Текст книги "Как написать зажигательный роман. Инсайдерские советы одного из самых успешных литературных агентов в мире"

Обычные

Кого в своей жизни вы воспринимаете как нечто само собой разумеющееся? Кто всегда рядом, надежен как скала и не вызывает сомнений? Ваши родные? Коллеги? Бариста из Starbucks? Когда в последний раз вы задумывались о них, размышляли о том, что они за люди и что ими движет?

Давненько? Это простительно. Нам всем хватает насущных дел. Прелесть наличия в вашей жизни предсказуемых людей в том, что они предсказуемы. На их счет можно не беспокоиться. В жизни это норма, но в литературе недетализированные персонажи выйдут безликими и быстро забудутся.

Давайте взглянем на выдающихся второстепенных героев из недавно вышедших романов, чтобы понять, о чем я веду речь.

Дин Кунц, несомненно, король сверхъестественных и параноидальных триллеров. После выхода таких успешных романов, как «Предсказание» (Life Expectancy, 2004), «Подозреваемый» (The Husband, 2006) и «Славный парень» (The Good Guy, 2007), Кунц в своем умении запутать линии сюжета сравнялся с такими мастерами, как Корнелл Вулрич (1903–1968) и Филип К. Дик (1928–1982). К тому же Кунц подвергает испытаниям не только простых парней. В цикле романов об Одде Томасе, поваре из кафе быстрого питания в Южной Калифорнии, значительную роль играют представители потустороннего мира.

Одд Томас совершенно нормальный человек – за исключением того, что ему являются покойники. К несчастью, обычно им что-то от него нужно, чаще всего – отмщение. В романе «Странный Томас» (Odd Thomas, 2003) в Пико Мундо, городе, где живет Томас, появляется незнакомец. Томас называет его Человеком-грибом и подозревает что-то неладное. В доме у Человека-гриба Томас замечает присутствие сотен бодэчей – духов, которые питаются страданиями и чье появление свидетельствует о надвигающейся катастрофе.

Большинство писателей выписало бы Одда Томаса одиночкой. Но у Кунца есть привычка обманывать читательские ожидания. Так что у Томаса есть друзья, хоть и довольно странные, – например, Маленький Оззи, мужчина весом в четыреста фунтов, с шестью пальцами на левой руке. А еще у Томаса есть подружка. Какой же должна быть девушка у парня, который общается с усопшими? Чтобы сохранить легкий тон повествования, Кунц выбирает Томасу в подружки чудачку.

Чудачку?

Мы знакомимся со Сторми Ллевеллин, девушкой Томаса, когда она покупает себе и Томасу рожки с мороженым (с «кокосо-вишне-шоколадным» вкусом) в кафе, где сама работает:

В стандартной униформе кафе: розовые туфли, белые носки, ярко-розовая юбка, блузка в розово-белую полоску и веселенькая розовая кепка. С учетом смуглой кожи Сторми, ее иссиня-черных волос и загадочных темных глаз выглядела она как знойная шпионка, которая решила прикинуться больничным покрывалом.

Должно быть, она прочитала мои мысли, потому что, сев рядом со мной, сказала:

– Когда у меня появится свое кафе, мои сотрудники не будут носить такую идиотскую униформу.

– Я думаю, в ней ты выглядишь восхитительно.

– Я выгляжу как конфетная обертка.

Сторми дала мне один из рожков, и пару минут мы ели молча, наблюдая за проходящими мимо покупателями, наслаждаясь мороженым.

– Под гамбургером и беконным жиром я чувствую персиковый шампунь.

– Да уж, нюхать меня – одно удовольствие.

– Может, когда у меня будет собственное кафе, мы сможем работать вместе и будем пахнуть одинаково.

– К мороженому меня не влечет. Я люблю жарить.

– Наверное, это правда, – глубокомысленно изрекла она.

– Что?

– Противоположности притягиваются[16]16
  Перевод В. Вебера.


[Закрыть].

Контраст – ключевой принцип для создания второй скрипки в истории. На мой взгляд, Кунца от остальных отличает то, что он не гонится за очевидным. Предсказуемо контрастным персонажем для героя Томаса стал бы некто с убеждениями противоположного толка: скептик или ученый, возможно, тот, кто непосредственно имеет дело с мертвецами – например директор бюро ритуальных услуг. Визави Томаса была бы серьезной и целеустремленной личностью – в отличие от флегматичного Томаса. Их отношения были бы непростыми и запутанными.

Но вместо этого у нас есть Сторми, которая работает в кафе-мороженом. Она сирота и встречается с Томасом с шестнадцати лет. Ей двадцать лет, и ее главная цель – к двадцати четырем годам стать хозяйкой собственного кафе-мороженого. Она уверена, что они с Томасом родственные души. (У них есть карточка от ярмарочной гадалки, которая это подтверждает.) Она дразнит его и отказывает ему в сексе. Она верит в радость отложенного удовольствия и хочет, чтобы их первый раз был особенным.

Классический подход для серии романов: обозначить в их отношениях конфликты и обыгрывать их из книги в книгу. В случае со «Странным Томасом» Сторми умирает в первой же книге цикла. (Но, поскольку Томас способен разговаривать с мертвыми, их отношения на этом не заканчиваются.)

Дело тут в том, что Кунц ведет игру против наших ожиданий. Диаметрально противоположная Сторми была бы удобна для его истории. Чудаковатая, милая и невинная, но при этом трезвомыслящая Сторми, с которой он нас знакомит, располагает к себе куда больше и выглядит намного интереснее. Почему? Потому что Сторми совсем не то, чего мы ожидаем.

Еще одно важное правило в создании убедительных пособников – это делать их правдоподобными. Читай: наделять их проблемами. Но какими проблемами? Ха. То, как писатель отвечает на этот вопрос, наглядно демонстрирует, к какой когорте он принадлежит – рядовых писак или прирожденных рассказчиков.

Напряженные триллеры Тесс Герритсен примечательны образами безжалостных убийц. Роман «Клуб Мефисто» (The Mephisto Club, 2006) в этом плане не разочаровывает. В дни рождественских каникул Бостон накрывает волна убийств: части расчлененных тел оказываются в разных местах преступлений, а на стенах кровью написаны загадочные послания (например, PECCAVI, что в переводе с латыни означает «я согрешил»). Это дело становится шестой совместной работой для патологоанатома Мауры Айлз и детектива Джейн Риццоли, которые, по сути, выполняют роли пособниц друг для друга. Как и любой хороший патологоанатом, Маура хладнокровна. Как любой добросовестный следователь из отдела убийств, Джейн предана своей работе всей душой и травмирована (в буквальном смысле) прошлым.

В принципе Герритсен могла бы оставить Мауру и Джейн в таком виде: главные персонажи триллера, хорошо контрастирующие друг с другом – и ужасно предсказуемые. Но она знает, что этого недостаточно. Каждой из героинь нужна уязвимая сторона. Маура демонстрирует свою, когда посещает римско-католическую мессу в канун Рождества. После литургии становится понятно, что она и священник, отец Даниэл Брофи, уже давно знакомы:

– Здравствуй, Маура.

Она подняла глаза и поймала взгляд Даниэла. В церкви все еще оставались люди. Органистка все еще собирала свои ноты, последние хористы все еще облачались в свои пальто, но Даниэл не обращал на них внимания – он смотрел только на Мауру, как будто, кроме нее, в храме больше никого не было.

– Ты давно не приходила, – сказал он.

– Похоже, что так.

– Если точно – с августа. Верно?

«Ты, значит, месяцы считал»[17]17
  Перевод И. Алчеева.


[Закрыть].

Объяснения требуются? Хладнокровную и академичную сторону Мауры здесь смягчает этот вымученный флирт со священником, который растягивается на несколько книг. В это же время Джейн отправляется домой на рождественский ужин со своей непростой семейкой. В этом году на празднике присутствует новая гостья – Реджина, четырехмесячная дочка Джейн:

Джейн раскрыла объятия и прижала копошащуюся Реджину к груди. «Всего-то четыре месяца, – подумала она, – а так и норовит вырваться из рук». Несносная малышка Реджина появилась на свет, вовсю размахивая кулачками, с лиловым от крика личиком. «Неужели тебе так уж невтерпеж стать взрослой? – удивлялась Джейн, укачивая дочурку. – Оставалась бы ты подольше такой вот крошкой, я держала бы тебя на руках, развлекала, а уж после, через много-много лет, ступай своей дорогой».

Проявление материнской нежности у Джейн – это не совсем то, чего мы ждем от женщины, которая на месте преступления невозмутимо говорит Мауре: «Вижу, ты нашла левую руку». То, как Маура ищет человеческого тепла и как Джейн препирается с семьей, не только добавляет сюжету дополнительный объем, но и превращает двоих профессионалов, которые запросто могли бы выйти шаблонными, в живых людей.

Второстепенные персонажи могут быть как вполне обычными ребятами (но все-таки трехмерными и не совсем уж предсказуемыми), так и эксцентричными типами. Выбор зависит от того, что больше на пользу сюжету, но, если вы решитесь задействовать белых ворон или больших оригиналов, кое-что нужно учесть.

Политические триллеры Дэвида Бальдаччи регулярно оказываются на вершинах списков бестселлеров. Многие из них рассказывают о работе спецслужб, например роман «Верблюжий клуб» (The Camel Club, 2005). В центре сюжета – группа вашингтонских эксцентриков, увлеченных теориями заговора, – заглавный Верблюжий клуб, члены которого встречаются раз в месяц, чтобы обменяться добытой информацией и отследить угрозы свободе американского общества. Трудно вообразить менее авторитетную группу индивидуалистов.

Их лидер и протагонист всего книжного цикла – таинственный человек, взявший псевдоним в честь своего любимого режиссера Оливера Стоуна. Он живет на два дома: в коттедже на территории кладбища (он его смотритель) и в палатке на площадке для публичных протестов напротив Белого дома. На этой палатке висит плакат с надписью «Я хочу знать правду».

Оливер обладает самыми разными навыками, быстро соображает и имеет некий опыт работы в разведке. Мы почти ничего о нем не знаем, за исключением того, что прошлое его давно позади и его сменили нынешний чудной образ жизни и Верблюжий клуб. Зато остальные члены клуба обладают подробными биографиями и выраженной индивидуальностью.

Один из них – Калеб Шоу, суетливый академик, дважды доктор наук: в области политологии и литературы восемнадцатого века. Протестует всю жизнь и из-за оппозиционных взглядов был выгнан из академической среды. Трудится в Отделе редких книг и специальных фондов Библиотеки Конгресса. Самое заметное в нем – это его манера одеваться: он носит костюмы XIX века, шляпы-котелки, карманные часы на цепочке, длинные бакенбарды и усы.

Второй член Верблюжьего клуба – это Робин Родс, без малого двухметровый громила, выпускник военной академии Вест-Пойнт, увешанный медалями ветеран боевых действий и бывший оперативник Разведывательного управления Министерства обороны. Потеряв смысл жизни после возвращения из Вьетнама, он опустился до наркозависимости, но однажды на его пути повстречался Оливер Стоун, который помог ему выбраться со дна. В свободное от дел Верблюжьего клуба время он работает грузчиком на складе.

Третий член клуба – Милтон Фарб, способный складывать в уме огромные числа, обладатель фотографической памяти и некогда многообещающей карьеры в Национальном институте здоровья, с которой ему пришлось распрощаться из-за ухудшения обсессивно-компульсивного расстройства – следствия детства, проведенного в разъездах с ярмарочным балаганом. Из-за паранойи он практически скатился в нищету, но Оливер убедил его принять участие в телевикторине «Риск», где Милтон выиграл целое состояние. Ныне он владеет успешным бизнесом и создает корпоративные веб-сайты, хотя до сих пор склонен к навязчивому притаптыванию и складыванию вслух чисел, значение которых известно только ему одному.

Воистину разношерстная компания – и набор совсем не тех людей, которых представляешь себе борцами против преступных сговоров и неутомимыми сторожевыми псами, бдящими безопасность Америки. Но в этом-то и вся соль. Есть ли в вашем окружении эксцентричные личности? Те, что наряжаются в антикварные костюмы? Грузчики с медалями за проявленную в бою отвагу? Или парочка математических гениев с неврозом навязчивых состояний?

Нет? Тогда вы понимаете, о чем я. Чтобы ваши чудаки и маргиналы выделялись в океане второстепенных персонажей, они должны быть по-настоящему странными. Но тут возникает другая проблема: таких персонажей сложно переварить. Мы не поверим в них, если они не будут тщательно и убедительно сконструированы и не будут верны своим странностям. Сотворить такого персонажа не так-то просто. Но Дэвид Бальдаччи это умеет.

А что там у вас? Насколько тщательно вы проработали приспешников своих героев и других второстепенных персонажей? Контрастируют ли они с окружением и превосходят ли ожидания читателей? Реалистичны ли они, похожи ли на обычных людей, одолевают ли их проблемы, которые мы можем понять? Если они эксцентричны, то в достаточной ли мере? В чем проявляются их странности? Оправданно ли их наличие, подробно ли они описаны?

Какими бы ни были подручные ваших героев и прочие второстепенные персонажи, время, затраченное на их выписывание, заметно увеличит коэффициент интересности вашей истории.

Антагонисты

Злодеи – это худшая разновидность персонажей, которые встречаются мне в рукописях, причем в плохом смысле. Я имею в виду, что слишком часто они выглядят картонными. Большинство из них похожи на воплощение абсолютного зла – мы с коллегами называем таких «муа-ха-хищниками».

Картонные негодяи – это всегда провал. Они вызывают не страх, а желание закатить глаза. Поймите, не то чтобы я не люблю отъявленных подлецов, просто многие писатели ленятся как следует прорабатывать антагонистов. Не терзаемые сомнениями, не знающие препятствий, никогда не отступающие, снабженные бесконечными ресурсами в виде времени и денег, способные строить свои злые козни в свободное от основной деятельности время (или, по крайней мере, так кажется, поскольку они внезапно появляются в сюжете), такие злодеи кажутся нам нереалистичными – и потому дурацкими.

Хуже этого только истории, в которых злодеев как таковых и вовсе нет. Интеллектуальная проза, женские и любовные романы, романы взросления – вот только несколько типов историй, которые далеко не всегда нуждаются в классических злодеях. В подобных рукописях зачастую даже просто несогласные с протагонистами плохо прописаны и пассивны. Страдания протагониста, которому и бороться-то не с чем, вызывают вопросы. Конечно, можно построить конфликт и на внутренних противоречиях, но поддерживать таким образом читательский интерес на протяжении всей истории утомительно и сложно.

Самый занимательный источник препятствий – это люди, то бишь антагонисты, те, что строят козни вашему протагонисту. Они могут быть активными противниками или даже дружелюбными союзниками, которые ставят под сомнение действия протагониста или подрывают его решимость.

Бывают ли дни, когда вы не испытываете трения с окружающими? Сомневаюсь. Сталкиваетесь ли вы в обычной жизни с проблемными людьми или даже с настоящими врагами? Если да, то вам известно, что не так-то просто отвадить тех, кто вам противостоит, хотя у них при этом могут быть наилучшие побуждения. Вы замечали, что все эти критики стремятся вам помочь? Они с готовностью делятся соображениями, что же, по их мнению, с вами не так, и всегда предлагают ценные советы, как все исправить. Наши враги не таятся.

Серию триллеров Кита Аблоу о судебном психологе ФБР Фрэнке Клевенджере не раз отмечали за необычных и устрашающих злодеев. Сюжет «Архитектора» (The Architect, 2005), пятого романа в цикле, разворачивается вокруг убийцы, который аккуратно иссекает у своих жертв один из органов (например, позвоночник) и препарирует его, словно в медицинском институте. Всякий раз это новый орган. Все жертвы богаты, поэтому перед Клевенджером встает задача выяснить, как они связаны друг с другом и кто в ответе за эти преступления.

Аблоу между тем вводит нас в курс дела. Больной извращенец, который анатомирует людей, оказывается архитектором – и не простым, а совершенно гениальным. Его зовут Уэст Кросс. Кросс умен. Кросс успешен. Кросс привлекателен. Скучновато? Возможно – если бы не жутковатые и странные штрихи, которые добавляет к его образу Аблоу. Например, когда Кроссу было двадцать лет, он намеренно изуродовал свое красивое лицо, оставив на себе рваный шрам. С профессиональной точки зрения он равнодушен до той степени, что отталкивает потенциальных клиентов. В начале романа Кросс привозит на встречу с богатой парой из Майами эскизный план их нового дома в Монтане. Кросс не скрывает своего презрения к их ультрамодернистским вкусам:

Кросс сел. Кресло оказалось жестким и холодным. Кинув свернутый чертеж на стол, он положил ладонь на стекло. А потом посмотрел Кену Роулингсу в глаза.

– Вы живете – или пытаетесь жить – в чужом доме. Вы считаете, что сделали верный выбор. Но это не так.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Роулингс.

– Это дом Вальтера Гропиуса, – ответил Кросс. Он взглянул на Хизер Роулингс. – Он не подходит ни вам, ни вашей жене.

Он ощутил, как в его душе зашевелилось желание освобождать людей от глыб их страхов, мешающих им по-настоящему раскрываться, чувствовать себя полностью, восхитительно живыми.

Как такое приходит на ум парню, который вырезает органы у живых людей? Это то самое противоречие, которое делает Кросса интересным: он дарит жизнь при помощи дизайна и отнимает ее – тоже с помощью дизайна. Что же будет дальше с этим психом? Чтобы узнать это, мы, разумеется, продолжим чтение. Здесь важно, что Аблоу придумал героя, который помогает своим жертвам. Если он считает, что им чего-то недостает, то исправляет их. Приносит им пользу, понимаете? Совсем нетипичный «муа-ха-хищник» – и это срабатывает.

Чарльз Бакстер, номинант на Национальную книжную премию США, вывел в романе «Похититель душ» (The Soul Thief, 2008) злодея, который не лишает людей жизни, а похищает ее у них. Протагонист Бакстера – Натаниэль Мэйсон, студент магистратуры в Баффало (штат Нью-Йорк) из 1970-х. Натаниэль увлечен артистичной красоткой Терезой, которая, к несчастью, состоит в связи с романтическим позером по имени Джером Кулберг.

Кулберг морочит Натаниэлю голову, воруя его рубашки и тетради, утверждая, что эпизоды из жизни Натаниэля на самом деле случились с ним. Последующие события обретают трагичный оборот, и жизнь Натаниэля превращается в унылую рутину. Спустя несколько лет Натаниэль приходит к мнению, что Кулберг повлиял на его судьбу еще более зловещим образом. Он выслеживает своего противника, ныне известного ведущего на радиостанции в Калифорнии, но обнаруживает, что Кулберг давно его поджидает. Они выходят на пирс, и Кулберг объясняет свой поступок:

– …Смотришь вперед, Натаниэль? Хорошо. Голова кружится? У меня тоже. А видишь, что там внизу? Я не про океан. И не про соленую воду. Там только идиотские морские обитатели. Одни киты, португальские акулы и пингвины. Нет, я про материк. Каждый на нем, любой, поверь мне, носит обличье другого. Примеряет чужую личность ради собственной выгоды. Так ведь? Конечно, так. В этом я абсолютно уверен. Прямо сейчас кто-то кому-то подражает. Кража личности? Умоляю. Все мы – подражатели. Разве нет? Конечно да. Как ты учишься любому навыку? Копируешь. Изображаешь. Так что я не сделал ничего из ряда вон, даже если что-то и сделал. Но предположим, что сделал, например провернул маленькую аферу. И что теперь? И что с того, что я побыл тобой какое-то время? Так ли ужасно это было? Не считая случайных жертв?..

То, что Кулберг испортил Натаниэлю жизнь, само по себе плохо, но то, что Кулберг рационализирует свои действия, – куда хуже. (Но намного хуже пассивная покорность Натаниэля, которая становится тошнотворно очевидной в последнем предложении романа.) Другими словами, нет злодея страшнее, чем тот, который прав.

Но не все антагонисты гнусные и плохие люди. Некоторые так же человечны, как и протагонисты романа. Пример такого антагониста есть в романе Джона Бернэма Шварца «Запретная дорога» (Reservation Road, 1998) о последствиях дорожного происшествия. Жертва несчастного случая – десятилетний мальчик, стоявший возле бензоколонки в городке на севере Коннектикута. Свидетелем его гибели становится его отец Итан.

Мужчину за рулем машины зовут Дуайт, и он один из трех рассказчиков истории, которую преподносит нам Шварц. Дуайт виновен, но при этом он герой, который вызывает сочувствие. Серьезный вызов для писателя. Как можно сочувствовать водителю, сбежавшему с места происшествия?

На первых же страницах Шварц умело закручивает ситуацию, в которой оказался Дуайт. Он везет своего сына Сэма домой с бейсбольного матча с Red Sox. Они задержались, потому что в игру добавили дополнительное время. И это проблема, потому что мать Сэма, бывшая Дуайта, та еще стерва. Кроме того, Дуайт серьезно провинился несколькими годами ранее, когда она сообщила ему, что уходит к другому мужчине. Дуайт избил ее и Сэма и за это получил условный срок, лишился юридической лицензии, а также ему ограничили общение с сыном.

Вот почему Дуайт вынужден ехать слишком быстро по ночной дороге с одной неработающей фарой, взволнованный и погруженный в свои мысли. Он насмерть сбивает сына Итана. Шварц превращает этот момент в решающий. Почему Дуайт не останавливается? Шварц сообщает, что Сэм заснул в машине, уткнувшись лицом в ручку пассажирской двери. Происходит столкновение. Шварц таким образом описывает этот момент:

Машина дернулась от столкновения. Нога слетела с педали газа. И мы продолжали ехать по инерции, все еще там, но уже удаляясь, сбегая. Если жать на тормоз, то прямо сейчас. Нога нащупала педаль. Но тут Сэм взвыл от боли, и я замер. Оглянувшись, я увидел, что он держится обеими руками за лицо и кричит от боли. Я похолодел.

– Сэм! – крикнул я, и его имя вырвалось у меня изнутри и прозвучало громче и отчаяннее, чем любой звук, который я когда-либо производил. – Сэм!

В зеркале заднего вида я заметил, что темноволосый мужчина догоняет нашу машину. Его лицо искажали ярость и страх, руки остервенело работали. Он догонял меня, чтобы наказать, и долю секунды я желал, чтобы он успел. Нога была в дюйме от тормоза. Но внезапно я ощутил тепло Сэма, свернувшегося у меня под боком и голосившего как младенец. Я нажал на газ.

Дуайт совершает трагическую ошибку, но по мере развития сюжета «Запретной дороги» плохим парнем оказывается Итан, который позволяет жажде мести поглотить себя целиком. Его намерения проясняются далеко не сразу. Когда он узнает имя Дуайта и отправляется в его дом с револьвером, все еще непонятно, что же случится дальше. Словом, свои мотивы есть у каждой из сторон. Обоих антагонистов можно понять. Мы сочувствуем и тому и другому.

Вот так и проявляется эффект трехмерного антагониста: мы симпатизируем тому, кому и не думали сопереживать. Нас вынуждают понять или даже разделить точку зрения антагониста. Возможно, вы и не собираетесь писать историю в нейтральном тоне. Вы можете разделить все на черное и белое и написать такой финал, который прояснит вашу личную позицию. Это ваш выбор.

Но учтите, что истории, выписанные в черно-белых тонах, не способны задевать за живое. Расклад в них очевиден, а герои слишком поверхностны, не пробуждают в нас эмоций и не запоминаются. Какой бы ни была ваша задумка, уделите время проработке антагониста, раскройте его неожиданные стороны, придумайте разумное объяснение его действиям или даже превратите его в правую сторону. Это только нагнетает драму.

Термин «второстепенные» по отношению к персонажам обманчив. Как видите, второстепенные герои играют заметную роль в придании веса вашему роману. Особенные, обыкновенные или чьи-то противники, они не менее важны, чем протагонист, и заслуживают отдельного внимания.