Текст книги "Снимите белое пальто. Что заставляет хороших людей самоутверждаться за счет окружающих и как этому противостоять"

Сторонников все больше

Говорят, 2016 год стал новым 1968-м. Президентские выборы вскрыли очень глубокие разногласия и породили новые. Многих из тех, кто обычно плывет по течению с большинством, они заставили первый раз в жизни заговорить о неравенстве и несправедливости. Не думаю, что быть сторонником – значит молчать. Журналисты-консерваторы Мэтт Льюис и Леон Уолф отметили растущий интерес белых американцев к проблемам, с которыми приходится сталкиваться афроамериканцам. Мне доводилось жить как в более консервативных районах Америки (включая родной город семьи Буш – Мидланд, штат Техас), так и в более либеральных (например в Кембридже, штат Массачусетс, известном также как Народная республика Кембридж). И со временем я поняла, что и сторонников, и нигилистов можно найти везде, и что число сторонников в рядах той и другой партии растет.

Читатели бестселлеров «Между миром и мной», «Элегия Хиллбилли» и «Новый Джим Кроу» узнают о классовых и расовых проблемах. Документальный фильм о массовом заключении «13-я» добрался до широкой аудитории благодаря Netflix. Огромные компании, такие как Google и Goldman Sachs, проводят дискуссии о поддержке и союзничестве. По ключевым словам «мужская привилегия» и «белая привилегия» уже сделано по полмиллиона поисковых запросов. А у слова «woke» (пробужденный) относительно недавно появилось новое значение, введенное в статье New York Times о необходимости «назвать» людей, которые «осведомлены о реальном неравенстве» с культурной точки зрения.

Мы живем во времена беспрецедентной интеграции. Это уже не Америка наших родителей или их родителей. Если ваши бабушки и дедушки жили в Америке XX века, они вероятно большую часть жизни не сталкивались с представителями другой расы или национальности. И работали они, скорее всего, в однородном коллективе – женщины с женщинами, мужчины – с мужчинами.

Сегодня картина совершенно иная. Судя по результатам опроса Reuters, 70 % американцев взаимодействуют с представителями других рас в кругу друзей, коллег и родственников. Среди опрошенных младше 30 лет этот показатель поднимается до 90 %. Растет гендерное разнообразие на рабочих местах. Сегодня в жизни больше многообразия, чем раньше, но больше и разобщенности. Просто верить в идеалы равенства уже недостаточно. Нужно стать тем, кто способен менять мир к лучшему. Тем, кто понимает, как бороться с предубеждениями.

Наука поможет перейти от молчаливого сторонника к творцу новой реальности.

С чего же начать? Если вы захотите сбросить десять килограммов или подлатать разваливающиеся отношения, или понять, почему ненавидите свою работу, вы найдете десятки книг с научными исследованиями и основательными доказательствами. Если же вас волнует борьба с предвзятым отношением общества к маргинализированным группам, вариантов окажется в разы меньше. Большинство книг предлагает различные способы решения проблемы неравенства: структурные, политические или макроэкономические. И лишь немногие рассказывают об опыте социальных психологов по борьбе с предрассудками на уровне отдельных личностей: человек-человек и человек-система. Тем не менее исследования, которые могут помочь нам превратиться из убежденного сторонника в способного творца, существуют.

Впервые я осознала это, когда мои чудесные студенты программы MBA организовали в Школе бизнеса Стерн Нью-Йоркского университета что-то вроде Недели союзничества. В течение семи дней они проводили мероприятия, которые посетили сотни занятых студентов. Там они узнали, как быть надежными союзниками для тех, кто отличается от них (например, белые студенты – для небелых, не-ветераны для ветеранов, парни для девушек). Организаторы Недели союзников попросили меня выступить в роли ключевого спикера. Я много времени провожу, анализируя собственные или изучая существующие исследования, посвященные предвзятости и смежным темам. Но, оценив материалы с точки зрения возможностей обучения культуре союзничества, даже я была шокирована – сколько полезных, наглядных и актуальных данных пылится незамеченными в академических журналах. Нужно использовать социологию, чтобы стать более способным творцом.

К счастью, роль общественных наук, в том числе социологии, в национальном дискурсе все растет. Множество социальных психологов, включая меня, годами, даже десятилетиями изучают, обсуждают и ведут споры на тему неявных (известных как «неосознанные») предубеждений. Многие активисты также поднимают эту тему, а психологи Махзарин Банаджи и Энтони Гринвальд недавно опубликовали авторитетную книгу «Белые пятна» (Blindspot). В предвыборных дебатах в 2016 году Хилари Клинтон упомянула «неявные предубеждения» пять раз. Неделю спустя во время дебатов вице-президентов Майк Пенс задался вопросом: может ли черный полицейский проявить неосознанные расовые предубеждения. (Исследования показывают, что большинство белых американцев склонны к неявным предубеждениям в пользу белых, тогда как темнокожие американцы делятся на тех, кто отдает предпочтение белым, и тех, кто черным. Я и сама была соавтором работы, которая показывает, что женщины склонны проявлять более сильные неявные гендерные предубеждения, чем мужчины.)

Изучение неявных предубеждений – лишь одна часть научных исследований, которые могут нам помочь. Работы психологов, социологов, экономистов, политологов и ученых из других сфер выявляют разные способы перехода из стана «сторонников» в число «творцов». Кроме того, исследования показывают, что несмотря на добрые намерения, иногда мы можем навредить. Я собрала самые надежные и полезные результаты разных исследований. Конечно, наука динамична, множество вопросов ждут ответов, почва для дальнейших изысканий все еще невероятно богата. И конечно, ни одно исследование не дает однозначного результата. Но как ученый, живущий в мире, где царит предвзятость, я уверяю – у нас достаточно данных, чтобы действовать.

Чтобы творить нужны и огонь, и свет

За неделю до протеста Black Lives Matters в магазине игрушек я перечитывала «Письмо из Бирмингемской тюрьмы» Мартина Лютера Кинга (1963), в котором он говорит об «ужасающем молчании хороших людей». Не таким человеком я хотела быть. Я знала, что многие верили в протесты, как возможность что-то изменить, поэтому нашла информацию о следующей акции и попросила нескольких друзей и членов семьи присоединиться ко мне. Так я нарушила молчание. Но лежа в магазине поняла, что это не мой голос.

Оказалось, что я плохой протестующий. Пока мы, скандируя лозунги, поднимались по эскалаторам магазина игрушек, в моей голове проносились совершенно не относящиеся к протесту мысли. Я работающая мать, которой нечасто выпадет шанс спокойно купить детям подарки за две недели до Рождества. И вот я неожиданно для себя оказалась в одном из самых больших магазинов игрушек. Я могла бы вытащить список покупок на воскресенье и совместить протест и шоппинг (заодно избежав праздничного наплыва покупателей – протест отпугнул их). Вот о чем я думала. Боже, есть ли что-то более неподходящее? Мультизадачность во время митинга, отметьте в списке: «Лего» со «Звездными войнами» – есть, кукольный домик «Холодное сердце» – есть, гражданское неповиновение – есть. Движение протеста заслуживало лучшего [участника].

И я задумалась, неужели активизм, организация протестов – единственные способы создать лучший мир? Что могли бы сделать такие, как я? Те, кто не в восторге от конфликтов, может позволить себе посудомоечную машину, но никогда не станет до хрипоты спорить о том, как именно класть в нее вилки (острием вниз, разумеется). Я восхищаюсь характером и мужеством людей, готовых ввязываться в споры и устраивать вызывающие протестные акции. Они используют «огонь» и получают его в ответ.

Оказалось, что я плохой протестующий.

Но мои сильные стороны – обучение и партнерство. Я хороша, когда дело касается разговоров с людьми. Я могу задавать вопросы. Слушать. Исследовать разные точки зрения. Все эти способности помогают создавать «свет». Возможно, я и другие люди, ищущие свое место в движении к лучшему миру, упустили из виду важное значение света[13]13
  Мне очень нравится метафора с огнем и светом, она сильная и понятная, и другие, похоже, согласны с этим. Мне не удалось определить первоисточник, но я встречала ее у самых разных авторов от публикаций материалов «Христианского реестра» унитаристов до статей Кэти Янг в Observer и речей Барака Обамы. (Прим. автора)


[Закрыть].

Создавать свет можно разными способами – у себя дома, на работе, в сообществах. Очень вдохновляет исследование Деборы Мейерсон о «сдержанных радикалах». Сдержанные радикалы – рядовые сотрудники компаний, обычно довольно успешные. Они не заявляют о себе, как о сторонниках радикальных движений, но становятся катализаторами изменений, бросая вызов статусу-кво небольшими, осторожными действиями. Мейерсон пишет: «Сдержанные радикалы толкают и двигают систему, используют десятки разных незаметных способов: перенаправляя процессы и информацию, ставя под сомнение привычные действия, расширяя границы инклюзивности, добиваясь небольших успехов». Хотя ни одно конкретное действие не производит революцию, суммарные усилия ведут к заметному развитию. Другими словами, сдержанные радикалы следуют совету автора книг и активиста Силаса Хауза: «Делайте революцию каждый день».

Внесу ясность – исследования показывают, что огонь не менее важен. Исследовательница социальных движений Джо Фриман выяснила, что радикальные феминистки помогали продвигать идеи умеренных, выражая более решительные взгляды. Герберт Хейнс расширил работу Джо, изучив движение за гражданские права, и пришел к выводу, что умеренные организации чернокожих стали получать большее финансирование после возникновения радикального движения темнокожих. В социальном движении свет – не замена огня. Это необходимый партнер. Для многих из нас свет – точка входа в работу.

Эта книга объединяет истории и исследования, которые помогут создавать свет. В ней будут рассказы о людях со всей страны из разных сфер деятельности, каждый из которых экспериментировал, пытаясь сделать что-то для создания лучшего рабочего пространства и лучшего мира. Одни размышляют о таких вещах, как многообразие и инклюзивность годами, другие – подключились совсем недавно. Одни больше используют взаимодействия человек-человек, другие работают с системами, которые формируют общественную жизнь. Их истории скорее не о решении всех проблем и великом спасении, а о росте и борьбе. Так же, как вы или я, они хорошие люди, которые пытаются стать лучше.

Введение: человек хорошеватый

Три самых сложных дела в мире – это достижения не физические или интеллектуальные, а моральные: ответить любовью на ненависть, обратиться к отверженному и произнести: «Я был не прав».

– Сидни Дж. Харрис

12 июня 2016 года. Воскресное утро Рейчел Хурник началось с ужасных новостей из Орландо, штат Флорида. Этой ночью, когда бармены одного из самых популярных клубов объявили последний трек, вошел мужчина, вооруженный несколькими пистолетами. 49 убитых, 53 раненых.

Девушка была в ужасе. Она, как и любой человек в городе, могла оказаться в этом клубе. Когда-то Рейчел училась у меня, и, услышав новости, я подумала о том же.

На следующий день ей нужно было идти на работу. Рейчел – сотрудница одной из технологических компаний области Залива[14]14
  Район Сан-Франциско.


[Закрыть] – понимала, что невероятно напряжена. Это было не то «хорошее» напряжение – легкий стресс, который помогает сосредоточиться, повышает мотивацию и креативность. Она была поглощена скорбью. По данным исследования Индекса горя, охватывающим несколько десятилетий и более чем 25 тысяч респондентов, в любой момент (и прямо сейчас) каждый четвертый американец переживает горе.

Рейчел чувствовала «скрытую скорбь». Специалисты считают, что она возникает из-за негативных событий или отношений вне работы, таких как потеря в семье, тяжелая болезнь или национальная трагедия. Скрытая скорбь сто ит американским компаниям до 75,1 млрд долларов в год, так как приводит к снижению продуктивности – сотрудники теряют концентрацию и допускают ошибки и неточности. Иногда источник скрытой скорби, например утрату в семье, относительно просто объяснить и разделить с окружающими, но часто причины намного сложнее и глубже, и говорить о них тяжело.

Рейчел не спала всю ночь и решила не прятать свое горе. Она написала в блоге: «Эта неделя и несколько следующих будут трудными для нас и наших коллег из мусульманского сообщества. Первые скорбят по погибшим в одном из островков безопасности, который мы обрели. Вторые – потому что их обвиняют в этих смертях».

Как бы она ни любила свою работу и коллег, Рейчел ужасала мысль, что утром нужно пойти в офис. Хотя для многих из нас рабочий коллектив – важная поддержка, она знала, что станет только хуже. Вместо того чтобы обрести утешение в офисной обстановке, Рейчел чувствовала лишь страх. Когда она рассказала мне об этом, я была удивлена. В обычной ситуации Рейчел – одна из самых благодарных девушек, которых я знаю, и может заставить вас почувствовать себя героем даже за самое маленькое доброе дело. Очевидно, я что-то упускала.

«Все эти слова поддержки скорее нужны им самим, а не мне, – объяснила Рейчел. – Я же дочь пастора, так что часто бывала на похоронах. И, понимаешь, там каждый раз звучат одни и те же диалоги. Похоже на соревнование, кто видел покойника последним. “Мы встретились с Джимом во вторник в магазине, и он выглядел как обычно”, “Я видел его на следующее утро, и мне показалось, что что-то не так”. А семья Джима отсиживается в уголочке в одиночестве. Сочувствующие перетягивают одеяло на себя».

Рейчел боялась, что ей придется отложить свою скорбь, чтобы дать место эмоциям коллег. Конечно, их горе, мое горе было искренним. И я, и коллеги беспокоились о ней и [одновременно] желали чего-то еще: нам очень хотелось, чтобы и она заметила нашу печаль. Нам казалось, что мы хорошие люди, что мы на правильной стороне ситуации. Но нам требовалось ее оценка. На подсознательном уровне мы жаждали подтверждения, что мы – хорошие, и что Рейчел это знает.

Проявление идентичности

В своей речи и действиях мы выражаем то, как видим себя и как хотим быть воспринятыми окружающими. Социологи Кэролин Бартел и Джейн Даттон называют этот процесс «проявлением идентичности». Это универсальный базовый психологический процесс. У каждого из нас несколько идентичностей. Мой муж, дети и я сама ощущаем себя как американцы индийского происхождения. Мои дочери также проявляют себя в качестве поклонниц группы Mets и девочек-пацанок. Мой муж – как врач, панджабский сикх и преданный отец. Я как цветная женщина, творец добра и любящая мать.

Всем людям свойственно желание быть замеченными и признанными в разных идентичностях. В социологии это называется «признанием идентичности». Бартел и Даттон сравнивают связь между проявлением и признанием идентичности с представлением и реакцией публики на него. Тина Фэй может проявлять идентичность забавного комика, но если публика не сочтет ее смешной, эта идентичность не будет признана.

Мы очень внимательны к признакам признания. Психолог Уильям Свонн обнаружил в ходе исследований, что иногда люди готовы даже платить, чтобы его получить. Отношение и слова окружающих, обращенные к нам, подтверждают наше существование.

Когда мы не уверены, принимают ли окружающие важную для нас идентичность, жажда признания становится более сильной и неотложной. В психологии такое положение, когда идентичность подвергают сомнению или отвергают, называется «личностной угрозой». Физическая опасность заставляет нас мгновенно сосредоточиться на самозащите. Психологическая угроза работает аналогичным образом. Допустим, я трепетно отношусь к идентичности «человека, который поступает правильно». И если меня, основываясь на стереотипах из резюме, осудят за жадность, я почувствую личностную угрозу. Мне нравится считать себя любящей матерью, и я веду себя соответственно. Но когда другие матери осуждают меня за то, что я провожу весь день вне дома, работая на полную ставку, я чувствую личностную угрозу. И как только это состояние «включается», появляются проблемы.

Вместе с учеными Мэри Керн, Жу Жу и Суджин Ли мы изучали, что происходит, когда внешняя ситуация истолковывается как угроза. Мы попросили участников исследования выполнить задание на поиск слов, сказав, что они получат оплату по результатам заданий. Мы фиксировали, воспринимали ли они задание скорее как угрозу или как вызов, который лишь потенциально предполагал личностную угрозу. Наша гипотеза заключалась в том, что участники, видевшие в задании угрозу, более вероятно морально отстранятся от него и проигнорируют голос совести, не дающий в обычной ситуации поступать неправильно. Как мы и предсказывали, участники были больше расположены морально отстраниться, если думали, что перед ними угроза.

Затем мы попробовали снять угрозу с помощью простого отвлекающего фактора. Мы попросили участников вспомнить ситуацию, когда они чувствовали себя в безопасности, полагались на другого, а этот человек полагался на них. Хотя вопрос не имел отношения к заданию на поиск слов, мы предположили, что он вызовет чувство признания и снизит угрозу. Как мы и предсказывали, результаты изменились – признание уменьшило угрозу, а с ней и моральную отстраненность.

Угроза, особенно личностная, создает напряжение, которое может привести к ухудшению производительности, неприятным последствиям для здоровья и неверному выбору стратегии поведения. В таком состоянии мы чувствуем себя плохо и чаще всего негативно воспринимаем окружающих. Пытаемся защититься. В такие минуты мы удаляемся от идеала, к которому стремимся.

Итак, каждый человек обладает рядом идентичностей, проявляющихся вовне. Нам необходимо, чтобы окружающие признавали проявленные идентичности. Не получая признания, мы чувствуем угрозу и напряжение. Под их действием мы совершаем поступки, которых не сделали бы в обычной ситуации. Личностная угроза удаляет нас от хорошего человека, которым мы хотим быть.

Исследования показывают, что стремление к признанию превалирует над искренним желанием быть хорошим коллегой, другом или союзником. Результаты одной из работ показали, что мы ценим действия, направленные на повышение нашей самооценки, такие как комплименты, даже больше, чем секс и любимую еду. А учитывая, что открыто напрашиваться на комплименты в обществе считается дурным тоном, можно предположить, что участники опроса даже преуменьшили их важность.

Это работающая для всех модель поведения. Мы стремимся к признанию. Ставим свою потребность выше чужих. Хотим получить то, что активисты называют «печеньками» – признание наших добрых намерений, даже если для дающего печеньку это трудозатратно. В ситуациях, когда мы пытаемся проявить идентичность сторонника определенных идеалов, и она оказывается под угрозой, потребность в признании особенно остра. Когда оно получено, личностная угроза снижается. Но, что иронично, в итоге чувствуем мы себя далеко не так правильно, как нам хотелось бы. Эта модель поведения одновременно удручает и утомляет.

Исследования показывают, что стремление к признанию превалирует над искренним желанием быть хорошим коллегой, другом или союзником.

Об опасностях «печенек» пишет в своем романе «Американа» (Americanah) Чимаманда Нгози Адичи. Главная героиня проводит несколько семинаров по инклюзивности и замечает, что их посетители приходят в первую очередь с целью не учиться, а чтобы почувствовать себя лучше, чем они есть. Возможность роста и изменений приносили в жертву желанию получить «печеньки».

События, подобные трагедии в Орландо, создают огромную личностную угрозу и увеличивают необходимость признания. Мы хотим сделать как лучше, но часто не понимаем, с чего начать. Нам может казаться, что мы ошибемся, если что-то скажем или, наоборот, промолчим. Многие считают себя сторонниками равенства и справедливости, многообразия и инклюзивности, но мало кто понимает, как продвигать эту позицию в реальных условиях.

Мы вернемся к истории Рейчел в конце книги, чтобы узнать, как она обрела необходимую поддержку. Но сначала поговорим о четырех отличиях настоящих творцов от простых сторонников. Прежде всего разберемся, как мыслят хорошие люди, такие, как мы с вами.

Психология человека хорошеватого

Я изучаю психологию хороших людей. Себя я тоже считаю хорошей, хотя мои поступки иногда свидетельствуют об обратном. Я цепляюсь за устаревшие стереотипы. Защищаю систему, которая поддерживает обеспеченные дружные семьи, подобные моей. Я могу ошибиться, определяя расу. Спустить на тормозах задевающую чувства человека шутку. Осудить кого-то, чьи жизненные принципы сбивают меня с толку. Здесь нечем гордиться.

В то же время я борюсь за равенство, делаю пожертвования в социальные организации, помогаю представителям маргинализированных групп, пытаюсь нарушить статус-кво. В итоге качели моих мыслей перемещаются между верой, что я все-таки хороший человек, и убеждением, что я безнадежно плохая. В конце концов вера в мои хорошие стороны обычно побеждает.

Такое происходит не только со мной. Большинству из нас свойственна срединная, как ее называют психологи Карл Акино и Америус Рид, «моральная идентичность». Моральная идентичность характеризует ваше стремление быть хорошим человеком, а не уровень «хорошести». Исследование Акино и Рида показало, что большинство людей хотят чувствовать себя хорошими. Другими словами, моральная идентичность, также как и любая другая, требует проявления и признания со стороны окружающих.

Даже если у нас нет на это сил, первое стремление всегда – проявить моральную идентичность, показать себя хорошим. Ведь любые другие варианты ставят нашу мораль под сомнение и создают личностную угрозу.

Естественно, лишь тот факт, что у большинства выражена серединная моральная идентичность, не означает, что все согласны, какие поступки правильные, а какие нет. У представителей какой бы то ни было политической партии, поколения или системы верований будет разная моральная идентичность. Люди часто расходятся в понимании нравственных и правильных поступков, но почти любой будет возмущен, если его назовут аморальным. Соучастники преступлений или травли, поступков, которые осуждают окружающие, часто абсолютно уверены в собственной правоте. Недавняя статья в Washington Post, подробно описывающая биографию бывшего белого националиста Дерека Блэка, показала, что даже члены ку-клукс-клана могли не считать себя расистами.

Хотя многие из нас не совершают правильные поступки каждую минуту, а некоторые далеки от добрых дел большую часть времени, мы продолжаем считать себя хорошими. Чем подтверждается такое представление о себе? Все дело в ошибочном предположении, что наше поведение привязано к морально-этическим стандартам и нравственным ценностям. Но наш мозг устроен не совсем так. Поведение определяется идентичностью. Если я хочу видеть себя хорошим человеком, я могу достичь этого или поступая соответствующим образом (действие Х), или убеждая себя, что я молодец, одновременно совершая поступок, диаметрально противоположный действию Х. Даже если у нас нет на это сил, первое стремление всегда – проявить моральную идентичность, показать себя хорошим. Ведь любые другие варианты ставят нашу мораль под сомнение и создают личностную угрозу.

В результате все, даже самые хорошие люди, иногда поступают «плохо». И очень легко заметить такие ошибки у других, гораздо труднее – у самого себя.

Трудно переоценить, как легко и непринужденно наше сознание привыкло избегать личностной угрозы. Как тело от природы способно противостоять бактериям и вирусам, также мозг преодолевает угрозы нашим идентичностям. Эта склонность не превращает нас в злодеев, но мешает замечать и анализировать ситуации, в которых мы поступили не так хорошо, как кажется. В результате все, даже самые хорошие люди, иногда поступают «плохо». И очень легко заметить такие ошибки у других, гораздо труднее – у самого себя. Мы до последнего цепляемся за иллюзию, что ведем себя идеально, этично и непредвзято, хотя, казалось бы, смешно даже думать, что идеальный «хороший человек» может существовать. Эта иллюзия и создает проблемы.

В результате хорошие люди оказываются склонны к тому, что мои наставники, профессор бизнес-школы Макс Базерман и профессор психологии Махзарин Банаджи называют «ограниченной этичностью». Это понятие описывает психологию «хорошеватых» людей. Тех, кто иногда поступает правильно, а иногда нет, иногда отступают от идеала намеренно, а иногда нет, как все мы. Модель ограниченной этичности бросает вызов замкнутым бинарным подходам, которые проповедуют, что вы или хороший, или плохой, либо расист, либо нет, не допуская середины. И хотя подобная двойственность проста и соблазнительна, она, во-первых, является заблуждением, а во-вторых, неточна с научной точки зрения. Не попадайтесь на эту приманку.

Вместе с Мэри Керн мы расширили модель ограниченной этичности и разработали «обучение морали», которое принимает в расчет психологию «хорошеватого» человека. Мы дали новое определение тому, что значит «быть хорошим», отделив тех, кто пытается стать лучше, от тех, кто позволяет себе верить в иллюзию, что был, есть и навсегда останется абсолютно хорошим и прекрасным.

Психология «хороших» людей объясняет, почему коллегам требовалось признание Рейчел. Они попали в ситуацию личностной угрозы. Их беспокоила собственная моральная идентичность. Они (ошибочно!) предполагали, что либо исключительно хороши, либо абсолютно ужасны, и отчаянно нуждались в подтверждении своей «хорошести» со стороны Рейчел. Такой бинарный способ мышления «хороших» людей естественен, но делает только хуже тому, кого вы пытаетесь поддержать. Разберемся, как от него можно избавиться.