Текст книги "Несущие грозу"

Глава 29

Они вошли в комнату, как труппа акробатов, с двух сторон. Из одной двери, которая вела в комнаты, и из той, которая вела в кухню. Они были одеты в черное, как все, кто прислуживал нам, но, похоже, они терпеть не могли тех пятерых, которые уже были в комнате. Пятеро быстро собрались вокруг коляски, а Бо покатил ее к кухне. По-видимому, кроме того, что они накрывали на стол, они были личными телохранителями Васкеса. Я увидел, как Паломино, как в замедленной съемке, стоя у двери, поднимает пистолет и прицеливается в Васкеса. Это было еще понятно. Наверняка Эль Вьехо переоценил преданность своего подчиненного. Хотя Старец и был на вершине пирамиды, но именно Паломино имел дело с Компаньерос. Они выполняли именно его приказы, хотя Васкес и был верховным магистром их ордена. И среди преступников, и среди политиков было обычным делом, когда номер второй делал себя номером первым с помощью кинжала или пули. Эти двое взглянули друг другу в глаза, и выстрел в упор опять не прозвучал.

Я не стал бросаться за пистолетом на полу, потому что знал, что сейчас всем захочется хотя бы подержать его в руках. Вместо этого я бросился к столу и схватил тяжелый острый, как бритва, нож, которым Паломино резал жаркое. Я успел вовремя. Я почти чувствовал, как один из Компаньерос крадется ко мне сзади, и услышал знакомый мягкий шелест разворачивающегося шарфа. Я поднял нож острием от себя. Шарф обернулся вокруг моей шеи и вокруг ножа. Я подождал, пока человек затянет шарф, и провел ножом вниз, надеясь, что у Паломино ножи не тупые. Лезвие легко рассекло ткань, и, как и раньше, я выбросил руку с ножом, одновременно поворачиваясь назад. Но, наверное, у этого человека реакция была получше, чем у его товарища из Санта-Фе. Я просто рассек ему ухо, но этого было достаточно, чтобы он на секунду застыл. Я закончил поворот, погрузил в него лезвие, мгновенно выдернул и отступил назад.

Он упал, и теперь я увидел, что изящная гостиная превратилась в настоящее поле битвы с перевернутыми стульями и осколками стекла и фарфора на полу.

Телохранители Васкеса еще удерживали дверь в кухню. Но к черту Васкеса, он вывернется. А если нет, туда ему и дорога.

Сейчас мне нужны были две вещи: женщина и пистолет. Но, поскольку я не знал, кто подобрал упавшее оружие, мне нужно было искать женщину. Голубое платье Руфи мелькало среди черных униформ, которые наполняли комнату. Она была там же, где я ее оставил, возле стола. Пытаясь освободить горло от затягивающегося шарфа, она успела просунуть под него руки, но, несмотря на отчаянные усилия, ей не удавалось ослабить петлю. Мужчина ударил меня ножом, но я отступил и полоснул его лезвием по лбу. Кровь мгновенно залила ему глаза, и он отступил в сторону. Я всадил нож в человека, который пытался задушить Руфь, и выдернул его, готовый опять ударить, если понадобится.

Руфь сдернула шарф с шеи и хотела выбросить, но я убрал его и сунул в карман. Я никогда не понимал людей, которые готовы выбросить прекрасное оружие только потому, что оно им сейчас не нужно.

Оттаскивая ее от стола, я чуть не подвернул ногу на чем-то. Это был пистолет. Я подхватил его левой рукой и едва успел уклониться от очередного шарфа. На этот раз я вложил в удар всю силу. Мисс Везерфорд могла бы мной гордиться. Я почувствовал, как лезвие прошло через шею и стукнулось о позвоночник. Второго удара не потребовалось.

Я поставил пистолет на предохранитель, сунул его в карман брюк и огляделся. Бо все еще сражался возле кухонной двери. Он дрался табуретом, и видно было, как от него отлетают куски. Возле него оставалось только два телохранителя, а остальные или валялись на полу, или боролись за свою жизнь в других концах комнаты.

Потом старик, который наблюдал за сражением совершенно равнодушно, отдал короткую команду. Бо помедлил, но потом отступил в сторону. Васкес смотрел на своих Компаньерос, не говоря ни слова. Я думал, что они вытащат его из коляски и просто растопчут на полу, что они и пытались сделать, но они остановились. По крайней мере, он был первосвященником их извращенной религии. Может быть, это была дань уважения, может быть, просто восхищение его мужеством, но его не тронули. Бо укатил коляску, и они исчезли за дверью.

Битва еще продолжалась. Я сказал:

– Ужин был замечательный, но нам пора идти, мэм.

– Прекрати рисоваться и вытащи нас отсюда!

Акерман все еще был на ногах, хотя все его лицо было залито кровью. Похоже, он неплохо владел рукопашным боем. Краем глаза я увидел, что Белинда пытается вырваться из рук двоих, которые тащили ее к двери, ведущей в другие комнаты. Наверно, как трофей для Паломино.

Возле окна, через которое мы собирались бежать, какой-то парень размахивал мачете. Я проскользнул ему за спину. Мне было даже жаль, когда я схватил его руку сзади и вывернул так, что он был вынужден выпустить оружие. Он остался безоружным, но мне нужен был этот клинок. И будь он хоть на стороне Паломино, хоть на стороне Васкеса, он определенно не был на моей стороне.

– Хватай стул и выбей это окно, – сказал я Руфи. – Постарайся хорошенько, чтобы мы не порезались, когда будем вылезать. Я попробую их задержать, скажи, когда будешь готова.

Я услышал, как сзади разбилось стекло. С тяжелым мачете в правой руке и ножом в левой, я установил, как мы говорим, оборонительный периметр. И каждый, кто пытался его нарушить, платил за это кровью...

– Все готово. Земля совсем близко. – Голос у Руфи был все еще хриплый от шарфа.

– Вылезай, я спрыгну за тобой. Я слышал, как она выбралась из окна, и ругнулась, как не подобает леди, когда затрещала материя.

– Я вылезла, хотя и не вся. Давай, хватит играть в Робин Гуда! Нам нужно убираться.

Я бросил ей нож. Левой рукой я выхватил пистолет и выстрелил в ближайшего ко мне, остальные отступили. Я сбросил Руфи и мачете. Белинду уже утащили, Акерман был либо на полу, либо его увели, но я его не видел. Кто-то, наверное, телохранитель Васкеса, еще сопротивлялся в углу, но он был последний. По крайней мере, мы хорошо поели.

Я сказал Компаньерос, которые стояли передо мной:

– Первый, кто выпрыгнет за мной из окна, мертв. Муэртэ, понятно?

Похоже, они поняли. Целясь в них теперь уже правой рукой, я подошел спиной к окну и выскользнул в него, разорвав при этом куртку о гвоздь.

– Ты тоже на него напоролся? – спросила Руфь, тусклая в сумерках фигура рядом со мной. Но не настолько тусклая, чтобы я не увидел, что с ее юбкой, похоже, случилось настоящее несчастье.

– Ну что, идем?

– Я возьму мачете, а ты держи нож. Мы прошли примерно тридцать ярдов, я оглянулся. Похоже, никто нас не преследовал, но так не могло продолжаться долго.

– Дальше иди одна, – сказал я Руфи. Я огляделся в поисках ориентира. – Иди к тому большому белому камню. Найди какую-нибудь нору и оставайся там. Не вигайся и не дыши, как будто ты на рентгене, просто оставайся там. Если кто-то попытается вползти к тебе, коли ножом, конечно, если это не я.

– Что... А ты пошел на охоту?

– Мы называем это диверсией. Она легонько коснулась моего плеча.

– Дорогой, смотри, чтобы они не устроили диверсию тебе.

Она ушла. В окне появились силуэты. Я отложил мачете, поставил пистолет на камень и выстрелил с двух рук. Кто-то закричал. Я щелкнул предохранителем, взял мачете и стал взбираться за Руфью. Глаза уже привыкли к темноте, и поэтому я шел легко.

Кто-то еще лез по холму за Руфью, но, плохо видя в темноте, лез медленно и сильно шумел. Я обошел его, подождал, пока он прополз, выдернул из кармана шарф, который Руфь хотела выбросить, захлестнул вокруг его шеи, но проклятая штука не сработала. Конечно, она передавила ему горло, но это можно сделать даже дамским чулком. Я не услышал хруста шейных позвонков. Мне пришлось свалить парня и просто задушить его. Я хотел спрятать тело, но потом подумал, что это глупо. Вместо этого я посадил его возле большого светлого камня.

Руфь взбиралась вверх, выделяясь бледным силуэтом на фоне склона. Я увидел, как они карабкаются за мной. Один из них, наверное, нашел более простой путь, потому что опередил остальных. Я пошел ему навстречу, прыгая по камням, пока не нашел нужную точку. Кто-то вскрикнул внизу, наверное, они нашли тело, которое я для них оставил. Парень оглянулся через плечо, пытаясь понять, что происходит. Я лежал и, когда увидел, что он отставил ногу, ударил мачете. Он взвыл от боли и упал на одно колено.

– Ах, Диос, Диос!

Это была прекрасная поза. Я встал и размахнулся тяжелым клинком, держа его двумя руками. Ребята с большими топорами иногда ухитрялись все испортить, даже когда шея покоилась на колоде, поэтому потом изобрели гильотину. Крови было много, фактически это была вся его кровь. Я взял отскочивший круглый предмет и положил его на ближайший камень.

Теперь они приближались, привлеченные криком. Я услышал знакомый голос. Вместо того, чтобы бежать, я пополз к ним, нашел себе хорошую точку недалеко от предмета, который было хорошо видно на камне. Наконец, первый прошел мимо меня и вдруг взорвался испанскими ругательствами. Я узнал, что раньше голову звали Мигель и что, какой бы свиньей он ни был, они потеряли в его лице бесценное сокровище. По крайней мере, это то, что я смог перевести. Но почему-то никто не хотел взять голову и из уважения приложить обратно к телу. Один из них заметил какое-то движение наверху, может быть, Руфь, может быть, кусты зашевелились от ветра, но они бросились в погоню. Они все проходили, с уважением кланялись голове и бросались дальше. Наконец мимо меня прошла худощавая фигура Паломино. Я знал, что он остановится возле головы, и он действительно остановился. Он отдал приказ, и голову вместе с телом унесли вниз. Он расставил людей кольцом по склону и пошел вверх, чтобы выяснить ситуацию. Через секунду я ткнул пистолетом ему в спину.

Если вы имеете дело с такими людьми, как мы, то обычно не рекомендуется подходить слишком близко. Но раз эти растяпы оставили пистолет на полу, я подумал, что он знает все эти хитрые приемы, по крайней мере, хуже, чем я умею владеть его дурацким шарфом.

– Хелм? – тихо спросил он.

– Кто же еще?

– Если ты меня застрелишь, они тебя убьют.

– Если я тебя не застрелю, они тоже меня убьют. Но ты можешь им приказать этого не делать.

– Но чего ради я должен это приказывать? – спокойно спросил он.

– Скажем, мы оба смелые ребята, которые не боятся смерти, но я думаю, если ты сохранишь мне жизнь, я еще тебе пригожусь... Теперь быстро отошли их, пока они не поняли, в чем дело. Трое из четверых, которые лезли наверх, поняли, что что-то не так, хотя почти ничего не видели в темноте. Они нерешительно подходили к нам.

– Хефе? – спросил один.

– Идите с остальными, – Паломино указал на склон. – Становитесь в линию. Вы должны быть не дальше трех метров друг от друга.

– Си, Хефе.

Люди ушли. Я сказал:

– Они слушаются тебя. Но надолго ли? Ведь старик жив, и никто не захотел с ним покончить. Похоже, что ты попал в серьезную заварушку, амиго.

Он глубоко вздохнул:

– Я был уверен, что глупая гринго выстрелит. Выстрел должен был быть сигналом, как ты видел, но настоящая испанская вдова, мстя за мужа, разрядила бы в него всю обойму, а потом бы еще и плюнула на него.

– А если бы Руфь не выстрелила или промахнулась, ты был бы готов закончить работу сам. Но, когда пришло время, ты не смог. Старая привязанность оказалась сильнее.

– Привязанность! – он сплюнул. – О какой привязанности можно говорить, когда старик был готов пожертвовать человекам, который всю свою сознательную жизнь служил ему, как собака. Принести его в жертву за маленькую ошибку, которую легко было исправить.

Он опять глубоко и прерывисто вздохнул.

– Нет. Ты видел. Я не смог стрелять, так же, как и эта сентиментальная девчонка. И эти люди, мои Компаньерос, они слушаются моих приказов, по крайней мере, сейчас. Но я не могу приказать им убить его, потому что они не подчинятся, могут не подчиниться. Он так долго был нашим вожаком. Он действительно первосвященник, который ведет все наши церемонии и таинства. Я думал, что смогу это сделать, и не смог, ты сам видел. Нет человека, который сможет убить Эль Вьехо.

– Ошибаешься. Есть такой, если мы договоримся, – сказал я.

Глава 30

Комнаты позади кухни вначале, по-видимому, предназначались для слуг. Но Васкес решил сделать свой личный номер люкс. Возле двери стоял человек. Паломино жестом приказал ему идти и сказал мне:

– Будь осторожен с Бо, он очень силен и опасен.

– Спасибо, я видел, как он работает.

– Я подожду снаружи, – он улыбнулся. – Не бойся, я сдержу слово. На этот раз. Хотя это для меня будет нелегко. Я собирался позабавиться со светловолосой мучача. С другой мучача.

Он слегка поклонился Руфи, извиняясь.

– И я не понимаю, зачем тебе нужен живым человек, который однажды уже приказывал тебя убить. Его немножко потрепали, но он вполне подошел бы для нашей следующей церемонии, где новичок должен доказать, что он умеет владеть ла буффонда.

– Это шарф? – спросил я. – На хиндустани он называется "пханзи", и была одна индийская секта, которая им пользовалась. Они назывались "пханзигар", что значит душители. И, конечно, были еще дакои и тутжи, я читал на эту тему.

Мне пришло в голову, что на этой церемонии, где новички должны доказать, что умеют ломать шеи, я мог бы и сам поучиться, но постеснялся попросить приглашение.

Я сказал:

– Так будет лучше. Американос не будут исчезать в джунглях Южной Америки, правительство перестанет огорчаться из-за мертвых агентов, а это полезно для бизнеса. У сеньора Васкеса светлая голова.

Паломино слегка улыбнулся.

– Я знаю, ты заботишься обо мне. Но была пролита кровь, и мои люди вышли из-под контроля. Только потому, что они не смогли разделаться с мерзкими гринго, как хотели. Но договор есть договор. – Он глянул на Руфь.

– Вы пойдете со мной, сеньора?

– Она остается здесь, – сказал я. – Она мне нужна, чтобы подержать собаку.

– Очень хорошо. Тогда я пойду, чтобы люди видели, что его кровь не на мне.

Он вышел, и дверь в конце коридора закрылась. Руфь уставилась на меня.

– Подержать собаку?! Ты что, свихнулся? Я сказал:

– Это замечательный щенок, и он никогда никого не убил. Это не чудовище Баскервилей. И тебе пора перестать видеть кошмары по ночам.

Она сердито сказала:

– Я вся исцарапанная, грязная, мое лучшее платье превратилось в тряпки, а ты со своими собаками!

Руфь подошла ко мне совсем близко.

– Мэтт, за что ты мстишь, почему ты здесь?

– Я должен сохранить жизнь одной женщины, – сказал я, – это мои официальные инструкции. Но в нашем деле многие инструкции даются неофициально. Считается, что мы и так знаем, что от нас требуется.

– И что же от тебя требуется? И как ты собираешься это выполнить, стоя в коридоре и болтая со мной? И болтая, кстати, довольно громко.

– Я просто жду приглашения, – сказал, я.

Кто-то тронул дверь изнутри.

– Сеньор Хелм, вы один?

Я сказал:

– Я с женщиной.

За дверью послышались голоса, потом Бо сказал:

– Вам разрешается войти вместе с женщиной. Дверь открылась, и я впустил Руфь, потом повернулся и два раза выстрелил Бо в голову, когда он запирал за нами. Он упал лицом вниз и больше не двигался. Целясь в Васкеса, я подошел к двери и проверил, надежно ли она закрыта.

– Браво, нет! Я сказал:

– Поводок у него в правом кармане. Возьми поводок и приведи сюда собаку. Подходи к нему медленно, разговаривай с ним, пусть он понюхает твою руку. Потом отведи его от коляски, о'кей?

Руфь начала было спорить, но я сказал:

– Ради Бога, Руфь! Забери эту чертову собаку, пока мне не пришлось ее застрелить.

Руфь, пересиливая свой страх, сделала, что я ее просил.

– Мистер Васкес, у вас есть какие-нибудь вопросы? Он посмотрел на тело возле двери.

– Наверное, это было необходимо.

– Да, – сказал я, – если бы я не позаботился о нем сейчас, он бы не давал мне покоя позже.

– Позже? Понятно, – вздохнул Васкес. – Я думал, мы согласились, что у вас нет причин...

– Нет. Что касается меня, то мы ничего не оговаривали. Мы согласились, что у меня нет личных причин.

– Понятно.

Он злорадно сказал.

– Значит, вы такая же кокаиновая ищейка, как и ваш друг, мистер Акерман. Предполагая, что он не сможет справиться со мной законным способом, они прислали федерального убийцу. Вас.

Я сказал:

– Что касается меня и что касается моей организации, мистер Васкес, вы можете производить свое дерьмо, пока преисподняя не замерзнет. Конечно, мы это не одобряем, мы считаем, что вы ужасный тип, но то, чем вы занимаетесь, – не наше дело. Роджеру Акерману платят за то, что он, как и целая армия хорошо обученных федеральных агентов, возится с наркотиками, но нам платят не за это.

Руфь сказала:

– За что же тебе платят, Мэтт?

Я сказал:

– Крошка, мы контрубийцы. Если есть кто-нибудь слишком крутой, и никто не может справиться с ним по закону, то тогда маленькие федеральные мальчики и девочки зовут нас, и мы справляемся с ним без всяких законов. Например, когда кто-нибудь считает себя совершенно недоступным и начинает назначать награды в миллион долларов за головы журналистов. Тогда на охоту выходят волки.

Васкес сказал:

– Так поэтому вы пришли?! Потому что я предложил деньги? Я сказал:

– Да, мистер Васкес. Это считается неприличным, и меня специально послали, чтобы научить вас манерам. Как бывший журналист, я с удовольствием это сделаю.

Все молчали, и я продолжил:

– Салман Рушди обратился за помощью к Англии. Я не знаю, какие были приняты меры, но я думаю, что старый Аятолла умер не своей смертью. Если они будут продолжать преследовать Рушди, то и новому недолго осталось. Но, поскольку англичане – джентльмены, это только мои догадки. Но мы – не джентльмены. Марк Штейнер обратился за помощью к США, и мы не смогли ему помочь. Но, по крайней мере, мы обеспечим, чтобы вы больше никогда не смогли запугивать никакого другого писателя или журналиста, или кого бы то ни было, обещая ваши грязные миллионы. А также чтобы всякий, кто хочет закрыть рот тем, кто его критикует, таким же способом, хорошо подумал.

Я взглянул на Руфь.

– Выведи, пожалуйста, собаку в коридор. Я буду через минуту.

Пришлось заехать в Вашингтон, рассказать про свои приключения, но я постарался убраться оттуда как можно быстрее. Как и раньше, я подъехал к стоянке возле стрелкового клуба и увидел такую же, как у Марка, машину. Казалось, Марк сейчас выйдет и начнет доставать снаряжение из багажника. Но, конечно, это был не Марк.

– Привет, Руфь.

– Здравствуй, Мэтт. Девочки хотели попрощаться с тобой.

– Только девочки?

– С Браво много хлопот? – спросила она.

– Нужно время, но он хороший щенок. Что это?

Она протягивала мне маленькую пластмассовую коробочку. Я заглянул туда и увидел компьютерную дискету. Она сказала:

– Нет, это не книга. Книга действительно пропала, как я и говорила, но Марк не успел закончить приложение. А в этом приложении гораздо больше информации об их преступлениях, чем во всей книге.

Она вложила ее мне в руку.

– Возьми. Можешь делать с ней, что хочешь. В конце концов, ты спас мне жизнь.

Я посмотрел на дискету и усмехнулся.

– Если ты не против, я отправлю ее Акерману, как подарок от нас обоих.

Она изумленно посмотрела на меня.

– Роджеру?! Но ведь...

– Дело прошлое, – сказал я. – Это поможет ему взять Паломино. К тому же, он лучше использует информацию, чем кто-нибудь еще.

Мы немного постояли молча, и я сказал, что был бы не против, если бы ее дочки стали и моими тоже.

– Не получится, Мэтт, – грустно сказала Руфь.

– Я знаю.

– Нет, ты не знаешь. Я уже потеряла двух мужей и не хочу потерять третьего. А вдруг тот, кто будет стрелять в тебя, попадет в одну из них?

Младшая подбежала и похвасталась:

– Мама обещала купить нам щенка.

Я быстро взглянул на Руфь. Она улыбнулась.

– Это тоже благодаря тебе. Наверное, я уже не боюсь собак. По крайней мере, щенков.

Мы помолчали, потом я сказал:

– О`кей, Руфь. Все в порядке. Пока.

Я смотрел, как отъезжала машина.

Когда я приехал домой, перед воротами, как всегда закрывая мне въезд, стояла маленькая красная машина. Белинда Нан вышла из нее и подошла ко мне.

– Нелегко было тебя найти, – сказала она.

– В следующий раз дай мне знать, ради такого случая я специально закажу коньяк. Она взглянула на дом.

– Там кто-нибудь есть, Мэтт? Или ты ждешь кого-нибудь?

Я сказал:

– Руфь вместе с девочками заехала попрощаться, ты ведь об этом спрашивала?

– Наверное, да, – сказала Белинда. – Но ты – как мишень, а она вряд ли захотела бы жить на линии огня.

– Ей нужно думать о дочерях.

– Конечно. Ну, в таком случае... У нас осталось одно незаконченное дельце. Единственный раз в жизни я неделю провела с мужчиной, и ничего не случилось. Я думаю, если у тебя на уме нет никого, то мы могли бы... По крайней мере, тебе должно быть хотя бы любопытно.

Мне было очень любопытно.