Текст книги "Люди и собаки"

Подвижная система связанных популяций

Начать с того, что эссенциалистское видение внутреннего дробления собачьей популяции ничуть не лучше, чем подобные же представления о том, что именно отделяет собаку от других видов рода Canis. Как мы уже доказали в предыдущей главе, при таком подходе невозможно понять ни отличий собаки от близких ей видов, в особенности от волка, ни существующей между ними связи. Если говорить конкретнее, несостоятельность эссенциалистского представления о породах подтверждается известными фактами из истории собачьих популяций. С самого момента своего появления они практически неизменно находились во взаимодействии друг с другом, со временем все более и более сближаясь. Некоторые из них могли оставаться изолированными от других в течение более или менее продолжительных периодов времени в соответствии с разделением человеческих популяций, рядом с которыми они обитали. Так происходило, например, с американской и азиатской популяциями собак, разделенными Беринговым проливом. Однако они никогда не оставались в полной изоляции достаточно долго, чтобы образовать подвид: все всегда заканчивалось новым смешением, когда, следуя превратностям судьбы своих хозяев, собаки мигрировали по свету, переселившись, например, в Новый Свет вместе с европейскими колонистами.

С самого начала собаки образовывали своего рода мировую метапопуляцию, которую можно было бы сравнить с обширной системой озер, соединенных каналами. Некоторые из них могли ненадолго оставаться замкнутыми, но затем всегда вновь образовывались протоки, вливаясь в общее пространство, объединяющее все без разбору ресурсы, разделенные на какой-то конкретный период времени. Для еще большей наглядности можно представить популяции собак в виде побегов, которые постоянно ветвятся, но неизменно сливаются вновь, образуя новые ветви. Такое непрерывное смешение не допускает возникновения отдельных типов, способных привести к появлению никогда не скрещивающихся параллельных линий.

Разумеется, нет смысла отрицать существование отдельных групп собак, довольно четко различающихся между собой в плане внешнего облика, темперамента или наклонностей. Вполне очевидно, что такие группы есть. К примеру, лабрадора по внешнему виду можно с первого взгляда отличить от французского бульдога или чихуа-хуа. Точно так же не вызывает сомнений тот факт, что у некоторых собак есть довольно специфические наклонности, явно отличающие их от собратьев и, вполне возможно, связанные с лежащими в их основе генетическими механизмами, – практические наблюдения это со всей очевидностью подтверждают. Например, опыты по скрещиванию бордер-колли и ньюфаундлендов говорят о том, что природный пастуший инстинкт первых и неуемная страсть к купанию вторых основаны на генетических механизмах, в работе которых задействована как минимум дюжина генов (Оstrander, цит. по: Budiansky, 2002, p. 47). Другой показательный пример касается опытов биолога Раймонда Коппингера, который пытался воспитать из ретриверов, как правило используемых для подноски дичи с воды, пастушьих собак и наоборот. Опыт потерпел неудачу: и те и другие собаки оказались малопригодными для выполнения новых задач. Таким образом, не вызывает сомнений, что некоторые способности собак, принадлежащих к одной и той же породе, имеют под собой генетическую основу.

И тем не менее вышесказанное еще не доказывает, что отдельные породы собак действительно существуют. На самом деле утверждать обратное означало бы совершать ту же ошибку, что и называть американца «азиатом», если его черты лица напоминают лица жителей Южной Азии, или мексиканца, похожего на доколумбийское население Америки, «индейцем», полагая, что эти линии и типы четко отделены один от другого. Если строго придерживаться популяционного, генетического и генеалогического подхода, подобные определения теряют всякий смысл, поскольку в подавляющем большинстве случаев у тех, кого называют «индейцами» или «афроамериканцами», есть как минимум несколько предков и, соответственно, несколько генов, ведущих свое происхождение напрямую от линии «европейцев». И, как показывает моделирование в области генетики популяций, достаточно лишь самого малого количества общих предков или несколько смешанных браков, чтобы две популяции генетически слились одна с другой.

Чтобы наглядно продемонстрировать этот феномен, представим две человеческие популяции, долгое время жившие в изоляции одна от другой и вновь оказавшиеся на одной территории. Назовем их популяция А и популяция Б. Допустим, что между представителями этих популяций был заключен всего один смешанный брак. Предположим, дети, родившиеся в этом браке, выросли и прожили всю свою жизнь в популяции А, там же женились и оставили после себя потомков, причем после того, единственного случая смешанных браков между популяциями больше не было. Обе популяции продолжали существовать независимо, оставаясь строго изолированными одна от другой, тем более если их представители явно отличались внешне и были приверженцами разных культур. Однако, несмотря на жесткое разделение, некоторые гены из популяции Б с течением времени смогут распространиться в популяции А. Они будут рассеиваться по популяции А, передаваясь через потомков детей, родившихся в том, единственном, смешанном браке, о котором все давно уже забыли. А если эти гены дают какое-либо репродуктивное преимущество, они даже могут стать доминирующими в популяции А.

На самом деле феномен генетического смешения отличается еще бóльшими масштабами и скоростью, чем это представлено в рамках такой, упрощенной модели. Дело в том, что, если две популяции, некогда разделенные географическими барьерами, вновь вступают в контакт, очень маловероятно, что число смешанных союзов ограничивается единицами, особенно в случае достаточно длительного сосуществования и значительной численности населения в каждой из них.

Описанная модель позволяет понять, почему население, называемое «афроамериканским», вопреки, казалось бы, очевидному сходству с «африканским» населением – если этим определением обозначать совершенно определенную и гомогенную группу жителей Африки, – генетически в среднем гораздо ближе к так называемым «белым» американцам или «кавказцам»[19]19
  Подробнее об этом см. в книге Кавалли-Сфорцы (Cavalli-Sforza, 1996), а также в работе Докинза (Dawkins, 2004, p. 44 – 55), где приведены весьма показательные примеры и замечания.


[Закрыть].

Короче говоря, наличие некоторого внешнего сходства у представителей какой-либо группы еще не означает, что они принадлежат к особому типу, отличному от других типов в генетическом плане и образующему отдельную генеалогическую линию. То же самое относится и к случаям, когда представители разных популяций внешне кажутся непохожими друг на друга.

Я не случайно провожу аналогии между человеческими популяциями и собачьими: на то есть отдельные, совершенно особые причины. Дело в том, что деление собак на породы вызвано не только нашими когнитивными эссенциалистскими наклонностями, его происхождение вовсе не так невинно, как то, что лежит в основе систематизации, которую мы применяем к другим биологическим видам – пчелам, растениям или птицам; оно началось совсем недавно и напрямую связано с трагической историей человечества.

Создание собачьих пород в XIX веке: между расовой теорией и евгеникой

Одни только термины, употребляемые в отношении типов собак, – «порода», «селекция», «чистота», «помесь», «линия», «наследование» – сами по себе указывают на происхождение собачьих пород. На самом деле большую часть современных пород начали выводить во второй половине XIX века основатели собачьих клубов, переживавших в это время свой звездный час. В основном эти люди составляли часть социальной, экономической и интеллектуальной элиты западных стран, в то время охваченных страстью к стремительно развивавшимся наукам: биологии и агрономии. Естественно-научные дисциплины переживали головокружительный взлет, и начиная с конца XVIII века их представители приобретали все больший социальный и политический вес. Новые научные представления о живой природе и наследственности влились в кильватер естественной истории и усилиями некоторых антропологов, таких как Жюльен-Жозеф Вирей или Поль Брока, расширились до учений о человеческих «расах».

Эти убеждения непосредственно связаны с концепцией вида или «расы» как морфологического и поведенческого типа, подчиненного принципу корреляции и наследования признаков. В соответствии с этим принципом форма некоторых частей тела живого существа строго указывала на наличие ряда других признаков, касающихся не только прочих частей тела этого индивида, но и его наклонностей, способностей и предрасположенностей. Грубое и бездумное применение таких принципов в отношении человека привело к появлению настоящей псевдонауки, непосредственно связанной с научной средой и стараниями некоторых ученых получившей достаточно широкое распространение. Она послужила почвой для многочисленных идеологических дискурсов, ярко окрашенных расизмом и дискриминацией и касающихся так называемых «рас» или «типов» человека.

Следуя той же логике, признавали существование «индикаторных признаков», таких как лицевой угол или цвет кожи, которые могли указывать на то, что индивид обладает рядом специфических органических и психологических качеств, формирующих некий тип. Этот тип служил характеристикой той или иной «расы» или же социальной группы, например прирожденных преступников. Так, в последней трети XIX века итальянский криминолог Чезаре Ломброзо даже описал признаки «человека криминального» как определенного типа людей. Затем была выстроена иерархия типов, вершину которой занимали те, кто, как принято было считать, относились к высшим классам западного общества. Новообращенные эволюционисты полагали, что «низшие расы» располагаются посередине линейного генеалогического древа человеческого рода, занимая промежуточную ступень между обезьянами и другими «расами».

В сочетании с грубо истолкованными и использованными применительно к наследственности принципами детерминизма эти концепции послужили точкой опоры учения, названного евгеникой, основоположником которого был двоюродный брат Дарвина, Фрэнсис Гальтон. Зародившись в Англии в середине XIX века, оно быстро распространилось и получило всеобщее признание в западных странах. Защитники этого учения провозглашали, что отныне политика должна быть подчинена науке о наследственности и состоять в том, чтобы препятствовать воспроизводству человеческих типов, оцененных как низшие, и поддерживать органико-психологические типы, считающиеся нормальными. Такая стратегия должна была позволить среднему типу населения, постепенно совершенствуясь и приближаясь к чистоте идеального типа, вернуться к древним благородным типам. Именно на это учение ссылались нацисты в XX веке. Оно же дало толчок политике стерилизации людей, которые якобы являлись носителями ущербных признаков или считались низшими в некоторых штатах США и скандинавских странах вплоть до 70-х годов прошлого века.

Касающиеся и людей, и животных без разбору, занятые бесконечной игрой перекрестными ссылками, дискурсы вокруг наследственности и рас оказали прямое влияние на отношение к собакам и на манеру обращения с ними. Резкий рост численности клубов собаководства демонстрирует странную параллель с распространением этих идей. Клубы возникают практически повсюду в западных странах начиная с 60-х годов XIX века и очень быстро объединяются в федерации международного масштаба[20]20
  Они берут свое начало в Англии, с образованием Клуба собаководства (Kennel Club) в 1873 году; затем появляется Центральное общество собаководов (Société centrale canine) во Франции (1882), Национальная кинологическая ассоциация (Ente Nazionale della Cinofilia Italiana) в Италии (1882), Американский клуб собаководства (American Kennel Club) (1883) и Объединенный кинологический клуб (United Kennel Club) (1898) в Соединенных Штатах. В 1911 году создана очень влиятельная организация, Международная кинологическая федерация (Fédération cynologique internationale), объединившая немецкие, австрийские, бельгийские, французские и голландские кинологические общества.


[Закрыть] как раз в то же самое время, когда расовые идеи получают наибольшее развитие и самое широкое распространение. Заявленные клубами цели, свойственные их членам представления о живой природе и о биологических видах, сама их терминология очень точно вписываются в рамки этих учений, которые в данном конкретном случае были применены в отношении собак.

Первая цель кинологических клубов и обществ состояла в инвентаризации «пород» собак, которые рассматривались в качестве изначально чистых типов, узнаваемых по экстерьерным признакам – морфологии, цвету шерсти и т. п., – подвергавшихся бесконтрольному скрещиванию на протяжении долгого времени, в результате чего они перемешались между собой. Вторая цель напрямую следовала из первой: сохранять, а в случае необходимости и восстанавливать зарегистрированные породы при помощи направленного разведения, которое позволило бы – по мнению заводчиков – поддерживать породу в рамках принятых стандартов или же вернуть ей прежнюю чистоту крови. Опираясь на концепцию наследственности, упомянутую выше, заводчики полагали, что для поддержания или, более того, улучшения типа допустимо скрещивание собак только внутри породы – имбридинг, собак же с признаками отклонения от принятой нормы следовало к размножению не допускать. Необходимо было составить личные карточки и точные родословные на породистых собак: во Франции эта информация и сейчас заносится в LOF (Книгу французских родословных)[21]21
  «Livre des origines français», или LOF, – национальный реестр породистых собак, созданный в 1885 году по инициативе Центрального общества собаководов Франции. В 1957 году документ был внесен в Список учета родословных (Registre des Livres Généalogiques) Министерства сельского хозяйства, стал называться Livre Genealogique (Книга родословных) и был признан официальным реестром породистых собак Франции. (Прим. пер.)


[Закрыть]. И наконец, третьей задачей клубов было проследить историческое происхождение и родственные связи зарегистрированных пород, подобно тому как это делали многочисленные антропологи с так называемыми «расами» человека. Именно так и возникли породы: из литературы, выпускаемой клубами или отдельными людьми, которые вдохновлялись соответствующими идеями, с неизменными ссылками на богатую родословную любимой породы, как правило уходящую корнями в глубокую древность, так сказать, в первородную колыбель, с пространными рассуждениями, принимавшими вид научной полемики.

Чтобы еще нагляднее продемонстрировать всю глубину связи системы представлений о собаках с евгеникой и расовой теорией, приведем в пример одного из наиболее известных деятелей в мире клубов собаководства: Леона Фрэдли Уитни, автора многочисленных справочных изданий, касающихся как собак вообще, так и отдельных пород в частности. На него охотно ссылаются в работах, посвященных дрессировке собак и селекционному отбору при разведении пород, а некоторые из его книг и сегодня есть в свободном доступе. Однако, как подчеркивает Будянски, Уитни не ограничивался собаками, оперируя понятиями рас и наследственности: он также был яростным защитником евгеники и стерилизации людей, в пользу которой он выступил в одной из своих работ, опубликованной в 1934 году, – The Case for Sterilization[22]22
  «Аргументы в пользу стерилизации» (англ.). (Прим. пер.)


[Закрыть]. Эта книга имела широкий международный резонанс. Гитлер даже направил в адрес ее автора благодарственное письмо за разработку этой темы. В ответ Уитни с одобрением отозвался о действиях Гитлера как дальновидного правителя, когда тот приводил в жизнь политику стерилизации умственно отсталых и душевнобольных (подробнее об этом можно прочитать в работе Будянски (Budiansky, 2002, p. 34 – 35)).

Разумеется, из этого вовсе не следует, что учредители и члены кинологических клубов все поголовно были сторонниками евгеники, расистами и страстными поклонниками тоталитаризма, – речь совсем не об этом. Важно также подчеркнуть, что было бы совершенно беспочвенно и необъективно осуждать все нынешние клубы собаководства на основании истории их происхождения – равно как и самих породистых собак, которые здесь совсем уже ни при чем! Понятно, что в данном случае мы говорим о клубах в совершенно ином контексте. Идеологическая кузница, в которой ковался этот общественный институт, не имеет ничего общего ни с целями нынешних людей, так или иначе с ним связанных (от времени существования первых клубов их отделяет вековая дистанция), ни с тем, какой смысл они вкладывают в свою деятельность. Точно так же можно говорить о том, что нет ничего зазорного в занятиях футболом, регби или теннисом в рамках спортивных ассоциаций: при этом не обязательно подписываться под идеологией, изложенной выше, хотя эти ассоциации, тоже появившиеся в конце XIX века, были тесно связаны с подобными понятиями и предубеждениями.

Я всего лишь хотел подчеркнуть, что идея о существовании совершенно разных пород, представляющих собой определенные типы, чистоту которых необходимо сохранять при помощи внутрипородной репродуктивной селекции, – так вот, эта идея возникла совсем недавно по сравнению с древней историей наших взаимоотношений с собакой, распространившихся едва ли не на весь мир. Эта идея представляется нам совершенно очевидной и естественной, хотя на самом деле, если обратиться к историческим и антропологическим данным, легко заметить, что она довольно странная. Особенно если принять во внимание то обстоятельство, что она имеет идеологическую подоплеку и исходит из ложных представлений о биологическом виде и наследственности. Все это вместе взятое не могло не обернуться для породистых собак последствиями весьма неприятными, в чем далее мы сможем убедиться.

Генетическая и генеалогическая необоснованность разделения собак на породы

Остается один важный вопрос, касающийся происхождения пород, зарегистрированных сегодня в клубах собаководства. Если концепции пород и наследственности, на которые они опирались, глубоко ошибочны с точки зрения биологии, какими же критериями руководствовались учредители клубов и их последователи для инвентаризации и идентификации того, что они обозначали термином «порода»? Почему они решили, что существуют немецкие овчарки, легавые, сенбернары или кокеры?

Само собой разумеется, отбор мало напоминал селекцию методами жесткой стандартизации: часто он был продиктован фантазией, верой или вкусами любителей собак. Заводчики руководствовались – да и сейчас руководствуются – критериями, основанными лишь на внешнем виде собак: они искали сходство с собаками, изображенными на картинах, в древних скульптурах или описанными в сохранившихся литературных источниках. Иногда учитывали особые способности собак – например, пастушьи навыки у разного рода овчарок, – их географическое распространение или же предполагаемое место происхождения, как в случае веймарской легавой.

Таким образом, можно уверенно говорить о том, что современная классификация пород, зарегистрированных в мире на сегодняшний день, появилась совсем недавно и не имеет под собой никаких научных оснований. Поэтому не стоит удивляться тому, что новейшие исследования в области молекулярной генетики способны начисто разгромить эти категории. Оказалось, что по степени сходства ДНК всех собак можно разделить на четыре группы, в каждую из которых попадают породы, весьма различающиеся между собой с точки зрения не только морфологии, но и поведенческих особенностей, притом что и то и другое охотно продолжают считать их отличительными качествами. Так, например, в одну группу попали бордер-колли и бассет-хаунд, тогда как длинношерстный колли, считавшийся, как это следует уже из названия, близким первому, оказался в другой группе. Бельгийская овчарка попала в одну группу с борзой, а вовсе не с немецкой овчаркой, несмотря на то что эти две породы обладают сходными качествами и в морфологическом, и в поведенческом плане (подробнее об этом см. в работе Parker et Ostrander, 2005).

Такие исследования доказывают, что, составляя благородные родословные для своих любимых пород, кинологические клубы выдают желаемое за действительность. Как мы уже успели убедиться, на протяжении всей своей истории отдельные популяции собак никогда не оставались в такой длительной и непреодолимой изоляции друг от друга, чтобы сформировать отдельные линии. И знаменитые фараоновы собаки, и поденко ибиценко, они же ивисские борзые, изображения которых эксперты-кинологи узнают в древнеегипетских гравюрах и скульптурах, на самом деле представляют собой популяции, воссозданные не так давно из других популяций собак (Parker et alii, 2004). Мексиканские ксолоитцкуинтли[23]23
  Они же мексиканские голые собаки. (Прим. пер.)


[Закрыть], которых одни считают очень древней породой, связанной с китайскими собаками, другие – native american dogs[24]24
  Исконно американские собаки (англ.). (Прим. пер.)


[Закрыть] – одомашненными в отдельных регионах Северной Америки и произошедшими от местных волков, не так давно сильно разочаровали своих поклонников. Анализ их митохондриальных ДНК показал, что с североамериканскими волками они связаны не больше, чем с любыми другими, и генетически эти собаки ближе скорее к волкам из Западной Сибири и Румынии. Да и с китайскими собаками, считавшимися их родственниками, особой близости у них также не обнаружилось (Vila et alii, 1999). То же самое касается динго, диких австралийских собак, которых иногда считают отдельным видом. На самом деле они не отличаются каким-то особым генетическим своеобразием: вне всякого сомнения, появились в Австралии достаточно недавно, немногим более 10 000 лет назад, уже после того, как первобытные популяции собак были в значительной степени перемешаны между собой (Budiansky, 2002, p. 32 – 33).

Короче говоря, с научной точки зрения группы собак, именуемые «породами», – это просто-напросто потомки собак, намеренно отобранных для разведения, потому что некоторые люди полтора века назад решили, полагаясь на внешнюю схожесть и ложные теории, что собаки эти принадлежат к одному и тому же типу, появившемуся достаточно давно и пережившему века.