Текст книги "Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре"

Дорис Бахманн-Медик
Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре

© 2006 by Rowohlt Verlag GmbH, Reinbek bel Hamburg, Germany

© С. Ташкенов, пер. с немецкого, 2017

© OOO «Новое литературное обозрение», 2017

Благодарности

Я благодарю участников моих коллоквиумов в Свободном университете Берлина и в других университетах, прежде всего – в Международном центре исследований культуры (GCSC) в Гисене. Международному исследовательскому центру культурологии (IFK) в Вене я благодарна за четыре месяца интеллектуального гостеприимства, которые привели к появлению первой редакции этой книги. Переводчику на русский язык, Сергею Ташкенову, я выражаю особую благодарность – за детальный, осмысляющий труд. Ирине Прохоровой я признательна за появление этого перевода в программе ее издательства. Главные слова благодарности я обращаю к Гансу Медику, который сопровождал меня по всем «поворотам» и окрылял – не только как мой первый читатель и критик.

Введение. Культурные повороты: новые ориентиры в науках о культуре

1. Подходы к составлению карты наук о культуре

В эпоху постмодерна науки о культуре, как известно, провозгласили конец «метанарратива» эмансипации и прогресса. Но разве не были они при этом сами результатом «великого повествования»? В конце концов, и по сей день ведутся разговоры об определяющей роли «Культурного Поворота» (Cultural Turn), который парадигмальным скачком охватил социологические и культурологические дисциплины, все еще пребывая при этом во власти могущественного лингвистического поворота (linguistic turn). Да, лингвистический поворот представляет собой «мега» – поворот или даже революционную смену парадигм. Но действительно ли он до сих пор настолько доминировал в процессах формирования научной теории культуры, что держал под строгим контролем все последующие теоретические реорганизации?

В качестве альтернативы можно помыслить и изложить иную историю наук о культуре, руководствующуюся именно многообразием культурных поворотов. Лишь различные «повороты», которые приблизительно с 1970-х годов стали возникать в фарватере лингвистического, раскрывают дифференцированное и крайне динамичное поле исследований культуры. Им удалось изменить направление мысли и установить новые ракурсы исследовательской деятельности. Тем самым, пройдя через круг всех дисциплин, «повороты» позволили обнаружить в них не освоенные ранее исследовательские области и взломали устоявшийся теоретико-методологический канон целенаправленными исследовательскими усилиями. Речь идет о новаторских направлениях – таких, как интерпретативный поворот (interpretive turn), перформативный поворот (performative turn) и рефлексивный поворот (reflexive turn), – которые сначала сложились в сфере культурной антропологии, а затем в контексте смены ведущих дисциплин сформировали постколониальный поворот (postcolonial turn) наряду с пространственным (spatial turn) и иконическим / пикториальным поворотом (iconic / pictorial turn); с недавних пор к ним примыкает и переводческий поворот (translational turn). Дифференцирующие импульсы этих разнообразных cultural turns внедряются в «метанарратив» «Культурного Поворота». К тому же характерные для них смещения точек зрения лишают авторитета и сам лингвистический поворот, так как все они уводят от языковой и текстуальной нагруженности культурного анализа, от господства репрезентации, пустой автореферентности и «грамматики» поведения. Куда же они ведут? Именно богатый спектр новых фокусировок открывает широкие горизонты перед наукой о культуре после лингвистического поворота: на передний план выходят самотолкование и инсценировка, телесность и действие, а также политика социальных и межкультурных различий с практиками их перевода и преодоления, кроме того – визуальное понимание, восприятие образов и различные культуры взгляда, равно как и пространственность и соотношение пространства и социального действия, наконец, даже неотъемлемая материальность опыта и истории.

Другая история наук о культуре, прочерченная вдоль таких «поворотов», позволяет по-новому расценить общее убеждение, будто сборник «Гуманитарные науки сегодня»[1]1
  Wolfgang Frühwald, Hans Robert Jauß, Reinhart Koselleck, Jürgen Mittelstraß, Burkhart Steinwachs (Hg.): Geisteswissenschaften heute. Eine Denkschrift. Frankfurt / M., 1991.


[Закрыть] спровоцировал у нас глобальный «Культурный Поворот» гуманитарных наук: науки о культуре, говорится там, берут свое начало в немецкой традиции истории духа. Между тем стало принято исходить из того, что науки о культуре в принципе заменили собой гуманитарные науки, в условиях определенной научной политики превратившись в «шифр модернизации».[2]2
  Hartmut Böhme, Peter Matussek, Lothar Müller. Orientierung Kulturwissenschaft. Was sie kann, was sie will. Reinbek, 2000, S. 19.


[Закрыть] Сначала в них видели интегративную перспективу, которая позволяла преодолеть разнонаправленность отдельных дисциплин и кардинальное разделение исследовательского труда, а также снять коммуникативные барьеры узкоспециальных понятийных систем. Но очень скоро модернизационный импульс наук о культуре перешел в русло усиливающейся авторефлексии и дифференциации. Этому способствовало стремление встроиться в контекст международных теоретических подходов, чтобы уже из их перспективы «модернизировать» гуманитарные науки. Такая позиция обнажила специфические недостатки традиционных гуманитарных наук: выделяя отдельные культурные объекты, в которых находит свое отражение духовная продуктивность, гуманитарные науки придерживаются скорее универсальной модели единого человеческого духа, порожденной, однако, сугубо европейской духовной историей. Науки о культуре же, напротив, обращают пристальное внимание на материальность, медиальность и формы деятельности «культурного», чтобы точнее понять, как и через какие специфические культурные процессы в том или ином обществе вообще производится духовное и культурное.[3]3
  См.: Gerhart von Graevenitz. Literaturwissenschaft und Kulturwissenschaften. Eine Erwiderung // Deutsche Vierteljahrsschrift für Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte 73 (1999), S. 94–115, здесь – S. 98.


[Закрыть] При этом они открываются навстречу давно уже не зацикленному на одной Европе плюрализму всего культурного, культурных процессов и форм выражения. Они отсылают ко «множественным модерностям» (Шмуэль Эйзенштадт) и поднимают проблему однолинейности понятия модернизации как понятия европоцентричного, не в последнюю очередь относящегося к самому проекту наук о культуре. Особенно все более частое обращение к проблемам за пределами Европы значительно стимулирует к тому, чтобы не ограничивать себя исключительно европейским каноном знаний, до сих пор не утратившим своих авторитетных позиций. Прежде всего эта тенденция наук о культуре к плюрализму, наряду с критической авторефлексией и (меж)культурной локализацией собственных теорий, была и остается питательной средой для формирования значимых культурных поворотов как в отдельных дисциплинах, так и на их пересечениях.

«Великое повествование» «Культурного Поворота», таким образом, подрывается дифференцирующими импульсами не менее весомых отдельных культурных поворотов. Тем более насущным остается вопрос, как в науках о культуре можно вести «повествование» об этой динамике или – применяя пространственный поворот к ландшафту теории – картографировать его. Важно подчеркнуть, что речь здесь пойдет не об истории наук о культуре[4]4
  Определенный вклад в еще не написанную историю наук о культуре вносит сборник: Lutz Musner, Gotthart Wunberg, Christina Lutter (Hg.): Cultural Turn. Zur Geschichte der Kulturwissenschaften. Wien, 2001. Фридрих Киттлер уходит вглубь европейской истории культуры и идей, однако выстраивает «корпус» персоналий (S. 248) лишь от Вико до Хайдеггера – см.: Friedrich Kittler. Eine Kulturgeschichte der Kulturwissenschaft. 2. verb. Aufl. München, 2001.


[Закрыть] и не о реконструкции пересечений и различий между англо-американскими cultural studies и немецкими Kulturwissenschaften.[5]5
  См.: Lutz Musner. Kulturwissenschaften und Cultural Studies // Idem. Kultur als Textur des Sozialen. Essays zum Stand der Kulturwissenschaften. Wien, 2004, S. 61–76; Andreas Hepp, Carsten Winter (Hg.): Die Cultural Studies Kontroverse. Lüneburg, 2003; Roger Bromley, Udo Göttlich, Carsten Winter (Hg.): Cultural Studies. Grundlagentexte zur Einführung. Lüneburg, 1999; краткий обзор ситуации в литературоведении см. в статье: Britta Herrmann. Cultural Studies in Deutschland. Chancen und Probleme transnationaler Theorie-Importe für die (deutsche) Literaturwissenschaft // Ansgar Nünning, Roy Sommer (Hg.): Kulturwissenschaftliche Literaturwissenschaft. Disziplinäre Ansätze – Theoretische Positionen – Transdisziplinäre Perspektiven. Tübingen, 2004, S. 33–53.


[Закрыть] Тем более не преследуется здесь цель одним махом «предварительно завершить длящуюся уже больше десятка лет принципиальную дискуссию о переориентации литературоведения и / или / как культурологии».[6]6
  Ansgar Nünning, Roy Sommer. Kulturwissenschaftliche Literaturwissenschaft. Disziplinäre Ansätze, theoretische Positionen und transdisziplinäre Perspektiven // Idem. (Hg.): Kulturwissenschaftliche Literaturwissenschaft, S. 9–29, здесь – S. 26 f.


[Закрыть] Вместо того чтобы раскрывать здесь контраст между принципиальными дискуссиями, с одной стороны, и «собственно работой над текстами, в архивах и с культурной памятью»[7]7
  Ibid., S. 27.


[Закрыть] – с другой, мы пойдем по иному пути: продуктивнее будет разместить культурологический дискурс на передних позициях карты, чтобы непосредственнее использовать его в рассмотрении предметов, субъектов или текстов исследований.

Картографические подходы к культурологическим исследованиям, их теоретическому ландшафту и дискуссиям уже имели место – но ни один не обращал свой взгляд на динамику теоретических изменений через призму «поворотов». До сих пор чаще всего рассматривают трансформации понятия культуры,[8]8
  О реконструкции наук о культуре через различные толкования понятия культуры см.: Urte Helduser, Thomas Schwietring (Hg.): Kultur und ihre Wissenschaft. Beiträge zu einem reflexiven Verhältnis. Konstanz 2002, S. 8 ff.


[Закрыть] главным образом обращаясь к таким «дискуссионным областям», как культура повседневности и поп-культура, культурная идентичность, медиа и коммуникация, глобализация и транскультурная коммуникация,[9]9
  См.: Hepp, Winter (Hg.): Cultural Studies Kontroverse. S. 12 ff.


[Закрыть] или – к таким общепризнанным «методологическим системам», как новый историзм, культурная история, дискурс-анализ. Путеводной нитью выступает также и «расстановка смысловых акцентов»: история повседневности, историческая антропология, гендерная история, история поколений, история дискурсов и не в последнюю очередь теоретические системы отдельных адептов, предшественников, основателей. Комбинация таких звеньев реконструкции обнаруживается у историка Уте Даниель.[10]10
  Ute Daniel. Kompendium Kulturgeschichte. Theorien, Praxis, Schlüsselwörter. Frankfurt / M., 2001.


[Закрыть] У Лоуренса Гроссберга, если взять его собственную «пространственно-временную карту текущего состояния культурных исследований»,[11]11
  Lawrence Grossberg. Globalization and the «Economization» of Cultural Studies // Bundesministerium für Wissenschaft und Verkehr, Internationales Forschungszentrum Kulturwissenschaften (Hg.): The Contemporary Study of Culture. Wien, 1999, S. 23–46, здесь – S. 36.


[Закрыть] также можно натолкнуться на классификацию по «моделям» («модели культурных исследований»),[12]12
  Ibid., S. 31.


[Закрыть] обнаруживающую ряд соответствий и со стороны немецких наук о культуре: культура как текст, культура как коммуникация, культура как различие, культура в отношении социополитического пространства, культура в отношении институций, культура как дискурс и повседневность.

В то же время все эти опыты картографирования и конкретизации по дискурсным сферам означают и существенное сужение до тематических комплексов. Настоящая книга предлагает пойти иным путем. Расхожим тематическим ориентациям здесь противопоставляется во многом методическая направленность «поворотов», вырабатывающих установки восприятия, оперативные подходы и концепции, а также аналитические категории. Их способность варьировать оптику и смещать акценты вкупе с более целенаправленной методологией позволяют не только испытать конкретные исследовательские подходы на степень их культурологической рефлексивности, но вместе с тем и локализовать их в определенном теоретическом дискурсе.

Следуя за различными «поворотами» в науках о культуре, необходимо в первую очередь вернуть в обращение и методологические подходы, потонувшие в гуле споров вокруг наук о культуре и позабытые. Они дают импульсы давно назревшему перепрофилированию наук о культуре, находящихся сегодня скорее в ситуации застревания. Под «застреванием» подразумеваются не только жаргонные тупики – как бы то ни было, одно упоминание глобализации, культуры, идентичности, межкультурности и т. д. открывает целый кладезь возможных ассоциаций и референций, создающих впечатление размытости и бесконтурности культурологических исследований. Кроме того, имеется в виду до сих пор открытая альтернатива: стоит ли разрабатывать науку о культуре в единственном числе как отдельный предмет или следует все же развивать науки о культуре во множественном – как перспективу, стягивающую вместе различные дисциплины, как «общедисциплинарную направляющую категорию»? Примечателен вектор этого вопроса в сборнике «Курс на культурологию», исходящий из институционализации наук о культуре: «В дебатах вокруг «науки о культуре» и модернизации гуманитарных наук довольно скоро обрела силу идея направить университетское образование в дисциплинарное русло, а исследовательскую деятельность – в междисциплинарное. <…> Культурология с такой точки зрения оказалась бы привилегией аспирантов, получивших солидные основы знаний в конкретной области и потому способных существенно расширить свой горизонт».[13]13
  Böhme, Matussek, Müller. Orientierung Kulturwissenschaft, S. 208.


[Закрыть] Стало быть, культурологически расширить свой горизонт можно лишь с опорой на дисциплинарное образование?

В то время как культурологи Хартмут Бёме, Петер Матуссек, Лотар Мюллер в качестве возражения выдвигают идею «культурологии как базового предмета»,[14]14
  Ibid.


[Закрыть] выходящая за дисциплинарные границы перспектива «поворотов» свидетельствует в пользу иной концепции наук о культуре. Эта концепция изначально мыслится как общедисциплинарная, пересекающаяся с компетенциями самих исходных дисциплин. Стоит только изолировать проект наук о культуре в отдельный самостоятельный предмет или начать насаждать его просто в качестве дополнительной квалификации, как это незамедлительно приведет к его самоликвидации. Возможно, науки о культуре тогда действительно стали бы лишь эпизодом, «пусть и важной, но вре́менной ступенью в обосновании гуманитарных наук»[15]15
  См. «Рекомендации к развитию и поддержке гуманитарных наук в Германии» Совета по науке от 27.01.2006 (http://www.wissenschaftsrat.de / texte / 7068-06. pdf), S. 11 («В настоящее время все больше знаков указывает на то, что возврат к „культуре“ и культурологии представляет собой хоть и важную, но все же ограниченную во времени ступень в обосновании гуманитарных наук»).


[Закрыть] – из чего в своих рекомендациях по положению «гуманитарных наук» в Германии в 2006 году характерным образом исходит Совет по науке.

Напротив, проект наук о культуре сможет утвердиться, только если перешагнет «размытость глобальных притязаний»[16]16
  См.: ibid., S. 12.


[Закрыть] науки о культуре в единственном числе (культурологии), а именно – если он будет пониматься как выходящий за рамки одного предмета ориентир, сцепление которого с различными дисциплинами оказывается непременным условием.[17]17
  Рекомендации Совета по науке бьют в ту же точку, предостерегая от «переплавки (гуманитарных наук. – Д. Б.-М.) в некую науку о «культуре»» (ibid., S. 12). И все же они склонны к противоположной реакции. Потому что, не учитывая дисциплинарные опоры культурологических переориентаций, они ратуют за возвращение в дисциплины, за поддержку внутридисциплинарной коммуникации и за концентрацию на «развитии дисциплинарных стандартов» (ibid., S. 69), «ведь чересчур поспешно принятый культурологический ракурс может оттеснить на задний план передачу принятого в дисциплине метода» (ibid., S. 68).


[Закрыть] Однако это также означает, что и специфические дисциплинарные концепции и сферы исследования, а также их объекты изначально требуют совершенно иного подхода, если рассматривать их культурологически. Неизбежно придется искать средства сопряжения отдельных дисциплин: продуктивное преодоление границ, открытость международным исследовательским направлениям, признание многообразия перспектив и обращение к исследовательским областям, общим для данных дисциплин. Науки о культуре в этом смысле, по выражению Хартмута Бёме и Клауса Шерпе, оказываются «средством взаимопонимания… чтобы «диалогизировать» гетерогенные, узкоспециальные, изолированные друг от друга достижения наук, указать на их структурные сходства».[18]18
  Hartmut Böhme, Klaus R. Scherpe (Hg.): Literatur und Kulturwissenschaften. Positionen, Theorien, Modelle. Reinbek, 1996, S. 12.


[Закрыть] Подобные культурологические импульсы не в последнюю очередь поддерживают робко начатый диалог между гуманитарными и естественными науками.

Взгляд, направленный на культурные повороты, не расставляет финальных акцентов. Всякий раз он вынуждает задаться вопросом (оставляя его открытым): что будет потом? С точки зрения культурных поворотов науки о культуре вовсе не выстраивают линейную цепочку теоретического «прогресса». Им присуща, напротив, большая вариативность развития, рождаемая тем или иным «поворотом» теоретической мысли – это вполне может быть поворот обратно или конструктивный обходной путь, смещение акцентов, смена перспективы или направления.

Что же понимать под «поворотами»? Не подчиняют ли они под знаком очередной новой «моды» – как внушает нам само выражение turn – познавательный процесс определенной необязательности и контингентности? Или же они как раз таки обретают познавательную ценность в качестве «способа историзации и трансформации кантовского a priori»?[19]19
  Heinz Dieter Kittsteiner. «Iconic turn» und «innere Bilder» in der Kulturgeschichte // Idem. (Hg.): Was sind Kulturwissenschaften? 13 Antworten. München, 2004, S. 153–182, здесь – S. 164.


[Закрыть] В любом случае эти «повороты», вводя новые идеи и категории, меняя направления и модифицируя теории, являются знаменательным явлением – как в их собственных контекстуальных связях, так и с позиций реструктуризации «научного поля»[20]20
  См.: Pierre Bourdieu. Narzißtische Reflexivität und wissenschaftliche Reflexivität // Eberhard Berg, Martin Fuchs (Hg.): Kultur, soziale Praxis, Text. Die Krise der ethnographischen Repräsentation. Frankfurt / M., 1993, S. 365–374, здесь – S. 374; о теории полей см.: idem. Sozialer Raum und «Klassen». Leçon sur la leçon. Zwei Vorlesungen. Frankfurt / M., 1985; подробное изложение теории полей см. в книге: Joseph Jurt. Das literarische Feld. Das Konzept Pierre Bourdieus in Theorie und Praxis. Darmstadt, 1995.


[Закрыть] в науках о культуре и обществе.

«Поле» наук о культуре

Для контекстуализации культурологических «поворотов» прежде всего решительно важно, что толчок им дала принципиальная переориентация на «культуру» («Культурный Поворот»), благодаря чему они упразднили сциентистские, зачастую позитивистские и экономистские толкования социального и заставили в корне пересмотреть феномены символизации, языка и репрезентации. Язык и текст были осознаны как формообразующие и движущие силы социального действия и на уровне теории раскрыты в свойственной им двуликости: сначала в культурно-семиотическом плане «культуры как текста», затем в направлении социально и материально более насыщенного уточнения – «культуры как текстуры социального». В политико-экономическом контексте культура понимается здесь как «процесс трансфера», «который «переводит» социальное в символическое и накладывает на него таким образом некую текстуру, то есть накладывает на ткань социального присущие жизненному миру значения».[21]21
  Musner. Kultur als Textur des Sozialen, S. 82.


[Закрыть] Такое «возвращение» социального уже на уровне самой культурной «текстуры» – на что указывает Лутц Муснер – означает вместе с тем уход от склонности постмодерна к рассеиванию «жестких» общественных измерений в «более мягкие» сферы культуры, смысла и дискурса. Это (постмодерное) размягчение обширного социального анализа всякий раз выводило культурологию на след, который скорее ведет в мир знаков, повышает значимость плюрализации и эклектизма, поощряет эпистемологическое мышление и вместо биполярных противопоставлений требует подчеркивать многообразие различий. Все это выливается в конечном счете в разложение «великих повествований» и смежных смысловых связей, которые уже не справляются с растущей фрагментацией в глобализованном модерне.

В свете такой эпистемологической систематики примечательна регенерация материально-экономической и социальной «изнанки» в самом центре культурологического дискурса. Уже только поэтому было бы заблуждением без конца ссылаться на «великое повествование» «Культурного Поворота» и возводить многогранность переориентаций наук о культуре к постмодернистской раздробленности. Такой же узостью было бы и «пришпиливать» теоретические изменения грубыми историко-политико-экономическими кольями, как это делает Фредрик Джеймисон, говоря о самом постмодерне как о «культурной логике позднего капитализма» или даже о «поворотах» как всего лишь об отголосках «постфордистской трансформации».[22]22
  Wolfgang Maderthaner. Kultur Macht Geschichte. Anmerkungen zur Genese einer historischen Kulturwissenschaft // Lutz Musner, Gotthart Wunberg (Hg.): Kulturwissenschaften. Forschung – Praxis – Positionen. Wien, 2002, S. 88–109, здесь – S. 105.


[Закрыть] Изучение же отдельных «поворотов» позволяет гораздо более дифференцированно разъяснить, как те или иные этапы культурологического дискурса связаны с изменениями исторических, социальных и политических условий, а также как само отношение к реальности в свою очередь обретает ясные очертания лишь через ту или иную перспективу культурологического восприятия. Слишком общее сопряжение «Культурного Поворота» с распадом больших политических систем, старых границ и блоков в мировой политике – скорее лишь расфокусирует взгляд.

«Повороты» позволяют обратить внимание также и на внутренние условия «интеллектуального поля». Последние проявляют себя – если структурировать науки о культуре с помощью теории полей Пьера Бурдье – как «пространство игры, поле объективных отношений между индивидуумами и институциями, конкурирующими друг с другом за одни и те же вещи».[23]23
  Pierre Bourdieu. Haute Couture und Haute Culture // Idem. Soziologische Fragen. Frankfurt / M., 1993, S. 187–196, S. 188.


[Закрыть] Применительно к интеллектуальному полю наук о культуре такая формулировка и здесь позволяет глубже вникнуть в поле интеллектуальных «мод», в случае которых хозяева этого поля применяют «стратегии консервирования», а конкуренты – «субверсивные стратегии»,[24]24
  Ibid., S. 188.


[Закрыть] чтобы упрочить или для начала занять собственную позицию в данном поле. Конкуренцию за символический капитал, которая в овладении «поворотами» и исследовательскими направлениями, а также в избыточном производстве ключевых понятий становится все более плотной, определенно можно наблюдать эмпирически и ни в коем случае нельзя недооценивать с точки зрения политики науки. Научные моды, к понятию которых Бурдье пришел, проведя аналогию между высокой модой и «высокой культурой», доказывают лишь, насколько формирование самих наук о культуре обусловлено их собственным предметом анализа. Совсем необязательно выносить на этом основании глобальный вердикт, как это делает Лутц Муснер, для которого лишь одно может знаменовать конец метанарративов: «лихорадочная конъюнктура и не (само) критичная смена теоретических мод».[25]25
  Musner. Kultur als Textur des Sozialen, S. 77.


[Закрыть] Гораздо вероятней, именно двуликость интеллектуальных мод в их инновационности и в сопутствующем ей гнете единообразия способна дать повод конструктивной критике. Ведь в конечном счете они оказываются не только новаторскими сдвигами, но и путевым указателем, который, как представляется, заставляет исследование приходить к консенсусу вопреки всей тяге к дискуссиям и теоретической конкуренции. Уже Бурдье сетовал на такой «бездонный конформизм» «господствующих направлений поля».[26]26
  Pierre Bourdieu. Ein soziologischer Selbstversuch. Frankfurt / M., 2002, S. 120.


[Закрыть]

Распространяется ли и на культурологические повороты подобный диктат моды, а вместе с ним и закон «тонких различий»? Справедлив ли и для «поворотов» намек Бурдье: «Если мини-юбка добралась до Тмутаракани, то все начинается сначала»?[27]27
  Pierre Bourdieu. Haute Couture, S. 191.


[Закрыть] Эти вопросы указывают не только на консенсусный характер «поворотов», но и на их оборотную сторону: формирование мейнстрима. Тем важнее помнить и об условиях самой возможности культурологических поворотов, которые – вопреки относительной автономии интеллектуального поля по отношению к полю социальному – ограничивают их габитусом, конкуренцией, борьбой, распределением позиций, зависимостью от традиции и ее формированием. Наконец, те или иные «повороты» всегда связаны также с разметкой и защитой академических полей, не в последнюю очередь в перспективе получения исследовательских средств в рамках ужесточившегося конкурса среди специальных исследовательских проектов, аспирантур и иных профильных университетских инициатив.[28]28
  См.: Doris Bachmann-Medick. Geisteswissenschaften auf dem Laufsteg der Kulturwissenschaften. Anmerkungen zur kulturwissenschaftlichen Forschung im Anschluß an die Tagung «Kultur und Wissen» // Historische Anthropologie. Kultur – Gesellschaft – Alltag 9, 2 (2001), S. 284–289.


[Закрыть] «Повороты» как таковые выходят далеко за рамки своей локализации и функции в ограниченном этими рамками поле культурологического самоутверждения и теоретического развития. Не являются ли они хотя бы поэтому не столько «исследовательскими парадигмами»[29]29
  Victoria E. Bonnell, Lynn Hunt. Introduction // Idem. (eds.): Beyond the Cultural Turn. New Directions in the Study of Society and Culture. Berkeley, Los Angeles, London, 1999, p. 1. Во введении авторы проводят аналогию между «исследовательскими парадигмами» и естественно-научными моделями исследования, а также рассуждают о «подходах» в смысле интерпретативно-герменевтической традиции.


[Закрыть] в смысле теории парадигм Томаса Куна, сколько «подходами»?

Трансформация теории как смена парадигм?

Почему здесь сразу не зашла речь о парадигмах и их соответствующей смене в смысле Томаса Куна? Научно-теоретическое и научно-историческое объяснение динамики развития науки ориентируется у Куна на понятие «парадигмы». Оно указывает на то «общее, что есть у членов одного научного сообщества – и только у них».[30]30
  Thomas S. Kuhn. Neue Überlegungen zum Begriff des Paradigma // Idem. Die Entstehung des Neuen. Studien zur Struktur der Wissenschaftsgeschichte. Frankfurt / M., 1977, S. 389–420, здесь – S. 390.


[Закрыть] В случае новейших наук о культуре теории трансформируются скорее независимо от дисциплин, то есть игнорируя научные сообщества в образе обособленных научных групп и, что важно, не нацеливаясь на «профессиональное и эзотерическое исследование».[31]31
  Thomas S. Kuhn. Die Struktur wissenschaftlicher Revolutionen. Frankfurt / M., 1967, S. 37. [Рус. изд.: Томас Кун. Структура научных революций. М., 2003. С. 49. – Примеч. пер.]


[Закрыть] Культурологический анализ размечает себе, напротив, междисциплинарное поле, предмет которого – по выражению Ролана Барта[32]32
  «Междисциплинарность заключается в создании нового объекта, не принадлежащего никому» (Ролан Барт), цит. по: James Clifford. Introduction: Partial Truths // Idem., George E. Marcus (eds.): Writing Culture. The Poetics and Politics of Ethnography. Berkeley, Los Angeles, London, 1984, p. 1.


[Закрыть] – не принадлежит никому. Тем самым он избегает претензии на монопольное представительство через отдельные дисциплины.

Именно расширение научных сообществ за счет преодоления дисциплинарных границ, как известно, характеризует современные науки о культуре. Тем самым эти науки открывают и проблематику трансдисциплинарных построений, на которую накладываются все новые интерпретационные подходы. Уже по одной этой причине куновская модель развития естественно-научных дисциплин с ориентацией на «прогресс наук»[33]33
  Kuhn. Entstehung des Neuen. S. 309.


[Закрыть] оказывается в проигрышном положении. Потому что она исходит из того, что – не в силу эволюции, но одной внезапностью «проблеск[ов] интуиции, благодаря которым рождается новая парадигма»[34]34
  Kuhn. Struktur wissenschaftlicher Revolutionen. S. 135. [Рус. изд.: Кун. Структура научных революций. С. 164. – Примеч. пер.]


[Закрыть] – возникает цепочка скачкообразных, более того – революционных смен парадигм. Та или иная следующая «новостройка» рушит предыдущее, традиционное здание теории. Старая парадигма заменяется новой, если она больше не способна решать актуальные проблемы. Такие «поворотные пункты в развитии науки»[35]35
  Ibid., S. 20. [Рус. изд.: Там же. С. 29. – Примеч. пер.]


[Закрыть] создают целенаправленную оптику анализа на фоне «прочного согласия в исследовательской работе».[36]36
  Ibid., S. 30. [Рус. изд.: Там же. С. 40. – Примеч. пер.]


[Закрыть] В случае наук о культуре и обществе об этом не может быть речи уже потому, что сами их исследовательские предпосылки «построены на принципе полемики».[37]37
  Marilyn Strathern. Ein schiefes Verhältnis. Der Fall Feminismus und Anthropologie // Gabriele Rippl (Hg.): Unbeschreiblich weiblich. Texte zur feministischen Anthropologie. Frankfurt / M., 1993, S. 174–195, здесь – S. 185.


[Закрыть] Проницательная мысль Мэрилин Стрэтерн улавливает самую суть проблемы парадигм: «Парадигмы снабжают нас правилами, позволяющими очертить природу проблемы и ее возможное решение. Тем не менее в социальных науках различия между теоретическими позициями, которые я затронула, корреспондируют с образованием различных социальных интересов».[38]38
  Ibid., S. 185; Петер В. Цима также настроен скептически относительно применимости понятия парадигмы к наукам о культуре и обществе, которые скорее «связаны всегда с отдельными идеолого-теоретическими социолектами» – Peter V. Zima. Was ist Theorie? Theoriebegriff und Dialogische Theorie in den Kultur– und Sozialwissenschaften. Tübingen, Basel, 2004, S. 114.


[Закрыть] От соперничающих теоретических позиций или даже «теоретических поколений»[39]39
  Strathern. Ein schiefes Verhältnis, S. 187; Стрэтерн говорит не о «поворотах», но – что касается парадигматичности феминистской перспективы – о «„наборе“ точек зрения, аналогичном парадигме и воспринимаемом представителями и представительницами как феминизма, так и антропологии в качестве настолько фундаментального, что ни те, ни другие уже не могут без него обойтись» (S. 192).


[Закрыть] в науках о культуре и обществе поэтому нельзя ожидать общей точки зрения на социальный и культурный мир.

В соответствии с отходом от «великих повествований» и «метапарадигм» «повороты» в науках о культуре нельзя назвать «коперниканскими». Гораздо более осторожно и экспериментально, поступательно, шаг за шагом, они помогают добиться признания новым точкам зрения и подходам. Поэтому невозможно говорить об одной определенной «картине мира» наук о культуре, которая скорее дробится – или как считает Ансгар Нюннинг – слагается из различных turns.[40]40
  См.: Ansgar Nünning. Das Paradigma der Kulturwissenschaften? Elemente ihrer Weltbilder und Ausblick auf ihre Aufgaben // Emil Brix, Gottfried Magerl (Hg.): Weltbilder in den Wissenschaften. Wien, Köln, Weimar, 2005, S. 147–178.


[Закрыть] Даже если эти смены направлений нисколько не отличаются неясностью происхождения, а в своем развитии еще более решительны, то в современной исследовательской панораме наук о культуре «повороты» отнюдь не демонстрируют своей необратимости. Речь никогда не идет об абсолютном и глобальном переломе целой дисциплины – скорее о формировании и специализации отдельных «поворотов» и новых оптик, с помощью которых отдельный предмет или исследовательский подход обретает точки соприкосновения с другими дисциплинами. Движение направлено в сторону методологического плюрализма, преодоления границ, эклектичного взаимообмена методами – а не к образованию парадигмы, целиком и полностью заменяющей собой предыдущую. Поэтому, например, говорят об антропологическом повороте в литературоведении, а не всего литературоведения как такового.[41]41
  См.: Doris Bachmann-Medick (Hg.): Kultur als Text. Die anthropologische Wende in der Literaturwissenschaft. 2. Aufl. Tübingen, Basel, 2004.


[Закрыть] В этом есть серьезное преимущество – можно с большей прагматичностью выявить приложимость самых разных «поворотов».

Стало быть, патетическим разговорам о научных «революциях», равно как и поискам культурологической парадигмы[42]42
  В этом ключе над картинами мира в науках о культуре размышлял Ансгар Нюннинг, см.: Ansgar Nünning. Paradigma der Kulturwissenschaften?


[Закрыть] нет места в поле наук о культуре. Этнологи Джордж Маркус и Майкл Фишер в книге «Антропология как критика культуры»[43]43
  George E. Marcus, Michael M. J. Fischer. Anthropology as Cultural Critique. An Experimental Moment in the Human Sciences. Chicago, London, 1986.


[Закрыть] говорят даже скорее об антипарадигмах – хотя «повороты» пусть и не столь суровы, но и не столь робки, чтобы по принципу постмодерна «все сойдет» вертеться флюгером из стороны в сторону. Напротив, открывается возможность экспериментировать, «свободная от авторитетных парадигм игра идей», как выражаются Маркус и Фишер: «критические и рефлексивные взгляды на предмет исследования, открытость разнообразным влияниям, принимающая во внимание все, что кажется работающим на практике, и терпимость к неопределенности направления данной области и неполноты некоторых ее проектов».[44]44
  Ibid. Preface, p. x.


[Закрыть] Выдержать эту неопределенность перспективы, тем более сделать ее продуктивной – вот что составляет постоянные усилия наук о культуре, особенно если учесть их риск оказаться в «тупике»,[45]45
  Ibid.


[Закрыть] а также заложенный в них внушительный потенциал для нестандартных изысканий. «Повороты» в этом смысле представляют собой «относительно эфемерные и промежуточные стили исследования между периодами более устоявшихся и определяемых парадигмой стилей».[46]46
  Ibid.


[Закрыть]

Не обращая внимания на такие диагнозы противонаправленности «поворотов» по отношению к исследовательской деятельности, ориентированной на парадигмы, то есть на единую теорию, некоторые до сих пор смотрят через объектив смены парадигм.[47]47
  См.: Andreas Reckwitz, Holger Sievert (Hg.): Interpretation, Konstruktion, Kultur. Ein Paradigmenwechsel in den Sozialwissenschaften. Opladen, 1999.


[Закрыть] Тем самым скорее умаляется значение «поворотов», зато – как у Андре Гингриха – переоцениваются «когерентные концепции» культурного релятивизма, функционализма, структурализма, постструктурализма.[48]48
  Andre Gingrich. Erkundungen. Themen der ethnologischen Forschung. Wien, Köln, Weimar, 1999, глава «Пути развития транскультурного анализа. О смене парадигм европейско-американской социальной и культурной антропологии в ХХ веке», S. 176–203: «Европейско-американская антропология в начале ХХ века отходит от эволюционизма и по существу развивается в двух разных направлениях. В Северной Америке смену парадигм совершает культурный релятивизм, в северо-западной Европе за диффузионистской интермедией следует структурно-функциональный подход, который скоро сам разделится на два самостоятельных направления» (S. 178). О сменах парадигм культурной антропологии в разных странах, к примеру о «великой смене теоретической парадигмы в британской традиции» (S. 22) и других, см.: Fredrik Barth, Andre Gingrich, Robert Parkin, Sydel Silverman. One Discipline, Four Ways. British, German, French, and American Anthropology. Chicago, London, 2005.


[Закрыть] Совершенно независимо от вопроса, представляют ли они собой парадигмы или все же лишь базисные исследовательские установки, «повороты» выходят далеко за пределы столь авторитетного методологического канона. Их методологические импульсы целиком подтверждают концепцию наук о культуре, которая, подчеркнем, стремится не к обоснованию отдельной дисциплины, но к методической плюрализации ее исследовательских установок: в качестве придания культурологической перспективы горизонту возможных в отдельных дисциплинах вопросов, чтобы осваивать междисциплинарное исследовательское поле «по краям» этих дисциплин.

Трансформация теории как смена парадигм?

Культурологические повороты отличаются не только тем, что осваивают междисциплинарные предметные области, но и тем, что вводят в исследование собственный инновационный словарь. Именно это Андреас Реквиц считает решающим моментом с точки зрения «трансформации культурных теорий», как и называется его книга: «Культурологический поворот знаменует в социальных науках то, что в терминологии Гастона Башляра можно назвать «эпистемологическим разрывом» – внедрение и распространение нового управляющего познанием словаря, открывающего аналитические перспективы нового типа».[49]49
  Andreas Reckwitz. Die Transformation der Kulturtheorien. Zur Entwicklung eines Theorieprogramms. Weilerswist, 2000, S. 644.


[Закрыть] Действительно, науки о культуре выделяются в первую очередь собственным понятийным аппаратом, благодаря которому им зачастую и удается открыть новое поле для исследований. Для примера, под влиянием культурологических подходов (скажем, в историографии) такие выражения, как прерывность, разрыв, порог, граница, различие и т. д., все чаще заменяют собой такие традиционные понятия когерентности, как автор, произведение, влияние, традиция, развитие, идентичность, ментальность, дух, – со значительными последствиями для совершенно нового восприятия проблемы, еще до всякого анализа и интерпретации. С другой стороны, появляются слова-сигналы, грозящие стать жаргонизмами: глобализация, модернизация, гибридность, транснациональность и т. д. Но и здесь не общий культурологический поворот, «Cultural Turn», формирует понятия. Скорее понятия, введенные в обиход отдельными «поворотами», начинают влиять на познание, балансируя на тонкой грани между аналитической категорией и жаргонизмом.

Вполне в духе Куна, но гораздо менее помпезно, чем его утверждение «научных революций» через преобразования парадигм,[50]50
  См.: Kuhn. Struktur wissenschaftlicher Revolutionen, S. 20. [Рус. изд.: Кун. Структура научных революций. С. 37. – Примеч. пер.]


[Закрыть] Реквиц реконструирует общественную и в первую очередь внутреннюю теоретическую трансформацию наук о культуре и их специфических «словарей».[51]51
  См.: Reckwitz. Transformation der Kulturtheorien, S. 50.


[Закрыть] Для Реквица развитие наук о культуре определяется не сменой парадигм, но «трансформациями», переработкой теорий предшественников, нацеленной не на их категорическую замену, но на конвергенцию. Имеется в виду постулируемая им базовая конвергенция между двумя изначально антагонистичными исследовательскими направлениями – «„конвергентное движение“ между неоструктуралистским и интерпретативным словарями… переходящее в культурно-теоретическую „теорию практики“».[52]52
  Ibid., S. 51; ср. S. 187.


[Закрыть] Происходящее при этом «концептуальное смещение»,[53]53
  Ibid., S. 22.


[Закрыть] «смещение исследовательского интереса»[54]54
  Ibid., S. 26.


[Закрыть] Реквиц, однако, сводит к отдельным авторам, ведущим представителям, научным школам и их предтечам. Данная же книга руководствуется совершенно иной логикой. Здесь мы исходим скорее из систематической классификации «поворотов», из трансдисциплинарных процессов перевода между теориями, методических установок и подходов к исследованию. В отличие от представления о целенаправленных или даже телеологических конвергентных движениях мы склонны полагать, что «повороты» различаются по процессам перевода. Тем самым они остаются открыты собственному развитию, будь то через перевод между дисциплинами, «путешествующие теории» («traveling theories», Эдвард Саид, Джеймс Клиффорд, Мике Баль)[55]55
  О «путешествующих концептах», а также их способности к транскультурному контакту см.: James Clifford, Vivek Dhareshwar (eds.): Traveling Theorists. Santa Cruz, 1989; James Clifford. Routes. Travel and Translation in the Late Twentieth Century. Cambridge, London, 1997; Edward W. Said. Theorien auf Wanderschaft // Idem. Die Welt, der Text und der Kritiker. Frankfurt / M., 1997, S. 263–292; Mieke Bal. Travelling Concepts in the Humanities. A Rough Guide. Toronto, 2002. О «стремительных путешествиях мантры раса-класс-гендер» и обусловленных ею дискурсах см.: Gudrun-Axeli Knapp. Traveling Theories. Anmerkungen zur neueren Diskussion über «Race, Class, and Gender» / Österreichische Zeitschrift für Geschichtswissenschaften 16, 1 (2005), S. 88–110, здесь – S. 105.


[Закрыть] или через перевод культурологических теорий в глобальные общественные контексты и их межкультурное освоение: перевод теории вместо ее «трансформации».