «Так что ж мы время тратим?» Он уже готов был выехать «к теще на блины».

Ночью я снова вернулся в группу войск, польский вопрос так и не был снят с повестки, а 11 декабря он вдруг о себе напомнил. По ЗАС (засекреченной связи) позвонил Н.В. Огарков: «Это правда, что две чехословацкие дивизии пошли в Польшу?» Я ему ответил, что министр обороны Чехословакии проводит учение с двумя дивизиями и что у меня есть связь с генерал-полковником Д.И. Литовцевым, старшим представителем штаба Варшавского Договора. Огарков попросил, чтобы Литовцев вышел на него по ЗАС.

Литовцев связался с маршалом и объяснил: учение проходило недалеко от польской границы. Поэтому появились всякие домыслы.

Минут через тридцать я позвонил начальнику Генерального штаба и доложил: утром убываю в Алма-Ату. Он спросил: «Министру доложил?» Я сказал, что направил шифровку. Начальник Генерального штаба пожелал мне счастливого пути.

Семиречье

В Алма-Ате я бывал и раньше неоднократно. В 1959 году навестил сестру Зою Федоровну и родного дядю Ивана Яковлевича Язова. Тогда кое-что и узнал о истории этого прекрасного города, расположенного на северном склоне Заилийского Алатау и имевшего название Верный. Планировал город военный инженер А.П. Зенков. В 1868 году Верный получил статус города и стал центром Семиречья.

С военного аэродрома, что вблизи Копчагая, мы ехали по широкому асфальтированному шоссе, справа и слева – высокие тополя с пожухлой листвой, а перед нами маячили вершины Заилийского Алатау в снежных тюрбанах.

Среднеазиатский округ был, пожалуй, самым молодым из всех военных округов Союза. Первым его командующим был генерал армии Николай Григорьевич Лященко. За девять лет он принял из других округов ряд соединений и частей, в частности, 8-ю гвардейскую ордена Ленина, Краснознаменную, ордена Суворова II степени Режецкую мотострелковую дивизию из Прибалтийского военного округа. Дивизия формировалась в 1941 году в Алма-Ате генерал-майором И.В. Панфиловым и носила его имя. Штаб дивизии разместился в городе Фрунзе.

Округ образовали в 1969 году, обстановка на советско-китайской границе была неспокойной, поэтому Урумчинское направление прикрыли.

С 1978 года округом командовал генерал-полковник Петр Георгиевич Лушев, а первым заместителем был Герой Советского Союза генерал-лейтенант Сагадат Кожахметович Нурмагамбетов.

После ознакомления со штабом округа я подписал приказ о вступлении в должность, послав соответствующую шифровку министру обороны и главнокомандующему Сухопутными войсками. В этот же день я поехал представиться первому секретарю ЦК Компартии Казахстана Динмухамеду Ахметовичу Кунаеву.

Кунаев, являясь членом Военного совета округа, знал нужды округа и принимал участие в отправке воинских соединений в Афганистан. Знал и все государственные полигоны – Семипалатинский, Сарышаган, с удовольствием мне поведал и об истории создания космодрома «Байконур». С первого дня у нас сложились теплые и товарищеские отношения, что я очень ценил и ценю до сих пор.

Членами Военного совета округа также являлись первые секретари республик Киргизии и Таджикистана. На следующий день представился Турдукуну Усубалиеву – первому секретарю ЦК Компартии Киргизии. За чашкой чая он рассказывал о республике и гордился тем, что Панфиловская дивизия стоит во Фрунзе. В этот же день я посетил управление армейского корпуса и части дивизии.

Далеко было до восторгов. В Курдае полки жили в щитовых казармах, офицерские семьи – в домах, оставленных «средма-шевцами». Военный городок выглядел уныло, под завывание ветра в еще не заснеженных горах щеки наждаком драил песок с мелкой галькой, да так, что нельзя было открыть глаз.

В выходной день полетел в Душанбе. На аэродроме нас встретил первый секретарь ЦК Компартии Таджикистана Джабар Расулов. Михаил Данилович Попков характеризовал Джабара Расулова как высоко интеллигентного человека да еще дипломата. Мягкий, по-восточному внимательный, он хорошо разбирался во многих вопросах хозяйственной деятельности.

Принесли чай с лимоном. Хозяин кабинета подчеркнул, что лимоны созревают в Кулябской, Курган-Тюбинской областях в специальных траншеях, которые при заморозках закрываются пленкой. Лимоны крупные, сочные, по цвету чем-то напоминают апельсины.

Мне показалось, что Джабар Расулович совсем одинок. Спросить об этом было неудобно. Но товарищи, сопровождавшие нас, подтвердили: живет с матерью и внуком. Ирина, дочь, в Москве, жена, журналистка, тоже в столице, в Душанбе и не заглядывает. Вот когда он был послом за границей, тогда они жили вместе. Трудно понять взаимоотношения в чужой семье, да к этому мы и не стремились. Как правильно подмечено: даже в самой худшей судьбе есть возможности для счастливых перемен.

В первой половине января 1981 года с группой генералов и офицеров я вылетел в Афганистан. Но сначала мы сели в Ташкенте, аэропорт в Кабуле закрыл туман. Из Ташкента с нами летел член Военного совета 40-й армии генерал-майор H.A. Меркушев, который буквально удивлял нас познаниями новейшей истории Афганистана. Он рассказал, что 1 января 1965 года нелегально состоялся Первый Учредительный съезд НДПА. В состав центрального комитета вошли Н.М. Тараки, Б. Кармаль, С. Кештманд, С.М. Зерай и другие. На первом пленуме Та раки был избран генеральным секретарем партии, а Кармаль – секретарем ЦК. Начала выходить и газета «Хальк» («Народ»).

Тараки считал партию авангардом рабочего класса, а Кармаль рассматривал НДПА как партию трудящихся Афганистана. Разногласия разрастались и углублялись, и вскоре Тараки предложил исключить Кармаля из членов НДПА.

И уже осенью 1966 года Б. Кармаль с довольно влиятельной группой членов партии вышел из состава ЦК и сформировал свою фракцию, которая в 1968 году стала издавать газету «Парчам» («Знамя»). Так образовалось в НДПА два крыла – «Хальк» и «Парчам», которые заявляли о своей принадлежности к НДПА.

К началу 70-х годов офицеры левой ориентации установили контакты с антимонархически настроенными сторонниками М. Дауда. И уже в июле 1973 года армия совершила государственный переворот. Монарх был свергнут, бывший премьер-министр Дауд стал президентом республики.

Но в апреле 1978 года и М. Дауда свергли. Во дворце, где проходило совещание с министрами, в ходе перестрелки М.Дауд и члены его семьи были убиты. Революционно настроенные офицеры взяли под свой контроль гарнизоны в городах Кандагар, Джелалабад, Герат, Газни, военные аэродромы Шинданд, Мазари-Шариф, Баграм.

После победы вооруженного восстания новое руководство Демократической Республики Афганистан во главе с Н.М. Тараки приступило к осуществлению радикальных преобразований в стране. Социальная направленность этих реформ осуществлялась в интересах народа. Но соперничество в руководстве НДПА отрицательно сказывалось на достижении провозглашенных целей. И вскоре Б. Кармаля назначили послом в ЧССР. Под разными предлогами из страны выехали и другие «парчамисты».

Против членов партии, которые не согласились с теми или иными методами развития революции, Амин и его сторонники применили террор, физически уничтожая инакомыслящих.

Вскоре по стране прокатилась волна беспорядков, на этом фоне и возникли серьезные разногласия между Тараки и Амином. Последний с марта 1979 года занимал посты премьер-министра и министра иностранных дел ДРА.

10 сентября Л.И. Брежнев встретился с Тараки в Москве, когда тот возвращался из Гаваны с конференции глав государств Движения неприсоединения. А через месяц информационное агентство «Бахтар» объявило: «После тяжелой и непродолжительной болезни умер Тараки». Позднее историки уточнили: не умер, а был задушен аминовцами в бывшем королевском дворце.

И снова новая интрига: Амин через министра иностранных дел Пакистана заявил, что СССР якобы потребовал от Афганистана отказаться от независимости и суверенитета и просил довести до Вашингтона, что не возражает против помощи со стороны США.

Раскол в НДПА оказал губительное влияние на армию. Началось гонение на парчамистов, плелись нити заговора против министра обороны Абдула Кадыра, министра общественных работ парчамиста М. Рафи, начальника генерального штаба Шахпура.

После того как новый министр обороны Ватанджар ушел в отставку, контроль над армией взял Хафизулла Амин. Он неоднократно обращался к советскому руководству с призывами принять участие в сдерживании боевых действий бандформирований в северных районах ДРА. С такими просьбами он обращался к СССР 17 и 20 ноября, 2,4,12 и 17 декабря 1979 года, и 25 декабря советские войска вошли в Афганистан.

Поздней осенью 1979 года, возвратившись из Афганистана, генерал армии И.Г. Павловский – главнокомандующий Сухопутными войсками доложил о том, что нет никакой необходимости вводить наши войска в Афганистан. Но его голос так и не был услышан. Не приняли во внимание и веские аргументы Генерального штаба. Маршал Н.В. Огарков, маршал С.Ф. Ахромеев и генерал армии В.И. Варенников специально ходили на доклад к министру обороны маршалу Д.Ф. Устинову доказывать, что наше военное вмешательство приведет лишь к усилению мятежного движения в Афганистане.

24 декабря Д.Ф. Устинов объявил: руководство приняло решение ввести войска в Афганистан. О боевых действиях и речи не было. Имелось в виду, что войска возьмут под охрану важные объекты.

Но оппозиционеры не дремали, они подняли народ: «Мы – верные, а пришли – неверные».

27 декабря новая весть из дворца: X. Амин отравлен, но советские врачи Алексеев и Кузнеченков все-таки его спасли. В 19 часов 25 минут начался штурм дворца Тадж-Бек. Амин был убит, погибли и два его сына.

28 декабря «Правда» опубликовала «Обращение к народу» Б. Кармаля: «Наконец после жестоких страданий и мучений наступил день свободы и возрождения всех братских народов Афганистана. Мы разбили машину пыток Амина и его приспешников – диких палачей, узурпаторов и убийц десятков тысяч наших соотечественников – отцов, матерей, братьев, сестер, сыновей и дочерей, детей и стариков. Эта кровожадная машина полностью разваливается до последнего кровавого винтика… Разрушены бастионы деспотизма кровавой династии Амина и его сторонников – этих сторожевых псов сардаров Надир-шаха, Захир-шаха, Дауд-шаха, наемников мирового империализма во главе с американским империализмом. От этих бастионов не останется камня на камне. Рушатся последние остатки цитадели национального и общественного гнета на нашей любимой Родине».

Б. Кармаля восприняли благожелательно не все слои общества, в том числе и в армии. В тех соединениях и частях, где большинство командного состава состояло из «халькистов», не верили «парчамисту» Кармалю.

Афганская армия отличалась слабой боеспособностью, и вся тяжесть вооруженной борьбы с контрреволюционными Отрядами ложилась на 40-ю армию. Но советские войска не были подготовлены к партизанской войне. Попытки командования организовать преследование мелких групп душманов не приводили к успехам. Душманы удачно маскировались под местное население. Наиболее воинственными были пуштунские племена, верившие в ислам, поклонявшиеся пророку Магомету.

…Утром мы вылетели в Кабул. Во дворце Тадж-Бек, где размещался штаб 40-й армии, мы встретились с Ю.П.Максимовым – командующим войсками ТуркВО, он и ввел меня в общую оперативную обстановку. Он показал на карте, где дислоцируются соединения и части, прибывшие в состав 40-й армии. Договорились, что я со своей группой на вертолетах облечу все соединения. Разместили нас в металлических «бочках», обвалованных грунтом. В таких же «роскошных апартаментах» жили офицеры управления армии.

В штабе армии я встретил генерал-лейтенанта В.Х. Шудру, сослуживца по академии Генерального штаба и Забайкалью. Он рассказал о фракционной борьбе в самой НДПА, о том, что партия изолировалась от народа. В армию не призывают, а отлавливают, народ живет в нищете. Недалеко от штаба армии располагался 181-й мотострелковый полк, и мы с Владимиром Харитоновичем наблюдали ужасающую картину: с солдатской кухни подвезли к оврагу остатки пищи. Тут же к помоям подбежали собаки, дети, старики, чтобы захватить месиво и кости.

Шудра сказал, что ежедневно формируют колонны с продовольствием. Муку, сахар, керосин, соль направляют в отдаленные населенные пункты. Продукты распределяет мулла. Муллы и настраивают против нас местное население: от неверных брать – грех. К сожалению, наше отношение к служителям ислама было отрицательным, что сказалось в целом на отношении афганцев к шурави – советским.

Командарм генерал Б.И. Ткач проводил меня до вертолетной площадки, и мы перелетели в кабульский аэропорт. Самолет Ан-24 взял курс на Кундуз. В Кундузе мы узнали, что погибли 3 офицера и 8 солдат. А дело обстояло следующим образом: афганцы, чтобы добыть керосин, простреливали трубопровод, ведрами расхищая горючее. Из-за этого частенько возникала пальба. На каждые сто метров не поставишь пост, а приборы ночного видения обеспечивали наблюдение до 400 метров. Одного аккумулятора хватало на 4–6 часов. Поэтому ночью, да еще в пересеченной местности контролировать весь охраняемый участок не представлялось возможным. При обходе трубопровода солдаты и попали под огонь из засады.

Из Кундуза мы вертолетом Ми-6 вылетели в Файзабад, там стоял отдельный мотострелковый полк, сформированный 68-й МСД САВО. Кругом горы, белоснежные шапки Памира отделяли этот полк от Родины.

На следующий день мы были уже в Джелалабаде. Там стояла отдельная мотострелковая бригада под командованием полковника Оздоева из Среднеазиатского округа. Он и поведал нам о «соловьиной роще», знаменитой не пением желторотых соловьев, а посвистом автоматных пуль. И в самом деле, в парке валялись БТРы и БМП, подбитые и сгоревшие, солдаты их использовали как укрытия при обороне своих позиций.

Как сейчас помню, зашел я в одну из палаток, солдат застал в оцепенении. Я спросил: «Почему такие грустные?» – «Капитана нашего, командира минометной батареи, тяжело ранило. Ему уже прибыла замена. Он мог бы и уехать, да пошел с нами в бой передать батарею новому командиру. И вот теперь лежит с перебитым позвоночником, а у него двое ребятишек».

Замечу, что боевые потери среди офицеров почти в два раза больше, в расчете на тысячу человек, по сравнению с потерями солдат и сержантов. Специфика ведения боевых действий в Афганистане требовала иных форм, и командиры их находили. Отличились и конструкторы, они создали новые виды оружия. Так была разработана «Нона» – орудие-миномет, стрелявшее и минами, и снарядами, весьма эффективное в горах.

В поездке по воинским гарнизонам в Афганистане я убедился в необходимости предварительной подготовки офицеров и солдат в горных учебных центрах. Этими соображениями я поделился с генералом армии Ю.П. Максимовым, послом Советского Союза в Афганистане Ф.А. Табеевым.

Чуть позже для Алма-Атинского общевойскового командного училища мы создали в горах Киргизии учебный центр в районе Рыбачье.

О поездках в Афганистан я доложил Маршалам Советского Союза С.Л. Соколову и С.Ф. Ахромееву, которые находились в Кабуле. А второй раз побывав в Афганистане, о своих впечатлениях я рассказал советнику при начальнике Генерального штаба афганской армии генерал-лейтенанту Владимиру Петровичу Черемных, с которым служили вместе в ЛенВО и учились в академии Генерального штаба. Он всегда отличался аналитическим умом и откровенно подытожил: «Война на десятилетия. Надо уходить… А если воевать, то ограниченный контингент войск необходимо увеличить в 5–6 раз и закрыть границу с Пакистаном, только тогда можно на что-то рассчитывать».

Вертолетом мы перелетели в Газни, там шли боевые действия, которыми руководил заместитель главного военного советника генерал-лейтенант Петр Иванович Шкидченко. Мы были знакомы еще по Крыму. Я принял от него 32-й армейский корпус. Он прошел всю Великую Отечественную войну, его самообладание было примером для командиров афганской армии. Из Алма-Аты я привез ему яблоки «апорт».

Но вскоре вертолет, на котором летал Петр Иванович, сбили душманы. В Афганистане погибли и генерал-майор авиации Николай Андреевич Власов, генерал-майор Вадим Николаевич Хахалов, скончался в госпитале генерал-майор Леонид Кириллович Цуканов, а сколько погибло офицеров? Из числа советников при командирах соединений и частей афганской армии погибли на поле боя 180 офицеров, а 664 были ранены. Среди них полковники А.И. Мельниченко, A.B. Еременко, подполковники Н.В. Бобрин, В.Ф. Крючков, А.М. Сериков и многие другие. Всего за 9 лет, 1 месяц и 18 дней в афганской войне мы потеряли более тринадцати тысяч человек.

Сражались героически. Истребительный полк, которым командовал полковник В.С.Кот из Учарала Среднеазиатского военного округа, в Афганистане налетал более 5 тысяч часов и возвратился почти без потерь. От имени Президиума Верховного Совета СССР мне было поручено вручить Звезду Героя Советского Союза B.C. Коту в Доме офицеров Учаральского гарнизона. Летчики, возвратившись домой, в Учарал, и не предполагали, что через недолгих 5–6 лет эта земля окажется чужбиной, заграницей, появились и публикации, и фильмы, рассказывающие об «афганцах», мол, их отличала жестокость. Пришла новая мода: забывать все хорошее. С болью в сердце об этом говорил на Втором съезде народных депутатов СССР майор С.В. Червонопиский: «До слез обидно, что нам, кто вне всякой очереди шел под душманские пули, на итальянские мины, под американские «стингеры», приходится порой слышать из уст бюрократов от партии, советских, комсомольских и других органов уже ставшую почти крылатую фразу: «Я вас в Афганистан не посылал».

В ответ академику А.Д. Сахарову, который в выступлении на съезде народных депутатов СССР заявил, что наши добивали своих, чтобы «не сдавались в плен», Червонопиский зачитал выдержки из письма-протеста воинов-афганцев одного из парашютно-десантных полков, которые порой гибли сами, спасая своих товарищей и командиров. Многие тогда «покупались» на фальшивки иностранной прессы, среди них оказался и советский «отец водородной бомбы».