Текст книги "Против течения. Интеллектуальная история свободной торговли"

Он выражал согласие со своими современниками в том, что импорт вносит значимый вклад в формирование совокупной занятости, вне зависимости от того, является это влияние благотворным или нет. Вместе с тем Барбон осознавал бартерную природу торговли – «ведь все иностранные товары ввозятся к нам в обмен на наши, так что запрет на иностранные изделия совершенно определенно препятствует производству и экспорту великого множества наших товаров» [Barbon, 1690, 71ff]. Он также подвергал критике протекционистские меры: «Когда чинят препятствия ввозу некоторых видов товаров или полностью запрещают его, то в обоснование этого говорят о выгодах для торговцев и об увеличении потребления аналогичных товаров отечественного производства; однако это может обернуться убытком для страны», при этом убытки, согласно Барбону, порождаются падением таможенных доходов и общим уменьшением занятости.

И все же, несмотря на все вышесказанное, точка зрения Барбона на торговую политику оказывается достаточно близкой к общепринятой. Да, он отмечал, что все страны осознают преимущества от обмена обработанных товаров на товары, не подвергавшиеся обработке, но настаивал на том, что, если все будут следовать этой политике, торговля прекратится, что разрушит всякую страну, занимающуюся торговлей. Однако Барбон говорит здесь только о запретах, и его позиция становится совершенно иной, как только речь заходит об импортных пошлинах: «Если ввоз иностранных товаров препятствует изготовлению и потреблению товаров местных, что случается довольно редко, то средством избавления от этого недостатка не должно быть запрещение [ввоза] этих товаров, но вместо этого нужно наложить на них такие высокие пошлины, что они всегда будут дороже тех, что изготавливаются в стране, – потреблению иностранных товаров воспрепятствует их дороговизна» (ibid., 79). Это положение, разумеется, противоречит позиции защитника свободной торговли.

Дадли Норт в своих «Рассуждениях о торговле» («Discourses Upon Trade», 1691) выражает согласие с Барбоном в том, что слишком многие авторы, в общей форме выражая заинтересованность в свободной, открытой и растущей торговле, скатываются к поддержке запретов, когда речь заходит о конкретных проектах. Трактат Норта, как и трактат Барбона, представляет собой весьма примечательное сочинение для своего времени, но и он так же переоценен в качестве одного из первых письменных свидетельств в пользу свободной торговли, каковым он считается. Норт посвятил свою короткую брошюру в основном критике ростовщичества и ограничений на экспорт денежного металла, каковой металл он считает товаром, подобным всем другим товарам. Торговая политика обсуждается здесь весьма кратко, а выводы о благотворности свободной торговли сформулированы фрагментарно и без всякой попытки логически обосновать их. Норт трактует международную торговлю как «перемещение излишков» между странами, и прибегает к аналогии, согласно которой страна в мировой торговле похожа на город в торговле между городами в пределах королевства, и на семью в торговле между разными семьями в пределах одного города. Он заключает, что «законы, затрудняющие торговлю, как внешнюю, так и внутреннюю, в отношении денег или других товаров, не способствуют тому, чтобы сделать народ богатым… поскольку никакой народ не становится богаче от политики, – народы богатеют вследствие мира, труда и свободы, которые приносят торговлю и богатство» [North, 1691, 2, (28)]. Ирония состоит в том, что большинство меркантилистов скорее всего согласились бы с такой позицией в общем и целом, продолжая считать пошлины тем средством поддержки торговли, которое может принести еще больше преимуществ. Так или иначе, сочинение Норта имеет слишком беглый характер и содержит слишком мало теоретического анализа, чтобы считать, что Норт сыграл какую-то значимую роль в экономико-теоретическом обосновании свободной торговли[69]69
  Предисловие к «Рассуждениям», написанное, очевидно, братом Норта (как установил Уильям Летвин, см. [Letwin, 1951]), содержит наиболее аргументированное утверждение о свободной торговле во всем трактате: «Сегодня может показаться странным, когда говорят, что в том, что касается торговли, весь мир подобен одной стране или одному народу, и что поэтому страны представляются отдельными людьми. И что убыток в торговле одной страны не является убытком одной только этой страны, но для всей торговли он представляет собой потери и убытки, поскольку все рассматривается совместно. Что не может существовать торговли, которая не была бы прибыльной для страны, поскольку если такое произойдет, то люди прекратят эти торговые операции, и если процветают торговцы, то страна, частью которых они являются, тоже процветает». Это предвосхищает целый ряд аргументов в защиту свободной торговли, выдвинутых позже.


[Закрыть].

Однако вскоре после появления сочинений Барбона и Норта был опубликован ряд других важных работ. Непосредственным толчком к новым дискуссиям о торговой политике, которые привели к прояснению теоретических оснований тезиса о благотворности свободной торговли, стали события, начало которых относится к середине 1690-х гг., когда Ост-Индская компания стала поставлять из Индии в Англию огромные партии хлопчатобумажных тканей. Этот импорт сильно осложнил рыночную ситуацию для английских изготовителей тканей из хлопка, что породило шумную кампанию за ограничение импорта готовых тканей из Индии и вызвало первую настоящую общественную дискуссию в Англии – не только о том, нужна ли свободная торговля в контексте проблемы торговых монополий, но и о том, нужна ли свободная торговля в контексте сохранения или ликвидации режима беспрепятственного ввоза хлопчатобумажных изделий[70]70
  Обзор этой дискуссии см. в [Thomas, 1926].


[Закрыть].

Сторонники протекционистских мер указывали на то, что этот импорт разрушает отечественные мануфактуры и приводит к обнищанию страны. Поллексфен рисовал картины разорения в случае, если ввоз этих товаров не будет ограничен: «В противном случае эти товары из Индии останутся самыми дешевыми, и все покупатели уйдут на наиболее дешевый рынок, что повлияет на земельную ренту и обернется увеличением бедности работников в нашей стране, заставляя их либо уезжать в поисках заработка в иностранные порты, либо впадать в нищету и становиться объектом заботы церковных приходов» [Pollexfen, 1697, 18]. Такова была суть позиции противников импорта, которые фокусировались преимущественно на том, что дешевый импорт уменьшает внутреннее производство, лишая работы отечественных работников. Поллексфен сделал одну уступку, заявив, что «если страна придерживается умеренности в потреблении, то законы, регулирующие производство, могут и не быть совершенно необходимым средством для ограничения потребления иностранных товаров, а также средством для увеличения или стимулирования нашей собственной обрабатывающей промышленности» (ibid., 47). Однако с помощью повышения импортных пошлин можно увеличить цену конкурирующего импорта, что позволит отечественным фирмам увеличивать продажи на внутреннем рынке, предотвращая тем самым безработицу в этих обрабатывающих производствах.

Один из авторов, оставшийся неизвестным, выражал опасения, что результатом конкурирующего импорта может стать «исчезновение отечественного производителя», и предупреждал, что «отток нашего денежного богатства для ввоза такого изобилия готовых изделий похож на истечение нашей чистой и полной жизненных соков крови из вен человека и наполнение их водянистой телесной жидкостью»[71]71
  Цит. по [The Great Necessity and Advantage of Preserving Our Own Manufacturing, 1697, 9].


[Закрыть]. Общепринятая точка зрения, состоявшая в том, что продолжение неограниченного импорта вызовет уменьшение занятости и приведет к обнищанию страны, позже была исчерпывающе подытожена Дэвидом Клейтоном, который писал: «Вы можете столь же успешно убеждать меня в том, что черное – это белое и что тьма – это свет, сколь уговаривать, что увеличение незанятых рабочих рук есть верный способ обеспечить наше процветание, а вывоз наличности за границу способен обогатить нас» [Clayton, 1719, 9].

Вместе с тем были выдвинуты и новые аргументы в защиту неограниченного импорта. Два ключевых момента, характерных для нарождающейся доктрины свободной торговли, кратко сформулировал Гарднер. Во-первых, «если предлагаемые ограничительные меры будут введены в действие, это обогатит только небольшое число изготовителей тканей и их торговых агентов, лишив всю страну средств, необходимых для увеличения ее богатства» [Gardner, 1697, 3–4, 9]. Во-вторых, «ввоз иностранных товаров, продающихся за половину той цены, по которой мы можем продавать товары внутреннего производства, если мы сможем предоставить работу нашим людям, позволит посредством этого сохранить огромные денежные суммы». Таким образом, Гарднер отметил, что лишь немногие получат непосредственную выгоду от введения ограничений на импорт, тогда как множество других будут вынуждены переплачивать за такие же изделия, что уменьшит их возможность расходовать деньги на иные нужды. Более того, работники, потерявшие работу из-за конкурирующего импорта, могут найти ее в других производствах, а страна в целом сможет сберечь ресурсы, поскольку она будет приобретать импортные товары по более низким ценам, чем они были бы в противном случае.

В своем знаменитом сочинении, вышедшем в 1696 г., «Очерк об Ост-Индской торговле» («Essay on the East-India Trade») Чарльз Давенант разбирает тезис о том, что импорт хлопчатобумажных изделий отрицательно сказывается на внутреннем производстве шерстяных и шелковый тканей. Он начинает с того, что селективные меры торговой политики, принимаемые к отдельным производствам, неразумны, поскольку торговля одними товарами взаимосвязана с торговлей другими товарами. «Все торговые операции зависят одна от другой, и одна порождает другую, и убыток в одной зачастую приводит к убыткам в доброй половине других» [Davenant, 1696, 22]. Когда речь заходит об опасностях, которые импорт хлопчатобумажных тканей несет производителям шерсти, тон Давенанта становится торжественным, а аргументы неотразимыми:

В нашей стране торговля составляет предмет общей заботы, но за каждой отдельной ее отраслью стоит частный интерес. Благоразумие законодательной власти состоит в том, чтобы применять равную меру к поощрению их всех, и в особенности в том, чтобы способствовать такой торговле, которая увеличивает капитал страны и приводит к приращению богатства нашего королевства, рассматриваемого как коллективное тело. По своей природе торговля свободна, она изыскивает свои собственные пути и наилучшим образом следует своему собственному способу действий; и все законы, задающие ей правила и направления, ограничивающие и стесняющие ее, могут служить лишь частным целям частных лиц, но редко приносят выгоду обществу. Правительства, если говорить об их отношении к торговле, должны окружать благотворной заботой торговлю в целом, и в общем случае они должны предоставлять действовать побочным причинам самим по себе, принимая во внимание все связи и цепочки, посредством которых отдельные отрасли торговли связываются воедино. <…> Все потоки товаров, каковы бы ни были эти товары, по большей части приносят стране одно лишь благосостояние. <…> Законы, принуждающие потреблять одни товары и запрещающие использовать другие, будут достаточно хорошо работать только там, где торговля ведется по приказу, представляя собой нечто искусственное. <…> Но в странах, ведомых разумом, и способных с помощью разума приспосабливаться к разнообразным ситуациям, такие законы излишни, неестественны и не порождают никаких последствий, которые могли бы способствовать бы общему благу [ibid., 25ff].

Давенант настаивает на том, что наилучший способ поощрения шерстяной отрасли состоит не в искусственном стимулировании производства путем принятия специальных законов и применения повышенных импортных пошлин для увеличения внутренних цен, а в поощрении производств, способных производить недорогие изделия, что приведет к понижению цен. Дешевые изделия позволят отечественным производителям продавать по ценам, более низким, чем у иностранных фирм, что отпугнет другие иностранные фирмы от входа на внутренний рынок. «Но этого никогда нельзя будет добиться, если мы установим для шерсти искусственно высокие цены, по которым она будет продаваться у нас». Он делает вывод о том, что «поставки товаров из Ост-Индии, которые иногда мешают отечественным производителям шерсти, без сомнения должны быть разрешены; но главный вопрос, заслуживающий рассмотрения, состоит в том, каким образом обеспечить наиболее дешевые поставки в нашу страну» [ibid., 32ff].

Говоря о шелке, Давенант опять формулирует утверждение общего характера:

Все преобладающие воззрения являются ложными – они ложны в том, что все они выдают себя за основанные на непосредственной природе вещей. Уже само разнообразие продуктов производства, сделанных в разных землях и в разных странах, есть признак того, что провидение предназначило эти земли и страны к тому, чтобы они были полезны друг другу, и поставляли друг другу все необходимое. И подобно тому как было бы великой глупостью принуждать молодого человека к таким занятиям, к которым он не приспособлен ни по своему разуму, ни по своим склонностям, нет никакого благоразумия в попытках силой насадить в стране как потребление определенного товар, так и какую-то конкретную отрасль производства, которым не соответствуют ни родная почва, ни склонности народа [ibid., 34ff].

Попытки внедрить отрасль производства там, где она не развивается естественным образом, или там, где для нее нет условий, неизменно имеет пагубные последствия, – «торговля, к которой принуждают такими способами, не приносит естественной прибыли, но является вредной для общества». Давенант утверждал, что производство шелка в Англии было затеяно искусственно, что оно не подходит для английских условий («какие бы поощрительные меры ни принимались, у нас эта отрасль процветать не может»), и, таким образом, оно лишь отвлекает работников от более продуктивных занятий. Изменения структуры занятости вследствие конкуренции со стороны импорта не имеют большого значения, поскольку труд может перемещаться от одного занятия к другому: «В мирное время и в периоды полной занятости высвободившиеся рабочие руки могут перемещаться от одной работы к другой, безо всякого вреда как для себя, так и для общества». Шелк можно намного дешевле производить за рубежом, и это говорит о том, что работники, в настоящее время занятые в отечественном производстве шелка, могли бы с большей выгодой трудиться в любом другом месте. Давенант сомневается в эффективности покровительства младенческим отраслям даже в том случае, если бы производство шелка соответствовало английским условиями (хотя он и развил этот тезис более детально): «Но несмотря на то, что, заставляя природу или всячески задействуя искусства и ремесла, мы можем усовершенствовать производство шелка, если мы посмотрим на это с другой стороны, мы должны будем признать, что такое стимулирование скорее всего не будет ни благоразумным, ни соответствующим интересам страны». Более того, ограничения на импорт хлопчатобумажных изделий из Ост-Индии вынудят торговцев закупать аналогичные товары в других местах и по более высоким ценам.

Это означает, что Давенант выигрывает дело о защите свободной торговли в терминах, основанных на экономико-теоретических аргументах. Его утверждения представляют собой критику протекционизма, и в той же мере они являются позитивной аргументацией в пользу свободной торговли. Хотя он с большой страстью продвигает точку зрения, согласно которой существует некий естественный подход к торговле и государство не может улучшить торговлю, но вполне может помешать ей, Давенант никогда не заходит настолько далеко, чтобы отстаивать laissez faire в его чистом виде: «Увеличение нашего благосостояния и средств существования может быть обеспечено не насильно, а естественно; и здесь законодательная власть может действовать ко благу, с должным благоразумием и мудростью… а предусмотрительность государства состоит в том, чтобы следить за тем, чтобы те или иные отрасли торговли и производства, а также капиталы не становились убыточными или даже опасными для общества» [Davenant, 1696, 37–38]. В другом своем сочинении Давенант обнаруживает склонность одобрять вмешательство в торговые дела: «Если бы английская торговля, являющаяся объектом всеобщей заботы, стала предметом деятельности особого совета, составленного из людей опытных и сведущих в этом деле, и если бы такой совет имел достаточно власти, данной ему законами, то наши торговые операции, возможно, в большей мере отвечали бы общим интересам и были бы в большей мере направлены на увеличение благосостояния королевства» [Davenant, 1698, 128, 133]. Управление торговлей, осуществляющееся таким образом, могло бы включать в себя и законы, регламентирующие потребление (законы против роскоши и другие), «например, законы, запрещающие использование товаров, поставляемых из тех стран, к которыми у нас имеется отрицательное сальдо торгового баланса, или из таких, торговля с которыми, является для нас вредоносной»[72]72
  С другой стороны, Давенант писал, что «нет ни одной страны, в которой не было бы множества законов, регламентирующих потребление, но среди них едва ли найдется такая, в которой они соблюдаются или действуют к общему благу» (см. [Davenant, 1696, 49]).


[Закрыть]. Однако он же отмечает, что «стране, имеющей заметное отрицательное сальдо торгового баланса со всякой другой страной, весьма мало помогут повышенные пошлины на ввоз», имеющие целью блокировать импорт, равно как для нее будут бесполезны и меры по поощрению экспорта[73]73
  Уодделл (см. [Waddell, 1958, 281]) и другие авторы настаивают на том, что Давенант был меркантилистом, так как его волновала проблема общего торгового баланса. Для наших целей значимым вопросом является не то, выражает ли автор беспокойство по поводу платежного баланса при тех или иных условиях, а то, считает ли он полезным прибегать к ограничению импорта. По этому критерию Давенант может считаться сторонником свободной торговли своей эпохи или, по меньшей мере, противником протекционизма – даже если он исходит из общего контекста рассуждений о торговле, общепринятым элементом которого была доктрина благоприятного торгового баланса, и даже несмотря на то, что он был против свободы торговли, предполагавшей ликвидацию монопольных и исключительных торговых привилегий, выдававшихся конкретным компаниям. Особенно обоснованной такая оценка Давенанта представляется в свете его предложений о замене таможенных пошлин налогами на потребление, что было ключевым пунктом любой программы сторонников свободной торговли в ту эпоху, когда таможенные доходы составляли значительную часть всех поступлений в государственную казну. Давенант первым предложил эту схему (см. [Davenant, 1695, 30–31]), которую он позже развил и обосновал следующим образом: «…для того чтобы измыслить какой-то способ облегчения таможенного бремени и обеспечить равную для всех меру поощрения, посредством установления обязательных платежей, которые были бы равнозначными для всех товаров, когда они попадают к розничным торговцам, следует облагать не импорт товаров, а их потребление» (см. [Davenant, 1698, 230]). Однако в этом же трактате он отстаивает позицию, прямо противоречащую вышесказанному, утверждая, что «умеренные пошлины, которые не могут заставить другие страны не заключать с нам сделок, способны лишь побудить наш народ приложить свои старания к торговле, т. е. к той сфере, где их личное богатство будет наилучшим образом соответствовать общему благу». Эта краткая сентенция, однако, не отражает общего содержания других его утверждений.


[Закрыть].

Однако одно дело формулировать подобные утверждения в поддержку свободной торговли, и совсем другое – снабдить их твердыми экономико-теоретическими основаниями. Давенант продвинулся дальше всех по этому пути, по крайней мере если речь идет об этой конкретной дискуссии, в ходе которой и он, и Гарднер бегло коснулись (и не развили в должной мере) ключевого пункта аргументации: импорт нельзя рассматривать как потери страны или как затраты, которые она вынуждена нести, чтобы поддерживать экспорт. Импорт нужно трактовать как способ недорого получать те или иные товары, причем получать косвенным путем, посредством экспорта. Но что действительно заслуживает упоминания, так это трактат, в котором эта идея была доведена до стадии развернутого экономико-теоретического положения, обосновывающего свободную торговлю. Речь идет о книге Генри Мартина «Соображения о торговле с Ост-Индией («Considerations upon East-India Trade»), впервые опубликованной в 1701 г.[74]74
  По поводу того, что именно Мартин является автором этой книги, долгое время существовали большие сомнения, которые полностью развеяны Кристин Маклеод (см. ее статью [Macleod, 1983]). Интересно, что и Джейкоб Вайнер, и Йозеф Шумпетер посвятили Мартину всего по десятку фраз (см. [Viner, 1937, 104–105] и [Schumpeter, 1954, 373–374; Шумпетер, 2001, 491]).


[Закрыть] Работа Мартина в высшей степени необычна – в действительности она представляет собой настоящее экономико-теоретическое сочинение, предмет которого анализируется с высокой степенью ясности и последовательности. Свежий подход Мартина к экономическим темам намного опередил подход современников, и не будет большим преувеличением предположить, что он превосходит даже Адама Смита – в том, что касается оригинального вклада в экономическую теорию, выводы которой говорят в пользу свободной торговли. Подобно Смиту, Мартин продемонстрировал тонкое понимание благотворных экономических последствий соперничества и конкуренции.

В предисловии Мартин информирует читателя о том, что «бо́льшая часть того, что вы прочтете на этих страницах, прямо противоречит общепринятым мнениям». В своем трактате Мартин выражает поддержку свободной торговле – как в современном ему значении термина, так и в том значении, которое этот термин имеет сегодня, – Мартин выступает и против монопольных ограничений торговли с Ост-Индией, и против ограничений на импорт индийских хлопчатобумажных тканей. Мартин хочет открыть ост-индскую торговлю для всех купцов, возражая против того, чтобы она была ограничена только теми, у кого есть лицензия, выдаваемая правительством, – он пишет, что такой режим торговли уменьшает конкуренцию: «Когда торговля открыта для всех, каждый купец стремится к разумному поведению, всегда опасаясь продешевить при продаже товаров на внутреннем рынке, всегда стараясь отыскать новые рынки в других странах; при таком порядке торговля осуществляется также и с меньшими затратами: таковы последствия необходимости и подражания, т. е. того, что неизвестно в стране, где торговлю ведет единственная компания» [Martyn, 1701, 21]. Мартин со всей ясностью показывает, каким образом подобный режим может сделать торговлю с Ост-Индией менее доходной для тех купцов, которые вели соответствующие операции в то время, когда эти монополии существовали, поскольку торговля, открытая для всех, понизит норму доходности до уровня, сравнимого с нормой доходности от торговли по другим направлениям, но это же сделает торговлю с Ост-Индией более выгодной для страны в целом, поскольку объемы торговли вырастут. На довод о том, что компании, обладающие монопольными торговыми привилегиями, нуждаются в них, чтобы иметь возможность финансировать мероприятия по охране торговых путей и поселений, Мартин отвечал, что свободная торговля может быть допущена, если такие услуги начнет предоставлять государство: «Необходимые форты и замки могут содержаться на государственный счет – и эти расходы могут даже лучше финансироваться, так как следствием открытия торговли для всех станет увеличение государственных доходов» [ibid., 28].

Неопровержимые и наиболее оригинальные моменты сочинения Мартина связаны с применением принципа разделения труда к международной торговле. Разумеется, тот факт, что разделение труда приносит выгоды, отмечался еще Платоном и Ксенофонтом, а во времена Мартина – Уильямом Петти (правда, в немногих и кратких абзацах), однако его никогда не рассматривали в контексте международной торговли. Мартин сравнивает импорт дешевых индийских тканей из хлопка с изобретением трудосберегающего оборудования или с новой технологией производства готовых изделий, при которой пониженные затраты труда обеспечивают повышенный выпуск хлопковых тканей, если этот труд будет задействован на производстве других товаров, которые экспортируются из Англии. «При импорте изделий из Индии может быть задействовано меньше рабочих рук, чем в случае, если бы все эти изделия производились в Англии, так что дозволение потреблять индийские изделия представляет собой разрешение, чтобы лишь немногие производители английских тканей потерпели убытки… закон, предписывающий нам потреблять ткани только английской выделки, обязывает нас сперва произвести их, т. е. обязывает нас задействовать для их потребления труд многих работников, тогда как при свободном импорте для такого же потребления достаточно использовать гораздо меньше работников» [ibid., 47–48]. Аналогия, которую проводил Мартин, сводилась к следующему: «Если то же количество работы выполняется одним, тогда как раньше на это требовалось трое; и если при этом двое вынуждены оставаться праздными, то королевство как до этого не получало ничего от лишней занятости двоих, так ничего не потеряет и после того, как их праздность станет явной» [ibid., 24].

В контексте международной торговли это выглядит следующим образом: «Если девять человек могут произвести в Англии не более трех бушелей пшеницы, и если с применением такого же количества труда они могут доставить из другой страны девять бушелей и использовать их в сельском хозяйстве своей страны, это будет означать использование девяти человек для производства работы, не превышающей ту, что может быть выполнена тремя» [ibid., 55]. Протекционизм, будучи растратой ресурсов, равносилен отказу от полезного труда: «…это аналогично требованию, чтобы вещи изготовлялись трудом многих, когда те же вещи могут быть изготовлены трудом немногих; это то же самое, что обязать многих работать безо всякой цели, без прибыли для королевства, что представляет собой растрату их труда, который мог бы приносить прибыль в ином случае» [ibid., p. 57]. «Применять здесь, в Англии, большее количество рук для производства готовых изделий, чем это необходимо для того, чтобы доставить такие же изделия из Ост-Индии, означает не только использовать многих безо всякой прибыли, это также означает потерю труда такого множества рук, которое с великой прибылью для королевства могло бы использоваться в любых других занятиях» [ibid., 54].

Как и Давенант (однако совершенно без характерного для той эпохи пафоса), Мартин не считал высвобождение труда вследствие конкуренции со стороны импорта чем-то драматичным: «…мануфактуры снабжаются из Ост-Индии посредством труда много меньшего числа людей по сравнению с тем количеством труда, которое потребовалось бы для производства такого же количества товара здесь, в Англии; если вследствие этих мер любое количество рабочих рук будет всего-навсего освобождено от подобной бесприбыльной работы, то у таких производств будут убытки и эти убытки станут следствием подобного способа занимать людей, общество ничего не потеряет» [ibid., 59]. «Ост-Индская торговля разоряет английские мануфактуры, не приносящие прибыли, она удаляет людей с тех мест, где они не заняты, высвобождая их для тех мест, которые мы хотим сохранить» [ibid., 34]. Мартин подчеркивает важность этого, настаивая на том, что открытая торговля «представляет собой наиболее подходящий способ обеспечить всех работой». Труд может быть с большой выгодой задействован в других секторах, так как конкуренция с товарами из Индии понизит цены английских изделий-аналогов и тем самым повысит возможности английских изготовителей экспортировать свою продукцию. Он резко критикует распространенную точку зрения, согласно которой понижение цен на готовые изделия, вырабатываемые в Англии, понизит заработную плату занятых, проводя отчетливую разделительную линию между заработной платой, уплачиваемой работникам, и трудовыми затратами при производстве. При этом он вновь уподобляет торговлю с Ост-Индией увеличению производительности, которое понижает фактические затраты труда, но не заработную плату, получаемую работниками. Кроме того, конкуренция со стороны импорта стимулирует повышение производительности и в других отраслях. «И таким образом, Ост-Индская торговля, снабжая нас товарами ценою меньших затрат труда, который в конечном счете оказывается и более дешевым, весьма схожа по своему воздействию с изобретениями таких приемов ремесла и таких инструментов, посредством каковых изобретений можно делать и другие вещи с меньшими затратами труда и более дешево, что может понизить цены производимых благ, хотя заработная плата работников не будет понижена» [ibid., 66].

Тема выгод от увеличения производительности труда поднимается также в контексте частного случая использования доктрины вселенской экономики: Господь даровал людям свою благодать, сотворив море:

…так что наши нужды здесь, в нашей стране, могут быть удовлетворены посредством плавания в другие страны, что представляет собой минимальный и самый легкий расход труда. Так, например, мы получаем возможность пробовать специи Аравии, не ощущая зноя палящего солнца, под которым они произрастают; мы красуемся в шелковых тканях, которые наши руки никогда не имели случая выделывать; мы пьем вино из винограда, который никогда не возделывали; нам принадлежат сокровища, добытые в таких шахтах, которые мы никогда не рыли; мы вспахивали лишь океан, а пожинали урожай всех стран мира [ibid., 58–59].

В 1720 г. трактат Мартина был переиздан, и поэтому он не мог быть совсем не замечен его современниками. Однако не похоже, что его аргументация породила последующую дискуссию или вызвала попытки опровергнуть его, которые оставили бы следы в виде печатных работ. При этом Мартин вывел теорию международной торговли на новый уровень, сфокусировав внимание читателя на фундаментальных экономико-теоретических понятиях альтернативных издержек, эффективности и производительности. Торговля предстала не просто как обмен излишками, что предполагалось в рамках более слабой версии доктрины вселенской экономики. Даже прямая конкуренция импорта с торговлей изделиями внутреннего производства была сочтена выгодной, поскольку это усиливает конкуренцию и увеличивает эффективность экономики. Торговля ведет к росту производительности отечественного труда – в терминах количества поставляемых в конечном счете товаров, – и выступает как способ, посредством которого можно производить большее количество товаров, используя то же количество ресурсов отечественной экономики.

Работы Гарднера, Давенанта и Мартина – лучшее из того, что появилось в ходе полемики по поводу торговой политики в Англии на рубеже <XVII и XVIII> столетий. В XVIII в. все больше авторов стремились к тому, чтобы выразить свою поддержку свободной торговле товарами, несмотря на то что их уровень по стандартам работы Мартина был невысок и несмотря на то что никто из них завершил анализа, начатого работой Мартина, и не продвинул в сколько-нибудь значимой мере экономическую теорию свободной торговли. Отметим небольшое сочинение Айзека Жервеза, который проанализировал механизм международных платежей и его роль в установлении рыночного равновесия. Жервез проявил также большую проницательность и при обсуждении торговой политики, хотя его позиция по этому вопросу не породила столь же выдающийся результат, каким стал результат его исследования системы международных платежей. Жервез также использует понятие альтернативных издержек (издержек упущенных возможностей), чтобы поставить под сомнение утверждение, согласно которому государственное вмешательство способно увеличить совокупное благосостояние: «Никакая страна не может косвенно стимулировать увеличение или прямо увеличивать долю государства в частном производстве готовых изделий или сырья без того, чтобы не подавить оставшуюся долю; потому что, если имеется государственное субсидирование либо самого производителя, либо соответствующих перевозок, суммы, отпускаемые на это, служат к тому, чтобы привлечь к данному производству работников из других производств, имевших все шансы на успех» [Gervaise, 1720, 22].

О торговой политике Жервез писал следующее:

Там, где естественные масштабы производства одной или нескольких мануфактур, будучи необходимыми, все же недостаточно велики для удовлетворения всего спроса жителей, наилучший и безопаснейший способ добиться этого состоит в том, чтобы жители свободно снабжались импортными товарами, доставляемым к ним со всего мира; обложение импорта представляет собой не более чем вариант запретительной меры, а запреты лишь вынуждают мануфактуристов расширять производство сверх его естественного масштаба, причиняя тем самым ущерб тем, кто в соответствии с возможностями страны, не могущей удовлетворить весь спрос ее жителей в силу естественных причин, должен будет уменьшить или прекратить свой экспорт – до такого уровня, который, образуя их ущерб, составит выгоду, полученную теми, кто увеличит свое производство, каковое увеличение лишь на какую-то часть будет естественным, а в остальной части будет вызвано запрещением импорта. Рассмотрев все эти обстоятельства, мы можем заключить, что торговля никогда не находится в условиях лучших, чем в том случае, когда она ведется естественно и свободно; в торговле принуждение силой, равно силой законов ли, силой ли налогов, всегда будет чревато опасными последствиями – потому что хотя выгоды и преимущества ограничительных мер вполне ощутимы, но весьма трудно ощутить противоположные последствия соответствующих мер, которые всегда имеют по меньшей мере такой же масштаб, как и выгоды; Природа не дает свои плоды в одно мгновение, она делает болезненно резкими отрицательные последствия применения силы, которое, по общему правилу, является причиной зла, превышающего те выгоды, которыми стараются уравновесить это зло [ibid., p. 22–23].

Обратим внимание на подразумеваемое соображение, состоящее в том, что выигрыш, получаемый одним сектором, всегда вызывает сокращение торговли в других отраслях, – эта плата может не осознаваться, но от этого она не становится менее значимой. Подчеркнем еще раз: аргументы, подобные тем, что были высказаны Давенантом, опирались на аналогию с биологическими системами – понятие сбалансированности, будучи применено к различным видам экономической деятельности, позволило выдвинуть тезис о том, что государство может лишь нарушить этот баланс, расстроив естественные взаимосвязи, сложившиеся в экономике.