Электронная библиотека » Дональд Гамильтон » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Палачи"


  • Текст добавлен: 4 октября 2013, 01:03


Автор книги: Дональд Гамильтон


Жанр: Шпионские детективы, Детективы


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Без особого труда, – уведомил я.

И сказал, по сути, чистую правду.

Изрек едва ли не первую и единственную достоверную фразу, прозвучавшую во время беседы в укромном кабинете.

Глава 10

Стоя бок-о-бок с Дианой у самых корабельных поручней, я следил, как живописный, маленький, облитый солнцем Олесунн постепенно удаляется. Корабль продвигался по фьорду, готовясь миновать волнолом и выйти в открытое море.

– Шкипера незаметно, – сказала девушка. – Должно быть, и впрямь вознамерился держаться подальше.

Я скормил ей отредактированный и сокращенный текст совещания в ресторане, покуда спутница с воодушевлением уписывала поданный услужливым судовым официантом завтрак.

– Вашингтонские мудрецы, – заметил я, – возможно и прикрывают наш международный разбой, однако случись неладное – навряд ли захотят, чтобы главаря шайки справедливо сочли старшим флотским офицером, пускай даже отставным. А на побережье, особенно ближе к северу, пропасть народа помнит бравого Зигмунда, распоряжавшегося половиной скандинавского Сопротивления.

– Да, Хэнка считают героем, – подтвердила Диана. Поколебалась, неуверенно поглядела на меня: – Только не понимаю... Тебе, Мэтт, не кажется весьма странным, как легко сумел он уговорить норвежцев, склонить их к сотрудничеству? Учитывая конечную нашу цель?..

Я осклабился:

– Милая, прими поздравления и благодарность – совершенно искреннюю. Ибо секунду назад моя давно рассыпавшаяся прахом вера в разум так называемой слабой половины человеческого рода воскресла и воспряла. "Странным", значит? Слабо сказано, Диана. Можем безошибочно предположить: чем бы ни занимался в Норвегии капитан Прист, мы и грана правды не поведали, невзирая на тщательно продуманную ложь, подкрепленную статистикой и географическими картами.

Озабоченно хмурясь, Диана спросила:

– Но что же... делать будем? Вдруг он затеял нечто ужасное?

Я вздохнул с невыразимой печалью.

– Девица вознесла меня превыспрь, и тот же час низвергает в бездну.

– Что?!

– Рассуждала весьма здраво, а теперь молотишь глупости... Получается, ты отринула паскудную, ханжескую, мещанскую мораль и явилась в Европу только чтобы наставить Хэнка Приста на пути праведные? Так ли сама говорила накануне?

– Э-э-э...

– Я думал, ты взбунтовалась против постылого обывательского существования: безопасного, достойного, непроходимо скучного и глупого. Прекратила беспокоиться о бурых пеликанах и белых слонах! Начхала на предрассудки.

Диана прыснула и немедля оборвала смех.

– То есть, предлагаешь способствовать Присту, даже если... если он лжет?

– Отчего же "если"? Шкипер врет как сивый мерин, видать невооруженным глазом. И, между прочим, уведомил об этом словесно, в открытую... Ну и что? Приказом не предусмотрено докапываться до истины. Прист вполне может затевать куда более противозаконную и страшную вещь, несли вульгарная кража нефти у скандинавских бедолаг. Будем исходить из этого, и не ошалеем от неожиданности, когда правда выплывет наружу. Мой начальник отозвался о Хэнке Присте как изобретательном и умелом агенте, а начальник не раздает подобные комплименты на манер визитных карточек. Дозволим старому флибустьеру невозбранно плести свою паутину. А наше дело – забрать почту по дороге на север и не совать носов куда не след. Ого!.. Гляди, кто близится...

Эльфенбейны, pere et fille[8]8
  Отец и дочь (франц.).


[Закрыть]
 (прошу прощения за мой чудовищный французский выговор), объявились на палубе, дабы обозреть величественную панораму. Чуток опоздали, конечно, ибо надвигались облака, и береговое разноцветье заметно меркло. Я посмотрел на Диану.

– Встретимся у тебя в каюте, минут через пять. По дороге наведайся ко мне, вытащи из чемодана полевую аптечку и прихвати. Повторяю: через пять минут. Не удивляйся, если приду не один.

Диана поежилась и скосила взор на родителя и дщерь, остановившихся неподалеку. В глазах моей спутницы мелькнула искорка:

– Пособить?

– Ваша кровожадность, – шепнул я, – проваливайте. Что за хищная молодая особа!

Если речь идет о способности уберечься и выжить на истребительно-шпионском поприще – а доктор Эльфенбейн, безусловно возделывал поле, непосредственно примыкавшее к нашей собственной ниве, – человеку прямо противопоказано дорываться до успеха и власти. Субъект поневоле забывает, каковы обычаи джунглей, из которых ему посчастливилось воспарить в поднебесье. Он ширяет сизым орлом, гордо клекочет и ощущает себя недосягаемым. Там, внизу, жалкие, обреченные пресмыкаться твари могут по-прежнему язвить и пожирать Друг друга; но в горных просторах – покой и раздолье, больше незачем опасаться пуль – тем паче, когтей и зубов; здесь упомянутый субъект наслаждается полубожественным чувством вседозволенности...

И становится поистине бесстрашен.

И совершенно зря.

Слоун-Бивенс вопросительно уставился на меня, возникшего рядом. Со всевозможной учтивостью я назвал себя:

– Мэттью Хелм к вашим услугам, сударь. Не пора ли потолковать, а?

Голубые глаза Эльфенбейна отразили удивление, розовая пасторская физиономия слегка скривилась, но доктор быстро обуздал мимику.

– Вы убили Бьерна, – проронил он ледяным голосом. – Правда, олух не представлял особой ценности, простой наемник из местных... И все-таки не вижу смысла и резона беседовать с вами.

– Коли счеты сводить, сударь, – возразил я, – то вы первый отрядили Бьерна расправиться с Мадлен Барт. А я не люблю, когда покушаются на людей, вверенных моему попечению. И предупредил второго красавчика, Эрлана Торстенсена, тоже участвовавшего в нападении, что самое время бежать как гепарду, и прятаться как мыши, покуда не раздавили как таракана.

Девица Эльфенбейн вздрогнула:

– Вот оно что!.. Эрлан прислал непонятное, бессвязное донесение. Теперь ясно...

– Теперь ясно, – повторил я, сообразив: радиотелефоном корабль не располагал. Если сообщение действительно получили, кто-то исправно доставил его прямо на борт. И, возможно, задержался... Всего безопаснее в нашем деле строить предположения наихудшие. Тогда разочаровываешься только приятным образом...

– По моим сведениям, красавчик Эрлан прыгнул в спортивный автомобиль и помчался во весь опор подальше от Олесунна. Кажется, я произвел на него неизгладимое впечатление... Теперь, когда норвежские убийцы-неумехи убрались, – продолжил я, снова адресуясь к Адольфу Эльфенбейну, – разумнее будет пожать друг другу руки и поговорить, как приличествует людям цивилизованным. Думаю, сумеем отыскать общий язык и предотвратить недоразумения досадного свойства. Согласны, милостивый государь?

Я вежливо протянул доктору ладонь.

Упоминать цивилизованность не вредно: чем более дикарские замашки у данного субъекта, тем более цивилизованным этот субъект себя мнит. А при словах "милостивый государь" почти все дутые – да и подлинные – величины пыжатся и тают. Как правило.

Нынешние подростки скорей удавятся, чем скажут старшему "сударь" или "сударыня". Считают сие обращение унизительным, недостаточно вызывающим... Болваны. Знали бы, сколь могучего психологического оружия лишаются...

Маленькая седовласая личность раздулась от гордости, подобно голубю, вознамерившемуся покрыть приглянувшуюся горлицу, и удостоила меня рукопожатием.

Девица оказалась разумней отца. Ее глаза внезапно сузились, рот приоткрылся, дабы испустить предупреждающий вопль, но Грета все же запоздала.

Я успел рвануть Эльфенбейна к себе и без малейших церемоний двинуть коленом куда следовало. Схватил докторский затылок, прижал докторскую рожицу к своему плечу, заглушил болезненный вскрик. Заботливо придержал, дабы, шлепнувшись на палубу, Слоун-Бивенс не привлек ненужного любопытства гулявших поодаль пассажиров.

На белый свет явилась трофейная "Лама". Заслонив ее от посторонних двумя телами – Эльфенбейновским и собственным, я направил дуло на Грету.

– Батюшке вашему дурно сделалось, – уведомил я. – И следует предотвратить фатальный исход приступа, верно?

Глаза Греты стали очень круглыми и отменно возмущенными.

– Вы... Просто спятили! Вам не улиз...

– Не улизнуть? – перебил я жизнерадостно. – Разумеется, нет, мисс Эльфенбейн. Совершенно исключено, сударыня. Куда улизнешь на столь небольшом суденышке? Сразу изловят. Потом четвертуют, или сожгут живьем, или размыкают лошадьми, какой там у норвежцев принят национальный способ казни? Только следствие затянется на долгие месяцы...

Дуло уперлось в ребра Слоун-Бивенсу.

– ...И все эти месяцы ваш батюшка будет невозбранно разлагаться в удобном гробу, тщательно изрешеченный девятимиллиметровыми пулями. Коль скоро считаете, игра стоит свеч – бестрепетно зовите на помощь.

Грета Эльфенбейн хотела что-то промолвить, осеклась, облизнула губы.

Повысив голос, я продолжил:

– Не беда. Поддержите левую руку, и вместе проводим доктора в каюту. Легкий сердечный припадок или кровяное давление шутки шутит...

Судно уже покинуло устье фьорда и угодило в ощутимую зыбь. Килевая качка изрядно затруднила перемещение полубесчувственного Эльфенбейна по трапам. Но девица, повторяю, оказалась разумна, хранила присутствие духа и не пробовала воспользоваться невольными кренделями, которые выписывал спотыкавшийся неприятель. Двумя палубами ниже поджидала Диана. Я пнул дверь каюты и глянул в дуло своего револьвера.

– Дамы входят первыми, сударыня, – сказал я и посторонился, пропуская Грету вперед. – Устройтесь на левой койке, в углу. Руки положите на колени, ладонями кверху, и непрерывно держите на виду. Чуток подвиньтесь, дайте и отцу присесть... Вам полегчало, доктор?

Эльфенбейново лицо было бледным и потным, редкие седые волосы растрепались, обнаруживая изрядную розовую лысину прямо на темени. В лучшие времена Слоун-Бивенс неукоснительно прикрывал ее с помощью расчески.

Он попытался заговорить – возможно, по дочернему примеру хотел сообщить: не улизнешь, – однако по дочернему же примеру счел за благо заткнуться. Но уж глазами сверкал аки тигр лютующий.

Мне внезапно почудилось, что доктор – не самый добрый человек на земле. Впрочем, я – тоже.

Я указал Диане место на противоположной койке, прямо против Греты.

– Мадлен, – уведомил я, – поручаю девушку твоим заботам. Однако прошу не производить неприлично громких звуков и не портить воздух пороховыми газами без последней нужды.

– Понятно, Мэтт.

Она оперлась локтями о колени, а револьвер держала обеими руками, как я и наставлял. Молодчина. Теперь мы властвовали положением всецело. Грета Эльфенбейн побледнела и поникла, словно оружие и насилие были ей не по нраву. Разумеется, могла и притворяться, но я припомнил: девица музицировала в знаменитой швейцарской консерватории, откуда вернулась домой лишь когда умерла мать...

Грета меня озадачивала. Я понятия не имел, какое место отводили мирной и безобидной истязательнице фортепиано среди прожженного международного жулья. Сведения о дочке Слоун-Бивенса были довольно противоречивы. Следовало глядеть в оба. В конце концов, она пыталась подобрать бьерновскую "Ламу", валявшуюся на палубе. Вдруг не одни лишь клавиши нажимать умеет?

– Чего тебе нужно, Хелм? – прохрипел доктор. – Чего решил добиться, коленками дрыгая?

– Добиться, – повторил я мечтательно. – Чудное слово: добиться... До-бить-ся... Неких сведений, милостивый государь, и определенного содействия. Во-первых, касаемо сведений... Сообщите: где и от кого разнюхали столько, что очутились на этом судне вместе с дочерью, да еще и норвежской помощью заручились, наняли сопливцев, готовых лупить женщину по башке и спроваживать в море? Эдакое учиняют ради крупного куша, милостивый государь, не иначе. Во-вторых, касаемо содействия: убирайтесь вон с корабля, бросайте начатую авантюру, исчезайте с глаз долой.

Тщедушный старик поправил и пригладил волосы.

– Шутить изволите? – спросил он ядовито. – Или впрямь рассчитываете, что я выложу всю подноготную, а в ближайшем порту покорно спущусь по сходням и улепетну?

– Как будет угодно, – вздохнул я. – Но прежде, несли примете окончательное и безотзывное решение, попросите Грету снова рассказать об участи, постигшей громилу Бьерна, бравого любителя швырять беззащитных дам за борт.

Эльфенбейн вздохнул:

– Изумительно дешевый спектакль! Мелодрама. Всерьез угрожаете убить нас, если не покинем судно?

– Работа моя началась очень спокойно и гладко, предстояла мирная морская прогулка в очаровательной компании; сопровождение – простейшая задача, когда ни малейшей опасности не замечается... И не замечалось, покуда вы со своими выродками не попытались развязать на борту корабля третью мировую войну... Хотели войны – получайте. Одного из ваших мальчиков уже уписывают знаменитые норвежские селедки и трескает несравненная норвежская треска. Второй удирает во весь опор, ибо поверил моему слову, и правильно поступил... Жаль будет спроваживать неплохого ученого к праотцам и крепко усложнять себе существование лишь потому, что ученый не желает разуметь простого и внятного английского языка. Хотите, скажу то же самое по-шведски? Могу и по-немецки объясниться, хотя с дурным произношением. Испанским владею всего лучше – поймете?

Слоун-Бивенс вяло ухмыльнулся:

– Хвастать лингвистическими познаниями незачем. Принимаю в качестве рабочей гипотезы следующее. Не покинем судно – погибнем. Правильно?

Я кивнул.

– Но вы сами твердите о сведениях. А у покойников никаких сведений не выпросишь и не вышибешь... Получается, намерены сперва превратить эту милую каюту в камеру пыток?

Чересчур он был спокоен, излишне хорошо владел собою – даже для записного мошенника и прохвоста.

В конце концов, Эльфенбейн числился дезертиром из лаборатории, отнюдь не матерым бандюгой, начисто лишенным и воображения, и нервов. Учитывая недавнюю передрягу, прямое столкновение со звероподобным агентом-истребителем, внезапный, весьма болезненный пинок в начисто неприспособленное для ударов место, нынешнюю приятную перспективу преждевременно сыграть в ящик, доктор вел себя со сдержанностью поистине сверхчеловеческой.

По-волчьи оскалившись, я полюбопытствовал:

– Отчего бы и нет?

Вернул трофейный пистолет во внутренний карман, извлек ему на смену складной охотничий нож. Раскрыл, резко тряхнув кистью – не слишком удобно, зато впечатляет.

Глаза Эльфенбейна чуть округлились, однако доктор безмолвствовал. Я сообщил:

– Простейший здравый смысл велит воздействовать на молодую даму. Разумеется, в вашем присутствии, сударь...

Слоун-Бивенса проняло.

– Ты, сволочь, не посмеешь... Я невозмутимо и беззаботно мурлыкал, импровизируя в рифму:

– Жаль, хорошая девица; право слово, не годится портить эдакие лица – стыд и срам! Если урезоним папу, тотчас убираю лапу – не придется к эскулапу мчаться вам...

И закончил весьма прозаически:

– Выбирайте, доктор. Можете заговорить – и все обойдется мирно. А можете молчать, как устрица. Коль и впрямь хотите, чтобы вашу дочку до скончания дней титуловали Трехпалой Гретой или Одноухой Эльфенбейн...

Не стану докучать вам подробным пересказом собственных инквизиторских речей. Я перечислял истязания, употреблявшиеся китайцами и ассирийцами, обращался к опыту ЧК и гестапо, излагал богатый опыт команчей, апачей и шайеннов. Сотворя за полтора десятилетия не меньше сорока пяти ковбойских повестей, в последнем пункте я был осведомлен особо.

Эльфенбейн бледнел, краснел и зеленел подобно старому доброму хамелеону, очутившемуся на вечере цветомузыки. Я упорно и монотонно витийствовал, выжидая, пока судно качнется достаточно круто.

И дождался.

И метнулся к девушке.

Слоун-Бивенс непроизвольно попробовал остановить меня, выбросил правую руку, а я немедля перехватил ее левой, притиснул к деревянной дверце шкафа и пригвоздил ударом клинка в ладонь.

Эльфенбейн возопил.

Превосходно!

Карауливший в коридоре человек вознамерился вихрем ворваться внутрь, однако я ждал именно этого, и любезно распахнул перед незваным гостем дверь.

Настежь.

Глава 11

Извините за похвальбу, но дело было и рассчитано, и выполнено весьма изящно. Как выражаются кошки, скогтили птичку на лету... Корабль накренился до такой степени, что, казалось, вот-вот повернется оверкиль. И крен услужливо потрудился вместо меня.

Не в силах остановиться, парень с умопомрачительной скоростью пронесся по каюте и треснулся головой о противоположную стену, лишь чудом не высадив иллюминатор.

Я умудрился отскочить на койку и шлепнуться, подтянув колени к самой груди, чтобы визитер смог заняться членовредительством без досадных помех. Так и вышло. Парень с трудом поднялся на четвереньки, ошарашено заморгал. Оставалось только слегка двинуть его каблуком по затылку и почесть работу завершенной.

Новоприбывший простерся вдоль узкого прохода между койками. Довольно молодой субъект, облаченный в коричневую спортивную куртку, стриженный не слишком коротко, сжимающий в руке маленький автоматический пистолет. Я нагнулся, разжал бесчувственные пальцы, отнял оружие.

Крошечный двадцатипятикалиберный кольт. Не припомню, когда в последний раз видал подобный пугач – но здесь, у Полярного Круга, люди питали несомненное и порочное пристрастие к немощным хлопушкам. Я проверил обойму.

Заряжена полностью, а прямо в камеру загнан дополнительный патрон. Кольт был всецело готов открывать огонь – если, конечно, именовать огнем бессильное и почти бесполезное потрескивание.

Некоторые всерьез уверяют, будто пули двадцать пятого калибра сплошь и рядом вязнут в коже толстых дубленых пальто, не ставя обладателям оных даже мало-мальски заметного синяка. Назвать подобное оружие "пушкой" просто язык не поворачивается.

Затворив дверь, я изучающе посмотрел на доктора Эльфенбейна. Слоун-Бивенс выглядел отнюдь не лучшим образом. Он весьма непрофессионально лишился чувств, обмяк и обвис, что, разумеется, вовсе не пошло на пользу прибитой к дверце руке.

Девицы дружно свернулись калачиками, каждая забилась в угол своей койки. Наличествовал, выражаясь чудовищным научным жаргоном, противным естеству – и непроницаемым для человека, хотя бы умеренно любящего родной язык, – типический нейлонозащитный рефлекс. Долгие годы, посвященные сбережению тоненьких дорогих чулков, делают подобное поведение непроизвольным. И потрясенная Грета, и настороженная Диана разом подобрали ноги, спасаясь от летящего мимо незнакомца.

– Как опустить эту штуку и никого не уложить? – осведомилась Диана.

Я осторожно отобрал револьвер – обычный, полицейского образца, с открытым курком. Славной старомодной модели, где курок убран подальше с глаз, у Мака в подвальном арсенале не отыскалось.

– На кой ляд было взводить? – осведомился я, осторожно отпуская пружину и возвращая оружие Диане. – Это хорошо, если собираешься с двадцати ярдов со снайперской точностью палить по карточному тузу. А при стрельбе вблизи нужно просто плавно и с достаточной силой придавить гашетку: револьвер самовзводный. Понимаешь? Самовзводный.

– Белено было не производить неприлично громких звуков без крайней нужды, – ответила спутница. – Но дочка намеревалась пособить папаше, пока ты отворял дверь. Я решила повременить со стрельбой, припомнила, что в книгах и кинофильмах щелчок взводимого курка действует весьма отрезвляюще на любого противника – и щелкнула. Вообрази, девица тотчас образумилась...

Поглядев на лежащего, Диана спросила:

– А кто сей?

– Вероятно, посыльный с берега. Или новый напарник, за которым послал Торстенсен, хотя не думаю: и ростом не вышел, и пистолетик припас никудышный. У рогатки убойная сила гораздо больше.

Диана скривилась:

– Еще несколько посетителей – и надо будет перебираться в кают-компанию... Куда его теперь девать?

Говорила девушка уверенно и спокойно – чересчур спокойно: за этой гранью спокойствия разражается истерика. Но для начинающего Диана вела себя прекрасно.

– Вы долго собираетесь чесать языки? – подала голос Грета Эльфенбейн. – Помогите отцу!

Она глаз не сводила со злополучного своего родителя, уподобившегося мотыльку на булавке.

– С какой стати, сударыня? – осведомился я. – Пускай сначала обретет разумение и почешет собственные речевые органы. Не забыли? Нам нужны сведения.

Грета облизнула губы.

– Но ведь нельзя же...

Она осеклась, помолчала, продолжила:

– Если я сама... Сама скажу все... Вы?..

И вновь замолчала – уже надолго.

Я ощутил себя полнейшей скотиной. Хотя в нашем деле пользуются всевозможными рычагами и любыми точками опоры, шантажировать изнеженную, хрупкую пианистку отцовской кровью не по мне. Впрочем, меня прислали в Норвегию не за тем, чтобы изображать странствующего рыцаря-паладина.

– А много ли вы способны изложить? – ухмыльнулся я. – Ладно... Кто, например, этот спящий красавец? Который на полу обретается?

Грета облизнула губы снова.

– Йэль...

– Эль? – я изобразил недоумение. – Предпочитаю джин. Только предлагаемый сорт, наверное, пишется со сдвоенным "н" и только что из бутылки вырвался...

– Мистер Норман Йэль, – с презрением к великовозрастному паяцу изрекла Грета. – Он работает на Объединенную Нефтяную Компанию.

Настал мой черед сощуриться.

– Объединенная Нефтяная... ОНЕКО... Погодите-ка! Припомнилась недавняя беседа с Хэнком Пристом. Части головоломки начинали складываться воедино.

– Совладельцы разработок у Экофиска. Там еще орудуют "Филлипс" и рыбешки помельче, верно?

– Да, конечно... – Грета поколебалась: – Я... полагаю, ОНЕКО втайне рассчитывает ухватить больший кусок, несли причитается по контракту. Понимаете?

– И проведала о маленьком нашем замысле, и рассудила, что невредно заполучить любопытное и весьма полезное приспособление, и попросила достойного господина Эльфенбейна помочь.

Грета неохотно кивнула.

Прист говорил, будто по соображениям политическим и географическим Экофиск неудобен для воровства. Но "неудобен" отнюдь не значит "безнадежен". По-видимому, руководители ОНЕКО пришли к тому же выводу... Я принялся неспешно рассуждать вслух:

– А на корабле доктор Эльфенбейн повстречал досадную помеху, именуемую Мэттом Хелмом, и отрядил посланца, Торстенсена, уведомить об этом хозяев. Хозяева тотчас направили сюда мистера Нормана Йэля, дабы помог советом, кулаком и, коль понадобится, паскудным двадцатипятикалиберным пистолетишкой. Стало быть, Йэль трудится на ОНЕКО... В каком, простите, качестве?

Грета уже начисто слизала помаду с обеих губ, но снова провела по ним языком.

– Некий мистер Денисов вам известен?

– Слыхивал.

Чистой правдой мой ответ, разумеется, не звучал, но и ложью беспардонной зваться не мог.

– Видите ли... Для ОНЕКО Йэль – то же самое, что Денисон для "Петрокса"... Англичане и американцы, если не ошибаюсь, употребляют слово "помехобой".

Я уставился на зажатый в руке пистолетик, изучил взглядом опрятно одетого, прилизанного, понемногу начинавшего подавать признаки жизни Йэля.

– Боги мои! – произнес я негромко. – Боги бессмертные! Неужто подобного хлыща полагают ровней Полю Денисону? Мадлен, в ближайшем порту вызывай по телефону биржу и немедленно продавай все акции ОНЕКО. За бесценок. Денисон, голубушка, – обратился я к Грете, – закусывает людьми такого пошиба свой утренний кофе. Отхлебнет глоточек – разжует Нормана Йэля; отопьет второй – разгрызет другого. Хрум-хрум-хрум! Чавк!.. Эй, повелитель джунглей, подымайся!

Диана подвинулась, дабы по-прежнему держать Эльфенбейнов на мушке. Подняв и утвердив Нормана Йэля в более-менее выпрямленном положении, я поглядел ему в расширенные зрачки.

– Что... Где... Ох, голова!.. – жалобно простонал Норман. Умудрился скосить глаза, увидал пострадавшего доктора.

– О, Боже, – сказал помехобой. – Да ведь это кинжал... Насквозь... О, Боже!

Я пристально изучал Нормана, гадая: притворяется остолопом или родился им? Швырнул парня на единственное свободное место, подле Дианы.

– А это пистолет, – уведомил я. – Отнятый кой у кого. Где раздобыл?

– Мы, – промямлил Норман, – возражаем против насилия, но при данных обстоятельствах сочли за благо... А я неплохо стрелял... еще в армии, прежде чем занялся общественными связями.

Разговаривая, он поправлял галстук. Недурная внешность, почти как у Эрлана Торстенсена, только Йэль выглядел постарше и поопытнее. Во всяком случае, полагал себя кладезем житейской хитрости – наверняка.

– Общественные связи? – переспросил я, не зная: захохотать или насторожиться. – Ты заведуешь в OHEKO общественными связями?

Йэль нахмурился. Я поспешил пояснить:

– Мисс Эльфенбейн заботливо представила гостя, ибо вы, милейший, некстати вздремнули.

– Да, заведую, – отозвался Норман, метнув на Грету взор, исполненный упрека, – и отвечаю за благопристойную репутацию фирмы, поддерживаю нужный образ любыми способами. Понимаете?

– Конечно. Огнем, штыком, прикладом... Также кулаком, ботинком, зубами, когтями, брызгами ядовитой слюны и отравляющими газами, которые выпускаешь из афедрона.

– Если сам не справляюсь, – неожиданно спокойным голосом ответил Норман, – зову людей, которые справятся.

По каковом замечании ощерил безукоризненно белые зубы. Должно быть, начитался руководств по прикладной психологии, не то у актера знакомого справки наводил. Такой оскал после безукоризненно вежливой фразы якобы должен производить сильнейшее впечатление.

Я впечатляться не пожелал.

Подумав, Норман Йэль изрек:

– Беру последнюю реплику назад. Не собирался грозить, мистер Хелм, уверяю. Мы, пожалуй, серьезно просчитались. По сообщениям требовалось противостать поспешно сколоченной, напрочь неопытной правительственной службе, не имеющей почти никакой поддержки в Вашингтоне. Лишь недавно выяснилось: мистер Прист заручился профессиональной помощью. Знай мы это с самого начала...

Йэль пожал плечами.

– В любом случае, сэр, я уполномочен предложить соглашение. Для того к прибыл.

– Чертовски своеобычный способ вручать верительные грамоты! Пистолет наизготовку и плечом по входной двери.

– Но я понятия не имел, что именно здесь творится. Услыхал вопль. Решил: пора вмешиваться. Ошибся, кажется. Приношу извинения... Слушать намерены, мистер Хелм?

– Излагайте, чего уж там... Но предупреждаю сразу: мое вашингтонское начальство не склонно вступать в переговоры с кем бы то ни было. А я обязан доложить по команде.

Норман Йэль прочистил горло:

– Не вижу настоятельной необходимости уведомлять о нашей беседе старших. А?..

Добрых полминуты я изучал Нормана с неподдельным интересом. Затем выразительно покосился на Диану Лоуренс.

– Ты выбрал чудесное местечко и времечко толковать о вещах приватных, amigo.

Йэль снова передернул плечами:

– Думается, вы способны урезонить приятельницу, мистер Хелм. Не мытьем, так катаньем. Кстати, все равно довелось бы. Независимо от места и времени. Ваша подруга – ваша забота.

– Излагай, – повторил я. – Сколько?

– Двадцать пять тысяч. Идет?

Потрясающе и непостижимо. Подобные субъекты полагают само собою разумеющимся, что любого и всякого можно купить. Иное попросту не приходит им в голову. Пожалуй, особи, продажные по праву рождения, и впрямь не способны вообразить человека легкомысленного и беспечного, для коего деньги не служат высшим и последним из мерил.

За двадцать пять тысяч долларов отменно прилизанный и преотменно бойкий Норман Йэль безусловно продал бы Вашингтон англичанам, Нью-Йорк – голландцам, а компанию ОНЕКО – мистеру Линкольну Александру Котко.

И считал, что если я упрусь и упнусь, достаточно будет лишь посулить двадцать семь пятьсот.

По сути, Норман сделал мне немалый комплимент. Предложение означало: фирма навела нужные справки и почла М. Хелма изрядной угрозой своим доходам, не говоря уже о репутации. Только справки оказались недостаточно подробными. Осведомитель не заглянул в примечание, набранное петитом. А оно гласило: "никудышный член общества, презирающий себе подобных почти поголовно и совершенно искренне; способен глазом не моргнув совершить любую подлость, включая государственную измену; к деньгам относительно равнодушен".

Не утверждаю – Боже сохрани! – что меня вообще немыслимо подкупить. В один прекрасный день кто-нибудь, возможно, предложит вознаграждение, которое опрокинет мой патриотизм и служебную преданность вверх тормашками. Но, в отличие от Нормана Йэля и Поля Денисона, я польщусь отнюдь не на банкноты, и даже не на золотые слитки...

Диана заметно подобралась. Я испытывал немалое искушение подразнить ее и позабавиться с Норманом, а попутно выяснить, какую предельную сумму хлыщ имеет право назвать. Любопытно все же: считают Мэтта Хелма простым вашингтонским олухом ценою в двадцать пять тысяч, или выдающейся американской сволочью (пятьдесят), или даже – чем черт не шутит? – Великим Всеамериканским Живоглотом (сто)?

Увы, заворочался доктор Эльфенбейн, и комедию пришлось прекратить. Не сразу, правда.

– Полмиллиона, – возвестил я, и со смятением увидел: парень принял названную цифру всерьез. Воспоследовало ошарашенное безмолвие. Я опомнился первым и жалобно затянул:

– Дьявольщина, ведь это капля в море по сравнению с тем, что ваша окаянная компания собирается высосать у норвежцев! Иначе тебя вообще не прислали бы сюда!

Глаза Нормана обратились щелками.

– Полмиллиона?!.

– Так точно, – сообщил я.

– Шутить изволите?

Парень угодил в яблочко... Я ухмыльнулся:

– От души поздравляю, ваша проницательность... Извольте сделать буквально следующее. Во-первых, замереть и не шевелиться. Даже нервный тик буду считать враждебным действием. Во-вторых, не отверзать уст, если не обращаюсь к тебе собственнолично и недвусмысленно. Порушишь единый из оных высочайших указов – краса ненаглядная дырку в тебе проделает, посредством этого поганого револьвера. Уяснил, ослоблядь!

Читателям, неравнодушным к словесности, сообщаю, что стилистический прыжок с изысканных средневековых высот в бездны современной ругани производит куда более сильное впечатление, несли внезапная смена вежливой речи на волчий оскал (испробованная Норманом вотще и втуне). Сей лингвистический прием поражает психику не хуже нервно-паралитического газа.

Примечание: брошенное словечко "ослоблядь" не выдумано, а подслушано мной давным-давно, в золотые дни молодости... Оставалось без должного употребления и распространения четверть века. Полностью – хотя сколочено гораздо грубее – соответствует знаменитому немецкому Schweinehund – "собако-свинья". Будучи произнесено вслух, обязательно и непременно требует нижеследующего комментария:

– Заметь, любезный: "ослоблядь" – не глагол, употребленный в неопределенной форме, а существительное женского рода, примененное к мужчине!

Примечание номер два: и словечко, и соответствующие пояснения уместны лишь тогда, когда вы убеждены, что выйдете из грядущей драки победителем. Или уверены, что драка вообще не состоится. Так оно и вышло на сей раз.

Ибо я внезапно ударил Нормана Йэля по черепу. Его же собственным пистолетом. Малопригодным для стрельбы, но вполне увесистым.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации