Автор книги: Дон Холлуэй
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
III
Изгнание
Король Олав умер сразу после полудня, над Стикластадиром тут же начало появляться солнце, словно снятое проклятие. Как только поле битвы осветили яркие лучи, Даг Рингссон с давно покинувшими родину норвежцами бросился в атаку: они погнали с поля фермеров, разя направо и налево, и разрубили их стяг. Для свидетелей этой атаки она стала настолько дикой, что впоследствии ее вспоминали как Дагшрид, или Натиск Дага.
Однако помощь пришла слишком поздно. У Олава было критически мало воинов: одной третью от всего числа битву не выиграть. Кальв, Торир Собака и Харек выдержали вторую атаку и нанесли ответный удар. «Числом они превосходили Дага, – говорится в “Круге земном”, – и он отступил со всеми оставшимися в живых».
При виде почерневшего в полдень неба крестьяне преисполнились страхом Божьим, но как только прояснилось, они и не подумали проявить милосердие к врагам, которых воспринимали только как преступников. Местные требовали преследования беглецов, хотели предать их смерти, пока те не поселились в их краях и не задумали отомстить. Торир согласился взять в погоню около семисот человек. К вечеру длинного летнего полярного дня они шли за Дагом до местечка Сул – деревни, находящейся в семнадцати милях севернее долины Вердал, где отступавшие скрылись в горах. «Выжившие из войска короля спрятались в лесах, – записал Снорри, – а некоторым из них помогли местные жители».
Среди скрывшихся, к несомненному ужасу тех, кто требовал его головы, был Харальд Сигурдссон.
На самом деле валькирии, Выбирающие Убитого, в тот день низко пролетели над молодым принцем – он был так тяжело ранен, что на своих ногах уйти не мог. Однако норны еще не спряли его нить жизни до конца. Они отправили ему на помощь Рёгнвальда Брусасона, молодого наследника графства Оркни, который был близким другом его покойного брата Олава. Он отыскал Харальда на поле боя и поставил его на ноги. Годы спустя Тьодольв, скальд и друг Харальда, услышит эту историю лично от самого Харальда и опишет ее так: «Против воли юный принц всего пятнадцати лет оставил павшего Олава и покинул поле битвы, скрывая лицо».
В полумраке и сумятице Натиска Дага двое юношей, бредущие с поля брани, не привлекли особого внимания воинов, которые сражались за собственные жизни. На краю поля они собрали небольшой отряд и придумали план действий. Харальд не мог двигаться быстро, а значит, последуй они за теми, кто сбежал с поля, неминуемо отстанут; в любом случае, разумнее было бы не примыкать к тем, кого преследуют, а выбираться самостоятельно. Но куда?
«Рёгнвальд Брусасон увел Харальда с поля боя, – говорится в “Гнилой коже”, – и в ту ночь укрыл его у крестьянина, который жил в лесу вдали от всех». Сегодня, из-за распространения современных агротехнологий и особенностей местности, в Вердальской долине лесов мало. Ближайший к Стикластадиру лес находится в миле к северо-востоку, на южном берегу озера, но в местных деревнях до сих пор живет меньше тысячи человек. Много лет назад эти края, вероятно, были более лесисты, менее заселены и представляли собой совершенно дикие места, по которым бродили волки и медведи.
Скрываясь за деревьями и передвигаясь достаточно далеко друг от друга и от поля боя, беглецы то ли случайно, то ли зная загодя или просто идя на запах дыма, набрели на домик дровосека. В те времена многочисленные ремесла – кузнечное дело, выдувание стекла, заготовка угля, изготовление колес и телег, луков, стрел и бочек (бондарное дело) – требовали, чтобы хижина находилась близко к постоянному источнику дров, – это упрощало и удешевляло товар. Что мог подумать такой ремесленник о внезапно появившихся из леса беглецах, один из которых был раненый? Скорее всего, его мнение зависело от того, сколько ему заплатят. У двух молодых благородных норвежцев недостатка в драгоценностях не было, не говоря о монетах.
«Крестьянин принял Харальда и спрятал его, – говорится в “Круге земном”, – и за Харальдом хорошо ухаживали до тех пор, пока он не поправился». Если кость была сломана, ее вправили. Колотую или резаную рану промывали уксусом или вином, прижигали докрасна раскаленной сталью и наносили лечебную мазь из меда или яичных белков.
И всё же Харальд не мог продолжать путь дальше – несмотря на то что враги прочесывали окрестные леса, им не было смысла брать в плен Харальда и Рёгнвальда (хотя для богатого молодого лорда плен не всегда означал смерть или даже дурное обращение, это была жизнь в заложниках до выкупа). Наследник Оркни со своими людьми отправился дальше, на восток, в сторону Швеции, через горы, а юный принц притворился простолюдином.
Вместо королевского поместья он жил в общей комнате крестьянского длинного дома. Спал он не на пуховом или соломенном матрасе, а на твердой скамье или на земляном полу. Вместо молочного поросенка он ел кашу и жаркое, которые разогревали несколько дней подряд. Вместо вина пил эль, а может, и медовуху. Харальд мог опуститься и до работы (в сагах об этом не говорится; возможно, сам он в этом так и не признался): тогда как раз было время сбора корнеплодов, капусты и лука, надо было валить деревья и заготавливать на зиму дрова, а когда похолодало и мух уже не стало, можно было заняться забоем скота и разделкой мяса. К сентябрю норвежский лосось, морская форель и арктический голец уже заканчивают миграцию в пресные воды, и рыбу можно вывешивать для просушки на ветру и на солнце. Даже сегодня Вердаль известен своими лосями (больше похожими на североамериканских лосей, нежели на вапити), и как только наступает осень, настроенные на гон быки становятся относительно простой добычей для вооруженного луком или копьем охотника.
Однако достаточно здоровый для тяжелого труда или охоты мужчина достаточно готов и для путешествий. Чем дольше Харальд задерживался в гостях, тем больше рисковал хозяин дома и тем больше была вероятность застать зиму среди горных вершин. Как только он набрался сил, крестьянин предложил услуги своего сына, который мог бы провести Харальда через высокие перевалы. Мальчик позже вспоминал красный плащ Харальда. «Он накрыл свою голову капюшоном так, чтобы не было видно лица. Отец сказал мне сопровождать его до тех пор, пока он не отправит меня обратно».
Два отрока отправились верхом. «Крестьянский сын отвел его по лесным тропам на восток, через водораздел, держась подальше от дорог, – вспоминает Снорри. – Мальчик не знал, кого сопровождает».
Харальд был на самой низкой точке своего жизненного пути, превратившись из героя-завоевателя в беглого преступника. Однако крестьянский сын вспоминал, что молодой принц высоко держал голову, повернулся в седле и смеясь заметил: «Без особой чести я крадучись перебегаю из одного леса в другой. Кто знает, может, где-нибудь в далеких краях я обрету большую славу?»
«Он пошел на восток, через горы Ямталанда и Хельсингланда», – упоминается в «Круге земном». В настоящее время Ямталанд является частью Швеции. В те времена это была самая окраина Норвегии – дикий, неуправляемый регион из-за того, что не присягнул на верность ни одному королю. До ямтсов даже не дошло христианство – они представляли собой отдаленное племя, жившее среди холмов по своим собственным законам (Арнльот Геллини был ямтсом). Их леса имели дурную репутацию из-за грабителей, переодетых в женщин или монахов, которые направляли простодушных путников с дороги прямо к гибели, однако юношам удалось спуститься с гор в долину, которая в наши дни известна как Хельсингланд и находится на Балтийском побережье Швеции. Эти места, правда, не так уж отличались от Ямталанда, если не считать того, что жители там говорили на восточном диалекте древнескандинавского языка, а не на западном. В местных лесах, говорят, водились не грабители, а великаны и тролли. В одной известной (и неподвластной времени) истории рассказывается, что дьявол, переодетый музыкантом, заколдовал деревенских детей и подростков, чтобы те танцевали до смерти. Хельсингланд последним из регионов Швеции принял христианство и начал присягать на верность королям.
«После, – вспоминает крестьянский сын, – мы встретили тех же людей, которые приходили в дом моего отца». Это произошло в Свитходе, который в наше время называется Свеаланд, в исконной части Швеции. «Там он [Харальд] повстречал ярла Рёгнвальда Брусасона, – пишет Снорри, – и многих других людей Олава конунга, кто бежал с поля битвы при Стикластадире».
Судя по словам крестьянского сына, «они приветствовали мужчину в красном плаще по имени Харальд. Он был крупным, сильным, светлокожим человеком с густыми бровями и довольно-таки жестоким выражением лица. Он дал мне нож и пояс, и я вернулся в отчий дом».
В сопровождении Рёгнвальда и своих воинов Харальд направился в Сигтуну, которая сейчас называется Стокгольмом, – в королевский престольный город, основанный в 980 году. Жена Олава Астрид, которая приходилась сводной сестрой королю Анунду, последовала за мужем в ссылку на Русь, но осталась с их дочерью Ульвхильд близ Свитхольда, когда тот в последний раз приезжал домой. В последующие годы она окажет любезную помощь его наследникам. О самом Анунде примерно четыре десятка лет спустя Адам Бременский написал так: «Он определенно был молод, но превзошел всех своих предков в рассудительности и преданности народу. Ни одного короля шведы так не любили, как Анунда».[12]12
При раскопках в Гамла Уппсале, проведенных в 2019 году, обнаружилось потрясающее захоронение лодок эпохи викингов, в котором находились останки лошади, собаки и воина с мечом, копьем и щитом, который совершенно точно считается человеком высокого положения.
[Закрыть]
Анунду хватило мудрости поддерживать к себе такое отношение. Его отца, Олава Скотконунга, свой собственный народ вынудил отказаться от власти из-за того, что, помимо остального (skautkonung в переводе означает «налоговый король»), он пытался обратить всю страну в христианство. Будучи вторым королем-христианином шведов, он повторил ошибку отца, после его смерти приняв абсолютную власть над людьми, и в результате Свитхольд глубоко погряз в язычестве. Религиозная столица находилась в Гамла Уппсале, или Старой Уппсале, расположенной в трех милях к северу от современной Уппсалы, – это было глубоко почитаемое место, где находились погребальные курганы королей и даже, как говорили, самих богов. По словам Адама Бременского, храм Старой Уппсалы с идолами Тора, Одина и Фрейр был отделан золотом, однако на всё его великолепие падала тень человеческих жертвоприношений, которые совершали шведы, топя жертв в колодце за стенами храма. Каждые девять лет в день весеннего равноденствия они устраивали праздник, во время которого убивали девять особей мужского пола из разных биологических видов, включая человека, и развешивали тела в близлежащей роще. «Рядом с людьми там висели даже лошади и собаки, – разузнал Адам. – Христианин поведал мне, что в знак поклонения там висело семьдесят два тела».
Народ, не видевший смысла в принятии христианства, особенно его правители, не боялся бунтовать и требовал приносить мужчин в жертву? Несмотря на склонности своего короля, Швеция не могла привлечь юного Харальда. В Скандинавии его ничто не держало. В том же 1030 году умерла его мать Аста, вероятно от горя, узнав о смерти старшего сына, Олава, и об изгнании младшего. И то, что с окончанием зимы Харальд покинул эти земли, вовсе не случайность. «Следующей весной, – пишет Снорри, – Харальд и Рёгнвальд купили корабли и тем же летом отправились на восток России [Руси] к королю Ярославу».
Звучит легко – у Снорри был талант так писать, – но эта дорога в 1300 миль в XI веке преодолевалась со скоростью несколько миль в час. Для юного Харальда путешествие оказалось непростым, поскольку было его первым странствием за пределы дикого варварского Севера, несмотря на то что Россия в те дни была практически частью Скандинавии.
Когда викинги в конце VIII века вышли из своих фьордов, для датчан и норвежцев было вполне логичным обратить взгляды на Англию, Ирландию и южнее, в сторону Франции, но шведов заинтересовал восток и другие берега Балтики. За двести лет они колонизировали, завоевали и подчинили местных славян, организовав там молодое королевство викингов. (Slava на исходном языке означает «почет» или «честь»; к тому времени шведы перестали употреблять это слово и разделались с местными, и оно означало что-то совершенно другое). За век до того, как там оказался Харальд, персидский исследователь и географ Ахмад ибн Руста уже написал о скандинавах на Руси:
Они совершали набеги на славян с кораблей и увозили в рабство. <…> Они не возделывали поля, а жили на то, что награбили у славян. <…> Когда рождался сын, отец подходил к нему с мечом в руке и, бросив оружие на землю, говорил: «Я тебе не оставлю никакой собственности. Твоим будет только то, что ты обретешь с помощью этого оружия».
Когда корабли с Харальдом, Рёгнвальдом и их воинами осенью 1031 года вошли в Финский залив, то эти двое могли стоять у планшири правого борта и смотреть на южную береговую линию – находящиеся там земли (сейчас это территории Эстонии и России) только за год до этого принадлежали чуди, племени наемных воинов и финских торговцев мехом. В то время когда король Олав совершал свой неудачный набег на Норвегию, его свояк киевский князь Ярослав успешно завоевал чудь и взял их стольный град Тарту на реке Эмайыги. В русских народных песнях до сих пор оплакиваются чудские женщины, которые вместе с детьми топились в реках, чтобы избежать изнасилования и обращения в рабство. Безжалостный Ярослав возвел на том месте крепость, очередную сторожевую заставу для своей растущей империи, и назвал ее Юрьев (его имя в крещении было Юрий).[13]13
Будущий православный святой благоверный князь Ярослав (конунг Ярицлейв) был свояком (brother-in-law в оригинале) общехристианского будущего святого, норвежского конунга Олафа Святого: они были женаты на сестрах, Ярослав – на старшей сестре, будущей православной святой Ингигерде, Олаф – на младшей сестре, Астрид. (Прим. перев.)
[Закрыть]
Экипаж Харальда свернул паруса и на веслах отправился из залива к озеру Ладога, мимо будущего места расположения Санкт-Петербурга/Ленинграда, вверх к Неве – несмотря на то что эта река была всего тридцать пять миль длиной (около 55 км. – Прим. ред.), она была четвертой в Европе по полноводности. В устье Волхова они подошли к Альдейгьюборгу (сегодня Старая Ладога). В наши дни это всего лишь деревня, но тогда это был оживленный торговый город под защитой крепостных известняковых стен. Здесь северные воины повернули на юг в поисках средиземноморского золота, и викинги стали варягами (древнескандинавское слово «ваеринги» (vaeringi), буквально означавшее «присягнувший напарник», но на самом деле «работающий за плату солдат», «наемник», на греческий лад исказили) – вооруженными стражами, служащими тому, кто больше заплатит, и в то же время неотесанными завоевателями, вдруг вставшими на стражу государства.
Ладога была отличным примером того, как скандинавы заявились хозяевами на славянские земли, но прижились на службе у славян, представляя их интересы. Говорят, что Рюрик, полулегендарный датский викинг и отец будущих царей, основал город (более вероятно, что просто завоевал), который стал самым великим торговым центром в Восточной Европе и оставался первой столицей Руси до тех пор, пока в 980 году норвежцы его не разграбили и не сожгли. Город никогда больше не обретет прежнюю славу, но никогда и не станет полностью скандинавским. Когда Ярослав, один из потомков Рюрика, в 1019 году женился на Ингигерде, сестре короля Анунда, то в качестве приданого подарил ей этот город. Она вызвала шведского графа Рёгнвальда Ульвсона, двоюродного брата отца, управлять городом вместо себя, но он незадолго до этого умер, и графство перешло его сыну Эйливу. Молодой граф радушно принял гостей с запада. Скорее всего, он не был знаком с Харальдом, но за год до этого на Ладогу проезжал Рёгнвальд Брусасон, направляясь с Олавом в Норвегию. Они сделали короткую остановку по дороге на юг, вверх по Волхову (а если смотреть на карту, то вниз) – единственной реке, которая течет из центра России на север, а не на юг.
В настоящее время река регулируется плотиной гидроэлектростанции, которая расположена в пятнадцати милях (примерно 24 км) выше по течению, однако тысячу лет назад ее устье было порожистым. Грузовые лодки размером поменьше, но с многочисленным экипажем на веслах выносили на берег, разгружали, на волокушах или на шестах протаскивали на веревках вдоль береговой линии идущие по земле лошади или люди. Они проходили мимо погребальных курганов на берегу, которые существуют до сих пор и считаются могилами Рюрика и его преемника, Олега. Харальд также видел ряд фортификационных сооружений, периодически встречающихся на речных утесах и контролирующих проход вверх по течению. Викинги могли сжечь Ладогу, но дальше никто не мог пройти без разрешения князя Ярослава. Эту землю скандинавы назвали Гардарики, или Страна Городов – из-за крепостей и окружавших их поселений.
Пройдя сто двадцать пять миль (около 200 км) вверх по течению, Харальд, Рёгнвальд и Эйлив добрались до Хольмгарда – Островного Города, который славяне называли Новгородом, или Новым Городом. Именно новгородцы дали отпор викингам Рюрика, но в итоге погрязли в междоусобицах до такой степени, что снова призвали на царствование скандинавов, основавших династию правителей, продержавшуюся три четверти тысячелетия. Новый народ – русы – сформировался при смешении варяжских правителей и их подданных, славян. (Насчет возникновения названия народа существует много теорий, большинство из которых берет начало от финского названия Швеции – Руотси.) Задолго до появления там Харальда викинги стали мягче под влиянием лично взятой ответственности за своих подданных. Ибн Руста о них пишет: «Мужчины украшали себя нарукавниками и золотом. Они хорошо обращались со своими рабами и облачались в изысканные одежды, потому что были прекрасными торговцами. У них было много городов. Они доброжелательно относились к иноземцам и странникам, просящим убежища».
При новом правителе Новгород процветал. Окружавшая его местность представляла собой заболоченные леса, торфяные или низинные топи – строительного камня там не было, однако края эти богаты елями, дубами, соснами и березами. Поэтому город был возведен из дерева; даже улицы были вымощены деревом. В те дни кремль, или замок, еще не построили, но на месте современного Софийского собора, бывшего языческого кладбища, уже стоял дубовый храм. Чем дальше путник шел вглубь Киевской Руси, тем сильнее чувствовал власть христианского Бога и над этой землей, и над ее народом.
И Снорри, и «Сага об оркнейцах» сообщают, что Харальд, Рёгнвальд и Эйлив встретили Ярослава в Новгороде, стольном городе Ярослава. Однако, согласно «Повести временных лет», в которой русский монах Нестор Летописец почти век спустя собрал последовательность этих событий, князь задолго до этого (в 1017 году) стал вести дела из «своего города» Киева. От одного до другого города семьсот миль (около 1120 км), которые надо было преодолеть через озеро Ильмень, на веслах или под парусом пройти по нескольким рекам, выходя на берег три-четыре или больше раз, волоком перенося суда между ними, чтобы в конце концов добраться до Днепра. Эти южные переходы были самой опасной частью дороги. Пока путники медленно волокли вдоль берега судно, нагруженное товаром и оружием, их могли атаковать бандиты и мародеры, снующие по восточным степям, и опасность сохранялась до самого прибытия в Киев.
«Город Кия», получивший название в честь своего полулегендарного основателя VI века, вырос вокруг крепости на величественной гряде утесов, на триста футов (около 90 м) поднимающихся над главным речным путем, соединяющим Средиземноморье и Скандинавию. Для скандинавов он был Кёнугардом, который, помимо других возможных переводов, может быть искаженной версией финского «город водного пути». Торговлю вели в обе стороны – и вверх, и вниз по течению, на долбленых лодках, которые славяне называли ладьями, а греки – моноксилами. Каждая изготавливалась из цельного дерева (дуба или липы) и вмещала от тридцати до сорока пассажиров. С севера привозили железо, медь, свинец, древесину, меха, пчелиный воск, мед, бивни моржа, балтийский янтарь и, конечно, рабов с наемниками. Зерно, вино, масло, специи и духи, драгоценности, стекло, шелк-сырец, лен, парча и золотая ткань, иконы, керамика и книги шли потоком с юга. Золото и особенно серебро (менее ценная, но более удобная при небольших сделках валюта) ходили в обе стороны.
Расположенный на пересечении торговых путей, Киев разбогател. В XI веке население города достигло почти 50 000 человек, что было сопоставимо с численностью населения Парижа и во много раз превосходило население Лондона.
Пристав к берегу реки, Харальд и Рёгнвальд сошли на берег в Подоле – низинном городе, расположенном в пойме реки, у подножия холма. Через толпу финнов, славян, греков, арабов, турок, скандинавов и мадьяр, одетых в шаровары, шляпы с кисточками и шерстяные кафтаны, отделанные шелком, они проложили себе дорогу наверх, по холму, между небольшими деревянными одноэтажными домами с соломенными крышами, которые принадлежали рыбакам, фермерам и ремесленникам. Тропа шла через кварталы народных умельцев и торговцев (и по сию пору называется в честь дегтярщиков, гончаров и кожевенников), огибая поверху склон Старокиевского холма, или Старого Киевского холма, к первоначальному городу.
Земляные валы, достигающие в высоту пятидесяти футов (около 15 м) и в ширину у основания сто футов (около 30 м), были увенчаны частоколом из выбеленного дуба и тянулись вокруг треугольника площадью около 250 акров (около 100 га). Три главных входа притягивали взгляд: Лядские (Польские) ворота, располагавшиеся на территории современной площади Независимости, Жидовские (Еврейские) ворота на современной Львовской площади и главный вход – Южные ворота.
Восхищаясь Золотыми воротами Константинополя, Ярослав перестроил Южные ворота в свои грандиозные Золотые ворота высотой 40 футов и шириной 20 футов (примерно 12×6 м). Этим Ярослав дал понять, что Киевская Русь стремится стать северной Византией, которая в своем самом впечатляющем и величественном обличье встречала прибывающих сановников, возвращающиеся армии с пленниками, князей церкви и изгнанников королевских кровей из Скандинавии вроде Харальда с Рёгнвальдом.
Пройдя через тяжелые дубовые ворота, сияющие позолоченной медью, они под зорким наблюдением смотровых пересекли проход и, если того желали, потом могли выразить Богу благодарность за благополучное окончание пути в небольшой церкви, распложенной за стенами и увенчанной позолоченным куполом. Попав во внутренний город, они направились ко дворцу мимо великолепного Софийского собора, уже двадцать лет находившегося в стадии строительства, – дома для религиозных и светских лидеров города, а также места помещения важных гостей в ожидании приема в Детинце, в цитадели на вершине холма.
Это была святая святых правящей знати Киевской Руси, с собственными стенами и воротами, своими церквями и монастырями. Дворец Ярослава, расположенный в южном углу, окнами выходил на реку. Ахмад ибн Фадлан, арабский исследователь, географ и писатель, совершил путешествие по Руси веком раньше и, вероятно, так и не попал в киевскую столицу, но был знаком со сплетнями – вероятно, нелепыми слухами – о ее жителях, поскольку написал следующее:
Одна из традиций русского короля – иметь при себе во дворце четыре сотни самых доблестных и надежных людей. Когда он умирает, они тоже погибают – убитые в его честь. <…> Эти четыреста человек сидят под его троном, который огромен и усеян драгоценными камнями. Сорок рабынь, его любовницы, сидят на троне вместе с ним. Он может сношаться с какой-нибудь из них прямо на глазах у своих людей. Со своего трона он никогда не спускается. По зову природы он ходит в таз. Когда он изъявит желание поездить верхом, к самому трону ему подводят коня, на которого он садится прямо оттуда. Как только он закончил верховую прогулку, то коня подводят обратно, и он спускается на место.
На том этапе своей жизни и правления Ярослав действительно мог позволить себе всё что угодно, будь это даже следование таким традициям, если они вообще когда-либо существовали. Скандинавы называли его Ярославом Хромым (согласно исследованию его останков в 1920-х годах, он мог хромать из-за раны, оставшейся от стрелы), однако киевляне называли его Ярославом Великим. В 1031 году ему было пятьдесят с небольшим, он был младшим сыном сладострастного и плодовитого великого князя Владимира – если верить хвалебным российским источникам, от великой княгини Анны Византийской, – и вознесся после шестнадцати лет братоубийственной войны, победив дюжину братьев ради княжеского титула. Он до сих пор боролся за власть с одним, последним братом – Мстиславом, князем Черниговским, с которым враждовал до тех пор, пока не заключил мир, и которому уступил все киевские территории к востоку от Днепра. Их дуумвират правил вторым по площади государством в Европе, уступавшим только Византийской империи и занимавшим все земли от Балтики к югу до Черного моря и от Крыма до Польши на западе.
Рёгнвальду не нужно было представляться при дворе, с которым он был знаком еще во времена изгнания Олава. Или он, или Эйлив представили Харальда как брата погибшего короля и потому дальнего родственника князя Ярослава. В Киеве было полно родичей Харальда. Жена Ярослава Ингигерда была свояченицей Олава.
Корабль викингов вытаскивают из реки и переправляют через пороги
(иллюстрация Стива Нуна, © Osprey Publishing)
Также при дворе был Магнус – семилетний внебрачный сын Олава от Альвхильд. Раньше она была рабыней Олава, но стала его наложницей – фрильей, эльей. Снорри описывает ее как поразительно красивую девушку из хорошей семьи, и она, без сомнения, привлекла внимание короля. Однако она родила сына раньше положенного срока, да с таким трудом, что все боялись, что и мать, и ребенок погибнут. Даже чтобы сообщить об этом спящему королю, Сигват, скальд Олава, боялся ненадолго отойти от них, опасаясь, что новорожденный в это время умрет некрещеным, и осмелился наречь его нетипичным для норвежцев именем Магнус – в честь кумира Олава императора Карла Магнуса, Карла Великого, короля франков. Олаву об отцовстве доложили следующим утром, и он сказал Сигвату: «Невероятно, как иногда фортуна потворствует глупым людям, и глупый совет в итоге оказывается самым удачным».
При всем этом Магнус вырос многообещающим молодым принцем, даже если обстоятельства в тот момент не способствовали его восхождению. Подобно Рёгнвальду и королеве Астрид, Альфхильд и Магнус последовали за Олавом в ссылку, однако в Норвегию с ним не вернулись, оставшись в Киеве. Альфхильд уже была не рабыней, а матерью наследника, и не исключено, что сможет стать матерью короля. Права на престол Магнуса, незаконнорожденного сына погибшего короля, были неопределенными, однако права Харальда, сводного брата Олава, – еще более спорными. В любом случае этот вопрос оставался открытым. Благодаря Кальву Арнасону и его продажным крестьянам королем Норвегии был Свен, сын Кнуда, который от имени отца, императора Англии, надежно сидел на троне.
В этой истории замешана еще одна женщина, в то время, скорее всего, даже не осознававшая своей роли в силу возраста, – Елизавета, дочь Ярослава и Ингигерды. Ей было от силы около шести лет – она была на год младше Магнуса, своего двоюродного брата и друга детства королевских кровей. Если когда-нибудь Харальд и замечал маленькую девочку при дворе, то относился к ней как к ребенку и отдавал ей почести только из вежливости к ее отцу (а она была одета как взрослая – в традициях киевской королевской семьи: до самой шеи закутана в тяжелую, отделанную узорами далматику из парчи, тафты и бархата, расшитую жемчугом и драгоценными камнями; наряд совершенно непрактичный, не представляющий интереса для солдата, который мог служить для него разве что добычей). Если у Елизаветы и было собственное мнение о молодом высоком блондине из захолустья (будучи беженцем из своей собственной страны, с трудом изъясняющийся на славянском языке, он был практически варваром, несмотря на свое благородное происхождение), то никто не счел его достаточно важным, чтобы записать. Несмотря на это, придворные интриги, махинации и сплетни бесспорно сводились к тому, чтобы поженить какую-нибудь из четырех сестер с Харальдом и Магнусом, попыткам высчитать различные последствия таких союзов.
В этом деле слово Харальда имело вес. С Харальдом прибыли корабли с закаленными в боях воинами, которые пошли за ним из Норвегии… ведь так? Кому варяги подчинятся сейчас – внебрачному сыну умершего Олава или его сводному брату-подростку?
Ответ, по крайней мере в то время, был таким: все они подчинились киевскому князю. Снорри записал просто, что «Ярослав хорошо принял Харальда и Рёгнвальда».
Это было неудивительно. Великому князю нужны были все воины, которых он мог собрать. Киев был окружен врагами, но с Эйливом, Рёгнвальдом и Харальдом на своей стороне Ярослав был готов с ними сражаться.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
