Текст книги "Кузня крови"

Глава 11

Впрочем, драки не случилось. Здоровяки даже не успели добежать до меня, как появились стражники в цветах Дома Верде и с ходу вломились между нами. Рук никто из них, разумеется, не распускал, но и на угрозы не обращали ни малейшего внимания. Угрожал, конечно, не я.

Затем к стражникам-простолюдинам в грубых халатах добавились наставники-идары в шелках и завертелось.

Разбирательство не длилось долго. Два голоса против одного. Да я и не собирался лгать.

И хотя бы узнал полные имена этих двоих. Бихо из Дома Мэре и Слайд из Малого дома Сегундо. И оба третьи сыновья.

Несколькими минутами ранее я назвал набегавших на меня приятелей Бихо здоровяками. А вот сейчас, пытаясь объять взглядом нависавшего над нами Глебола, старшего наставника Кузницы Крови, терялся, как же мне тогда назвать его? Человек-гора?

Он был не меньше чем на две головы выше отца, и во столько же раз шире его в плечах. Шёлк одеяния едва не лопался на его груди. Меч на боку под стать – вдвое больше обычного. Светлые густые волосы чуть кудрявились, покрывая голову плотной и высокой шапкой. Рубленные, грубые черты лица, широкий нос и подбородок с глубокой ямкой, чёрные глаза. И взгляд исподлобья, словно у быка, готового напасть.

Глебол смерил нас этим бычьим взглядом, пророкотал:

– Детали происшествия ясны, – тон его не сулил ничего хорошего. Так и оказалось. – Денудо, как зачинщик, наказывается десятицей уединённой тренировки.

Стоявшие рядом со мной и понуро ждавшие решения Бихо с приятелем едва заметно шевельнулись. Скосив глаза, я заметил на его губах тень довольной улыбки. Значит, этого они с самого начала и добивались. Чтобы я нарушил правила. Даже не сомневался.

Переведя взгляд обратно, я даже не склонил головы:

– Как скажете, справедливый идар.

Бихо едва слышно хмыкнул. Глебол провёл рукой по груди, где пламенел какой-то простой узор:

– Приезжая сюда, я снимаю ханбок с гербом Великого дома Верде. И знаешь почему?

– Нет.

– Потому что всецело отдаюсь служению Кузне Крови. И дерзить – не лучший способ показать себя в первый день, птенец. Обращаясь к одному из нас, достаточно называть нас наставниками. И необходимо использовать обычное приветствие идаров. В нас одна кровь Предков и здесь не то место, чтобы меряться количеством ихора. Особенно вам, птенцам Кузни, – помолчав, Глебол глухо пророкотал. – Ещё одна десятица за пререкание с наставником и нарушение правил, – махнул рукой. – Уведите его.

Два стражника тут же шагнули ко мне:

– Достопочтенный Лиал, следуйте за нами.

Только отвернувшись и от старшего наставника Глебола и этих двух своих соучеников, я позволил себе ухмылку. За обнажённое вне площадки для схваток оружие наказание исключение, за использование внешних техник – всего лишь дополнительные тренировки. А мне что-то среднее между тем и этим. Ну, ничего. Ещё два-три таких случая и, хотя у меня появится репутация отмороженного и тупого северянина, зато остальные будут дважды думать, прежде чем пытаться меня спровоцировать.

Истекая злостью под насмешками Бихо и Слайда, это было лучшее, что я сумел придумать. Но сейчас, спускаясь всё глубже вслед за стражником в подземелья Кузни, я всё больше уверялся, что на самом деле задумка очень и очень стоящая.

Как матушка и говорила – не с моим характером тягаться в выдумке и хитрости со столичными и не очень сверстниками. Будь я сыном владетеля Великого дома, то у меня бы не оставалось бы другого выхода. Но Денудо давно уже не Великий дом. Земли потеряны, богатства израсходованы, остался только ихор десятков поколений в жилах.

И я сейчас лишь наследник одного из десятков Малых домов севера. Из тех, что и впрямь считают богатство в баранах, хлещут пиво и чуть что, дают в глаз соседу, не заморачиваясь со сталью. Сталь только для врагов и Игр, а в обычный день хватит и кулака.

Решено.

Жаль, конечно, упущенных двадцати дней, зато на своей шкуре испытаю, что такое уединённые тренировки. Новый опыт. Я даже не слышал о таких дома.

Пронзительно заскрипела толстая дверь и мы снова продолжили спуск по чуть осклизлым ступеням. На этот раз шли недолго, а то я уже начал думать, что строители Кузни решили закопаться на целую лигу под холм.

Меня провели мимо целой череды небольших камер. Их обитатели жались по углам, держась подальше от решёток, но даже так в неверном свете факелов стражников я отчётливо различал грязные лохмотья, бородатые рожи и гнилые, чёрные зубы.

Следом начали попадаться пустые камеры. Их решётки были приглашающе распахнуты, но идущий впереди стражник так и не остановился ни перед одной из них.

Лишь спросил второго:

– В большую?

Тот пожал плечами:

– А куда? Потом опять переводить?

Меня довели до самого конца подвала Кузни, коридор разделился, уходя вправо и влево в темноту. За моей спиной скрипнула решётка. Пока стражники и их факелы ещё были здесь, я успел немного оглядеться: это точно не крохотная коморка. Огромный зал, стены которого уходили далеко в темноту.

Едва вдалеке заскрежетала дверь подвала, закрываясь за стражниками, как в темноте раздались едва слышимые голоса. Обитатели камер переговаривались между собой. И судя по говору, ни одного мало-мальски грамотного человека среди них не нашлось. Куча простолюдинов и клятвопреступников. Впрочем, это было понятно и по их внешнему виду. Зачем только их здесь держат?

Тьма ожила, потянулась ко мне хрипящими тенями:

– Х-а-асп…

Я лишь с досадой сжал зубы. А вот об этом я не подумал. Чтоб этим стражникам пусто было, а дети через раз забывали их имена, крича «Эй, папаша!». Неужто нельзя было меня посадить если не соседом тех отбросов, то хотя бы в двадцати шагах от них?

Только-только вспомнил, что это такое – крепкий сон, а теперь снова просыпаться по десять раз за ночь от леденящей хватки на плече?

Вздохнув, я смирился. И отправился изучать своё обиталище. Сто десять шагов в длину, двадцать в ширину. По одной стороне через каждые десять шагов нашлись арчатые проходы, густо забранные всё теми же решётками. На противоположной от них стороне в стене отыскались крепления для светильников и факелов. Самое главное, я нашёл солому. Она лежала охапкой у одной из торцевых стен. Я, конечно, грубый северный наглец, но даже я не могу спать на голых ледяных камнях.

Пока что всё, что я видел, говорило, что я в обычном карцере, куда отправлялись провинившиеся стражники даже в нашем замке. Что я здесь должен тренировать в уединении?

Уже не первый раз я задумался о том, что обычный человек не может так хорошо видеть в кромешной тьме, где нет ни малейшего отблеска луны. Наверняка это наследие проклятой крови и теней того Предка, чьё имя давно забыто.

Отребье в камерах угомонилось со своими тупыми шутками и воспоминаниями о былых «подвигах» и, похоже, заснуло.

А мне не спалось. Пришлось найти себе занятие. Уединённая тренировка, значит уединённая тренировка.

Жаль, что зал пуст, словно выметен. Мне бы сейчас очень пригодился камень на плечи. Но пришлось бегать без него. То, что я видел в темноте, пришлось как никогда кстати. Хотя тут я был неправ. Когда я убивал беглых крестьян, которых привёл на наши земли тот дезертир-клятвоотступник, это оказалось ещё более к месту.

Как и думал, едва пробежав сто кругов по залу, как я выдохся, начал задыхаться. А ведь это всего лишь пять лье. Увидь это отец или Флайм, мне было бы не избежать насмешек.

Много ли может придумать упражнений посаженный в карцер? Как оказалось, много. Пригодились и прутья решётки и крепления факелов. Правда два из них не выдержали, видимо плохо забитые, вылезли из кладки под моим весом, но меня это не остановило.

Поили и кормили здесь похоже раз в день. Вполне сносной кашей. Хотя в первый раз, видя ухмылку стражника, с которой он всунул мне в руки миску, я ожидал гораздо худшего.

Так и потянулись дни. Занимался я, сняв халат и нижнюю рубаху. Мне, выросшему на севере, не нужно объяснять, как важна сухая одежда, когда вокруг сырость и холод. Плохо то, что прошло уже восемь дней, солома начала подпревать, но вот менять её похоже никто не собирался. Хорошо же то, что сегодня я пробежал уже восемь лье до того, как начал обливаться потом. Хотя, конечно, налегке, без камня. Зато очень быстро.

Когда очередное кольцо для факела со скрежетом поддалось под моим весом, я решил, что на сегодня хватит. Вернулся к ложу, швырнул вырванную железку в угол, к остальным, обтёрся пуком соломы, смахивая с себя пот, пыль и паутину, жадно выглотал остатки воды, оставив последний глоток, чтобы протереть позже лицо и руки и неспешно двинулся вдоль стены зала. Обсыхать.

Тени едва слышно хрипели, кружа на расстоянии вытянутой руки. Я уже даже начал привыкать к ним. Спустя шесть кругов, начав зябнуть, оделся и завалился в солому, зарываясь поглубже, а затем провалился в сон.

Проснулся от привычной ледяной хватке на плече. Казалось, что под халат засунули кусок льда, который проморозил плоть до самой кости. Я шевельнулся, сбрасывая с себя хватку тени. Она отпрянула от меня, прохрипела:

– Х-х-а-а-с-с…

Вскинула свою руку-лапу, тыча ей в темноту и…

Исчезла. Как и все остальные тени, кружившие рядом.

Это ещё что?

Я выпучил глаза, часто-часто моргая и пытаясь понять, что происходит. Тени исчезают, только когда рядом со мной люди. Но я не слышал скрежета двери, не вижу отблеска факела из коридора.

Что…

Уже готовый встать, я замер. У стены, там, куда я глядел, ища свет, шевельнулась тень. Не та, что была моим проклятьем. Нет. Вполне реальная тень. Там кто-то был. Кто-то крался ко мне, прижимаясь к стене. Я даже различил руку, которой он ощупывал камень перед собой. И вряд ли он собирается скрасить моё одиночество.

Вместо того чтобы подняться, я медленно потянулся рукой к изголовью. Кляня про себя проклятую солому, которая даже не шуршала, а оглушительно хрустела от каждого моего движения. Похоже, что человек услышал этот звук, чуть приподнялся, двинулся уже не вдоль стены, а прямо ко мне, срезая путь.

Я же наконец нащупал вырванные за эти дни держатели для факелов.

Каждый из них держался в камне на длинном, грубо выкованном четырёхгранном штыре. Чуть звякнуло, но теперь в моей руке сжат почти настоящий короткий кинжал. Не меч, но всё же лучше, чем голые руки.

Тень замерла, видимо, услышав звук железа. Замер и я.

Полсотни ударов сердца никто из нас не двигался. Опомнившись, я сообразил: чуть почмокал губами, громко вздохнул, немного сменил позу, засопел носом. Словом, сделал всё, чтобы уверить незнакомца – впереди спящий. Помедлив, тень вновь двинулась вперёд. А я окончательно понял – всё очень плохо – теперь я отчётливо видел в её руках длинную чуть более светлую полоску. Нож. Или кинжал.

Сейчас меня больше интересовало другое – насколько незнакомец хорошо видит в темноте? В скольких шагах от меня он различит мой тёмный, на фоне соломы силуэт и прыгнет? Насколько далеко могу рвануться я, лежащий на мягкой и толстой подстилке? Наверняка не так далеко, как он.

Поэтому я медлил, до боли в глазах вглядываясь в приближающегося. Уже различал его бороду, извивы морщин на лице, видел тёмные провалы глазниц. И медлил. Сердце бухало о рёбра, воздуха не хватало, так и хотелось начать дышать чаще или и вовсе открыть рот, чтобы вдохнуть полной грудью.

Между нами оставался всего шаг, когда бородач прыгнул на меня, а я вскинул руки навстречу. Одной отбить чужой нож в сторону, другой ткнуть в провал глазницы.

Глава 12

Глебол побарабанил пальцами по эфесу меча, поднял на меня взгляд:

– Лиал, я могу надеяться, что детали и сама суть происшествия останутся тайной для всех?

Прошлый наш разговор как-то не задался, поэтому в этот раз я сначала подумал и помолчал, а затем ещё раз подумал, и только потом вежливо ответил:

– Старший наставник, уверяю, что это будет тайной для учеников и слуг Кузни. Или вы говорите о его светлости Суаве, владетеле Великого дома Верде?

Похоже, подумал мало, потому что, только произнеся эти слова, понял, как грубо они прозвучали. Но было уже поздно. Глебол стиснул зубы, на скулах его вспухли устрашающих размеров желваки, бас его вроде был тих, но отдался у меня в груди, словно он использовал одну из внешних техник, что показывала мне матушка:

– Конечно, нет! Господин узнает об этом от меня лично. Уже сегодня!

Я пожал плечами:

– А я, вернувшись домой, сообщу об этом случае отцу, – спохватившись, добавил. – И если люди короля будут задавать мне вопросы, то я, конечно же, тоже не буду молчать.

Глебол поджал губы на миг, кивнул:

– Ладно, разумный ответ.

Голос его стал спокойней, но мне в нём по-прежнему чудилось недовольство. Ну, глупо было бы ожидать другого, после того как я ляпнул про владетеля Суава. Хорошо мне не хватило наглости и глупости потребовать что-нибудь от него как компенсацию за неудавшееся покушение.

Я покосился на лежащее поодаль тело.

Сейчас, когда здесь ярко горели магические светильники с пылью из слёз Амании, была отчётливо видна не только зияющая вместо глаза рана, но и глубоко выжженный по центру лба ромб. Осуждённый на бессрочную каторгу. Если бы я не убил зимой тех, кто пришёл на наши земли из-за реки, то их тоже ждала бы такая участь за убийство крестьян.

Подумать только, не прошло ещё и десятицы в стенах Кузницы, а какой-то каторжник едва не убил меня во сне! А отец ведь постоянно возражал матушке, что в Кузнице мне опасность грозит только на выпускных экзаменах. А на них последние десять лет и вовсе не было ни одного погибшего.

Возможно даже, что слух о случившемся мог изрядно подмочить репутацию Кузни. А может, и нет. Зато ясно, что выходец одного из бедных Малых домов с севера не та фигура, чтобы требовать чего-то большего от его светлости Суава, владетеля Великого дома Верде. Раз уж Глебол не собирается ничего от него скрывать.

Глебол качнулся на каблуках, прокотал:

– Лиал, ты только прибыл в Кузню и повздоролил только с двумя людьми. С сыном владетеля Мэре и его приятелем Слайдом.

Я молча кивнул, соглашаясь с очевидным.

Глебол продолжил, не сводя с меня взгляда:

– Хотел предостеречь тебя от ошибки. Ты можешь решить, что это именно они продолжили ссору, выпустили из камеры этого заключённого. Но это не так.

Я лишь сжал губы, сдерживая лишние слова. Хотя совершенно так не думал. К чему это он?

Помедлив, Глебол продолжил:

– Сам ведь сказал, что не слышал ни звука. А дверь в подземелья Кузни не зря не смазывали со дня строительства. Скажи мне, как возможно провернуть такой трюк?

Подумав, я осторожно ответил:

– Это был адепт внешних техник? Он накинул на себя пелену тишины?

Да к чему это Глебол вообще сказал? Сначала говорит – не они, а теперь сам намекает на это. Они ведь все не наследники, у них как раз талант к внешним техникам, не зря же Бихо складывал пальцы в печати перед тем, как я засветил ему в глаз.

Глебол снова кивнул:

– Именно. Уверяю ни у Бихо, ни тем более Слайда нет подобных талантов, иначе они бы не поступили на обучение в Кузню, а пригодились бы и в своих Домах. Это был не меньше чем Возвышенный плетущий. Чужой Возвышенный, который не принадлежит Великому Дому Верде. И я, как старший наставник Кузни Крови, просто обязан найти этого человека и наказать, чтобы сохранить лицо. Поэтому и прошу, чтобы ты молчал об этом проишествии.

Я приложил руку к груди:

– Слово Албо, наследника Денудо – я выполню своё обещание.

Глебол отвернулся, потеряв ко мне интерес, на ходу бросил одному из стражников:

– Выдай ему новую одежду и проводи в дортуар.

Я удивлённо вскинул брови. Выходит, и у несчастья есть хорошие стороны. Я-то думал, что мне всё равно придётся досиживать здесь оставшиеся дни. Отличная новость.

Стражники не только принесли мне новый халат со штанами и чистую рубаху, но и дали возможность смыть с себя кровь. Хотя, будь по-другому, я бы удивился. Отлично я бы выглядел, вернувшись к остальным залитый кровью и упрямо молчащий. Халат, кстати, оказался с точно таким же узором пламени, как и на Глеболе. Пламя? Пламя для Кузни? Интересная замена гербу Великого дома Верде.

Сквозь узкие окна неярко светило солнце. Рассвет. Перед дверями дортуара спросил у провожавшего меня стражника:

– Сколько дней я там просидел?

– Девять.

Я кивнул и тронул створку. Итак, через девять дней после своего прибытия в Кузню, я наконец-то начну обучение.

Меня встретили десятки взглядов. На глаз я бы сказал, что в огромном зале стояла в два ряда сотня кроватей. Но парней здесь не больше шести десятков. И кровати заняты подряд. Выходит, моей станет самая крайняя свободная, в середине дортуара.

Я шагнул. Камень коридора под ногами сменился деревом дубовых кирпичей. Стражник прикрыл за мной дверь, а я сложил перед собой ладони и громко сообщил:

– Достопочтенные идары, я лорд Лиал, сын Нумеро, владетеля Малого дома Денудо.

Опустил руки и всё так же сопровождаемый десятками взглядов, двинулся мимо кроватей и своих соучеников. Где-то на середине в проход шагнула знакомая светловолосая фигура. Бихо насмешливо спросил:

– Достопочтенный Лиал, а за какие заслуги тебе сократили срок наказания? Неужели за ежедневные униженные просьбы пожалеть тебя?

Я крепко сжал губы, сдерживая рвущиеся с них слова. Заставил себя думать, перебирать в голове десятки ответов. Через три шага, уже почти поравнявшись с презрительно глядящим на меня Бихо, нашёлся и возразил:

– Не суди всех по себе, достопочтенный Бихо.

Клянусь Хранителем севера, он зашипел и сжал кулаки!

Сдержав улыбку, я прошёл мимо, добрался наконец до крайней, аккуратно застланной кровати и бросил на неё седельные сумки. Хорошо, что у меня в них не было еды. За эти девять дней там бы всё протухло.

Дальше, за пустыми кроватями у торцевой стены я заметил умывальню. Невольно коснулся рукой лица. Даже пальцы, казалось, все ещё пахли кровью. И тут же двинулся туда.

Плеснул на лицо водой, но она стекала с меня чистой, не оставляя кровавых разводов на камне.

Мне лишь чудится, что я по-прежнему в крови этого каторжника. Жил безвестным и умер в подземельях безвестным. Мне стоит забыть о нём.

Повернувшись, я сразу же заметил возле своей кровати троих парней. Едва слышно, пользуясь тем, что рядом никого нет, выругался. Как-то в темноте карцера было спокойней. Если не учитывать каторжника.

Не подавая виду, двинулся спокойным шагом обратно.

Когда мне оставалось сделать три шага, стоящий первым, парень с чёрными, как смоль волосами приложил ладонь к груди:

– Позволь представиться, Трейдо, сын Алто владетеля Дома Трензар, – отняв руку, он повёл ей, указывая на стоящих рядом. – Хасок, сын Ирмая, владетеля Первого дома Севера Хонесто, Браур, сын Патио, владетеля Дома Инсого.

Я остановился. Трейдо с запада, Хасок сын владетеля самого сильного из Великих домов нашего севера. Он и именовал его Дом так, как не делают официально уже лет пятьдесят.

В голове сразу же зазвучал голос отца, советовавшего держаться здесь вместе с остальными северянами. Дом Инсого тоже лежит на севере. Странно лишь то, что заговорил со мной и представил остальных не Хасок, сын владетеля Хонесто, ведь его отец выше любого из этих двоих.

Всё это мгновенно промелькнуло в голове, пока я оглядывал парней. Браур был чистокровный житель Скеро. Ни следа другой крови: белоснежные волосы, серые глаза. А вот у Хасока на щеке сияла голубым огромная метка, занимавшая половину щеки. Кровь Реола. Очень много крови Реола.

Я с трудом отвёл глаза от сплетения трёх стрел и кольца. Зато сразу вспомнил услышанную от парней на ярмарке историю про его отца, владетеля Ирмая. Вернувшись с юга после последнего большого сражения с Риолом, он привёз с собой реолку. Поговаривали то ли пленница, то ли выкуп от её Дома. И третий сын у него был от неё.

Поняв, что молчание затягивается и дольше подбирать слова становится уже просто невежливо, я наконец ответил:

– Рад познакомиться, идары. Чем обязан?

Ответил мне снова Трейдо и он явно умел гораздо лучше меня складывать слова. Речь его струилась плавно, вежливо, словно он целый день готовился к этому разговору:

– Нам нужно познакомить тебя с тем, что ты пропустил, пользуясь гостеприимством старшего наставника Глебола, – жестом указав себе за спину, Трейдо сообщил. – Здесь собраны отпрыски всех сторон света нашего королевства. И как это всегда водится, они тут же начали дружить по интересам, – новое движение ладони, которой он очертил стоящих рядом с ним. – Мы с товарищами предлагаем тебе держаться вместе.

И снова я несколько раз подумал, прежде чем ответить:

– Хонесто, Инсого, – я кивнул им и приветствовал их как идар идара добавив. – Север.

Они тут же повторили мой жест. На лице Хасока при этом мне почудилась тень улыбки.

Трейдо заговорил, не дожидаясь, пока я подберу слова для него:

– Ну а я Запад. И здесь нечему удивляться. Многие приехали в Кузню заранее и мы здесь уже много дней выясняем, кто богаче, влиятельней, наглей и лучше может ранить словами, раз уж у нас пока запрещены внешние техники.

Хасок хмыкнул:

– Ну как раз Лиал вывернулся и без всего этого.

Трейдо пожал плечами:

– Лично для меня цена дороговата. Пока ещё не началось обучение – это ещё куда ни шло, но уже с завтрашнего дня… – помедлив, он жёстко добавил. – Я не для этого приехал сюда.

Я промолчал, а через миг на лице Трейдо вновь сияла улыбка и он продолжил как ни в чём не бывало:

– У нас здесь спесивая столица, которая кичится своей древностью и богатством. Наглый юг, который считает остальных неженками, что прячутся за их спинами. Бедный север, у которых есть только снег и гордость. Надменный восток, измученный набегами с моря. И запад, который устал тянуть всех их на своём горбу.

Я невольно подобрался, бросил быстрый взгляд за спину Трейдо. Ближайшие кровати пусты, их хозяева толпятся дальше, и его никто не слышал. А он продолжал и в его словах яда стало только больше:

– И, конечно, никто не присылает в Кузню сыновей, которым хоть что-то светит из наследства. Кому, как не нам, которые никогда не станут главами земель, выплеснуть здесь все накопленные нашими Домами обиды? Отцы победивших в грядущих схватках будут улыбаться, тыкая этим в глаза отцов проигравших. А тем останется лишь скрипеть зубами.

Хасок хмыкнул:

– Не бледней так, Лиал. Трейдо ведь ни словом не задел короля и безусловно верен ему. И, конечно, преувеличивает и сгущает краски.

Тот кивнул:

– Может и так, но две трети тех, кто смеётся сейчас позади нас – из центральных земель. Юг объединился с востоком. Западу здесь остаётся лишь примкнуть к северу. И если Лиал присоединится к нам, то нас станет уже шестеро.

Помедлив, я обошёлся без слов – просто поднял руки в вежливом жесте.

От входа в дортуар раздался мощный бас Глебола:

– Птенцы! На построение!