Текст книги "Законник"

Законники созвали всех. Даже Драйтер заглянул и опрокинул пару кружек пива, после чего отправился к себе домой. Не так часто законникам выпадает повод напиться в хлам, так почему бы им не воспользоваться?

Фобос пил, пьянел и горланил старые фронтментские песни в обнимку с Хорнетом.

Командир, казалось, сбросил балласт с души. Он хоть и был задумчив, но хотя бы выглядел живым.

– Я живу, – хмуро вздохнул Хорнет, когда они с Фобосом выбрались на крыльцо «Удачи фронтмена», чтобы сходить по ветру, – жизнь несладка, но в моих силах не дать ей превратиться в дерьмо.

– Вер-рно, – рыгнул Фобос, глядя на появляющиеся звёзды над Оштераусом.

– Я достучусь до истины, – поведал командир, – непременно достучусь. И спрошу богов, на кой чёрт я живу.

– Всенепременно.

– Потому что предназначение человека – вот, что действительно важно в жизни, – с жаром заговорил Хорнет, глядя прямо в глаза Фобосу. У того перед глазами всё плыло. Командир продолжал, – поняв, ради чего ты жил, можно и умирать. И жизнь не будет потрачена напрасно. Кто-то сгорает, как чёртов мотылёк, летящий на огонь. Но я не из этого теста. Мне важно знание.

– Да, знание, – кивнул Фобос и хлопнул командира по плечу, – ты обретёшь знание. Истинное знание. Ради чего всё это заваривается и во имя чего ты проливал кровь. Я не ожидал увидать тебя в монастыре.

– Мне стало легче, – пожал плечами Хорн, – я понял, что я должен делать – как в старые добрые времена. Всё стало ясно. И передо мной был только один единственно верный вариант.

– Я рад за тебя, старина, – улыбнулся Фобос, – над Фронтиром нависают тучи, и только мы можем их разогнать.

– Всё так, – кивнул Хорнет.

Они вернулись в трактир. На душе Фобоса было весело и беззаботно.

Чёрт с тем, что принесёт завтрашний день, главное то, что сейчас он доволен.

Какой-то молодой стрелок из взвода Корво задел его, и они набили друг другу морды, после чего отправились пить мировую.

Всё шло замечательно. Таких славных и весёлых ночей давно не было в Оштераусе, хоть и началось всё спонтанно.

И, тем не менее, какое-то зловещее чувство вскоре начало одолевать Фобоса. Окосевший от пива и водки, он глядел на лица своих друзей. Те расплывались, напоминая тревожный сон о великом Ничто. Тревога заполняла сердце фронтмена. Навязчивая мысль засела в голове законника и твердила, что хорошие дни подходят к концу. Он пытался залить её алкоголем, но та разожглась лишь сильнее.

Когда практически все разошлись, Фобос вытащил пьяного в хлам Одноногого, оравшего непристойные песни и поплёлся с ним за город, в прерию, чтобы хоть немного продышаться и освежить мозги.

***

Пьяный вусмерть Фобос шёл по ночной прерии, то и дело спотыкаясь. Плащ его был весь перепачкан в грязи, ножны тянули расстёгнутый ремень вниз, шляпа сползла на затылок. Фронтмен путался в собственных ногах, горланил походную песню этельвельдских воинов и то и дело махал руками, стремясь удержать равновесие. Вдалеке выли койоты. Громко ухал филин.

Ночной ветер выбил всю дурь из головы Фобоса, и чёрные мысли покинули разум фронтмена. Было легко и хорошо.

«Кажется, именно так и становятся алкоголиками», – подумалось Фобосу.

– Одн-но-но-гий! Слышь, Од-но-н-ногий! – заплетающимся языком Фобос обратился к товарищу, который плёлся позади, едва не падая на каждом шагу и орудуя какой-то кривой палкой как костылём.

– Именно так… ик… и становятся алкашами, – пророкотал на всю прерию Фобос и захохотал во весь голос с собственной тупой шутки.

Одноногий, икая, тоже рассмеялся, после чего рыгнул, упал на одно колено и принялся неудержимо блевать.

Когда стрелок закончил, его тут же схватил сильнейший кашель. Фобос присел рядом и постукал товарища по спине.

– На вот… ик… выпей, – пробормотал Фобос, протягивая Одноногому флягу с водой. Стрелок вытер рот и жадно приложился к фляге. После чего с шумом выдохнул.

– Б-благодать, – заикаясь, изрёк он и попросил у Фобоса папиросу.

Россыпи звёзды подобно бриллиантам сияли на чёрном небе. Ночь была ясной, дул свежий летний ветер, и законники просто лежали на мягкой траве и таращились в небо.

Фобос потянулся за новой папиросой, но рука его по пути к карману задела какую-то деревяшку.

– Гм, – сказал законник, поднеся предмет к своему носу и щёлкая зажигалкой, чтобы посмотреть, что это, – слышь, Одноногий!

– А? – безмятежно отозвался стрелок.

– Кажется, мы на кладбище.

Деревяшка представляла собой параллелепипед, покрытый причудливым резным орнаментом и являлась навершием деревянного постамента, которое устанавливали на могилах усопших в качестве ловушки для злых духов.

– Вот те на! – расхохотался Фобос и, проползя несколько метров, обнаружил ещё несколько могил.

– Д-давай уйдём отсюда, Ф-фобос, – заикаясь сильнее, чем обычно, пробормотал Одноногий. Он уже поднялся с земли и стоял, опираясь на палку. На его бледном лице читался сильнейший испуг.

– Погоди-ка, – задумчиво сказал Фобос, что-то высматривая в земле.

Одна могила интересовала его. Одна могила, в которой лежал его старый знакомый.

– Где же, чёрт возьми… Где оно… – бормотал себе под нос Фобос, занимаясь поисками, – а, вот!

Он нашёл деревянную табличку, вкопанную в землю и заросшую травой. На ней было выцарапано «Ульфред Иссохшая Рука». Фобос вырвал траву.

– Земля тебе битым стеклом, мразь, – законник плюнул прямо на могилу. И кое-что вновь привлекло его внимание.

Могила явно была зарыта недавно.

– Нет, – ошеломлённо сказал себе Фобос, – нет-нет-нет.

– Что такое? – подал голос Одноногий, приковылявший к Фобосу, – что-то не так? О! – он посмотрел на табличку, – это тот самый ублюдок, который обучился магическим фокусам у раат-ваалу?

– Копай, – испуганно сказал Фобос, пропустив вопрос Одноногого мимо ушей, – тут что-то не так.

Опьянение как рукой сняло. Фобос руками разбрасывал комковатую землю. Одноногий ему помогал.

– Мне н-не кажется это хорошей ид… идеей, Фобос, – пожаловался Одноногий.

Но было уже поздно. Земля забилась под ногти Фобоса, и пальцы саднили от боли, но когда он нащупал старый деревянный гроб, думать о том, хорошая это идея или плохая, было поздно.

– Сейчас мы и узнаем, действительно ли он научился магическим фокусам, – тихо сказал Фобос, разбросав оставшуюся землю и схватившись за крышку. Он рванул её на себя, та поддалась с треском и шумом, осыпая горсти земли в гроб.

В гроб, в котором не было покойника.

– Твою мать, – испуганно пролепетал Фобос и взглянул на Одноногого. Тот от удивления разинул рот.

– Может, его п-похитили? – неуверенно сказал Одноногий.

– Крышка гроба, – ответил Фобос, указав на дощатую крышку с отметинами от ногтей внутри, – он царапал её, пытаясь выбраться. Взгляни.

Одноногий закрыл глаза, ему сделалось не по себе.

– Боже, – пробормотал стрелок, – б-боже.

***

Несмотря на бурную ночь, Фобос проснулся рано и, хотя не вполне ясно соображал, понял, что похмелье не наступило. А потому решил, что нужно как можно скорее настичь преступника, сумевшего выбраться из собственной могилы.

Драйтер дал добро на эту авантюру, но запретил Фобосу ехать в одиночку.

– Он чертовски, – старик зевнул, – силён. Поднимай свою ватагу.

Но сделать это не удалось.

Танго упекли в каталажку за то, что ночью он подрался с Бенджи и разбил несколько стёкол на улице Бакалейщиков. Несмотря на требования Фобоса, тюремщик, недолюбливавший фронтмена из-за того, что тот перевёл его на охрану преступников из своей роты, отказался выпустить Орвиса даже под залог.

Следующим был Хорнет. Сандра вновь впустила Фобоса домой, но фронтмен так и не смог разбудить своего командира. Он грязно выругался, после чего извинился перед женой командира и ушёл. Оставался Одноногий.

Фобос подошёл к двери квартиры, которую арендовал стрелок, и постучал в неё. Дверь отворилась.

– Соби… – сказал было Фобос, но осёкся. На пороге стояла миловидная девица, замотанная в простынь.

– Тебе чего? – спросила она, строго посмотрев на Фобоса.

Законник бросил быстрый взгляд через её плечо и увидел спящего Одноногого со счастливой гримасой на лице. В углу квартиры лежал щенок, виляя хвостом и уничтожая пакет солёных крекеров.

Фобос знал о потайном страхе товарища перед барышнями, а посему был не вправе лишать своего сослуживца такого удовольствия. Поэтому он лишь махнул рукой, извинился и пошёл в сторону конюшен.

ГЛАВА 12.

Мерно покачиваясь в седле своей верной кобылы Бонки, Фобос двигался по Бетвудскому тракту прямиком в Прибрежный лес, где, как ему удалось выяснить, и скрывался Ульфред. Для местных фермеров фронтмены всё ещё являлись олицетворением защиты, а потому они с готовностью рассказали Фобосу всё об отряде бандитов, проскакавшем здесь недавно. Закон есть закон, и именно Фобосу предстояло претворить его в жизнь.

Копыта Бонки глухо стучали по пыльной дороге, ветер носился над залитыми солнцем прериями, а Фобос думал лишь о том, каким он был раньше, и пытался осознать причину, по которой он так резко изменился.

Небольшие деревца встречались всё чаще и чаще, и вскоре Бонки пошла рысью, а законник взвёл курок пистоля и принялся жадно прислушиваться, но кроме гула ветра он не услышал ничего.

Повернув на очередной развилке направо, он приготовился к тому, что в любой момент из зарослей на него набросятся бандиты.

Но ничего не происходило. Фобос был разочарован – в глубине души он надеялся, что в этот-то раз ему удастся словить шальную пулю. Он не искал смерти, нет. Он просто хотел почувствовать хоть что-нибудь кроме опутывающего безразличия. Прошлая ночь ненадолго позволила ему осознать себя живым и хоть что-то ощутить, но теперь Фобос вновь возвращался к жизни, лишённой чувств и переживаний.

Впереди показалась широкая и светлая поляна. Выйдя на неё, законник прислушался и уловил ноты нестройного хора голосов, звучащего в отдалении. Затем он принюхался. Обоняние не подвело – действительно, у бандитов была пирушка, они жарили мясо на костре, пили и распевали песни. Фобос внутренне усмехнулся и спешился, рассчитывая прокрасться в их лагерь незамеченным.

Теперь можно было полагаться не только на пистоль и милость Мортара, но и воспользоваться «последним аргументом фронтмена» – неуклюжим шестизарядным ружьём, привязанным к седлу. Такая махина сносит пол-черепа нерасторопному врагу. Это орудие смерти Фобос позаимствовал у Бенджи, который встретился ему в Оштераусе. Раз уж он отправился на это дело в одиночку, нужно было иметь как можно больше оружия.

Фобос осторожно снял ружьё – не хватало ещё, чтобы взорвалось у него в руках. Затем засыпал в барабан шесть пуль, взвёл затвор и как можно осторожнее двинулся в сторону лагеря.

Трава под ногами законника едва слышно шуршала, повсюду раздавалось щебетание птиц, а нос щекотал пряный аромат цветочной поляны в лесу. Но Фобос не думал об этом, потому что одна отвлечённая мысль могла стоить ему жизни. Сейчас он был единым целым и с этим лесом, и со своим ружьём, и даже со своим пистолем, болтавшимся в портупее на груди. Лесу всё равно, какие в нём поют птицы и какие запахи там витают, вот и Фобосу было наплевать.

Песня становилась всё громче, а запах мяса давно перекрыл все остальные чудесные ароматы леса. Фобос облизал пересохшие губы.

До лагеря явно оставалось несколько десятков метров. И ни одного часового! Неужели эти разбойники настолько глупы?

Законник двигался крайне осторожно, стараясь не задевать кусты, чтобы не выдавать своего местоположения. Он добрался до большого раскидистого дуба и с лёгкостью взобрался на его могучие ветви, затерявшись в листве. Так он мог точно оценить местоположение лагеря бандитов и их численность.

Он увидел небольшую лощину, в центре которой стояло два навеса из звериных шкур. Чуть в стороне догорал костёр. Назойливая песня стала настолько громкой, что Фобосу казалось, будто её источник буквально в паре футов от него.

Но над костром не было вертела или котелка. Лагерь выглядел покинутым. Под навесами не было никого и ничего.

Но песня по-прежнему доносилась из оставленного лагеря бандитов. Фобосу стало не по себе, но не потому, что он столкнулся с чем-то, с чем раньше никогда не сталкивался, а потому, что привык думать, будто жизнь не сможет преподнести ему сюрприз. Он вновь принюхался, и в нос тут же ударил манящий аромат сочного окорока, приготовляемого на костре. Законник расположил ружьё между сплетением ветвей и, смотря поверх мушки, окинул взглядом окрестности.

Никого.

Ничего.

Пусто.

Лишь брошенный лагерь в лощине да идиотская песня в ушах.

Фобос почувствовал, как его прошибает холодный пот. Он хотел бы обрадоваться этому давно забытому чувству, но сейчас было не до того.

Ловко спрыгнув с дерева, он свистом подозвал Бонки. Оказавшись в седле, законник пришпорил кобылу и неспешно двинулся в сторону странного лагеря. Ружьё снова оказалось привязанным к седлу, а в ладони фронтмена удобно разместился его верный «Насмешник.

Нет, лагерь определённо был пуст. Не слезая с Бонки, Фобос внимательно осмотрел землю – на ней не было никаких следов. Возле костра не было следов от вертела. В этом лагере будто бы вообще никогда не было людей.

Когда Фобос осознал, что происходит, было уже поздно.

Две тени вспарывали горло Бонки голыми руками, а сам он летел из седла. Больно ударившись головой об опору навеса, он попытался встать, но не смог, будто какая-то сверхъестественная сила сковала все его мышцы. «Насмешник» покоился на его груди, но взять его в руки Фобос не мог – те не слушались.

Небо вмиг почернело. Деревья вокруг лощины превратились в уродливых гигантов, оскаливших омерзительные пасти в усмешке. Тени сновали повсюду, но Фобос мог видеть их лишь периферийным зрением. Однако они не спешили нападать на беззащитного законника. Играли? Или боялись?

Тем временем, песня в ушах становилась всё громче, а хор бандитских голосов сменился визгливыми криками каких-то потусторонних созданий. Какофония их мерзких визгов разрывала разум Фобоса. Из ушей потекла кровь, и Фобос почувствовал облегчение, когда понял, что оглох. Законнику казалось, будто в уши напихали ваты, но проклятый шум пробивался и через эту шумовую завесу! Тени были кругом, они застилали взгляд обездвиженного фронтмена.

Но шум, проклятый шум исчез!

Это позволило законнику быстрым движением схватить «Насмешника». Теперь он знал, что будет делать. Тени перестали прятаться и выстроились прямо перед лежащим на земле законником. Времени было мало – рука, в которой покоился пистоль, постепенно слабела.

Но Фобос вновь был спокоен и сосредоточен, ведь у него оставался лишь один способ решить эту проблему.

Страшные великаны, выдававшие себя за деревья, принялись бесноваться и истошно вопить.

Они топтали землю и подпрыгивали так сильно, что мир заходил ходуном, и Фобос чуть не выронил «Насмешника». Он целился в группу теней перед ним – отвратительных созданий, одновременно невидимых и в то же мгновение представляющих из себя всё самое мерзкое, что есть в мире. Они гримасничали и приближались к фронтмену. Когда одна из теней схватилась за его ногу, он оскалился и плюнул ей в пасть.

Выход из ситуации только один.

Фобос ещё раз заставил себя осознать это как факт.

А затем он быстро прислонил «Насмешника» к виску и спустил курок.

Глава 13.

Резкий звук выстрела распугал всех птиц в округе.

Фобос посмотрел вниз. Под ним красовалось кожаное седло, левая рука невозмутимо покоилась на рожке.

Не в силах совладать не только с собственным телом, но и разумом, та часть Фобоса, которая по-прежнему им была, перевела взгляд вправо. Предплечье выдвинуто вперёд, рука прямая и параллельна земле. Фобос взглядом скользил по коричневой материи плаща, пока его взгляд не упёрся в посиневшую от напряжения ладонь, стискивающую «Насмешника». Над пистолем клубился чёрный дым. Фобос заставил себя поднять голову.

Прямо перед ним в десяти футах нервно вздрагивал другой конь с всадником в седле. Поношенные сапоги. Несколько полусгнивших голов, притороченных к седлу. Руки, мёртвой хваткой сжимающие какой-то талисман. Выше, выше. Нечёсаная борода до груди, черней, чем вороново крыло. Ещё выше. Полуоткрытый рот и глупое выражение лица.

И как вишенка на торте – дыра во лбу, оставленная «Насмешником». Тут же из неё хлынула кровь и потекла, окрасив искажённое предсмертной гримасой лицо бандита в цвет заката над Бирденским хребтом.

– Это всё, – вырвалось у Фобоса. Он тут же испуганно зажал себе рот левой рукой, опасаясь, что ещё не полностью обрёл контроль над своим телом. Но отныне оно было послушно ему. Всё закончилось.

«Но тени всегда возвращаются в самых страшных кошмарах», – вспомнилась ему старая пословица.

Фобос повернул Бонки и галопом помчал в сторону Оштерауса, настраивая себя на то, чтобы никогда не возвращаться в памяти к событиям этого дня. К горлу подступила тошнота. «Опять?» – ужаснулся Фобос, вообразив, что сейчас его опять схватит приступ. Но ничего не произошло.

Всё закончилось.

Всё ли?

Некая мысль уколола воспаленный последними событиями рассудок Фобоса, и тот, пришпорив Бонки, прильнул к её шее, развязывая верёвку, которой было привязано к седлу огромное ружьё.

Мимо мелькали деревья, лес становился всё реже и реже, а Фобос мчал во весь опор, пряча ружьё под своим телом и плащом. Наконец, Прибрежный лес закончился, но в ту же секунду обозначилась новая проблема, к которой законник, по счастью, был уже готов.

Слева и справа из кустов выскочило с десяток бандитов на лошадях, намеревавшихся окружить Фобоса. Выглядели они крайне истощённо и не внушали опасности, а вооружёны были преимущественно ржавыми ножами да топориками.

Фобос притворился раненым и старался не двигаться. Надо отдать должное Бонки – лошадь летела как стрела, точнёхонько на юг, и не заупрямилась, завидев бандитов.

Вновь зазвучала ужасная песня, но на сей раз её орали хриплыми голосами бандиты. Они поверили в то, что лошадь несла раненого или мёртвого наездника, а посему без опаски приблизились к нему. Фобос незаметно дёрнул повод на себя, и Бонки пошла медленнее.

Главный головорез, потрясавший в воздухе кривым ножом, тут же оказался рядом и схватил Бонки за поводья, не увидев, как Фобос медленно выталкивает ружьё из-под себя.

Это было последней ошибкой разбойника.

Грянул оглушительный выстрел, разорвавший окружавшее пространство на лоскуты. Даже Фобос был ошеломлён тем, какой грохот способен издать «последний аргумент фронтмена». Полыхнуло огнём.

На месте разбойника возникло кровавое месиво, лишь сапоги с кроваво-красными костями и нанизанным на них мясом торчали в стременах лошади незадачливого бандита, да его рука мёртвой хваткой повисла на поводьях Бонки. Это всё, что от него осталось. Законник шумно выдохнул.

Кобыла Фобоса испугалась и встала на дыбы. Но разбойники сломали строй и сбились в кучу.

Сохраняя редкое самообладание, законник повёл Бонки влево, а сам, оперев ружьё на сгиб локтя, прицелился и выстрелил вновь.

Бах! Верхняя половина туловища одного из бандитов взорвалась красными ошмётками. Фобосу стало дурно.

Ему кое-как удалось успокоить лошадь перед тем, как оставшиеся в живых головорезы открыли по нему огонь.

Он вновь пришпорил Бонки, моля Мортара о том, чтобы шальная пуля не угодила в лошадь, а сам круто повернулся в седле назад и метким выстрелом убил ещё одного разбойника.

Кругом раздавалась брань и хриплые крики. Бонки мчала во весь опор, и разбойникам было её не догнать, но Фобос не любил оставлять незаконченные дела.

Поэтому когда степной кустарник скрыл его из виду, он оцепенело схватился за поводья, пытаясь перевести дух. Уходить нельзя.

Фобос через силу влил себе в горло несколько глотков бирденской водки, чтобы унять дрожь в конечностях. На лбу выступил холодный пот. Но законник ясно понимал, что страх был не причём.

Он просто устал. Слишком много всякой чертовщины произошло за последние дни, а сегодняшнее колдовство безумного разбойника и вовсе напоминало ночной кошмар, от которого он до сих пор не проснулся.

– Помоги мне, Мортар, и я приведу в твоё царство много испорченных душ, – прошептал он, после чего поцеловал «Насмешника», а затем, сжимая в левой руке пистоль, а в правой ружьё, выскочил из зарослей.

Разбойники уже были поблизости.

Их осталось всего шесть, и настроены они были самым решительным образом, хотя некоторые до смерти перепугались.

Силясь удержать тяжёлое ружьё одной рукой, Фобос открыл из него беспорядочный огонь, выстреливая оставшиеся патроны. Это было сделано для того, чтобы напугать разбойников – он ни в кого так и не попал.

Зато их лошади взбесились, и теперь законник, отбросив ставшее бесполезным оружие, уже выстрелил в одного из них из «Насмешника».

Пуля прошла точно между глаз. Бандиты опомнились и открыли огонь. Пули свистели мимо, рискуя оцарапать Фобоса, но ни одна не могла попасть в Фобоса, обходящего их широким кругом. Слишком ловко он правил лошадью и слишком метко отстреливался. Ещё один бандит рухнул со своего коня. Осталось четыре бандита и четыре патрона в пистоле.

Ещё одна пуля угодила прямиком в грудь незадачливого преступника, заставив того неловко сползти с седла и, застряв в стремени, повиснуть на убегающей лошади. Три пули. Три врага.

Жгучая боль пронзила правое предплечье Фобоса, да так сильно, что он едва не выронил «Насмешника» и не вылетел из седла. Кое-как удержавшись, фронтмен перебросил пистоль в левую руку и резко развернул Бонки кругом. Прицелился. Ещё один труп окропит своей нечестивой кровью этельвельдские степи. Впервые в жизни Фобос был рад тому, что родился амбидекстром.

Однако расстояние между Фобосом и двумя оставшимися в живых бандитами стремительно сокращалось, а боль в предплечье и тёплая кровь, струящаяся по руке, вынуждала фронтмена отвлекать на неё своё внимание. Стиснув зубы, он резко выпрыгнул из седла и приземлился прямо на раненую руку. В этот же миг над седлом пролетело несколько пуль.

Вспышка боли пронзила всё тело Фобоса, а в глазах побелело. На мгновение ему показалось, будто он издал короткий стон, но в действительности этого не произошло. Кое-как поднявшись с земли, он быстро выстрелил из пистоля прямо в спину одному из разбойников. Те пролетели мимо Бонки и ещё не успели обернуться. Затем навёл ствол «Насмешника» на последнего преступника и спустил курок.

Щелчок. Чёрт побери, осечка! Не зря он дал пистолю такое имя.

Фобос сунул пистоль в портупею и приготовился к удару. Бандит скакал во весь опор и был уже совсем близко к Фобосу, но почему-то не стрелял, а поравнявшись с ним, резко спрыгнул с лошади и повалил законника на землю.

Но фронтмен не собирался так быстро сдаваться. Несмотря на то, что бандит был на голову выше законника и намного тяжелее, Фобоса переполняла жажда спасти свою жизнь.

Тяжёлые ручищи преступника принялись душить Фобоса. Небо начало стремительно темнеть, а перед глазами было только искажённое злобой лицо бандита, да его кривой рот с гнилыми зубами, из которого текла струйка слюны.

Фобос вдруг почувствовал полное безразличие к своей жизни и ко всему окружающему.

Он равнодушно уставился на бандита, словно произнеся: «Давай же, сукин сын, убей меня, мне и на это наплевать».

Это заставило бандита на долю мгновения ослабить хватку и отчего-то изумиться. Но и этой доли мгновения Фобосу хватило на то, чтобы нанести противнику сокрушительный удар рукоятью «Насмешника» по голове.

Тот слетел с законника и упал, держась за окровавленную голову.

– Пожалуйста.. пожалуйста… – залепетал он, нелепо дёргая ногами.

С губ Фобоса непроизвольно слетел зловещий свист. Он оскалился и аккуратно повернул бандита на спину, словно издеваясь над ним. А затем начал ударами кулаков превращать его лицо в кровавую кашу.

Это закончилось лишь десять минут спустя. Весь измазанный бандитской кровью Фобос почувствовал, что его левая рука устала, а правая и вовсе перестала слушаться. «Чёрт побери, да я же ранен», – подумалось ему.

Он слез с мёртвого бандита и устало рухнул на траву, глядя на сереющее этельвельдское небо. Вдалеке, к югу отсюда, виднелся хребет Бирдена, на котором примостился Оштераус. Утром Фобос выехал оттуда, намереваясь покончить с бандитами, прячущимися в Прибрежном лесу. Покончив с бандитами, он намеревался вернуться обратно.

Поэтому, несмотря на жгучее желание лежать здесь, на мягкой этельвельдской траве, и смотреть, как холодные звёзды взойдут на чёрный небосклон, а с ними и душа Фобоса воспарит к царству Мортара, он пересилил себя и оторвал от исподней рубашки кусок ткани. Влив себе в горло половину всей водки из фляги, он почувствовал, как тело перестаёт его слушаться.

Оставалось всего несколько минут до того, как он потеряет сознание. Нетвёрдой рукой он вытащил из сапога нож и, огласив окрестности душераздирающим воплем, принялся выковыривать пулю из предплечья. Рана становилась всё ужаснее, кровь текла, и силы покидали Фобоса, но всё же он не сдавался, кричал от боли и ковырял ножом в пулевом отверстии.

И закончил лишь тогда, когда небольшой свинцовый шарик вывалился из раны прямо в траву.

Всё было залито кровью. Небо тоже покраснело. Фобос залил импровизированный бинт водкой и туго замотал рану. Полдела сделано. Предстояло самое сложное – встать.

Свистом он подозвал Бонки и, цепляясь слабеющей рукой за стремя, умудрился не только подняться, но и влезть в седло.

На этом его силы иссякли, и, прошептав «Скачи домой, Бонки» он рухнул на шею лошади – прямо как в лесу перед схваткой с бандитами. Но теперь уже не притворяясь.

ГЛАВА 14.

Фобос очнулся в лазарете лечебницы Падсона и долго не мог сообразить, где находится.

Он лежал в мягкой постели под тёплым одеялом. Рядом на столике его ждал «Насмешник», заботливо смазанный кем-то и перезаряженный. Горела лампадка, и вороненый ствол пистоля отражал причудливую игру жёлтого света.

Фобос попытался сесть, но слабость не дала ему этого сделать. Он взглянул на рану – та была тщательно затянута настоящим бинтом, и, судя по запаху карболки, обработана. Однако бросалось в глаза небольшое посинение предплечья. Только бы не сепсис.

Законник шумно выдохнул. Все события последних дней сплелись у него в голове в какой-то фантасмагорический кошмар. Горящий храм Мортара и мёртвый лигийский младенец. Убийство Йеспера в монастыре и пляска теней. Уродливые деревья, похожие на мифических гигантов и разбойник-колдун. Перестрелка в степи и синие этельвельдские звёзды. Он уже не мог отделить одно от другого.

Но теперь Фобос был дома, в безопасности. И можно было смело закрывать глаза на то, что произошло.

– Очнулся? – раздался голос Драйтера. Фобос повернул голову и увидел командира, – не стоит, не шевелись. Падсон сказал, что тебе нужно отдыхать.

– Это обычная рана, – прошептал пересохшими губами Фобос и почувствовал, как его голоса закружилась. В самом деле, это обычное пулевое ранение в предплечье. Но почему он так ослаб?

– Не говори, парень, – сказал Драйтер, усаживаясь на край кровати Фобоса, – послушай, что я скажу. Отдохни, как следует. Твоя награда за молодчиков из Прибрежнего леса уже дожидается тебя.

– Мне… нехорошо, – пробормотал Фобос, чувствуя подступающую к горлу тошноту.

– У тебя лихорадка. Падсон влил тебе в глотку какое-то снадобье и смазал рану. Но тебе нужен отдых.

– Отдых… – тупо повторил Фобос, – меня знобит.

– Да, парень, – кивнул командир, – но это пройдёт. Так что отдыхай.

– Где Бонки? – устало спросил законник, ощущая, как силы покидают его.

Драйтер рассказал, что в Оштераус кобыла вернулась одна, что не на шутку всполошило законников. Когда поисковый отряд выехал из ворот спустя каких-то полчаса, они наткнулись на Хорнета, который вёз в седле Фобоса, находящегося без сознания.

Здоровяк объяснил, что узнал от Бенджи, куда собрался Фобос и поехал по следам, рассчитывая нагнать законника и оказать огневую поддержку.

– Но ты управился и в одиночку, герой, – улыбнулся в усы Драйтер.

Неожиданное совпадение, в очередной раз спасшее жизнь Фобоса. Как Хорнету каждый раз удаётся вытаскивать его из дерьма?

Драйтер дал понять, что разговор окончен. Он крепко пожал слабую руку Фобоса и, коснувшись двумя пальцами своей неизменной шляпы, ушёл.

А мир вокруг Фобоса закружился и обрушился ему на голову, заставив того вновь потерять сознание.

***

Фобос то и дело проваливался в сон, а затем просыпался, не отличая его от реальности. Иногда его сознание скручивалось в бараний рог, и законник ожидал, что сейчас на него обрушится приступ, подобный тому, что он испытал несколько дней назад в переулке города. Но всё обходилось. Вероятнее всего, сказывалась лихорадка.

Падсон добросовестно отпаивал раненого законника различными снадобьями и проверял рану. Та гноилась. Лекарь лишь качал головой, смазывал её какой-то дурно пахнувшей мазью и говорил, что всё будет в порядке.

Силы покидали законника с каждым днём. Сны становились всё бредовее и путанее. Фобос уже потерял счёт времени. Иногда он видел знакомые лица среди тех, кто приходил к нему. Танго, Клайвз, Хорнет, Юргенс, Сид, Йеспер, Одноногий, Клифф, Драйтер… И мёртвые выглядели живее живых.

И тени возвращались в самых зловещих кошмарах.

Ещё был какой-то смутно знакомый Фобосу жирный капитан в хафенбаумской военной форме.

Ты?

Опять ты?

Ты, что ли, десница Мортара?

Мертвецы задавали фронтмену вопросы, смысла которых он не понимал.

– Я хочу есть, приятель, – грустным голосом сказал Клифф, усаживаясь на край кровати Фобоса, – я хочу есть. Я умираю с голоду. Уже неделю ни былинки во рту не было. Ты поможешь?

– Потерпи, старина, – тихо и испуганно отвечал Фобос, – я что-нибудь придумаю.

– Придумаешь… – обрадовано кивал Клифф. На его бледных устах появлялась слабая улыбка, – придумаешь. Конечно, придумаешь. В Рубеже придумал – и все остались сыты.

– Я не…

– Все, кроме меня. Я-то уже десять дней как от голода умер.

– Клифф…

– Караван задерживается, – это говорили Драйтер и Хорнет, возникшие из ниоткуда, – каравана не будет. Караван задерживается.

– Караван захватили аборигены, – устало отвечал Фобос.

– Нет. Он задерживается. Мы не умрём с голоду.

– Клифф уже умер.

– Тогда давай съедим Клиффа? – спросил Хорнет.

Фобоса вывернуло наизнанку.

При виде зла душа моя ликует…

На четвёртый, по прикидкам законника, день к нему вернулось ясное сознание. Солнце садилось за горизонт и заливало комнатушку алым светом. Он потыкал пальцем в отвратительно выглядевшую рану и посиневшую руку и закряхтел от боли.

За дверью раздался голос Падсона. Лекарь говорил с кем-то – скорее всего, с Хорнетом. Фобос не мог разобрать, о чём они беседовали, услышал только одну фразу – «отнимать руку», произнесённую голосом Падсона. После чего провалился в глубокий и тревожный сон.