Текст книги "ТенеСвет. Темное пророчество"

Никто не спрашивал меня больше, что со мной не так, и бросаемых на меня странных взглядов тоже стало меньше. Со мной никто не разговаривал, даже Тесса, которая всегда искала повод, чтобы поддразнить меня. Новости о том, что мой сердечный друг расстался со мной, вероятно, уже разошлись по всему дворцу. Вероятно, все принимали меня за маленькую наивную девочку, которой только что впервые разбили сердце. Я ничего не делала, чтобы исправить впечатление.

Дни, прошедшие с тех пор, как я перестала видеться с Люсифером, превратились в недели. Становилось чуть теплее, весна была уже не за горами. Я больше не плакала так много, но это совершенно не значило, что я перестала думать о нем. Даже воспоминание о его имени причиняло мне ужасную боль. Я просто заметила, что от плача легче не становилось, что плач был просто признаком слабости.

Я не могла позволить себе быть слабой.

И все же моя боль и моя тоска по нему стали почти нестерпимыми. Я думала, что мне со временем станет лучше, но становилось только хуже.

Тем не менее я постаралась, насколько это было возможно, вернуться к своему прежнему жизненному распорядку. Все должно было вернуться на круги своя – по крайней мере внешне. Я больше не хотела ловить на себе странные взгляды окружающих, но больше всего я не хотела, чтобы обо мне беспокоился Леандер.

Я стала брать разные уроки (хотя пытливый взгляд матери постепенно становился невыносимым), тайно билась с братом или проводила время с Аннабель. Иногда я выезжала на ней верхом, но больше никогда не охотилась на чудовищ и не обращала особого внимания на местность вокруг.

В общем, жизнь проходила мимо меня, словно мозг мой обложили плотным туманом. Я почти ничего не замечала вокруг; тело мое, казалось, двигалось автоматически, само по себе, словно сознание не давало ему никаких указаний. Я много чего делала из того, что составляло мою рутину до встречи с ним, но почти не отдавала себе отчета в своих поступках. Мир вокруг казался серым и каким-то блеклым.

Возможно, это происходило, потому что я почти ничего не ела. Я знала, что повариха Грета беспокоилась обо мне не меньше, чем Мадлен и Леандер, – недаром она теперь постоянно готовила для меня мою любимую еду. Как бы я ни хотела уважить добрую женщину, кусок не шел у меня в горло.

Когда мне нечего было делать, я проводила много времени в библиотеке. Вот и сейчас я уютно устроилась в удобном кресле с подголовником; передо мной на декоративном стеклянном столике стояли стакан с горячим лимонным напитком, нетронутая коробочка с выпечкой и подсвечник. За окном было уже темно, поэтому горели все восемь свечей.

Я держала в руках книгу, в которой каждые несколько минут переворачивала страницу, вроде и читая буквы, но ничего не понимая. Я дошла уже до пятидесятой страницы, но все еще не знала, о чем вообще роман, не говоря уже об имени главного героя. Все, что я видела перед собою, казалось каким-то нелепым сочетанием букв. Хотя чтение обычно расслабляло и отвлекало меня, я просто не могла сосредоточиться.

Вздохнув, я отложила книгу и отпила из стакана. Будет ли жизнь моя когда-нибудь снова такой же, как прежде? Наверное, нет.

Я посмотрела в окно. На улице лило как из ведра, и капли дождя наперегонки сбегали по стеклу. Я уставилась в темноту. Вот какой теперь стала моя жизнь – исполненной дождя и мрака. Это была не его бархатистая, теплая тьма, а черная и холодная бездна.

Я отчаянно пыталась сдержать слезы. Я никогда еще не плакала столько, сколько за последние шесть недель. Поразительно, сколько в одном отдельно взятом человеке может быть слезной жидкости!..

С этой еще больше расстроившей меня мыслью я наконец задремала прямо в кресле.

Глава 8

Я моргнула от яркого дневного света – и, сумев наконец открыть глаза, лишь через некоторое время поняла, где нахожусь. Я лежала под толстым пуховым одеялом на своей кровати с балдахином; в окно светило солнце, а Мадлен сидела рядом, спиной ко мне. Перед ней стояло ведро, в которое она обмакивала повязку.

– Что случилось?

Мой голос звучал хрипло, словно я несколько дней им не пользовалась. Вероятно, так оно и было.

– О Богиня! – вздрогнув, обернулась ко мне Мадлен. – Ты проснулась!

Я попыталась сесть – и голова моя, казалось, взорвалась. Моя камеристка нежно, но решительно опустила меня обратно на подушки. Что за ужасная головная боль! Кроме того, меня тошнило и жутко болел живот – не говоря уже о том, что тело мое, казалось, не могло решить, жарко ему или холодно.

– Что случилось? – повторила я.

Мадлен вздохнула и положила мокрую повязку мне на лоб. Повязка оказалась приятно прохладной.

– Ты заболела, – объяснила она. – Леандер обнаружил тебя вчера лежавшей без сознания в библиотеке и перенес тебя в комнату.

Раньше мне стало бы стыдно за такое, но сегодня, как ни странно, я ничего не почувствовала.

– Он немедленно оповестил нас с Гретой, и вскоре стало ясно, что у тебя жар. Грета сварила тебе лекарство, а я сидела с тобой всю ночь и присматривала за тобой.

Она улыбалась, но под глазами ее залегли темные круги.

В следующий момент дверь распахнулась и вошла Грета с дымящейся чашкой в руке.

– Как дела? – спросила она вместо приветствия.

– Меня тошнит, и живот болит.

В данном случае, наверное, лучше было сказать правду – ведь от жара в самом худшем случае можно было и умереть.

– Это и неудивительно! Ты ведь целыми неделями ничего толком не ела!

Это должно было прозвучать как упрек, но я услышала в голосе Греты лишь беспокойство.

– Вот, выпей! – сказала она и протянула мне чашку с каким-то зеленоватым напитком. В горле у меня совсем пересохло. Не говоря ни слова, я сделала глоток – и скривилась:

– И-и-и! Что это?

– Вода, в которой растворено лекарство, – объяснила Грета. – Я знаю, что у него ужасный вкус, но оно действительно помогает. Так что я никуда не уйду, пока ты не допьешь.

В таких вещах наша повариха, а заодно и целительница, была довольно упряма, поэтому у меня не оставалось выбора, кроме как опорожнить чашку.

Когда я все выпила, Грета вышла из комнаты, не преминув заявить, что сегодня вечером снова принесет мне это ужасное пойло. Затем Мадлен дала мне съесть булочку с сыром, которую я на этот раз умяла без всяких отговорок. Вскоре боль в животе немного утихла.

Пока я совершала необходимый после сна туалет, Мадлен налила в ванну теплую воду. Затем она помогла мне снять платье, в котором я спала, и опуститься в воду. На мгновение я закрыла глаза и позволила себе полностью отдаться аромату солей.

Я даже и не подозревала, что от тоски и душевной боли можно заболеть. Впрочем, жар мой можно было с куда большей вероятностью объяснить недостаточным уходом за собой и плохим аппетитом.

Я нырнула в ванну с головой, прежде чем Мадлен набросилась на меня с пузырьками и баночками с разными средствами по уходу за телом, и по-настоящему всю меня растерла. Это, впрочем, не сильно помогло – после ванны меня вырвало.

Наконец, завернув меня в халат, расчесав мне волосы и покрыв мне лицо охлаждающим кремом, она милостиво разрешила мне снова заползти в постель. После нескольких попыток уговорить ее дать мне поспать и пойти поспать самой, мне наконец удалось выгнать ее из комнаты. Поспать мне, впрочем, не удалось, потому что через несколько минут ко мне зашел Леандер.

– Как дела? – сразу с порога спросил он.

– Хорошо, – соврала я.

– Не лги мне! – прогремел он, но на лице его отражалась тревога. – Я же вижу, как ты выглядишь!

– Если ты заранее знаешь ответ, то зачем вообще задавать вопрос? – парировала я несколько более раздраженно, чем мне того хотелось.

Вздохнув, он провел рукой по своим светлым локонам, а затем наконец присел на край кровати.

– Тамара, что происходит? Ты уже много недель нормально не ешь, и все это время я ни разу не видел на твоем лице улыбки. Ты кажешься совершенно безутешной, а теперь ко всему еще и разболелась. Я чертовски за тебя волнуюсь, но ты даже никому не позволяешь к себе приблизиться!

Если Леандер назвал меня полным именем, а затем еще рассказал о своих чувствах, вероятно, он действительно довольно серьезно обо мне беспокоился.

О, как бы мне хотелось все ему рассказать! От начала и до конца.

Но я не могла. Иначе все было бы напрасно.

Я доверяла Леандеру, но все еще не могла рассказать брату о нем. Я даже не осмеливалась вспоминать его имя, так как мне было о нем заговорить?

Если бы я только его не покинула! Теперь же тоска и чувство вины, казалось, съедали меня изнутри.

Поскольку Леандер все еще ждал ответа, я равнодушным голосом сказала:

– Всякая девушка впадает после завершения серьезных отношений в мрачное настроение. А я чем хуже?

Леандер покачал головой и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но затем передумал. Он знал, что я не открыла ему всей правды, но был достаточно умен, чтобы не настаивать.

– Выздоравливай скорее! – сказал он и неохотно вышел из комнаты.

* * *

Следующие несколько дней я провела в постели. Время от времени меня рвало, но жар постепенно снижался. Все равно дела у меня шли неважно. Дни тянулись медленно, и казалось, что моя тоска по нему будет только усиливаться. Я влюбилась в него всего за несколько недель, и теперь мне представлялось, что я не могу без него жить.

Да, любовь была штукой одновременно жестокой и замечательной, как наркотик или медленно убивающий яд. Снова и снова я переживала тот момент, когда он наклонился ко мне и коснулся моих губ своими. Снова и снова меня пронзала боль, и мне приходилось возвращаться в жестокую действительность.

Мой аппетит еще уменьшился, и если я что-то съедала, то меня сразу же рвало. Беспокойство Леандера, Мадлен и Греты продолжало расти.

Моя мать и Тесса так ни разу и не появились у меня, но Леандер заверил меня, что они слишком заняты государственными делами и желают мне скорейшего выздоровления. Я не поверила ни единому его слову.

Через неделю я снова была здорова; по крайней мере, у меня больше не было жара. Я все еще не могла нормально есть. Мадлен сидела на краю кровати и держала меня за руку.

– Так дальше не может продолжаться, Тара! Тебе нужно хоть что-нибудь съесть! – умоляла она меня. Я только качала головой в ответ. Мне не хотелось есть.

Но Мадлен была права. Так дальше действительно не могло продолжаться. Наконец, после долгих размышлений и тоски, раздиравших меня на части в последние несколько дней, я приняла решение.

– Пойду схожу на рынок, – сказала я Мадлен. – Может быть, запахи свежей еды разожгут во мне аппетит.

– Отличная идея! – воскликнула моя верная камеристка, обрадовавшись, что я наконец-то высказала собственную идею. – Хочешь, чтобы я пошла с тобой?

– Нет-нет, – поспешно сказала я, – все в порядке. Можешь остаться во дворце. Не беспокойся за меня.

Мадлен не возражала, и я почувствовала облегчение. Она наверняка боялась того, что, вздумай она настаивать, я вообще передумаю. Вместо этого она положила рядом с кроватью простое светло-желтое летнее платье с объемными рукавами, а затем унеслась прочь.

Платье это я, конечно, не надела. Я ненавидела платья. Вместо этого я выбрала черные льняные брюки и бежевую тунику. Одежда, которая раньше так хорошо сидела, теперь висела на моей изможденной фигуре, словно на вешалке.

Я нацепила оружейный пояс, спрятав его под удобным весенним плащом оливково-зеленого цвета, надела мягкие кожаные сапоги для верховой езды, а затем наконец отправилась в ванную, чтобы причесаться. Я не смотрелась в зеркало уже несколько недель. Теперь на меня глядела абсолютно незнакомая мне девушка.

Кожа моя побледнела, щеки ввалились, губы потрескались, а мои лиственно-зеленые глаза потеряли свой естественный блеск. Под ними залегли пурпурные круги.

Неудивительно, что все вокруг бросали на меня странные взгляды. Я была похожа на ходячую смерть.

Вздохнув, я отложила расческу и вышла из ванной в парк.

Когда я добралась до конюшни, Аннабель приветствовала меня счастливым ржанием. Я не видела ее уже несколько дней; в мое отсутствие за нею ухаживал конюх.

Я сунула ей яблоко, расчесала и оседлала ее, а затем отвела на поводу к кованым воротам, перед которыми, как и всегда, стояли двое стражников. Стражники пропустили меня, не сказав ни слова, но их удивленные лица поведали мне о многом.

Вместо того чтобы ехать на еженедельный рынок, который устраивали каждую среду и четверг, я направилась в лес, находившийся за городскими пределами. Я снова ехала к нему – но не для того, чтобы остаться с ним, а лишь для того, чтобы объяснить причину моего тогдашнего отъезда. Я хотела в последний раз посмотреть ему в глаза и по-настоящему попрощаться с ним, а не просто уйти, не сказав ни слова. Тогда, надеялась я, нам обоим станет легче. И мне, и ему.

Если он вообще еще думает о тебе, а не нашел себе уже давно другую.

Об этом я даже еще не думала. Может, ему было без меня намного лучше? Мое глупое сердце болезненно сжалось при этой мысли.

Не обращая особого внимания на окружавшую меня местность, я пустила Аннабель галопом по лесу, даже не осознав, в какой момент пересекла границу с Сатандрой. Дорога к скалам так твердо отпечаталась в моем мозгу, что мне не приходилось думать, куда направлять лошадь. Я не останавливалась, пока лес не остался позади, а передо мною не раскинулся открытый океан.

Осадив Аннабель, я осмотрелась по сторонам. Ровный обрыв плато внезапно стал значить для меня куда больше, чем я отваживалась себе в том признаться. Запах соленого морского бриза, свежий ветер в волосах – каким знакомым мне все показалось!..

Но его нигде не было видно. Зачем я вообще вернулась на это плато? Может быть, он никогда больше сюда не приходил.

Я спешилась и села на краю обрыва, как мы всегда сидели с ним раньше. Мысли об этом месте были такими прекрасными – и в то же время такими болезненными и опасными. Я быстро изгнала из головы воспоминания о трупах, которые мы когда-то здесь оставили.

Океан мгновенно успокоил меня. Мне нравился мягкий шум волн и их грохот в тот момент, когда они ударялись о скалу и разлетались на тысячи крошечных капелек воды. Я представила себя одной из этих капелек. Я словно летела по воздуху, безо всяких тревог и забот – а когда в меня снова ударяла волна, я уходила под воду и снова становилась частью единого целого.

Впервые за многие недели лицо мое озарилось подобием улыбки. Да, это место действительно творило чудеса.

И я, болтая ногами, принялась ждать.

Он придет сюда.

Когда-нибудь он наверняка придет сюда.

* * *

Я сидела так под бледными лучами солнца уже несколько часов, постепенно теряя надежду, что он все-таки появится. Он наверняка давно забыл меня – но даже если и нет, с чего ему вдруг было вновь возвращаться сюда? Я думала, что это плато со скалами было для него душевным прибежищем и без всякой связи со мною – но, вероятно, оказалась слишком наивной.

Я как раз поднялась на ноги и собралась возвращаться к Аннабель несолоно хлебавши, когда голос за спиной заставил меня подпрыгнуть:

– Я знал, что рано или поздно ты снова окажешься здесь.

Люсифер.

Было замечательно снова услышать его, и все же меня внезапно зазнобило. Голос его казался совершенно другим. Он был куда менее мелодичным, нежели обычно, звучал куда грубее и как-то глуховато. Может быть, возвращаться сюда было не такой уж хорошей идеей.

Все эти мысли промелькнули в моей голове – и, хотя мне до ужаса хотелось развернуться, я просто стояла, не сводя глаз с океана.

Я услышала, как Люсифер медленно подходит ко мне. Имя его маслом растекалось у меня на языке, а по коже бегали мурашки. Когда я слышала его приближающиеся шаги, меня переполняли тысячи чувств. К радости и любви примешивались также вина, беспокойство и боль. Так много боли…

Внезапно я перестала слышать его шаги и почувствовала его теплое дыхание на своей шее. О, как много я отдала бы сейчас за то, чтобы обернуться к нему! Но я все еще заставляла себя не двигаться.

Некоторое время мы стояли молча. Лишь дыхание Люсифера выдавало его присутствие. Как мне хотелось повернуться, посмотреть в его чудесные глаза и поцеловать его!

Нет, Тара! Ты явилась сюда, чтобы проститься с ним раз и навсегда!

Я собрала в кулак всю свою слабую волю и глубоко вздохнула.

– Люсифер, мне так… – начала я, оборачиваясь. Дальше мне ничего произнести не удалось.

Люсифер схватил меня за талию и притянул так близко к себе, что наши губы почти соприкоснулись. Я задержала дыхание, и характерное предательское ощущение покалывания наполнило меня ожиданием.

– Не говори, как тебе жаль, – прошептал он мне прямо в рот голосом, исполненным боли, – и в следующий момент поцеловал меня.

Теперь и я больше не могла сдерживаться. Отбросив в сторону все свои добрые намерения, я обхватила рукой его взлохмаченную голову и покрепче притянула его к себе. Я страстно ответила на его поцелуй, подавив тихий стон, и его горячее дыхание слилось с моим собственным.

Этот поцелуй был полной противоположностью нашему последнему поцелую. Он был диким, злым и отчаянным. Полным, манящим и опьяняющим, словно красное вино – но в тысячу раз лучше. И теперь, пока мы в отчаянии цеплялись друг за друга, я поняла, что хотел без слов сказать мне Люсифер.

Я не могла более оставить его. Не после всего того, через что я прошла. Не после этого поцелуя. И уж тем более не после того, как я увидела, что я с ним сделала.

Потому что Люсифер тоже изменился.

Дело было не только в его странном голосе и несколько ссутулившейся позе, но и в боли, плескавшейся в его угольно-черных глазах, по которым я так скучала, и в отчаянии, которое он вложил в этот поцелуй. Волосы его были жирными и свисали свалявшимися прядями, как будто он не мыл их несколько дней или недель. Под глазами его залегли еще более темные круги, нежели у меня самой; кожа его была бледной, а щеки впалыми.

Он не пытался скрыть свою боль. И в этот момент я внезапно поняла то, что Люсифер знал все время.

Я любила его. Он любил меня. Мы были нужны друг другу как воздух. Я могла бороться против желания, но не против самой любви. Я воочию убедилась в том, куда эта борьба меня завела.

Я останусь с ним.

Это решение было опасным, глупым и абсолютно необдуманным, но я ничего не могла с собой поделать. Наверное, мне потребовалось сначала уйти и провести без него долгие пустые недели, чтобы обрести это знание.

Наконец он отпустил меня. Я хотела объяснить ему причины своего ухода, убедиться – он понимает, что я не хотела его обидеть. Люсифер, однако, лишь нежно приложил палец к моим губам.

– Я знаю, – пробормотал он, словно читая мои мысли.

И он, наверное, действительно все знал. Он понимал, почему я останусь с ним отныне и во веки веков, хочу я того или нет. Мне не нужно было ничего ему объяснять. Он понимал меня даже без слов, и это было прекрасно.

Люсифер нежно обнял меня. Он как будто похудел, но стал сильнее. Сквозь мантию я чувствовала, какой он мускулистый. Он, должно быть, много тренировался, чтобы отвлечься от дурных мыслей.

Я положила голову ему на грудь и чуть не расплакалась. Впрочем, заплачь я, это были бы слезы радости. Какое невероятно приятное и успокаивающее чувство – вот так прижаться к нему и положить ему голову на грудь! Какое знакомое и родное ощущение!

Внезапно мне показалось совершенно нелепым бросить того, кого я так любила.

– Я скучала по тебе, – тихо призналась я.

В глазах Люсифера появился знакомый алый отблеск.

– Я знаю, – снова прошептал он, а затем добавил: – И я по тебе скучал. Каждую чертову секунду я надеялся, что ты вернешься.

Я сглотнула, но не стала извиняться. Он ведь все равно не хотел об этом ничего слышать.

Мы стояли молча – может быть, всего несколько минут, а может, и часов. Наконец он осторожно отстранился от меня.

– Тебе лучше вернуться в Тонду, – прошептал он. Теперь его голос, казалось, снова стал обычным. – Скоро стемнеет.

Я посмотрела на него. Он не хотел, чтобы я уходила, и сама я тоже этого не хотела. Но я обязана была сделать это, чтобы не привлекать к себе дома еще больше ненужного внимания. Он это понимал.

Я нехотя пошла к опушке леса, где Аннабель мирно щипала свежую весеннюю травку. Сев в седло, я еще раз встретилась глазами с Люсифером, прежде чем отвернуться.

Я вернусь завтра. Я обязана буду вернуться завтра.

Но он и так знал это. Он понимал меня без слов.

И, поскакав во весь опор в сторону Лунарии, я впервые почти за два месяца снова почувствовала себя действительно свободной и счастливой.

Я приехала сюда навсегда попрощаться, но теперь уезжала, чтобы вновь вернуться.

Сопротивление было бесполезно.