Текст книги "Смерть по объявлению. Неприятности в клубе «Беллона»"

Глава 10
Огорчительные последствия ссоры в офисе

– Хорош трепаться, Билл Джонс, – сказал Рыжий Джо. – Спорю на шестипенсовик, что, если бы тебя вызвали в качестве свидетеля по делу и спросили, чем ты занимался месяц тому назад и, вообще, что знаешь обо всем этом, ты бы сел в калошу.

– Спорю, что не сел бы.

– Спорю, что сел бы.

– А вот спорю на что угодно, что не сел бы.

– Спорю, что если бы я был сыщиком…

– Да уж, ты был бы отличным сыщиком.

– Не сомневайся, был бы.

– Ты когда-нибудь видел рыжего сыщика?

Такое возражение показалось Джо неуместным. Однако он машинально ответил:

– Спорю, уж я был бы лучшим сыщиком, чем ты.

– Спорю, что не был бы.

– Спорю, что если бы я был сыщиком и спросил тебя, где ты был, когда мистер Дин свалился с лестницы, у тебя не оказалось бы никакого алиби.

– Глупости, – сказал Билл Джонс. – Мне не нужно было бы никакого алиби на то время, когда мистер Дин летел с лестницы, потому что это был несчастный случай.

– Ладно, мордатый. Я только говорю: если бы я был сыщиком и расследовал смерть мистера Дина и если бы спросил тебя, что ты делал в тот момент, когда он падал, ты бы не смог мне ответить.

– А вот и смог бы. Я был в лифте, вот где я был, и Гарри может это подтвердить. Так что заткнись и отстань от меня.

– А, так ты был в лифте? А откуда ты знаешь, что это было как раз тогда, когда это случилось?

– Что случилось?

– Когда мистер Дин свалился с лестницы.

– Потому что первое, что я услышал, когда вышел из лифта, – как мистер Томпкин рассказывал об этом Сэму. Подтверди, Сэм.

Сэм Тэббитт оторвался от журнала «Радиолюбитель» и коротко кивнул.

– Это ничего не доказывает, – не сдавался Рыжий. – Потому что ты не знаешь, сколько времени мистер Томпкин уже трепался.

– Недолго, – сказал Сэм. – Я как раз вышел из совещательной комнаты – приносил чай мистеру Пиму и двум клиентам, из «Магглтона», если тебе интересно, – услышал жуткие вопли и сказал мистеру Томпкину: «Ого! Что это там происходит?» А он ответил, что мистер Дин свалился с лестницы и сломал себе шею и только что вызвали врача.

– Точно, – поддержал его Сирил, посыльный дирекции и коммутатора. – Мистер Стэнли влетел к нам как угорелый и говорит: «О, мисс Фирни, мистер Дин упал с лестницы и, боюсь, убился, звоните, вызывайте врача». Ну, мисс Фирни велела мисс Бейт звонить, а я выскочил через заднюю дверь, чтобы мисс Фирни не заметила – ну, через ту дверь, что за столом мистера Томпкина, – и говорю: «Мистер Дин свалился с лестницы и убился», а он: «Сирил, беги узнай, что случилось». Ну, я помчался и как раз увидел Сэма, который выходил из большого конференц-зала. Правда, Сэм?

Сэм подтвердил и добавил:

– Вот тогда я и услышал вопли.

– И кто вопил?

– Миссис Крамп вопила в дирекции. Орала, что только что сама видела, как мистер Дин слетел с лестницы и убился, и что его уже уносят. Тогда я выглянул в коридор и увидел, как его несли. И вид у него был – жуть.

– Вот как раз тогда и я подошел, – подхватил сагу Билл, – и услышал, как мистер Томпкин рассказывает про все Сэму, и я позвал мистера Томпкина, чтобы он тоже вышел и посмотрел, как несут покойника. Его отнесли в зал заседаний, и мисс Фирни сказала: «Надо мистеру Пиму сообщить». А мистер Томпкин сказал: «Он еще в конференц-зале», а она ему: «Я знаю, где он. Не надо, чтобы клиенты про это услышали». И мистер Томпкин предложил: «Лучше позвонить ему по телефону». Она и позвонила, а потом схватила меня за руку и говорит: «Билл, возьми лист коричневой бумаги, беги в зал заседаний и скажи, чтобы они закрыли ею стеклянное окно на двери». Я только собрался бежать, а тут входит мистер Аткинс и спрашивает: «Есть у нас какие-нибудь мебельные чехлы? Он умер, надо его чем-нибудь накрыть». А мисс Фирни как окрысится: «С какой стати в нашем отделе должны быть мебельные чехлы?! Что это вам в голову взбрело? Поднимитесь наверх и спросите у миссис Джонсон». Ну и заваруха началась! – Билл заулыбался, словно рассказывал о грандиозном празднике – цветущем оазисе посреди пустыни нудной работы, – а потом вспомнил, из-за чего начался спор, и сурово спросил: – Ну, а где твое чертово алиби, Рыжий, если уж на то пошло?

Таким замысловатым, но эффективным способом Рыжий Джо провел свое расследование. Мальчишки-посыльные всё видят, и память у них превосходная. Пять дней расспросов помогли восстановить полную картину того, что происходило в агентстве Пима в день смерти Дина.

Из девяноста с чем-то штатных сотрудников только десять остались неучтенными или учтенными лишь частично. Это были следующие персоны.

В отделе текстовой рекламы:

Мистер Уиллис. Он появился с внешней лестницы через пять минут после инцидента и, проследовав через вестибюль, поднялся по внутренней лестнице через диспетчерскую в свой кабинет, ни с кем не разговаривая. Спустя четверть часа он отправился в комнату мистера Дина и, не найдя его там, пошел в машбюро. Там, справившись о местонахождении мистера Дина, он узнал новость, которая, похоже, ужаснула и испугала его. (Свидетель – посыльный Джордж Пайк, который слышал, как мисс Росситер рассказывала обо всем этом миссис Джонсон.)

Мистер Хэнкин. Его не было в офисе с половины третьего, он отлучался по личным делам и вернулся только в половине пятого. Гарри сообщил ему о катастрофе, как только он вошел в здание, а как только он вышел из лифта, мистер Томпкин передал ему просьбу мистера Пима зайти к нему. (Свидетели – Гарри и Сирил.)

Мистер Копли. Предположительно, все это время он пребывал у себя в кабинете, но подтвердить это некому, поскольку он никогда не пьет чай и привык работать за своей конторкой, прислоненной к внутренней стене и не видимой из коридора. Работником он был усердным и из комнаты выходил редко, как бы шумно ни было в коридорах. Без четверти пять он, как обычно, отправился в машбюро узнать, почему его текст до сих пор не отпечатан. Мисс Партон весьма ехидно ответила ему: как, мол, он может ожидать какой бы то ни было работы в подобных обстоятельствах. Тогда он поинтересовался, что это за обстоятельства такие, и, узнав о фатальном происшествии с мистером Дином, выразил удивление и сожаление, но добавил, что не видит причины, по которой машинописное бюро не должно выполнять свою работу. (Свидетели – четверо мальчиков-посыльных, которые, каждый в отдельности, слышали, как миссис Джонсон обсуждала эту вопиющую демонстрацию душевной черствости с разными людьми.)

В канцелярии:

Мистер Биннз. Элегантный молодой человек, который вышел из конторы ровно в три, чтобы купить последний сентябрьский выпуск «Знатока» для мистера Армстронга, и по непонятной причине потратил на это полтора часа. (Свидетель – Сэм, чья старшая сестра служила в канцелярии машинисткой и высказала предположение, что у молодого Биннза было в это время свидание с девушкой.) (Примечание: Мистер Биннз уже был знаком мистеру Бредону как мастер игры в дартс и коллега, часто обедавший с мистером Дином.)

Среди руководителей групп:

Мистер Хаагедорн («Сопо» и сопутствующие товары). Находился в отгуле весь день по случаю похорон тетки. Однако в середине дня был замечен в театре «Адельфи» на дневном спектакле. (Свидетели – Джек Дэннис, мальчик, которому показалось, что он видел его, и журнал регистрации присутствия сотрудников, в который заглянул Сирил.)

Мистер Толбой. Точное местонахождение в момент происшествия не совсем ясно. В полчетвертого или около того Уэддерберн пришел в канцелярию за каким-то старым номером газеты «Рыботорговец», который срочно понадобился мистеру Толбою. Вернувшись через десять минут, чтобы забрать заказанный номер, мистер Уэддерберн попал в самый разгар суматохи из-за смерти мистера Дина и начисто забыл про «Рыботорговца». Он как раз беседовал о происшествии с мисс Фирни в дирекции, когда явился сам мистер Толбой и весьма резко поинтересовался, уж не придется ли ему ждать требуемую газету до самой ночи. Мистер Уэддерберн объяснил, что из-за всеобщего смятения по поводу несчастья с мистером Дином газета совершенно вылетела у него из головы, на что мистер Толбой заметил ему: работа, мол, прежде всего, невзирая ни на какие обстоятельства. (Свидетели – Хорейс, посыльный канцелярии, и Сирил.)

Мистер Макалистер. Секретарь группы «Дэйрифилдс», которой руководил мистер Смейл. Всю первую половину дня отсутствовал по причине визита к стоматологу. (Свидетель – журнал регистрации мистера Томпкина.)

Отдел художественного оформления:

Мистер Барроу. Был в Британском музее, изучал греческие вазы для оформления рекламы «Корсетов «Классика»». (Свидетель – табель учета рабочего времени мистера Барроу.)

Мистер Вайбарт. Предположительно находился в Вестминстере, делал наброски балкона палаты общин для рекламы обуви «Фарли». («Ноги, ступающие по этому историческому полу, чаще всего обуты в модные туфли «Фарли».) Отсутствовал с половины третьего до половины пятого. (Свидетели – табель учета рабочего времени мистера Вайбарта и сделанные им в Вестминстере рисунки.)

Уилфред Коттерилл. В три часа пожаловался на носовое кровотечение и был отправлен отлеживаться в комнате посыльных, всем мальчикам велели на время удалиться и оставить его одного. Вспомнили о нем только в пять часов, когда его обнаружили спящим мальчики, явившиеся переодеться. Предполагается, что он проспал всю суматоху. (Свидетели – все остальные мальчики-посыльные.) Уилфред Коттерилл был щуплым бледным четырнадцатилетним подростком, выглядевшим моложе своих лет. Узнав, чтó пропустил, он всего лишь воскликнул: «Ого!»

Весьма впечатляющую работу проделал Рыжий Джо, подумал Бредон, если мы можем по-прежнему называть его так в его рабочие часы в конторе Пима, оставляя больше простора для его сыщицкой деятельности за ее пределами. Его собственное расследование продвигалось не особенно успешно. В поисках премиальных карандашей фирмы «Дарлинг» он столкнулся с практическим воплощением коммунизма в офисной жизни. Отдел текстовой рекламы для своих набросков предпочитал чертежные карандаши 5М или даже 6М и не проявлял особого интереса к продукции «Дарлинга», за исключением, разумеется, мистера Гарретта, создававшего для рекламной полосы фирмы узкую панель-вставку, призванную привлечь внимание к щедрой раздаче карандашей. У него имелось два образца; еще четыре – в разной степени физического износа – были обнаружены в машбюро. Один лежал на столе мистера Армстронга. У мистера Хэнкина карандаша не было. Мистер Инглби признался, что выбросил свой в окно в припадке раздражения, а мисс Митьярд сказала, что, кажется, у нее где-то должен быть такой карандаш, но если он действительно нужен мистеру Бредону, то лучше ему спросить у мисс Партон.

В других подразделениях дело обстояло еще хуже. Карандаши уносили домой, теряли или выбрасывали. Мистер Макалистер в своей обычной загадочной манере сообщил, что у него таких карандашей не меньше полудюжины. Мистер Уэддерберн свой потерял, но предъявил тот, который выпросил у мистера Толбоя. Мистер Праут попросил его не беспокоить из-за такого глупого пустяка, как карандаш, а если Бредону действительно нужен хороший автоматический карандаш, пусть купит карандаш фирмы «Эвершарп». Он (мистер Праут) сказал, что ни разу не видел карандаша «Дарлинг» с тех пор, как фотографировал его для рекламы, и добавил: если высококлассный фотограф вынужден тратить свою жизнь на то, чтобы снимать дешевые карандаши и коробки с мармеладом, то этого достаточно, чтобы довести чувствительного человека до самоубийства. От такой нудной работы повеситься хочется.

Что касается несчастного происшествия с главным инспектором Скотленд-Ярда на лестнице собственного дома, то Бредону удалось раздобыть кое-какую информацию. Оказалось, что мистер Уиллис интересовался адресом Бредона, и случилось это за день до нападения на мистера Паркера. Скорее всего, адрес ему дала мисс Бейт (телефонистка, отвечавшая за адресную книгу сотрудников). Все это нервировало и раздражало. Мистер Бредон надеялся, что провал первой попытки встревожит нападавшего и он откажется от дальнейшего насилия с применением тупых орудий, тем не менее взял за правило, покидая офис, настороженно прислушиваться к шагам за спиной. Домой он возвращался окольными путями, а в течение рабочего дня старался избегать железной лестницы.

Тем временем скандал из-за рекламы «Нутракса» развивался с неослабевающей силой, порождая необычайное количество ответвлений и побочных сюжетов, самым важным и тревожным из которых стала жестокая стычка между мистером Смейлом и мистером Толбоем.

Все началось, как это ни абсурдно, у входа в лифт, где мистер Толбой и мисс Митьярд стояли, ожидая, когда Гарри спустится и вознесет их в их служебные пределы. К ним присоединился мистер Смейл, бодрый и улыбающийся, сверкающий зубами, которые наверняка чистил пастой «Тусшайн», с розовым бутоном в петлице и аккуратно сложенным зонтом.

– Доброе утро, мисс Митьярд, доброе, доброе, – сказал мистер Смейл, приподнимая котелок и снова опуская его под щегольским углом. – Сегодня снова прекрасный день.

Мисс Митьярд согласилась, что день чудесный, добавив:

– Если бы только его не испортили запросы по подоходному налогу.

– Не говорите мне о подоходном налоге, – с улыбкой ответил мистер Смейл, передернув плечами. – Только сегодня утром я сказал жене: «Дорогая, предвижу, что нам придется провести отпуск у себя на заднем дворе». Уверен, что так и будет. Ума не приложу, где взять денег на скромное путешествие в Истбурн.

– Все это ужасно несправедливо, – сказал мистер Толбой. – Что касается последнего бюджета…

– О да! Вам ведь наверняка приходится платить дополнительный налог, старина, – заметил мистер Смейл, шутливо ткнув мистера Толбоя зонтом.

– Не надо так делать! – взорвался мистер Толбой.

– Ну, Толбою волноваться нечего, – продолжил мистер Смейл, обращаясь к мисс Митьярд и не замечая, что атмосфера уже начала накаляться. – У него денег больше, чем он может потратить. Мы все это знаем, не так ли, мисс Митьярд?

– Значит, ему везет больше, чем другим, – ответила мисс Митьярд.

– Он может себе позволить разбрасывать деньги по всему офису, по пятьдесят фунтов зараз, – не унимался мистер Смейл. – Хотел бы я знать, где он их берет. Рискну предположить, что налоговые органы тоже. Вот что я скажу вам, мисс Митьярд, этот человек – темная лошадка. Думаю, он тайком содержит наркопритон или подпольный тотализатор, а? Ну, признавайтесь, приятель, – обратился он к мистеру Толбою, шутливо ткнув указательным пальцем во вторую пуговицу его жилета. В этот момент приехал лифт, и мисс Митьярд вошла в него. Мистер Толбой, грубо оттолкнув мистера Смейла, последовал за ней.

– Эй! – воскликнул мистер Смейл. – Где ваши манеры? Ваша беда, старина, в том, – продолжил он, – что вы не понимаете шуток. Я не хотел вас обидеть и надеюсь, что вы не обиделись.

Он похлопал мистера Толбоя по плечу.

– Будьте любезны, держите ваши руки подальше от меня, Смейл, – сказал мистер Толбой.

– Ладно, ладно, ваше высочество. Наверное, встал не с той ноги. – Смейл апеллировал к мисс Митьярд, смутно сознавая, что мужчинам негоже ссориться в присутствии дамы и что ему следует соблюсти приличия, обратив все в шутку.

– Боюсь, деньги – для всех нас болезненная тема, мистер Смейл, – ответила мисс Митьярд. – Давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Какая у вас прелестная роза!

– Из моего собственного сада, – похвастал мистер Смейл. – Миссис Смейл волшебница по части роз. Я полностью предоставляю заботы о саде ей, за исключение вскапывания и рыхления земли, разумеется.

Они вышли из лифта и расписались в книге приходов. Мисс Митьярд и мистер Смейл прошли через приемную, по взаимному согласию повернули налево и поднялись по лестнице рядом с диспетчерской. Мистер Толбой, протиснувшись мимо них, продолжил свой одинокий путь по коридору, чтобы подняться по железной лестнице.

– Мне искренне жаль, – сказал мистер Смейл, – что мы с Толбоем позволили себе едва ли не поссориться в вашем присутствии, мисс Митьярд.

– О, пустяки. Он немного раздражен. Думаю, ему не нравится, когда вспоминают о том недоразумении с мистером Копли.

– Да, конечно, – согласился мистер Смейл, задержавшись у дверей мисс Митьярд. – Но согласитесь, очень прискорбно, когда мужчина не способен воспринимать безобидные шутки.

– Конечно, – сказала мисс Митьярд и, войдя в свою комнату, воскликнула: – Привет! Что это вы тут делаете?

Мистер Инглби и мистер Бредон, сидевшие на радиаторе мисс Митьярд с томом «Словаря английского языка нового века» между ними, ничуть не смутившись, посмотрели на нее.

– Заканчиваем разгадывать очередной кроссворд Торквемады[43]43
  Торквемада – здесь псевдоним Эдварда Поуиса Мазерса (1892–1939), английского поэта и переводчика, а также составителя сложных кроссвордов.


[Закрыть], – ответил Инглби, – и, естественно, нужный словарь оказался в вашей комнате. У вас всегда все найдется.

– Ладно, прощаю вас, – милостиво сказала мисс Мить-ярд.

– Только зачем вы привели с собой Смейла? – спросил мистер Бредон. – При виде его я сразу вспоминаю маргарин «Зеленые пастбища». Вы ведь пришли сюда не для того, чтобы опять выговаривать мне за тот текст, мистер Смейл? Пожалуйста, не надо, будьте паинькой. Ну не в состоянии я ничего сочинить, всю голову сломал. Как вы можете постоянно жить с этим маргарином и при этом выглядеть таким свежим и бодрым? Это выше моего разумения.

– Уверяю вас, это нелегко, – ответил мистер Смейл, демонстрируя в улыбке свои роскошные зубы. – Но мне действительно очень приятно видеть вас вместе такими веселыми и доброжелательными. Не то что некоторые господа, которых я не хочу даже называть по имени.

– Мистер Толбой был не слишком любезен с мистером Смейлом, – пояснила мисс Митьярд.

– Я предпочитаю со всеми поддерживать добрые отношения, – сказал мистер Смейл, – но, право, когда тебя грубо отталкивают, чтобы первым войти в лифт, и требуют, чтобы ты держал свои руки подальше, будто они грязные, никто не осудит тебя, если ты оскорбишься. Предполагаю, Толбой считает меня не заслуживающим его внимания только потому, что он окончил частную школу, а я нет.

– Он окончил частную школу? – переспросил Бредон. – Впервые слышу. Какую именно?

– Дамблтон, – ответил мистер Смейл, – но должен вам сказать: я учился в муниципальной школе и ничуть этого не стыжусь.

– Дамблтон? – переспросил Инглби. – Не стоит волноваться, Смейл. Дамблтон не является привилегированной школой в официальном смысле слова.

– Правда? – с надеждой спросил мистер Смейл. – Ну что ж, вы с мистером Бредоном имеете университетское образование, так что вам лучше знать. А какие школы вы называете привилегированными?

– Итон, – не задумываясь, ответил Бредон, – … и Харроу, – великодушно добавил он после паузы, поскольку сам был выпускником Итона.

– Регби, – подхватил мистер Инглби.

– Нет-нет, – запротестовал Бредон. – Регби – это железнодорожная станция.

Инглби шутливо изобразил хук слева, который Бредон ловко парировал, и продолжил:

– Слыхал я, что есть еще сносное место под названием Уинчестер, если вы не слишком разборчивы.

– А я был знаком с человеком, который учился в Мальборо, – припомнил Инглби.

– Прискорбно слышать, – сказал Бредон. – Они там – шайка неотесанных грубиянов. Вам следует быть осмотрительней в знакомствах, Инглби.

– Ну, – вставил Смейл, – Толбой всегда говорит, что Дамблтон – привилегированная частная школа.

– В определенном смысле – да, в том, что у них есть попечительский совет, но особо гордиться им нечем.

– А кому есть чем, если уж на то пошло? – возразил Бредон. – Послушайте, Смейл, если бы люди выкинули из головы, что подобные вещи хоть что-то значат, они были бы намного счастливее. Вероятно, вы получили в пятьдесят раз лучшее образование, чем я.

Мистер Смейл покачал головой.

– О, нет-нет, на этот счет я иллюзий не питаю и отдал бы все, чтобы иметь такие же возможности, как вы. Разница существует, я это знаю и принимаю как должное. Все дело в том, что есть люди, которые дают тебе это понять, а есть такие, которые не дают. Например, я никогда не ощущаю никакой ущербности, когда разговариваю с вами обоими или с мистером Армстронгом, или с мистером Хэнкином, хотя все вы учились в Оксфорде, Кембридже или других подобных местах. А может, именно потому и не ощущаю, что вы учились в Оксфорде и Кембридже. – Он грустно замолчал, мучительно обдумывая эту проблему, чем немало смутил своих собеседников.

– Послушайте, – сказала мисс Митьярд, – я понимаю, чтó вы имеете в виду. Но все дело в том, что эти двое джентльменов совершенно об этом не думают. Им незачем. И вам незачем. Потому что в тот момент, когда человек начинает беспокоиться, так ли он хорош, как другой, у него возникает снобистское чувство, которое делает его агрессивным.

– Это ясно, – согласился мистер Смейл. – Но мистеру Хэнкину нет необходимости доказывать, что он лучше, чем я, потому что он это просто знает, мы оба это знаем.

– «Лучше» – неверное слово, Смейл.

– Ну хорошо, более образованный. Я знаю, что имею в виду.

– Не думайте об этом, – сказал Инглби. – Если бы я был хоть наполовину так же хорош в своей профессии, как вы в своей, я бы ощущал свое превосходство над всеми в этой дурацкой конторе.

Мистер Смейл покачал головой, но при этом казался довольным.

– Не люблю, когда они начинают эти разговоры, – сказал Инглби, когда Смейл ушел, – не знаю, что отвечать.

– А я думал, что вы социалист, Инглби, – ответил Бредон, – и что вас все это не должно смущать.

– Да, я социалист, но терпеть не могу всю эту галиматью насчет «старых дамблтонцев». Если бы все получали одинаковое образование в государственных школах, ничего подобного не было бы.

– А если бы у всех были одинаковые лица, – подхватил Бредон, – то на свете не было бы хорошеньких женщин.

Мисс Митьярд состроила гримаску.

– А если вы будете продолжать в том же духе, у меня тоже разовьется комплекс неполноценности, – сказала она.

Бредон серьезно посмотрел на нее.

– Не думаю, что вам важно, чтобы вас называли хорошенькой, но, будь я художником, я бы захотел нарисовать ваш портрет. У вас очень интересное строение лица.

– Боже милостивый! – воскликнула мисс Митьярд. – Я ухожу. Дайте знать, когда освободите мою комнату.

В машинописном бюро висело зеркало, и мисс Митьярд с любопытством стала изучать в нем свое лицо.

– В чем дело, мисс Митьярд? – поинтересовалась мисс Росситер. – Прыщик намечается?

– Что-то в этом роде, – рассеянно ответила мисс Митьярд. – Действительно интересное!

– Прошу прощения? – не поняла мисс Росситер.

– Смейл становится невыносим, – пожаловался мистер Толбой мистеру Уэддерберну. – Вульгарный мелкий зануда. Ненавижу, когда меня тычут в ребра.

– Он не имел в виду ничего дурного, – попытался урезонить его мистер Уэддерберн. – Он очень добропорядочный человек.

– Терпеть не могу эти его зубы, – продолжал ворчать мистер Толбой. – И зачем он смазывает волосы какой-то вонючей гадостью?

– Ну, полноте, – сказал мистер Уэддерберн.

– Во всяком случае, участвовать в крикетном матче я ему не позволю, – злобно заявил мистер Толбой. – В прошлом году он явился на игру в белых замшевых туфлях с крокодиловыми вставками и немыслимом блейзере с эмблемой исправительной колонии для несовершеннолетних.

Мистер Уэддерберн с тревогой посмотрел на Толбоя.

– Но вы ведь не собираетесь отстранить его от крикетного турнира? Он весьма неплохой бэтсмен и очень проворно управляется с мячом на поле.

– Мы можем обойтись без него, – отрезал мистер Толбой.

Мистер Уэддерберн промолчал. В агентстве Пима не было постоянных одиннадцати игроков, но каждое лето собранная с бору по сосенке команда участвовала в одном-двух турнирах; за ее состав отвечал мистер Толбой, который был мотором команды и однажды, как говорится, с честью унес свою биту с поля, набрав пятьдесят два рана в игре против «Сопо». Перед каждой игрой он должен был представлять предполагаемый состав команды на окончательное утверждение мистеру Хэнкину, однако мистер Хэнкин редко подвергал сомнению его отбор по той простой причине, что в наличии редко когда имелось более одиннадцати кандидатов. Если соблюдалось важное условие – чтобы сам мистер Хэнкин был третьим отбивающим и полевым игроком на правой от боулера стороне, – никаких возражений не следовало.

Мистер Толбой достал список и стал зачитывать:

– Инглби и Гарретт. Баррой. Эдкок. Пинчли. Хэнкин. Я. Грегори не сможет играть, он уезжает на выходные, так что возьмем вместо него Макалистера. Миллера выкинуть не получится. Я бы хотел, но он – начальник. Ну и вы.

– Выкиньте меня, – предложил мистер Уэддерберн. – Я не брал в руки биту с прошлого года, да и тогда не блеснул успехами.

– У нас нет больше никого, кто может подавать медленные крученые, – возразил мистер Толбой. – Я впишу вас под одиннадцатым номером.

– Ладно, – ответил Уэддерберн, польщенный признанием его мастерства, но невольно уязвленный тем, что его ставят в конец списка. Он ожидал, что коллега сделает оговорку – это, мол, чистая случайность – и переместит его на более высокую позицию.

– Как насчет игрока, охраняющего калитку? Грейсон отказывается играть на этой позиции после того, как ему в прошлом году выбили зуб. Похоже, он порядком перетрусил.

– Давайте поставим туда Хаагедорна. У него руки – как ляжки. Кого еще? А, тот парень из типографии, Бизли, с битой он не очень хорош, но на несколько сильных прямых подач рассчитывать можно.

– А тот новичок из отдела текстовой рекламы, как его? Бредон? Он выпускник частной школы, должен уметь играть.

– Наверное. Но, думаю, немного староват. А у нас и так уже есть два неповоротливых старика: Хэнкин и Миллер.

– Этот к неповоротливым старикам не относится, он отлично двигается, я сам видел. Не удивлюсь, если он нам продемонстрирует высокий класс. Ладно, выясню. Если он хоть на что-то годится, сунем его вместо Пинчли.

– Пинчли хорошо подает свечой, – напомнил мистер Уэддерберн.

– Зато ничего другого делать не умеет. Настоящее наказание для полевых игроков. В прошлом году он сделал около десяти подач в двух иннингах, и все они были перехвачены.

Мистер Уэддерберн не мог не согласиться.

– Но он страшно обидится, если мы его отставим, – сказал он.

Мистер Толбой не отреагировал на его замечание, лишь сообщил:

– Пойду выясню насчет Бредона.

Упомянутого джентльмена он нашел в его кабинете напевающим про себя слоганы для рекламы супов:

Суп томатный «Благгз»

Смягчит мужское сердце враз!

Тех жен балуют муженьки,

У кого черепаший «Благгз» едят с руки.

Черепаший «Благгз»,

густой и сытный,

готовится быстро,

порадует и министра.

– Тра-та-та, тра-та-та, – пропел Бредон. – Привет, Толбой, чем обязан? Только не говорите, что «Нутракс» продолжает свои инсинуации.

– Вы играете в крикет?

– Ну, играл когда-то за… – Мистер Бредон закашлялся, чуть не сказав «за Оксфорд», но вовремя вспомнил, что это утверждение противоречило бы его легенде. – В былые времена я часто играл в так называемый «деревенский» крикет. Но теперь стремительно превращаюсь в ветерана. А что?

– Мне надо набрать одиннадцать человек для матча против «Бразерхуд». Мы каждый год с ними играем. Они всегда нас бьют, разумеется, потому что у них есть свое поле, и они постоянно тренируются вместе, но Пим хочет, чтобы традиция сохранялась. Он считает, что это сближает клиента с агентом, и прочая белиберда.

– О! И когда же состоится матч?

– Через две недели в субботу.

– Что ж, если вы не найдете никого получше, надеюсь, не подкачаю.

– Как у вас с подачей?

– Никак.

– С ивой[44]44
  Разг. бита (в крикете биты делаются из особой ивовой древесины).


[Закрыть] управляетесь лучше, чем с кожей[45]45
  Крикетный мяч делается из пробки и покрывается кожей.


[Закрыть], да?

Слегка поморщившись от такой образности, мистер Бредон признал: если он чего и стоит, так только в качестве бэтсмена.

– Отлично. Не будете возражать против того, чтобы открыть бал на пару с Инглби?

– Лучше не надо. Поставьте меня куда-нибудь поближе к концу.

Толбой кивнул.

– Как хотите.

– Кто возглавляет команду?

– Ну, обычно я. Мы всегда просим Хэнкина или Миллера быть капитаном, просто из вежливости, но они с благодарностью отказываются. Ладно, тогда я пошел – проверю, готовы ли остальные.

В обеденный перерыв все желающие имели возможность ознакомиться со списком игроков на доске объявлений. В десять минут третьего начались неприятности. Зачинщиком оказался мистер Макалистер.

– Вижу, – сказал он, с суровым видом входя в комнату мистера Толбоя, – вы не позвали в команду Смейла; полагаю, в том, что я буду играть, а он нет, есть неловкость. Работая весь день в одной с ним комнате и под его началом, я буду чувствовать себя не в своей тарелке.

– Служебное положение не имеет ничего общего с игрой в крикет, – возразил мистер Толбой.

– Это вы так считаете, но я с этим не согласен. Так что сделайте одолжение, вычеркните меня из списка.

– Как вам угодно, – раздраженно бросил Толбой, вычеркнул мистера Макалистера и заменил его на мистера Пинчли. Следующей потерей стал мистер Эдкок, крупный молодой человек из канцелярии. По собственной неосмотрительности он дома упал со стремянки, помогая матери вешать картину, и сломал маленькую косточку в ступне.

В создавшейся чрезвычайной ситуации мистеру Толбою не оставалось ничего другого, кроме как идти на поклон к мистеру Смейлу и просить его сыграть за команду агентства. Но мистер Смейл чувствовал себя оскорбленным из-за того, что не попал в изначальный список, и не горел желанием делать одолжение.

Мистер Толбой, которому, по правде говоря, было немного стыдно за свое давешнее поведение, попытался сгладить недоразумение, представив дело так, будто на самом деле мистера Смейла сначала не включили в список только потому, что хотели освободить место для мистера Бредона, который учился в Оксфорде и, следовательно, отлично играет. Однако мистера Смейла было не так легко провести подобным лицемерным объяснением.

– Если бы вы сначала пришли ко мне и по-приятельски выложили все начистоту, я бы слова не сказал против. Мне нравится мистер Бредон, и я не оспариваю его преимуществ. Он очень воспитанный джентльмен, и я бы с удовольствием уступил ему свое место. Но я не терплю, когда дела делаются у меня за спиной в закулисной манере.

Стоило мистеру Толбою в этот момент сказать: «Слушайте, Смейл, мне очень жаль, я был не в духе во время той нашей маленькой стычки и приношу вам свои извинения», – мистер Смейл, который по характеру своему был человеком покладистым, разумеется, принял бы извинения и сделал все, о чем его просили. Но вместо этого мистер Толбой высокомерно произнес:

– Да будет вам, Смейл. Вы – не Джек Хоббс[46]46
  Сэр Джон Берри Хоббс (1882–1963), известный как Джек Хоббс, считается одним из величайших игроков в истории крикета.


[Закрыть], знаете ли.

И даже это могло сойти ему с рук, поскольку мистер Смейл был готов признать, что не является первым бэтсменом Англии, если бы мистеру Толбою не стукнуло в голову добавить:

– Не знаю, как вы, но я привык, что подобные вещи – прерогатива того, кому поручено подбирать команду, он и решает, кто будет играть, а кто нет.