Текст книги "Скопинский помянник. Воспоминания Дмитрия Ивановича Журавлева"

Он был пчеловодом, наследственным, как считала бабушка. Из Корневого несколько ульев-дуплянок, как их у нас еще с корневских времен называли, привезли в 1858 г. в Журавинку в качестве приданого. Среди них громадная колода «Большак», в 1906 г. перевезенная к нам и бывшая с пчелой и в Скопине вплоть до перехода на рамочные ульи. Имя «Большак» дано еще в Корневом.

У нас сохранилась стеклянная чайница на фунт чаю. Ее из Корневого прислал в Журавинку Иван Петрович с медом. Она была чайницей в Журавинке, стояла в шкафу в горнице, переехала с бабушкой в 1910 г. в Скопин, в ней хранили запасной чай. И сейчас она у нас с запасом чая. Да! Вот более ста лет хранится вещь в нашей семье. А ее хозяина давно нет в живых. Нет и людей, его видевших. Образ его ушел навеки. Портрета нет и не было. <…>

По рассказам бабушки, И.П. выделялся большим умом. К нему и прошедшие курс семинарских наук священники приезжали советоваться в трудных случаях жизни. Это качество по наследству от него получили Феофан, Павел, Настасья…

Как жили? Только один факт мне известен: зимой в морозы при надобности Настя бегала к соседям босиком по снегу.

Взрослых детей было восемь человек: шесть сыновей, две дочери. <…>

Сыновья Феофан и Павел начали самостоятельную жизнь монахами. Позже архимандрит Феофан – настоятель Звенигородского Саввы Сторожевского монастыря, архимандрит Павел – наместник Троице-Сергиевой Лавры[35]35
  Подробнее о них см. ниже.


[Закрыть]. <…>

Старшая дочь, Прасковья Ивановна, вышла замуж за чиновника (в Рязани?) Ивана Иваныча Европина. У нее была одна взрослая дочь Мария. Муж Марьи Ивановны, Дмитрий Виноградов, два ее сына – Николай и Иван – постоянные «гости» у архимандрита Павла в Лавре.

Младший брат Григорий категорически отказался учиться.

Старое кладбище в Журавинке, 1954 г.

«Хоть убей – учиться не буду!» – заявил он в семье. Человек с характером, как, по-видимому, и вся семья, он сумел настоять на своем. Дети духовенства, не оставшиеся на службе в церкви и непригодные к службе гражданской, например, по неграмотности, должны были приписаться к податному сословию крестьян, мещан, купцов. Григорий Иваныч под фамилией Глебов[36]36
  Собственно, фамилию Глебов носили и братья Григория – Петр (о. Павел) и Борис (о. Феофан), следовательно, несколько загадочная перемена Корневых на Глебовых не может объясняться ни решением семинарского начальства, ни сменой сословия. Возможно, «Корнев» воспринималось не как фамилия, а как простое указание на место – «люди из Корневого» – и именование Глебовыми воспринималось как акт не перемены фамилии, а ее первоначального присвоения.


[Закрыть] приписался к крестьянскому обществу в Новикбове[37]37
  Сейчас существует под тем же названием.


[Закрыть]. Эта деревня, по-местному величаемая Виникбово, – сросшийся с Скопиным пригород. Усадьба Глебовых на правом берегу Вёрды, у самой реки, по большой дороге в Журавинку. <…>

Семья занималась огородами, извозом. Солили огурцы, в дубовых бочках опускали на дно Вёрды. Весной, когда огурцы дороги, продавали. Огурцы превосходные, качество обеспечивал способ хранения. В подарок нам, скопинским, осенью привозили капусты, огурцов для заготовки впрок на зиму.

Глебовы занимались извозом. На моей памяти молодые ребята Миша и Гриша в качестве извозчиков стояли с пролетками в Скопине на бирже. Свободные извозчики, ожидая ездоков, стояли обычно около магазина Черкасова. Случалось, и мы брали их съездить в Журавинку.

Возможно, и теперь в Новикове на берегу Вёрды живет их потомство. Впрочем, столько пережито крестьянами за последние 40 лет, что, может, и никого не осталось. <…>

16 июня 1969 г., день моих именин

БАБУШКИНЫ РАССКАЗЫ ИЗ КОРНЕВСКОЙ ЖИЗНИ

Имярек проснулся ночью, услышав свист. Вышел на улицу и видит: бежит несметное множество крыс, а среди них – старик в белом и на белом коне, едет и насвистывает: он переводил крыс в другое место.

Изымались из обращения медные деньги. Имярек целый воз нагрузил медью – обменивали в городе. Так дешевы были эти деньги.

<…>

24 нояб. 1969 г.

Глава вторая
Журавинка. Детство Ивана Дмитриевича Журавлева. Духовное училище в Скопине

Колокольня храма Покрова в Журавинке (Лопатино), 1954 г. Фото Д.И. Журавлева

Журавинка – село Скопинского уезда Рязанской губернии, по «большаку» чрез Новиково – в 5 верстах от города. Волостное правление в Вослебове. В 90-е годы оно называлось Лопатино, Журавинка тож[38]38
  Деревня Журавинка при селе Лопатине значится в документах середины XVII в. Считается, что в единое поселение Журавинка и Лопатино срослись к концу XVIII в., название «Лопатино, Журавинка тож» даже в официальных документах иногда появлялось и в довольно поздние годы (см., например, именно такое название в сообщении о награждении камилавкой о. Василия Кобозева: Рязанские епархиальные ведомости. 1913. 15 мая. № 10. С. 365).


[Закрыть]. Теперь только одно имя – Лопатино. Старинное – Журавинка. Бабушка неуверенно говорила: было когда-то два поселка – Журавинка и Лопатино, сросшиеся в одно село – Журавинку. Название Лопатино присвоили ближе к концу XIX в., чтобы не путать с другим большим селом Журавинкой – Ряжского уезда. В нашей семье старинное и родное имя Журавинка сохранилось навсегда. <…>

Историю села Журавинка, вероятно, можно было бы узнать по четырехтомному трактату Добролюбова «Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии»[39]39
  О Лопатине-Журавинке там сообщается: «Лопатино, Журавинка тож, находится при р. Вёрде, по правую сторону большой дороги, идущей из Скопина в г. Епифань. В качестве деревни, бывшей в вотчине за боярином Иваном Никитичем Романовым, Лопатино упоминается в списке с Ряжских писцовых книг письма и меры Григорья Киреевского 137 и 138 (1629 и 1630) г., где в нем поименно показано 17 дв. крестьянских. В выписи с Ряжск. переписн. кн. переписи Ивана Румянцева да подьячего Ивана Кондратова 154 (1646) года оно значится уже селом, в котором было крестьянских 62 двора. Находившаяся в том селе церковь по окладн. кн. 1676 г. именуется Покровскою, при ней “церковной пашни было десять четвертей в поле… сенных покосов на тридцать копен”; в приходе, состоявшем из села Лопатина и деревни Журавинки, было “сорок три двора крестьянских, девять дворов бобыльских и всего 53 двора”. По новому окладу 1676 г. “дани” с Покровской церкви положено “рубль двенадцать алтын пять денег”. На место построенной в XVII ст. и обветшавшей церкви в 1768 г. поставлена была новая деревянная церковь в прежнее наименование, возобновленная в 1825 г. Существующая в настоящее время каменная Покровская церковь с двумя приделами начата постройкою 2 июля 1872 г., за недостатком средств в ней отделан один только придел в честь Сретения Господня, который освящен был в 1879 г. ноября 18. На день Вознесения Господня из Покровской ц. ежегодно совершается крестный ход вокруг полей прихожан, на этот день, по замечанию старожилов, по исстари заведенному обычаю, богомолье вокруг полей совершается во всех селениях Скопинского уезда, принадлежавших некогда к коннозаводской волости. В приходе к Покровской церкви при 352 дв. числится муж. п. 1169, ж. п. 1217. Первоначальное заведение школы в с. Лопатине положено в 1864 г., которая находилась в доме наставника-священника, получавшего за то жалованье от Палаты Госуд. Имуществ. В Покровском причте по штату 1873 г. положены 1 свящ. и 1 псал.» (с. 175–176).


[Закрыть].

Лопатино, 2014 г. Фото А. Серегина

Село большое – по географии Семенова (том 2, 1902 г.)[40]40
  Семенов В.П. Россия: Полное географическое описание нашего отечества. Т. 2. СПб., 1902. С. 484. Кстати, здесь село называется Журавинка (Лопатино).


[Закрыть] 2300 жителей. Центр села, но не геометрический, – громадная площадь, покрытая травой и в зеленой части именуемая «па́жа»[41]41
  У Даля: «Тамб., ряз. пажить, луг или поле, где пасется скот, паства, пастбище; выгон бывает за околицей, и уж всегда вытолочен (откуда южн. толока), а пажа, пажить, дальний и кормовой выгон, где обычно скот и ночует».


[Закрыть]. На площади единственная в селе церковь. В ней три престола, главный – в честь Покрова Пресвятой Богородицы, – праздник 1 октября ст. ст. Один из приделов освящен уже на моей еще детской памяти. Причт – трое: священник, дьякон, псаломщик. В церковной ограде густо разросшиеся деревья. У ограды – колодец питьевой воды, помню его еще новым. Рядом с церковью на запад небольшое здание церковно-приходской школы. На моей памяти стояло оно одиноко, без ограды, кругом пусто. Эта единственная школа открыта в 80-е или в начале 90-х годов. На север от церкви «погост» – огороженное старое кладбище, где все наши могилы. Там кирпичная часовня – на месте, где стоял престол старой церкви. На погосте и вокруг него ветлы. Теперь кладбище заброшено, ни часовни, ни ограды, ни дерёв. Лишь кое-где сохранились могилы и кресты. Целы и наши могилы – холмики[42]42
  В 2011 г. это место совершенно заросло бурьяном и различить следы кладбища оказалось невозможно.


[Закрыть]. Был я около них последний раз 17 сентября 1960 г. Новое кладбище – за селом по дороге на Павелец. Теперь хоронят только на нем.

Площадь и церковь в Журавинке, 1954 г.

С северной стороны площади мирская изба – место сельских сходок и пребывания сельских властей, пожарный сарай, кабак «казёнка» – казенная продажа водки, единственная в селе лавчонка Чумихиных.

От площади идут два основных «порядка»[43]43
  Общерязанское слово, обозначающее обычно, собственно, не совсем улицу, а ряд домов, составляющих одну сторону деревенской улицы (см. сайт «Рязанский язык»: ttp://rjaz.net/news/porjadok/2011-05-03-2352>); возможно, значение слова варьировалось.


[Закрыть], как в Журавинке называли улицы. Один вдоль дороги на Скопин, очень длинный. Бывало, едешь из Скопина по селу в сопровождении лающих собак долго-долго, прежде чем доедешь до площади. Этот порядок приблизительно с юга на север. Второй – с востока на запад, почти параллельно железной дороге. Вечером из вагона долго мелькают огоньки, прежде чем увидишь церковь. Еще два «порядка» мне были известны, но не приходилось проходить их, и не знаю, как они длинны. Все «порядки» имели названия, но я не знал их.

Основная часть усадеб занята под огород. Дворы и избы обычно деревянные, крыты соломой. Печи русские; «по-черному» – с дымоходом посредине избы – на нашей памяти уже не было. <…> Всюду много ракит и вётел. Они давали чуть не основной строительный материал. Были в селе и кирпичные домики, даже крытые железом, но редко.

Кругом села – поля, луга, лесов почти нет. Местность волнистая – отроги Среднерусской возвышенности. С севера и востока село огибает р. Вёрда, берега ее местами болотистые. Селу принадлежали два леса. Один на пути к Скопину по берегу Вёрды – ольховый, небольшой. Второй подальше от села – дубы, березы, осина – стоял на возвышенности, по пути в Павелец. Довольно большой. Миром рубили участки и распределяли среди крестьян. В годы революции ольховый снесли совсем, от второго мало осталось.

Есть под Журавинкой залежи камня известняка. «Ломали» камень и тоже делили. У дедушки на моей памяти всегда пред избой лежала кладка камня – запас. Его перевезли в Скопин на бут при стройке нового дома.

Очень большой вопрос для Журавинки – топливо. Дров нет. Как правило, «кизяков» не делали: навоз шел только на удобрение. Топили соломой, торфом. Добыча торфа велась где-то близ села.

Крестьяне жили только сельским хозяйством. Жили бедно. Своего хлеба многим не хватало. Кустарных промыслов, промышленных предприятий нет. Торговли – лавок, базаров – тоже нет. Всё в близком городе. Впрочем, в наше время была, я уже упоминал, одна небольшая лавчонка Чумихиных (это прозвище) – черствые баранки, ситный из города, сахар, чай, селедки, деготь, соль, керосин (крестьяне его называли гас – «купить гаску»)… Но близость города убивала торговлю, да, вероятно, и ремесло, и промыслы: предпочитали за покупками ездить в город – большой выбор, оживленные, многолюдные базары, веселые ярмонки. Поездка в город для крестьян – праздник. Иные заходили в трактир пить чай – дома был не у всех. Иные и водку. Покупали и брали домой как гостинцы ситный, баранки, селедки, летом – арбузы.

Отхожие промыслы – только один вид широко был принят: уходили на разработки торфа в Московскую, Владимирскую губернии. Подрабатывали поденщиной в Скопине. Уходили молодые люди на заработки и в Москву. Возвращаясь домой на побывку, «радовались»: носили пестрые помочи поверх рубашки, рассказывали, как они по-городски едят на тарелке с ножом и вилкой и, по словам бабушки, довирались до того, что будто бы они и кашу в Москве едят вилкой – явная нелепость, с точки зрения бабушки…

Одевались в Журавинке по-крестьянски. У баб панёвы – наряд яркий и живописный… Много кумачу, кумачовые рубашки у ребят, мужиков как праздничные. Овчинные желтые полушубки… Лапти, но встречались сапоги и полусапоги.

ДЕТСТВО ИВАНА ДМИТРИЕВИЧА ЖУРАВЛЕВА

Папа – Иван Дмитриевич Журавлев – родился в Журавинке 16 августа 1874 г. <…>

В 1879 г. в семье семь детей, восьмая – Елизавета уже жила в Павельце в семье мужа. И вот скарлатина за шесть дней унесла четверых: Колю, Саню, Любу и Машу. Ваня тяжело болел, душил нарыв, думали – конец. Но нарыв прорвался и мальчик выжил. Из семи остались трое: Оля, Анюта, Ваня. Все они дожили до старости. С Колей Ваня был дружен; мальчик старше его на три года, уже начал учиться в школе в Павельце. В Журавинке школы тогда не было.

Пусто стало в доме. Я спрашивал бабушку, как она переживала смерть детей. Ее ответ:

– Тяжело было… Но в душе благодарила Бога: что бы с ними делать, всех не вырастить.

Да! Нищета… Как было и пропитать, а вероятно, сказала – воспитать, довести до дела! А дети ее умерли – один шести недель, семь младенцев старше года, два отрока – Коля 8 лет и последняя Катя 14 лет. (Младенец – до 6 лет, отрок, отроковица – от 6 до 16.)

Одна беда не ходит. В 1880 закрыли должность дьякона в Журавинке. Д.Ф. перевели в г. Раненбург. Там он пробыл несколько менее года. Сидели на церковной земле. Жили хозяйством. Доходы по службе – лишь слабая помощь. Переезд семьи в другое место связан с разорением насиженного гнезда, с развалом хозяйства. Ждала полная нищета. Весь год хлопотали о возвращении. Бабушка упрашивала журавинского священника о. Ивана Вышатина помочь согласиться на открытие вновь дьяконской должности, кланяясь ему в ноги: таков был обычай в той среде. В какой-то степени это зависело от священника, и Вышатин помогал. Вернули. Мудрое царское правительство упразднило должности дьяконов в селах в качестве меры борьбы с вопиющим нищенством сельского духовенства. Правдивый рассказ о положении сельского духовенства – у Салтыкова-Щедрина в «Мелочах жизни» (1886–1887) – «Сельский священник».

На всю жизнь осталось впечатление от постройки церкви. Мальчика поразила непомерная, по его представлениям, тяжесть работы: груз кирпичей на спине поднимали рабочие на высоту, казавшуюся столь большой. Когда это было? Журавинскую церковь строили по образцу Николы в Скопине, упрощая архитектуру, уменьшая размеры; а Николу построил банкир Рыков; крах его банка в 1882 г. (см. Чехов А.П. Собр. соч.: в 20 тт. Т. 3)[44]44
  У Чехова есть репортаж «Дело Рыкова и комп. (от нашего корреспондента» (1884); кроме того, крах Скопинского банка часто поминается в его юмористических рассказах 1882–1884 гг. («Идиллия – увы и ах!», «Тайны ста сорока четырех катастроф, или Русский Рокамболь»).


[Закрыть]. Думаю – конец 70-х – начало 80-х годов[45]45
  Точные сведения, указанные И. Добролюбовым, см. выше. Всего престолов в церкви «было три: во имя Покрова Пресвятой Богородицы, во имя Сретения Господня и третий – в честь святителя Николая Мирликийского чудотворца. На месте разобранного храма была построена часовня» (из исторической справки, составленной о. Максимом Косоруковым, настоятелем храма).


[Закрыть]. Освящение одного из приделов было уже в нашем детстве. <…>

Большое событие – поездки в Скопин. Родители ездили на базар и иногда, похоже, не часто, брали с собой мальчика. Пока они ходили по своим делам, мальчик оставался у лошади. Купили ему воздушный шарик. Торжество! Но подошел кто-то и попросил дать подержать. Взял шарик и выпустил. С тоской смотрел, как улетал. Не мог забыть до глубокой старости. Игрушек не покупали. <…>

Всё это рассказывал папа не один раз. О болезнях – скарлатине, горячке, в другое время сильно сократившей семью, вспоминали и тетя, и бабушка.

Основа воспитания в журавинской семье – послушание и почитание старших. Родителям говорили «вы». Когда куда-либо шли с детьми – родители впереди, дети обязательно позади. Бабушке казалось нелепым, что в городе детей всегда пускают впереди, старшие за ними, сзади. Казалось непочтительным. Кстати, парадный костюм мальчика – рубашка, подпоясанная по груди – подмышками… Называли папаша и мамаша…

Постоянными товарищами по играм, по-видимому, были дети соседа-дьячка. Впрочем, в то время дьячки уже назывались псаломщиками, по-современному. Дети соседа псаломщика Михалыча – Михаила Михайловича Камнева. Он умер приблизительно в 1891 г. Затем псаломщиками были его сыновья Павел, Алексей. На их месте и усадьбе Иван Николаевич Егин приблизительно с 1908 г.[46]46
  «Исправляющим должность псаломщика» в Покровскую церковь Журавинки И. Егин был назначен в 1906 г. («Рязанские епархиальные ведомости». 1906. 15 июня. № 12), тогда же Алексей Камнев был переведен на место диакона в церковь села Большие Кочуры.


[Закрыть]

Тетя требовала от нас, чтобы мы ничего про домашние дела не рассказывали посторонним, и в пример приводила папу, когда он был малышом:

– Бывало, спросят его: «Чем вас мать кормила?». А он отвечает: «Ня знааю», – «Что же ты – дурачок, что ли, не знаешь?»

Я очень понимаю вопрос: куча детей и нищета; чем накормить – руки опускались. И хотелось узнать, как выходила из положения умная и хозяйственная соседка… Знаменитое «Не знаю» сохранилось на всю жизнь. Уклоняясь от вопросов, не желая разговаривать, говорил: «Не знаю».

ДУХОВНОЕ УЧИЛИЩЕ. СКОПИН

16 августа 1833 г. Ване исполнилось 9 лет. А на другой день его отвезли в город – 17-го августа приемный экзамен в приготовительный класс Духовного училища. <…>

Скопинские хозяйки промышляли, как в Скопине и теперь, содержанием у себя учеников как квартирантов-нахлебников. Расплачивались в основном продуктами своего домашнего хозяйства и, конечно, деньгами. Папа жил на квартире на Мяснорядской улице (ныне Лермонтовская) близ дома Суханова. Проверяя, по квартирам ходило разное начальство, надзиратели. <…>

Приезды родителей были праздниками. Привозились знаменитые деревенские пышки, пресные, из ржаной сеяной муки, привозились как запас провизии в распоряжение сынка. Всю жизнь любил папа эти пышки, любил и я. Но с 20-х годов их мы и не видали. <…>

Одним из деятелей, главным по организации училища, был соборный протоиерей Илья Россов[47]47
  †12.02.1844.


[Закрыть]. Его дом, около училища[48]48
  Подробно об истории Скопинского духовного училища, в том числе о его переводе из Раненбурга, см.: Макарий, архимандрит. Историко-статистическое описание Рязанской Духовной Семинарии и подведомых ей духовных училищ. Новгород, 1864. С. 109–140.


[Закрыть], стоит до сих пор. Он – дед Виктора Россова, священника Вознесенской церкви в наше время. Новое, современное, здание было заложено летом 1886 г. – папа учился во втором классе. Освящение нового здания – около 1894 г. Сушицкий[49]49
  Сушицкий И. Скопин. Краткое историческое исследование. Рязань, 1921.


[Закрыть] пишет – священник Стахий Полянский «положил немало трудов для постройки нового здания местного училища и устройства при нем общежития» (стр. 15). Папа учился в старом здании. Оно и теперь стоит рядом с новым. Не знаю, перестроено ли оно после вступления в строй нового. Часть здания – помнится, три окна нижнего этажа с юга – явно более древнего происхождения. В мое время здесь был курятник смотрителя, а в папино – приготовительный класс[50]50
  До недавнего времени в здании располагалось медицинское училище, сейчас возвращено Рязанской епархии. Границы между постройками разного времени отчетливо видны.


[Закрыть]. Здесь же учился и дедушка Дмитрий Федорыч.

Духовное училище в Скопине

Вплоть до закрытия в 1918 г. начальник училища назывался смотритель… При папе смотрителем был Пальмин. До него – протоиерей Иван Антизитров (29 авг. 1812 – 6 окт. 1880). Его могила с памятником на скопинском кладбище близ церкви, к востоку, – цела, сбит лишь крест, очевидно в порядке «культурной» революции.

По праздникам учеников к богослужению водили в Собор[51]51
  Троицкий; построен в 1806–1833 гг. по плану Будрина; колокольня в 1843–1849 гг., галерея в 1851 г. «Из памятников древности, находящихся в Троицком соборе, достойна особенного внимания древнего письма икона Спасителя, бывшая прежде в Скопинском Троицком монастыре. <…> Ежегодно из Троицкого собора совершается на Духов день крестный ход с иконою Спасителя в Свято-Духов монастырь в память того, что икона некогда принадлежала обители» (Добролюбов И. Указ. соч. С. 148).


[Закрыть]. Когда учился папа, соборным протоиереем был Андрей Глебов. За ним Стахий Полянский (умер 20 апреля 1911 г.), наш сосед по скопинскому саду и дому. За Стахием – Семен Михайлович Яблонев – вплоть до начала 20-х годов. Последний в соборе. Человек недостойный.

Могила о. И. Антизитрова, 2015 г.

В Духовном училище папа пробыл шесть лет.

Записная книжка в 1/18 долю листа в самодельном переплете. На первой странице – «Журавлев Иван». Почерк уже сложившийся. В ней переписаны очень мелко записки об уженье рыбы – Аксакова. Любил ловить рыбку удочкой еще с детских лет. На нашей памяти при поездках в Журавинку купался в Вёрде и ловил раков. Рассказывал – засунешь пальцы в нору, он схватит клешней, и тащи! Я поражался: как же? палец отрежет! Любил ловить их, пока жил с родителями. В 30-е годы, когда жил в Москве, продолжил записи в этой книжке, карандашом переписал подмосковные места рыбной ловли. <…> Когда-то она переходила в распоряжение Сережи. Он тоже оставил свои следы.

И вот 1889-й год. 16-го августа исполнилось 15 лет. Начался новый этап в жизни – Рязань, Духовная семинария.

Глава третья
РДС

И.Д. Журавлев во время учения в семинарии

По крайней мере в последние десятилетия в четырех классах духовного училища и четырех классах семинарии проходилась программа классической гимназии с увеличением объема церковных дисциплин. Пятый и шестой классы семинарии – философия и богословие – приблизительно соответствовали двум курсам философского факультета в университетах. Каждый учебный год заканчивался экзаменами, переводными в следующий класс. Экзамены после четвертого класса духовного училища были переводными в семинарию. Никаких особых приемных экзаменов в первый класс семинарии не было. Четыре класса духовного училища давали право занять должность псаломщика, четыре класса семинарии – дьякона, полный курс (шесть классов) – должность священника в селах и провинциальных городах (священник в столицах должен был иметь высшее образование). Выпускники семинарии делились по успеваемости на два разряда. Окончивший курс по первому разряду получал звание «студент семинарии» и имел право поступить в высшее учебное заведение – духовную академию – без приемных экзаменов. Второй разряд такого права не давал. С приемными экзаменами в академию могли поступить все. <…>

В Рязанской семинарии учились и дедушка Дмитрий Федорович, и его отец – Федор Максимыч…

Семинария помещалась в большом здании на Семинарской улице. Имела свою церковь, соединенную коридором с корпусами. Главная улица города – Астраханка – выходит на перекресток: направо – Соборная улица, ведет к Кремлю, налево – Московская, к вокзалам. А прямо – Семинарская, вскоре загибающаяся влево[52]52
  В постсоветское время Семинарской улице возвращено ее название.


[Закрыть]. Улица была более тихой, чем упомянутые главные. Здания целы, с первых лет революции в распоряжении военного ведомства. Были комкурсы. Теперь, говорят, какая-то военная школа[53]53
  Рязанское десантное училище.


[Закрыть]. <…> 23 сентября 1969 г. я, Катя и Сева <Всеволод Николаевич Некрасов, муж Анны Ивановны Журавлевой> на «МОТвейке» <«Москвич», вел В.Н.> ехали в Скопин; в одиннадцатом часу пробирались чрез Рязань; улица Каляева, промелькнуло знакомое здание, не успел я сообразить, что это семинария, как уже стояли мы у перекрестка, ожидая семафора, чтобы ехать вперед – по улице Ленина. Само собой разумеется – это Астраханка.

Рязанская духовная семинария

Современное здание семинарии построено в 1812–1816 гг. Снимков его в теперешних изданиях нет, думаю – причина в том, что занято оно военным ведомством. Можно лишь прочитать в книжке: «…довольно скучное здание бывшей семинарии (ул. Каляева; 1812–1816 гг.) построено по проекту петербургского архитектора А.А. Михайлова» (Вагнер К. Рязань. М.: Изд. «Искусство», 1971. С. 37–38). «Довольно скучное», – пишет веселый Вагнер. А в книге Е. Михайловского и И. Ильенко «Рязань. Касимов» (М.: Изд. «Искусство», 1969) написано: «В 1810-х годах губернским архитектором был Милюков. Им подписан проект тюремного замка города и представлен “роскошный” чертеж для здания семинарии.

<…> В первой четверти XIX в. в городе, по-видимому, строил еще один столичный зодчий – Михайлов А.А. (ученик И.Е. Старова). Известны документы, по которым именно Михайлов дал проект для здания Рязанской семинарии (1816). Здесь нет ни портиков, ни ротонд, ни пышных украшений. Но удачные пропорции и смелые приемы обработки фасада, например, противопоставление низкого рустованного цоколя и гладких, высоких стен основного этажа, придают ему черты монументальности, которые присущи столичной архитектуре позднего русского классицизма» (стр. 143, 151). <…>

* * *

Итак, шесть лет: 1889–1895-й. <…>

Ректор семинарии – протоиерей Иван Ксенофонтыч Смирнов[54]54
  Его послужной список на 1900 г.: «В 1868 г., по окончании в 1867 г. курса учения в СПб. духовной Академии, 6 марта определен преподавателем Св. Писания в Рязанскую духовную семинарию; в 1869 г. утвержден в степени магистра богословия; 1875 г. 3 сентября назначен инспектором Рязанской семинарии; 1883 г. 25 апреля (Рязанские епархиальные ведомости. 1900. 1 октября. № 19. С. 392).


[Закрыть]. Осенью 1895 г. праздновалось 800-летие Рязани, – он все еще в семинарии. Позже принял монашество и был архиереем <…> в Риге. В 1918–1919 гг. – архиепископ Рязанский и Зарайский. У папы в Помяннике записана дата смерти архиепископа Иоанна – 17 октября 1919 г. «Ксенофонтыч» – звали заочно своего ректора семинаристы. У папы о нем сохранились хорошие воспоминания. Добродушный человек, любовно относившийся к молодежи. Не раз нам в поучение рассказывалось, как он, увидев семинариста, читавшего лежа, внушал ему: читать лежа нельзя – глаза портятся. Но похоже – от повседневной жизни семинаристов ректор был далек.

Основная административная роль принадлежала инспектору – Иван Федорович Перов[55]55
  «Рязанские епархиальные ведомости» за 1900 г. сообщают следующий его послужной список: «В 1877 г., по окончании курса учения в Московской духовной Академии, 5 сентября назначен преподавателем словесности и истории литературы в Псковскую семинарию; 12 июля 1878 г. перемещен в Рязанскую семинарию преподавателем литургики и соединенных с нею предметов; с 27 сентября 1878 г. перемещен на должность преподавателя словесности и истории литературы в той же семинарии; в 1882 г. утвержден в степени магистра богословия; 25 апреля 1883 г. назначен инспектором той же семинарии; преподает Св. Писание в V классе. Имеет ордена: св. Станислава 3 и 2 ст., св. Анны 3 и 2 ст., св. Владимира 4 ст.» (Там же. С. 393).


[Закрыть]. Дядя Паша <П. Левитов, брат матери автора> писал нам в письме в 1941 г.: «В марте был бунт в семинарии, а в августе Перова перевели инспектором в Тулу». Речь идет о 1901 г.

21 апр. 1970 г.

Пасмурно, ветер, осенний дождь. Сегодня в Троице-Сергиевой Лавре – похороны патриарха Алексея. <…> С 1906 – архимандрит и ректор Тульской дух. сем. Человек волевой, но мягкий, деликатный в обращении с людьми, высоко интеллигентный, он стремился привить серьезные, гуманные методы воспитания молодежи и встретил противодействие со стороны инспектора Перова. Перова поддерживали извне. Кто?.. Воспитательную работу Перов подменял суммой административных мер и репрессий: основа – устрашение. И вот в 1911 г. архимандрит Алексей переведен тоже ректором в Новгородскую дух. сем. Теперь ясно: этот перевод послужил дальнейшему продвижению Алексея. Но по рассказам пациента Арсения <имеется в виду врач А. Тихомирова, друга автора>, 79-летнего старика, учившегося в то время в Тульской семинарии, впечатление тогда – Перов выжил Алексея.

Рассказ бабушки. В Скопинском уезде был священник, село и имя она называла. Бог не благословил его детьми. Был только один слабый мальчик. Родители берегли и лелеяли малыша, им только и жили. Отдали в Скоп. д. у. Спросит учитель урок – слабосильный мальчик заробеет, молчит. Пороть!.. И опять пороть. Запороли «воспитатели», погиб. В папино время уже не пороли, но метод воспитания – только страх – остался. Папе, пока он учился, это, вероятно, казалось естественным, ибо ничего другого и не знали. И я не слышал от него слова осуждения Перову. <…>

Из учителей семинарии того времени мне известны твердо только три имени: Алфеев, Яхонтов и Сабчаков[56]56
  Назовем еще некоторых. Учителем иконописания много лет, в том числе и во время обучения И.Д. Журавлева, был Николай Васильевич Шумов, известный художник, много сделавший для украшения храмов Рязанской епархии (см. о нем кн.: Сабчаков А.А. Художник Николай Васильевич Шумов. Рязань, 1915, которую можно посмотреть: ttp://artru.info/st/143/>); духовник семинарии – прот. И.А. Солнцев (в РДС с 1885, умер в 1913, некролог: Рязанские епархиальные ведомости. 1913. 1 июня. № 11); учитель церковного пения – Н.Е. Вифляев; словесности и истории русской литературы – вероятно, В.Т. Фортунин, кандидат богословия, выпускник Санкт-Петербургской духовной академии; математики – И.А. Кирьяков, окончивший физико-математический факультет Киевского университета со степенью кандидата; латинского языка – А.Д. Ряжский, выпускник Московской духовной академии, кандидат богословия, или С.А. Попов; догматического, основного и нравственного богословия – Николай Васильевич Смирягин (1846–1916), выпускник Московской духовной академии, в 1870–1886 гг. преподаватель Санкт-Петербургской духовной академии, магистр богословия, философ; в РДС перешел в 1886 г.; его любимым учеником был выпускник и преподаватель Рязанской семинарии, выдающийся психолог Н.Д. Левитов (некролог: Рязанские епархиальные ведомости. 1916. 1–15 июля. № 313–14); истории и обличения русского раскола и сектантства и обличительного богословия – возможно, П.П. Добромыслов, выпускник Санкт-Петербургской духовной академии, кандидат богословия; общей церковной истории – А.Ф. Карашев, выпускник Московской духовной академии, кандидат богословия; гомилетики и соединенных с нею предметов – Александр Полетаев (ведомость жалованья за 1896 г.: ГАРО. Ф. 1280. Оп. 1. Ед. хр. 646).


[Закрыть]. И еще вероятный – П.С. Смирнов.

Протоиерей Павел Иванович Алфеев[57]57
  Во время обучения И.Д. Журавлева, судя по ведомости выплаты жалованья за 1896 г., преподавал Св. Писание и языки, например, французский.
  В 1871 г. окончил Киевскую духовную академию (кандидат богословия), недолго преподавал в Курской, а уже с 1872 г. в Рязанской семинарии; с 1875 г. священник при больничной Александро-Невской церкви; с 1892 г. протоиерей, с 1893 священник Архангельской церкви при исправительном арестантском доме. Активно печатался как богослов и библеист (например, в 1910-х – в «Рязанских епархиальных ведомостях», членом редколлегии которых он был); некоторые работы Алфеева переизданы в последнее время.


[Закрыть] – знаменитый ученый богослов, человек большого ума и знаний, вполне владевший английским, немецким, французским, латинским, древнегреческим, древнееврейским, санскритом и уж не знаю еще какими языками. Живя в Рязани на скромной должности преподавателя семинарии, он был в курсе мировой философской и богословской литературы. Конечно, не мог он пройти мимо и богословских упражнений Льва Толстого. В «Миссионерском сборнике» (Рязань, 1909. Январь – апрель. № 1–2) его статья: «“Краткое изложение Евангелия” и “Соединение и перевод четырех Евангелий” графа Л.Н. Толстого». Один семинарист послал номер Толстому. Тот ответил в весьма субъективном плане. См. об этом соч. Толстого, том 79, стр. 160[58]58
  Здесь приводится письмо Л.Н. Толстого Всеволоду Смирнову от 15 апреля 1909 г., где сказано: «…Статьи эти не касаются моего понимания христианского учения, а говорят только о моем отрицании тех положений церковной веры, которые, по моему мнению, мешают истинному пониманию христианского учения. Сущность же моего религиозного учения никак не в отрицании церковных догматов, которых я очень рад бы был не касаться, если бы эти догматы не скрывали истинное учение Христа, а в положительной стороне христианства, отвечающей требования моей души (думаю, и души всякого человека), и потому статьи, которые вы мне прислали, не представляют для меня, да и не могут представлять для всякого человека, серьезно относящегося к вопросам веры, никакого интереса».


[Закрыть]. У нас есть некоторые книги Алфеева, изданные в Рязани. Часть купил папа, часть я по его поручению[59]59
  В домашней библиотеке сохранилось: Алфеев П.И., прот. От Гефсимании до Голгофы. Рязань., 1916. Ч. 1, 2.


[Закрыть].

Павел Иванович Алфеев

В мое время о. Павел, глубокий старик, в Рязанской семинарии преподавал древнееврейский и французский. Я его видел всегда в толпе ребят. В моем классе, епархиальном, к сожалению, был другой «француз», понимавший только по-русски. В годы первой войны в Рязань перевели Литовскую духовную семинарию из Вильны. В ней два года учился Арсений. Там состав преподавателей был несравнимо сильнее Рязанской. Алфеев в основном преподавал там.

Семинаристы задавали обычный «ехидный» вопрос: как это – свет создан в первый день, а светила только в четвертый? Большинство законоучителей отвечало грубым окриком, двойкой и проч. А Алфеев хвалил спрашивавшего за то, что он думает, а не просто заучивает, и объяснял электромагнитную природу света.

Один из семинаристов Литовской застрелился. Самоубийцу нельзя хоронить по церковному обряду. В результате и без того тяжелые переживания молодежи переходили в тоску, а дальше недоверие к беспощадному «закону». Алфеев нарушил правило – похоронил по христианскому обряду, сказав поднявшее дух молодежи поучение. Но сам он пострадал – на 6 месяцев его лишили права совершать церковные службы. Это действительно любовь.

Любили и его ребята – «папаша». Любовно, как к своим детям, относился он к молодежи. Он учил и их отцов, а у иных, быть может, и дедов. Это не редкость в семинарии – в детях старый учитель узнавал их отцов, своих учеников когда-то.

Такого человека нельзя не заметить. И вот его судьба. В первые годы революции он был у сына-священника в Касимове или Касимовском уезде. Во время обедни к нему пришли. Он упросил дать ему закончить. Согласились. Отслужив литургию, он вышел и здесь же убит. Не знаю, в чем формально его обвинили. Возраст расстрелянного – 82 года[60]60
  В современных биографических справках даются несколько иные сведения: П.И. Алфеев родился в 1846 г., расстрелян в 1918 г., т. е. 72 лет. Обстоятельства гибели описываются так: «Осенью 1918 г. в с. Санском Спасского у. Рязанской губ. поднялось крестьянское восстание против большевиков. О. Павел был в это время в своем родном селе Дегтяном, соседнем с Санским. Крестьяне упросили его отслужить молебен на “начало дела”. Он их благословил, но сам не участвовал. Когда восстание было подавлено, он был схвачен вместе с прочими и расстрелян. Его отвели вместе с другими к опушке леса. Здесь он помолился и, став на колени, воскликнул: “Господи, в руки Твои предаю дух мой!”» (Синельникова Т.П. Жизнеописание священномученика Павла Дегтянского (Рязанская обл.). Машинопись. Свято-Тихоновский институт). А.А. Беляков описывает это немного иначе: «Одним из первых мученическую кончину претерпел протоиерей Павел Алфеев, известный рязанский проповедник и богослов, автор нескольких известных трактатов. Уже выйдя на пенсию, он в столь неспокойное время перевелся из Рязани в родное село Дегтяное Спасского района. Там он и был арестован, после того как сельский народ поднял против большевистской власти восстания. Как это было в те времена, в село пришел карательный отряд. Его командиру донесли всё в подробностях, не забыли и о напутственном молебне. Отец Павел молебен не служил (в селе кроме него был еще один священник), но в число арестованных попал. После чего и был лишен жизни со всеми остальными. По словам человека, чудом спасшегося от смерти во время расстрела, батюшка принял все со смирением. Перед взводом затвора винтовки, он перекрестился и произнес слова молитвы» (Очерк по новой истории Рязанской епархии (История гонений в ХХ веке). ).


[Закрыть].

Степан Дмитрич Яхонтов (1853–1942) – учитель истории, известный рязанский краевед[61]61
  Выпускник Московской духовной академии, кандидат богословия, преподавал в Рязанской семинарии с 1883 г. гражданскую историю.


[Закрыть]. <…>

Александр Николаевич Сабчаков[62]62
  Сын священника (род. в 1862 г., Ряжский уезд, с. Покровское), выпускник Московской духовной академии.
  Получив некоторую известность действительно именно как преподаватель теории и истории литературы в Рязанской семинарии и Рязанском епархиальном училище, Александр Николаевич в годы обучения И.Д. Журавлева в семинарии, однако, был там сначала сверхштатным преподавателем Св. Писания (в 1888–1892 гг.), а с 1892 г. читал русскую церковную и библейскую историю (Рязанские епархиальные ведомости. 1900. 1 октября. № 19).
  Уволен со службы 18 авг. 1914 г. (Рязанские епархиальные ведомости. 1914. 15 декабря. № 24).


[Закрыть] – учитель по теории словесности и литературе. Фамилию я слышал от папы не раз. Но только сегодня (2 апреля 1976) узнал, что у него же в 1916–18 гг. учился и Арсений в Литовской семинарии, и до сознания дошло, что о нем следует вписать здесь. <…> Только в марте этого года из книжки Успенского <«Слово о словах»[63]63
  Успенский Л.В. Слово о словах. Л., 1971.


[Закрыть]> я узнал, что «ять» и «есть» в XVIII, XIX вв., да и в наше время произносится несколько по-разному (О. Садовская писала неграмотно, но не ошибалась в «яти»). Сказал Арсению. И он вспомнил, что Сабчаков говорил им об этом. Даже примеры вспомнил. Учитель знал не только официальный учебник. <…>

Петр С. Смирнов – автор книги «История русского раскола старообрядства» (Рязань: Типография В.О. Тарасова, 1893). Это солидный ученый трактат, дано 1574 литературных ссылки. Автор, однако, оставляет открытым вопрос, почему же так жестоко, бесчеловечно преследовали старообрядцев. Послесловие подписано: «1892 года августа 27. Преподаватель Рязанской духовной семинарии Петр Смирнов». Думаю поэтому – он был учителем и у папы. Это единственный учебник, сохранившийся от семинарии. Карандашом помечены билеты; пред некоторыми параграфами знак минус, очевидно – надо выпустить. На стр. 217 про § 45 надпись: «Д.С.П. пройдено в V кл.». Несколько заметок на полях частично обрезаны при переплете. Очевидно, книгу переплел Севастьян уже в Скопине.

Папа перешел из СДУ в РДС в 1889 г., и, очевидно, начало занятий 1 сентября. От Журавинки до Скопина 5 верст по большой дороге. А от Рязани надо ехать из Скопина поездом 165 верст, да еще с пересадкой в Ряжске (Скопин – Ряжск 51 км, Ряжск – Рязань 115 км, всего 166 км). Готовились. Приобрели папе тяжелый сундук из 18 мм досок. Размер снаружи 16 × 10, высота 8 вершков (71,5 × 45 и 35 см). На крышке внутри надпись папиной рукой:

Съ 18 авг. 1889

года И.Д.Ж.

Сундук из Скопина приехал в Москву. Пережил папу. Но изъеден червями и оставлен в 1963 г. в Кратове – сжечь. Я вырезал лишь дощечку с надписью, пропитал ее парафином. Она в письменном столе в саду.

Перед отъездом новоиспеченного семинариста позвал к себе журавинский священник Иван Вышатин, напутствовал и вручил двугривенный (20 коп.). Всю жизнь помнил папа это доброе дело. И сам в свое время сделал то же Сереже Нарциссову, Александру Андросову. <…>

Сохранилась записная книжка в переплете, похожем на самодельный, в 1/8 долю листа, 190 пронумерованных папой страниц. На первом листе надпись:

Памятная книга

На 1889-й, 90-й г.

Собственность воспитанника

Рязанской Духовной

Семинарии 1го параллельного

класса Ивана Журавлева

1890 г. 1891 г.

21 янв. 22

янв. II

норм. класс

В эту книжку вложены несколько несшитых тетрадок 1/8 долю листа.

В Рязани папа жил в общежитии. Оно помещалось в семинарском корпусе.

– Гриша! Пуща-а-ай! – кричали водопроводчику семинаристы, пробуя молодые голоса. Он давал воду в умывальники. Много раз вспоминал папа это «Гриша, пущай» и прежде и на дачах в Подмосковье, когда имели дело с водой. Еще эпизод с дежурством старших семинаристов на кухне – смотреть, чтоб не воровали. Повар, управившись с делами, заявил папе: «Ну, а теперь я тебя угощу!» – отрезал громадный кусок мяса, сам, конечно, присоединился и помог все уписать.

Обед и прочее – в семинарской столовой. Но чайное хозяйство вели свое. Сохранился папин семинарский чайник для заварки чая на 300 см³, с приделанным свинцовым кольцом. Папа всегда с особым чувством пил из него. В Москве приходилось случайно, когда большой бывал разбит. В «Памятной книге» на стр. 149 крупно синим карандашом написано: «На память руку приложил твой хозяин Н. Молчанов. Смотри не ругайся» (вероятно, написано около 1894 г.). Хозяин – отнюдь не в смысле командир. Папа не был способен кому-либо подчиняться. Молчанов – его приятель. Очевидно, вместе вели «хозяйство» в общежитии – завтраки, чаепития… Хозяйничать предоставлялось Молчанову. <…>

Свои расходы папа записывал в маленькую (1/18 доля листа) книжку. Учитывалось все до копейки. Почему-то книжка перешла в мое распоряжение в качестве игрушки. Осталась в Скопине.

В семинарии каждому воспитаннику первого класса бесплатно выдавалась Библия на славянском языке. Папа хранил ее вплоть до переезда в Москву. Но привез сюда мою. Почему не свою? – спросил я. Думал он, что для меня столь же памятна моя, и хотел сделать мне приятное. Но было наоборот – папину Сережа и я помнили с самого раннего детства, смотрели на надпись «Воспитаннику», на печать и подписи начальства, открывали страницы, еще не умея читать: «Папина! Выдали в семинарии!». И это было полно особого значения. А моя? Пробуждалась мысль. Так хотелось знать. Учителя – Федотьев, Богородицкий – говорили, что здесь, в Скопине, только подготовка, самая наука – в Рязани. Но семинарию я застал в полном развале. Ректор – некий прот. Казанский – человек недалекий, но имевший большие связи, им обязанный своим положением. Здание занято под госпиталь, что очень характеризует истинное отношение царского правительства к делам церкви: помещения в Рязани можно было найти и другие. Учебный год – только четыре месяца. За два года (1916–17 и 1917–18) только один заслуживающий имени учителя – Николай Дмитрич Левитов, позже профессор Московского университета[64]64
  Николай Дмитриевич Левитов (17.04.1890 – 17.02.1972, похоронен на 21-м участке Ваганьковского кладбища), впоследствии знаменитый психолог, основатель научной школы, после окончания Санкт-Петербургской духовной академии (кандидат богословия) с 1914 г. и вплоть до закрытия Рязанской семинарии в 1918 г. преподавал в ней «словесность», историю литературы и французский язык (см.: ГАРО. Ф. 634. Оп. 1. Ед. хр. 697, 698, 699; в часто воспроизводящихся биографических справках о Н.Д. Левитове эта часть его жизни не упоминается). В «Рязанских епархиальных ведомостях» 1910-х годов есть его публикации.


[Закрыть]. Он – двоюродный брат нашей мамы. А прочие? Математик получил образование в Духовной академии и сам не знал математики. По геометрии мы учили теоремы без доказательств. Имея «5», я так и не понял у него, что за штука алгебра, и основные уроки алгебры дала мне Катя <сестра>. Мои воспоминания в Рязани – разочарование, тоска не оправданных надежд. Не знаю, как это получилось, что я попал в Рязанскую семинарию, большинство скопинских были в Литовской. Со мной в одном классе, епархиальном, из Скопина никого не было, в нормальном были учившиеся на казенный счет Смарагдов, Зверев (обычно это сироты или дети беднейшего духовенства, способные крестьяне). <…>