Текст книги "Усмирители"

Глава 20

Я переключил передачу, ибо дорога начинала подыматься на гребень высокого ската, поросшего довольно густым сосняком.

– Послушай, Мэтт!

– А?

– Ты действительно убьешь его?

– Сэма Гунтера? Ковбоя? Безусловно. Вели, разумеется, отыщу. Задача моя такова.

Последовало натянутое, неловкое безмолвие.

– Тебе же сразу и честно сообщили: ежели я преуспею, Сэму так или иначе не долго жить останется.

– Да, но... Я боялась поверить. Не хотела. А потом увидела, как ты орудовал шприцем...

– Как полагается. Между прочим, шприц был совершенно стерилен.

– Это ужасно... Я не подозревала, что подобное случается наяву... Прости, Мэтт. Не жди от меня чересчур большой выдержки. Просто говори, как поступать, и все тут.

Замечательное предложение; чудесный гамбит, который оказался бы еще чудесней, будь в нем хоть крупица искренности. Я пробормотал нечто приличествовавшее; надеюсь, убедительное и похожее на правду.

Вскоре мы одолели перевал и покатили вниз по горным отрогам в сторону Руидосо. Дорогу изрядно подновили с тех давних пор, когда я проезжал по нее в последний раз, однако валящий мокрыми хлопьями снег даже магистральное шоссе может сделать небезопасным для шофера. Наконец, вдоволь навоевавшись против крутых поворотов и сопутствующих заносов, я достиг самого городка, приютившегося в боковом каньоне.

Мы проехали по главной улице. Снегу было полно, а света мало.

Гейл облизнула губы.

– Вот теперь я буду прилежно высматривать вывеску "Вигвам"! – задорно сообщила она. И голос, между прочим, не дрогнул.

Гостиница оказалась кучкой маленьких домиков, немного в стороне от главной улицы, однако вывеска виднелась издалека, и весьма явственно. Я свернул, запарковал пикап рядом с полудюжиной других машин. У большинства из них красовались на крышах укрепленные особыми держаками лыжи. Что ж, погода благоприятствовала слалому. Или нет. Не знаю: не любитель кататься на двух досках при помощи двух палок.

Ветер утих, и в этот глухой, предрассветный час под высокими кедрами, росшими среди гостиничных Домиков, царило полнейшее безмолвие. Казалось, мы где-то в первобытной глуши, а не в тридцати ярдах от главной городской улицы.

– Ступай осторожно, – предупредил я. – Снег мокрый, не вздумай поскользнуться и поломать ногу.

– Мэтт, мне холодно. И страшно. Я вынул из кармана револьвер.

– На, возьми, с ним веселей. Заряжен. Повторяю: не застрелись по небрежности. В меня тоже не пали. Но при надобности жми на гашетку не раздумывая. Это встанет в одного покойника, но, во всяком случае, не сделаешься покойницей сама. Пойдем.

Гейл уставилась на тридцативосьмикалиберного зверя.

– Мэтт, я... Лучше оставь себе, а?

– Бери, ежели вручают. Спасибо заботливым родственникам, я обзавелся двумя лишними. Чтобы противостать нашей огневой мощи, Гейл, танковая дивизия потребна!

Женщина взяла маленький пятизарядный револьвер, осторожно сунула за пояс панталон. Укрыла рукоятку пушистым свитером. Я разглядывал Гейл и пытался припомнить, когда именно влюбился в нее. Впрочем, навряд ли кто-либо может ручаться, что в точности помнит обстоятельства и время, при которых сделался мишенью для Амура.

В точности я помнил совсем иное: сейчас неподходящее время топтаться на снегу и таять от нежности к женщине, ведущей тебя прямиком в западню. По крайней мере, я уповал на это всей душой. Коль скоро Гейл оказалась лучше, чем я думал, работа идет насмарку и летит ко всем чертям...

Дверь открыла тощая светловолосая девчушка, закутанная в пальто, смазливая, невзирая на сонное выражение лица и папильотки. Она позвала матушку – пышную, тоже светловолосую даму, облаченную в теплый халат и тоже не поленившуюся устроить себе вечернюю завивку. Но к мамаше слово "смазливая" сделалось неприменимо уже много лет назад.

Мы прошли в бревенчатый, удивительно милый зал, заказали домик, уплатили, расписались в гроссбухе, чуток поболтали с хозяйками.

– Возьмите ключ, – предложила статная содержательница "Вигвама". – Ваш домик называется "Чероки". Третий справа. Печь протоплена с вечера, в шкафу отыщете лишние одеяла... Простите, не сможем проводить вас. Дочь прихворнула, а я...

– Ничего-ничего! – поспешил перебить покорный слуга. – Разыщем! "Чероки".

– Надеюсь, придется по вкусу. А завтрак подают в общей столовой, начиная с половины седьмого.

Я пересек двор, извлек из пикапа чемоданы и вместе с Гейл, старательно ступавшей по моим следам, направился к отведенному нам пристанищу. Миновали бревенчатый коттедж "Арапахо", прошествовали мимо "Ирокеза", достигли "Чероки".

Поставив чемоданы прямо на снег, я нашарил в кармане ключ и отомкнул дверь. Внутри царила тьма. Теплый воздух волною хлынул навстречу. Я подхватил оба чемодана и сделал шаг.

Свет загорелся внезапно и был очень ярок. За порогом поджидали двое. Старые добрые друзья мои: Вегманн и Нальди. Я отступил и наткнулся на твердый маленький предмет. Кажется, на дульный срез тридцать восьмого калибра...

– Замри!

Гейл произнесла это нежно, почти с мольбою в голосе.

– Пожалуйста, милый, не шевелись! Пока я рассуждал, как быть, незримый дотоле некто принял решение вместо меня. Упомянутый некто возник из ближних кустов и двинул меня по голове. То ли пистолетным стволом, то ли дубинкой.

Глава 21

Когда в глазах немного прояснилось, я обнаружил свою пострадавшую персону, лежащей на дощатом полу домика. Дверь заперли. По крайности, холодом не тянуло ниоткуда. Любезно уступленные Пейтоном и Бронковичем револьверы не давили боков, и я резонно заключил, что пребываю обезоруженным. Тем лучше для меня.

Кстати" я вообще не рассчитывал применять во время этого задания револьвер. Оба ствола пришлось до поры таскать на себе, но только чтобы выглядеть опасным профессионалом, алчущим всадить в Сэма Гунтера зарядов двенадцать. Нельзя же было косвенно признаваться: я к вам явился, господа, мечтая получить по башке.

Невзирая на пульсирующую, тупую боль, я валялся, не поднимая век, и чувствовал себя счастливейшим из людей, которые когда-либо попадали в подлую ловушку. Следовало бы сердиться, но я не мог. По сути" едва ли не силком заставил девушку предать меня... Какие уж тут обиды! Ведь именно этого мы с Маком и добивались! Единственным поводом для беспокойства был вопрос: а в те ли я лапы угодил?

Раздался негодующий женский голос:

– Зачем ударил? Ведь он стоял спокойно! И ничего не делал! Ты же обещал!..

Немного поближе отозвался голос мужской:

– На всякий случай. Сама говорила: человек опасен. Обученный, закаленный правительственный агент. Посланный исключительно по мою душу. Хм! Да меня важной шишкой сочли!

Мужчина захохотал. Скрипнули доски. Я ощутил умеренно злобный пинок в ребра.

– Валяясь на полу" особо опасным не кажется!

– Прекрати, Сэм! – холодно велела Гейл. – Между мной и тобою – двусторонний договор. Почти политический. Я выполнила обещание, изволь выполнять свое! Хочешь пинать – купи футбольный мяч и пинай сколько влезет.

Я возликовал. Я угодил в нужные, правильные, грязные, сволочные, паскудные, вожделенные лапы! Сэм Гунтер? Наконец-то. Можно было и глаза раскрыть.

Все тот же бесноватый ковбой из дешевой комедии. Сорокадолларовые сапожищи, подшитые кожей джинсы для верховой езды, огромная стэтсоновская шляпа. На заднем плане виднелся Вегманн, уже не казавшийся веснушчатой деревенской орясиной. Потому что в руке у него наличествовал пистолет. Сейсмолог Нальди по-прежнему щеголял круглыми очками без оправы, однако оружием не хвастал, за неимением такового.

Удивительно разношерстное сборище заговорщиков! Правда, иных и не встречается.

– Встать! – распорядился Гунтер. Я с трудом поднялся. – Замри! Где она? Мы знаем: она у тебя! Вегманн раздраженно вмешался:

– Не трать времени зря! Оборудование уже установлено и нацелено! Дорога ложка к обеду. А сейчас от микропленки пользы – как от козла молока.

– Что-о? – Нальди буквально позеленел.

– Что слышите!

– Добывая эти фото, – медленно сказал сейсмолог, – я рисковал карьерой и репутацией. Рисковал! Теперь, как выясняется, я пожертвовал ими! И у вас достает наглости".

– Еще, кстати, вопрос, верные ли планы вы пересняли.

– Сейчас увидите! Гунтер!

Означенная личность кивнула и обратила взор на покорного слугу.

– Выкладывай пленку. Она у тебя, мы знаем. Ты волок ее вместо наживки.

– Блесны, – спокойно ответил я. – Металлическую приманку рыболовы именуют блесной. Не выложу.

Гунтер скривился, но тот же час просиял от радости. Очень огорчился бы, не сомневаюсь, предъяви я пленку быстро и услужливо.

– Тем хуже для тебя, – объявил он. – Раздевайся. Искоса я умудрялся наблюдать за Гейл и подметил на ее губах торжествующую улыбку. Я уселся на стул, скинул ботинки. Гунтер подобрал их и вручил Нальди. Тот сощурился в бифокальные линзы, учинил дотошное научное исследование двум образцам новомексиканской обуви. Я поднялся, передал для инспекции пальто и рубашку. Снял брюки, бросил Гунтеру. В общей, невеселая процедура, но я подвергался ей в несчетный раз и воспринимал происходящее со здоровым равнодушием. Невзирая на присутствие дамы.

Выпрямился, красуясь в трусах, носках и майке. Гейл буквально пожирала меня взглядом.

– Донага, – промурлыкала она. – Догола!

Я вспомнил Эль-Пасо и гостиничный номер-люкс.

– Разоблачайся, дорогой.

Все они прилежно рылись в моей одежке – ни дать, ни взять, свиньи у корыта. Лишь Вегманн, заведовавший безопасностью, застыл недвижно и держал меня под постоянным прицелом. Весьма разумно... Гейл, покачивая бедрами, приблизилась.

– Ты не забыл, милый?

– Попробуй, забудь, ежели с таким усердием напоминают!

– Смеялся надо мной... Разодрал чудное вечернее платье и ржал, точно жеребец, глядя на женщину в нижнем белье. И я дала себе слово: заплатит. По счету и с процентами. Заставлю. На все пойду, но заставлю заплатить!

Голос Гейл, пресекся.

– Тебя не станут пытать, – сообщила она. – Я поставила это нерушимым условием.

– Тебя послушаются, не сомневайся... Улыбка разом слетела с физиономии Гейл, однако, спутница моя действительно хорошо заплатила, дабы заставить расплатиться покорного слугу, и не собиралась идти на попятный. Да еще в самый любопытный миг.

– Доктор Нальди, – промолвила она, – я только что сообразила. Он однажды упомянул ботинки. Проверьте сызнова!

И опять обратилась ко мне:

– Мэтт! Пойми, я должна была это сделать, понимаешь? Я... Я очень гордая женщина. И не могу делаться посмешищем безнаказанно для обидчика.

– Разумеется.

Нальди готовился приступить к хирургической операции на правом ботинке.

– Эй, зачем уродовать хорошую пару? Вам только-то и нужна крепкая отвертка. Снимите каблук!

– Сара сказала "Вегманн". Правильно? Ты отправилась на бензоколонку – нынче ночью – и заключила двусторонний договор. Верно?

Гейл кивнула.

– Да, только я не ожидала повстречать еще и Сэма с доктором Нальди. Они скрывались на складе, среди канистр и покрышек. Остальное придумали вместе. Доктор Нальди вспомнил, что в Руидосо есть гостиница "Вигвам", посоветовал сослаться на ошибку слуха...

Изобретательный доктор Нальди испустил восторженный вопль. Вытряхнул из полости в каблуке маленький, совершенно пустой металлический цилиндр. Я взглянул на Гейл безо всякого торжества, но и без особых угрызений совести.

– Да, ты мстишь на славу и толково, – сказал я. – Надо же! Связаться с Гунтером – государственным изменником, причастным к убийству сестры...

– Слова, слова! Я спросила Макдональда, кто убил Дженни, за что убил? Он понятия не имел об этом.

Гейл попросту не хотелось верить. Неуютно верить вещам подобного свойства, совершив подобный шаг.

– Докажи! В любом случае, виноват Сэм или нет, кое-кто преследовал его, намереваясь убить. Хладнокровно, преднамеренно! Ты сам убийца! Настоящий!

– А как насчет вон той милой компании? – Я кивнул в сторону Вегманна и Нальди. – Пока не знаю в точности, что именно затевается, но будь покойна: речь идет о государственном преступлении. Шпионаже.

Гейл засмеялась:

– По правде говоря, дорогой, у меня при упоминании об атомных бомбах мурашки по коже ползут. Приветствую любого, кто мешает их испытывать. И на русских мне плевать, понимаешь? Не хочу, чтобы мне падал на голову радиоактивный снег! Дышать чистым воздухом хочу!

– Впечатляет. Но, видишь ли, подземный взрыв не влечет упомянутых последствий.

– Доктор Нальди говорил о куда худших последствиях!

– Именно?

– О резонансе в колебаниях земной коры после недавних испытаний где-то на юге России. О... массивной нестабильности...

Я расхохотался:

– Говори по-английски, пожалуйста. Ненавижу латынь.

– Словно полк солдат пересекает мост, маршируя в ногу! Резонанс. Раскачивание. Мост рушится.

– Дражайшая Гейл, когда солдаты идут по мостовой" массивная нестабильность не приключается. Никаких резонансов. Понимаешь, а?

– Нальди уверяет: нам грозит огромная опасность, смещения горных цепей, обширные разломы, чудовищные землетрясения. Нальди знает, о чем говорит! Но я не все поняла...

Я начал было смеяться от всей души, но чья-то лапа весьма невежливо улеглась прямо на плечо. Подобно Полю Пейтону, Сэм Гунтер не шибко следил за светскими приличиями. Рядом стоял Нальди – злой, как хорек, и белый, как вылинявший заяц. Даже Вегманн чуточку приблизился, с пистолетом наизготовку.

– Где она? – прошипел Гунтер.

– Вот! – Я с невинным видом кивнул в сторону Гейл.

– Пленка где? – зашипел Нальди, уподобляясь, разнообразия ради, голодной гадюке.

Я заколебался. Я мог честно признаться, что пленка давным-давно лежит в городе Вашингтоне, Округ Колумбия. Но мне могли ненароком поверить и, за дальнейшей ненадобностью, вывести в расход. Посему я лишь загадочно улыбнулся. Удостоился от Гунтера немедленной награды – здоровенной оплеухи. Покуда ковбоишка прилежно и неумело бил меня по чем попало, Гейл вопила, словно резаная.

– Ты же обещал! Обещал!

Доктор Нальди уволок ее к стене. Гунтер продолжал трудиться. Усердия Сэму было не занимать стать; а вот умения не хватало. К тому же он боялся раскровавить собственные руки – грубая ошибка. Вегманн стоял на предусмотрительном отшибе, держал меня под прицелом и созерцал происходящее со снисходительным видом взрослого, наблюдающего за ребячьей возней.

– Мы теряем время, – изрек он, утомясь или соскучась. – Оденьте его. Продолжить можно и в другом месте. Доктор Нальди, у вас большой опыт по части здешних дорог. Пикап этого субъекта сумеет пройти?..

– Да, конечно, – перебил Нальди" – но только с колесными цепями.

– Цепи есть, – произнесла Гейл. – Вегманн сам снимал их на въезде в Кариньосо, А у вашего парня, который пытался сбросить нас в пропасть на перевале Сан-Агустин, цепей не было. Вот и промахнулся... бр-р-р!

– Нальди, Вегманн и Гунтер ошарашенно переглянулись.

– Понятия не имею, – сказал Нальди.

– Гунтер?

– Да я же границу пересек пешим ходом несколько часов назад! Опомнитесь!

– Опишите происшествие, миссис Хэндрикс, – попросил доктор.

Гейл описала, ничего не позабыв. Старательно и с чувством.

Вегманн осклабился:

– Так-так! Большая серая машина... Часом, не олдсмобиль?

– Да, да! И номер техасский!

– Все в порядке. Я знаю эту колымагу. Сам хоронил ее недавно в расщелине.

Он согнал улыбку с лица и распорядился:

– Доктор Нальди поведет пикап, он больше смыслит в машинах, чем в пистолетах. Гунтер, сядешь за руль и поедешь впереди. Поглядывай в зеркальце: вдруг нам помощь понадобится? Я присмотрю за обоими пленными сам, в фургоне... Вам дурно, миссис Хэндрикс?

Мне стало по-настоящему жаль спутницу и любовницу, побелевшую и вздрогнувшую. Для утонченной, изобретательной дамы она сплошь и рядом оказывалась поразительно простодушна. Полагала, например, что меня и впрямь пальцем не тронут...

И даже, наверное, искренне полагала, будто ей самой дозволят уйти.

Глава 22

Лежать ничком на стылом полу фургона – вдобавок связанному по рукам и ногам – было и жестко, и холодно. К тому же я когда-то упоминал: мой «шевви» по сути, лишен амортизаторов. Это не создавало дополнительных удобств, учитывая все колдобины" выбоины и бугры.

Вегманн расположился позади, подле самой дверцы, устроив себе уютное гнездышко из чужих одеял и спальных мешков. Револьвером тоже вооружился чужим – тридцативосьмикалиберный зверем. С точки зрения профессиональной, это выглядело весьма разумно. Револьвер достаточно могуч и удобен; а если убираешь противника, гораздо меньше улик и следов оставишь, использовав его же ствол...

Я чувствовал, как мелко и непрерывно трясет растянувшуюся рядом Гейл. Покинув "Чероки", бедолага точно онемела. Ни словечка, ни звука. Еще бы: опять угодила в смехотворный переплет... Но смеяться, в сущности, не стоило.

Доктор Нальди орудовал передачами поистине виртуозно, я сказал бы – неприлично хорошо для кабинетного ученого мужа. Какое-то звено цепи лопнуло, и продвижение наше сопровождалось теперь тоненьким ритмическим лязгом. Что ж, цепи верой и правдой отслужили уже несколько зим подряд.

– Не вздумай шевельнуться, – предупредил Вегманн.

Испровещился наконец-то! Я боялся, он будет молчать всю дорогу, подражая Гейл.

– Послушай, – осведомился покорный слуга, – ты ведь профессионал, верно? Только зовешься не Вегманном. Твоя физиономия попадается в картотеках, а имя, кажется, славянское.

Это было чистейшим домыслом, но стоило только поглядеть на круглую веснушчатую рожу. Разумеется, я нигде и никогда не видал ее. Иначе вся затея двинулась бы вдоль иной колеи. Вегманн понял, криво ухмыльнулся, промолчал. Я пошел с иной карты:

– Одного не пойму: на кой пес ты связался с бандой обормотов-любителей и полусумасшедших борцов за чистоту воздуха?

Вегманн хмыкнул. Затем, по-видимому, решил, что можно чуток расслабиться и передохнуть. Любая роль требует огромного напряжения нервов. И всякому, сколь угодно опытному, разведчику временами просто хочется побыть собою.

– Так удобнее, – сообщил он. – Зачем вас прислали, мистер Хелм? Разделаться с Ковбоем? Но, помилуйте, – отряжать умелого истребителя против такого подонка, Сэма Гунтера?

– Возможно, – сказал я, тщательно подбирая слова, – наверху не знают, какое это никчемное ничтожество. Думают: большая, очень хитроумная и дерзкая шишка. Знаменитый резидент, числящийся под кличкой Ковбой и нагло гуляющий в ковбойском костюме. Что в глаза бросается, того и не замечают. Помните "Украденное письмо"? Подонок ли, нет ли, – а мне велели убрать именно Гунтера.

– Весьма любопытно, – улыбнулся Вегманн. – И вселяет бодрость. Рад услышать подобное, мистер Хелм. Я долго и прилежно трудился, дабы создать ложный след. Остановил выбор на господине Гунтере, натаскал его, словно пса, выставил над ширмой, как Петрушку... В Хуаресе он, правда, поработал неплохо, но, между нами, агент из Гунтера не ахти... Легко теряет голову – точнее, то, что у него именуется головой. А внимание вашей контрразведки он привлекал долго, осторожно, под моим чутким руководством. К счастью, Гунтер – напыщенный болван и вообразить не может, что на свете существуют люди поумнее. Жаден. И весьма. Полезный субъект... И одевается соответственно.

– А доктор Нальди?

– О, доктор Нальди... как это? Внутренний эмигрант. Полоумный профессор, вообразивший себя светилом сейсмологии, убежденный, будто атомные взрывы неизбежно приводят к тектоническим сдвигам земной коры... И предал Соединенные Штаты, отстаивая дурацкую свою теорию. Для сдвигов заряды нужны помощнее. А простофиля Хэнк Вегманн знай сидит на своей заправочной станции, у всех на виду, безобидного безобидней. Он исчезнет, конечно же, однако никто особо не встревожится, ибо человек-то маленький, никчемный... Вы, разумеется, понимаете, почему я разговариваю столь откровенно.

Я хохотнул:

– Можете не пояснять. Сам не первый год работаю.

– Значит, понимаете, – улыбнулся Вегманн. – Чистая необходимость. Не питаю к вам ни малейшей личной вражды.

– Благодарю, – отозвался я. – Будьте уверены: ваш покорный слуга поступил бы в точности так же. Если бы приказали удирать, не оставляя свидетелей.

– Рад познакомиться с человеком разумным.

Слушая наши речи, Гейл принялась всхлипывать, Пошевелилась. Вздохнула, словно пытаясь вымолвить что-то, однако осеклась и замерла неподвижно. Пикап заскрипел тормозами, остановился. Дверца поднялась. Воспоследовала процедура нашей выгрузки, при которой и мне, и Гейл развязали ноги. Я не придал этой подробности ни малейшего значения. Временная передышка не значила ничего, ибо, во-первых, я не готовился извлекать из нее выгоду, а во-вторых, сооружение, венчавшее церковь, оказалось чересчур любопытным.

Возможно, строители старой церквушки выбрали для нее место весьма неожиданное, высоко в горах, почти на границе альпийских лугов. Но весь новомексиканский край изобилует заброшенными поселками, где некогда обитали рудокопы, а эта публика была столь же неотесанной, сколь и набожной. Церковь зачастую оказывалась единственным домом, выстроенным с любовью и старанием. Что ж, одобряю... Как следствие, всякая подобная церковь способна простоять века, надолго пережив покинутые и развалившиеся хижины.

По моим расчетам, пикап очутился на склонах Сьерра-Бланки. Там и сям росли мачтовые сосны, а меж ними виднелись бренные останки шахтерского поселка. Пара-тройка лачуг, сложенных из дикого камня, выглядели вполне благопристойно, а лишенные крыш, прогнившие, потонувшие в снегу бревенчатые прямоугольники указывали: здесь тоже обитали человеческие существа. Повыше, средь густого кедровника, я приметил заброшенную шахту. Наверное, имелись и другие.

Маленькая, приземистая церквушка упорно противилась натиску времени и стихий. Кое-где каменная кладка начинала разрушаться, но в целом старинный храм казался довольно крепким. И на звоннице, укрытая от наблюдения с воздуха, красовалась необычная штука, наподобие параболической радарной антенны.

Ежели говорить по чести, не могу ручаться за точность определения. В электронике я смыслю примерно столько же, сколько в квантовой механике – сиречь ни аза. Не ручаюсь даже за слово "параболическая". Возможно, устройство было гиперболическим, эллиптическим либо сферическим... Но, если не слишком ошибаюсь, инженеры-электрики, съевшие в своем деле целые своры собак, чаще всего стрекочут о параболах.

Короче, я узрел некую дрянь, похожую на мелкий котелок диаметром в несколько футов, утыканный антеннами, перевитый проводами. Котелок нацеливал их на запад, в сторону огромной, расстилавшейся далеко внизу долины. И подрагивал, ерзал, непрерывно смещался, точно следя за чем-то. На верхотуре дежурил то ли часовой, то ли повар... Я не завидовал этой высокопоставленной особе. И холодно, и ветрено, и поди знай, сколь долго выдержит хрупкая с виду колокольня вибрацию тяжелого устройства...

Вегманн приблизился.

– Ну-с, мистер Хелм? Что скажете?

– Ловушка для насекомых. Или пичуг.

– О нет! – засмеялся Вегманн. – Отнюдь! Не для пичуг, мистер Хелм, а для крупных птиц очень высокого полета!