Текст книги "Женщина из Пятого округа"

Мне бы очень хотелось, но…

– Нет, – сказал я. – Я доплачу сверху.

Покончив с переводом, я вернулся в кафе Камаля и попросил его отправить миссис Пафнук номер, который ей требовалось знать для получения денег. Отправив сообщение, он встал из-за компьютера, прошел к бару и выставил на стойку бутылку виски «Джонни Уокер».

– Давайте выпьем за вашу честность и… за вашу глупость!

В течение часа мы уговорили почти всю бутылку. Давно уже я так не напивался, и ощущение было чертовски приятным. Камаль рассказал, что родился в Стамбуле, но приехал в Париж тридцать лет назад, пятилетним мальчиком.

– Мои родители были легальными иммигрантами, так что никаких проблем с властями. Но вот французская школа в Сен-Дени стала для меня настоящим кошмаром. Я ни слова не знал по-французски. К счастью, как и половина детей в школе. Но все-таки я довольно быстро освоил язык – деваться было некуда. А теперь… теперь у меня французский паспорт.

– Так вы, выходит, француз?

– Я ощущаю себя французом. Но французы по-прежнему видят во мне immigre[58]58
  Иммигрант.


[Закрыть]. Здесь навсегда остаешься чужаком, если только ты не коренной француз. Это не то что в Лондоне, где все чужаки, включая англичан, – вот уж где настоящая мешанина. А в Париже французы держатся французов, североафриканцы – североафриканцев, турки – турок. Tant pis[59]59
  Ничего не поделаешь.


[Закрыть]. Мне лично все равно. Так уж устроен здешний порядок.

Камаль не слишком откровенничал о себе. Сказал только, что у него есть жена и двое маленьких детей, но упомянул о них вскользь. Когда я спросил, как зовут детей, он сразу же сменил тему, поинтересовавшись, чем я занимался в Штатах. Услышав, что мой брак недавно распался, он спросил:

– А кто была та, другая женщина?

– Это длинная история…

– Где она сейчас?

– Это другая длинная история.

– Вы не очень-то разговорчивы.

– Так же, как и вы.

Мой собеседник еле заметно улыбнулся:

– Так чем вы теперь занимаетесь?

– Пытаюсь стать писателем.

– Это приносит доход?

– Никакого.

– Но как же вы живете?

– Очень скромно. Ровно через шесть недель мои денежные запасы иссякнут.

– И что тогда?

– Понятия не имею.

– Вы ищете работу?

– У меня нет carte de séjour[60]60
  Вид на жительство.


[Закрыть], к тому же американцам очень трудно получить здесь разрешение на работу.

– Вы могли бы поспрашивать в разных университетах и колледжах.

Нет, не мог – потому что там сразу начнут проверять мое прошлое и в первую очередь затребуют рекомендации из колледжа, где я преподавал в течение десяти лет. И стоит им узнать, что произошло…

– Это проблема, – сказал я.

– Понимаю, – тихо произнес Камаль и потянулся к пачке сигарет. – Выходит, дела у вас плохи?

– Можно и так сказать.

– Что ж… может, вас интересует какая-то работа?

– Как я уже сказал, я нелегальный…

– Это не имеет значения.

– Почему?

– Работа, которую я собираюсь вам предложить, тоже не совсем легальна, вот почему.

7

Работа была непыльной.

– Это должность ночного сторожа, – сказал Камаль. – Вы приходите в офис, сидите там, читаете, пишете, можете даже принести с собой радио или телевизор, если захотите. Приходить надо в полночь, уходить в шесть утра. Вот и все.

– Не может быть, чтобы это было «все», – возразил я. – Наверное, что-то еще…

– Ничего, кроме того, что я сказал.

– И что за контора? Каким бизнесом она занимается?

– А вот это вас уже не касается.

– Выходит, бизнес нелегальный?

– Как я уже сказал, вас это не касается.

– Наркотики?

– Нет.

– Оружие?

– Нет.

– Сексуальное рабство?

– Нет.

– Оружие массового поражения?

– Бизнес, о котором идет речь, всего лишь бизнес. Но, чтобы вас не мучили вопросы об этом бизнесе, лучше ничего о нем не знать.

– А если нагрянут копы?

– Этого не случится. Потому что они не знают о его существовании.

– Тогда зачем вам – им – нужен ночной сторож?

– Потому что нужен. Им. И на этом разговор окончен. Послушайте, друг мой, если у вас есть сомнения, лучше отказаться, пусть это и стоит триста евро за шестидневную неделю…

– Пятьдесят евро за ночь?!

– Ваши математические способности впечатляют. Выходит чуть больше восемнадцати евро в час – и делать ничего не нужно. Будете сидеть за столом, снимать трубку домофона в тех редких случаях, когда кто-нибудь позвонит, и впускать посетителей. Вот и все.

Разумеется, это было не все. Я знал, что за предложением Камаля стоит нечто противозаконное. А раз так – я рискую оказаться в потенциально опасной ситуации с угрозой для собственной свободы. Но куда сильнее моих сомнений была утешительная мысль: теперь уж все равно. Если у тебя отобрали самое дорогое, стоит ли переживать о том, что опускаешься еще ниже?

Теперь уж все равно… Какое облегчение несет эта мысль. Теперь уж все равно, поэтому и рисковать нечем. Тем более что нужны деньги.

– Я бы предпочел шестьдесят пять евро за ночь, – сказал я.

Легкая улыбка Камаля. Он понял, что я сдался.

– Я уверен, что с этим выйдет, – сказал он.

– Я действительно не соглашусь на меньшее.

– Вы согласитесь на эту работу за любые деньги, – ответил он.

– Не обольщайтесь.

– Согласитесь. Выбора у вас нет.

В голосе турка не было ни враждебности, ни торжества – лишь спокойное подтверждение истины. Я промолчал. Камаль снова наполнил мой стакан. Виски прошло, не обжигая, – моя глотка уже получила анестезию после выпитого ранее.

– Не надо так волноваться, – сказал Камаль, закуривая сигарету.

– Я и не думал волноваться.

– Вы в постоянном напряжении. Идите домой, проспитесь и завтра вечером, к шести часам, приходите сюда. К тому времени у меня будут новости.

Я вернулся, как было сказано, следующим вечером. Камаль – как всегда с телефоном в руке – жестом показал мне на компьютер. Меня дожидалось электронное сообщение. Это было письмо от жены Аднана. Закончив разговор, бармен перевел его для меня.

«Уважаемый мистер Рикс!

Деньги поступили сегодня утром. Я была поражена суммой – еще раз выражаю вам огромную благодарность за то, что вы сделали. Эти деньги буквально спасли нам жизнь. Да благословит Господь вас и ваших близких!»

Нет у меня никого из близких.

– Вы сделали доброе дело, – сказал Камаль. – А добрые дела всегда вознаграждаются.

– Не всегда.

– Вы большой циник. Но в данном случае это правда. Вы получите свои шестьдесят пять евро за ночь. Хозяин поначалу сопротивлялся.

– А кто хозяин?

– Эта информация не представляет для вас интереса.

– Ладно, – кивнул я. – Когда приступать к работе?

– Сегодня ночью, если вас устроит.

– Отлично.

– Будьте здесь в половине двенадцатого, я отведу вас.

– Далеко отсюда?

– Нет.

– А как я буду получать деньги?

– Каждый день, после часу дня, вас будет ждать конверт. Здесь вы заканчиваете работу в шесть утра, так что за жалованьем приходите, как проснетесь. Кстати, хозяин сказал, что вы должны работать шесть дней в неделю, но, если вы хотите седьмой день…

– Хочу.

– Договорились.

– Я могу брать с собой компьютер и книги?

– Берите все, что вам понадобится, чтобы не уснуть. Поверьте, делать ничего особенного не придется.

Расставшись с Камалем, я спустился по Фобур Сен-Мартен и за тридцать евро приобрел маленький транзистор – он пригодится мне на… работе. Потом я вернулся к себе, открыл банку с супом, отрезал кусочек сыра, хлеб и съел свой незатейливый обед под музыку Берга и Бетховена на «Франс-Мюзик». Через час я заварил целый кофейник кофе и весь выпил. Мне предстояла длинная ночь.

В интернет-кафе я вернулся с поклажей – в моей сумке лежали лэптоп, транзистор, блокнот с ручкой и роман Сименона «Три комнаты на Манхэттене» на французском. Камаль уже закрывался. Увидев меня, он полез в холодильник и достал две большие бутылки минеральной воды «Эвиан»:

– Вот, пригодится ночью.

Мы вместе вышли на улицу. Камаль опустил стальные ставни, достал из кармана ключи, запер висячий замок и жестом показал следовать за ним вниз по улице де Птит Экюри.

– Идти недалеко, – сказал он.

В конце улицы мы свернули на Фобур-Пуассоньер, перешли на другую сторону, прошли мимо бутика какой-то марки мужской моды… Я хорошо знал этот участок, поскольку он находился прямо за углом моего дома. Однажды я купил здесь в греческом сувлаки-баре сэндвич (по счастью, остался жив) и как-то даже побаловал себя комплексным обедом за семь евро в traiteur asiatique[61]61
  Азиатский трактир.


[Закрыть]. Но я никогда не обращал внимания на подворотню по соседству с этой забегаловкой на четыре стола. В глубину двора вел туннель, настолько узкий, что в него мог протиснуться разве что обладатель стройной фигуры. Туннель упирался в стальную дверь, над которой висела камера видеонаблюдения; порог освещал точечный светильник. Рядом с дверью была панель домофона.

Камаль набрал шестизначный номер. Нажимая кнопки, он сказал:

– Код 163226. Запомните, но только не записывайте.

– Почему нельзя записать?

– Потому что я не хочу, чтобы вы это записывали. 1–6—3—2–2—6. Запомнили?

Я повторил вслух, потом еще раз, чтобы убедиться, что запомнил.

– Хорошо, – сказал он, когда щелкнул замок и дверь открылась.

Мы зашли в коридор, освещенный одинокой голой лампочкой. Некрашеные бетонные стены. Такой же и пол. Прямо перед нами была лестница. Шагах в двенадцати от нее еще одна стальная дверь. За ней я расслышал тихий гул – механический? может, оборудование? – и какие-то изредка прорывавшиеся голоса. Но звуки были смазанными. Я напряг слух, в это время Камаль положил мне руку на плечо:

– Нам наверх.

Лестница привела нас к другой стальной двери. Она открывалась двумя ключами. Разобравшись с замками, Камаль навалился на дверь и толкнул. Мы оказались в маленькой, десять на десять, комнатке. Как и в коридоре, стены здесь были из некрашеного бетона. Из обстановки лишь видавший виды металлический стол и стул с прямой спинкой. На углу стола – монитор системы видеонаблюдения. Я увидел зернистую картинку подворотни. Возле монитора лежали микрофон и пульт. Из комнаты выходили две двери. Одна из них была открыта, демонстрируя интерьер старомодного туалета. Справить большую нужду в таком можно было лишь сидя на корточках. Туалет тоже был некрашеный и, похоже, без света. Другая дверь была деревянная и запиралась на щеколду. В комнате не было окон, а единственный радиатор мало что давал в смысле обогрева.

– Вы полагаете, что я могу здесь работать? – спросил я.

– Это вам решать.

– Но это же настоящая дыра – холодная дыра без света…

– Радиатор можно врубить на полную мощность.

– Но мне нужен еще какой-нибудь источник тепла.

– Хорошо, можете купить электрический обогреватель…

– И настольная лампа…

– Отлично, покупайте. Так вы приступаете к работе?

Я огляделся, размышляя. Ему нужен загнанный в угол лузер, не задающий лишних вопросов. И тебя он вычислил как идеального кандидата.

– Хорошо, я приступаю сегодня, но мне нужна некоторая наличность, чтобы я смог купить краску и необходимую утварь…

– Если вы хотите покрасить комнату, вам придется заняться этим в рабочее время.

– Меня это устраивает. Но разве днем никто не пользуется комнатой? У вас нет сторожа на утренние часы?

– Вас это не касается, – сказал Камаль и, сунув руку в карман, извлек оттуда внушительную пачку денег. Выудив три банкноты по пятьдесят евро, он вручил их мне.

– Этого должно хватить на краску, кисти, обогреватель и лампу. Только, пожалуйста, предоставьте чеки. Хозяин очень щепетилен в отношении расходов.

Я кивнул. Камаль закурил и продолжил:

– Теперь о том, в чем, собственно, заключается ваша работа. Вы приходите сюда каждый день к полуночи. Заходите в эту комнату. Запираете за собой дверь. Потом садитесь за стол и делаете все, что хотите, до шести утра, но только постоянно следите за монитором. Если увидите, что кто-то слоняется по подворотне, нажимаете на пульте «22». Это будет сигнал, предупреждающий о том, что у двери посторонний. Проблемой займутся специальные люди. Если посетитель подойдет к двери и позвонит в домофон, сигнал поступит сюда, к микрофону. Вы нажмете «11» и произнесете одно слово: «Oui?»[62]62
  Да?


[Закрыть]. Если это санкционированный посетитель, он ответит: «Я к мсье Между». Получив этот ответ, вы нажмете кнопку «Вход» на пульте, и дверь откроется. Затем надо нажать кнопки «2» и «3» – люди внизу получат сигнал о том, что к ним направляется посетитель.

– И что будут делать «люди внизу»?

– Они встретят гостя. Слушайте дальше. Если позвонивший человек ничего не скажет или скажет что-то другое, вам надо нажать кнопки «2» и «4». Это будет сигналом о том, что явился нежелательный гость. Опять-таки, люди внизу займутся этим.

– Похоже, люди внизу опасаются незваных гостей…

– Повторяю еще раз. То, что происходит внизу, вас не касается – и никогда не коснется. Поверьте, друг мой, так будет лучше.

– А, скажем, если во дворе появятся копы…

– Не проблема, – кивнул Камаль, подошел к двери рядом с туалетом и откинул щеколду. – Эта дверь никогда не запирается. Если увидите на экране монитора копов, просто выйдете через нее. С другой стороны двери имеется засов – очень крепкий. У вас в запасе будет несколько минут, поскольку копам придется вышибать дверь. К тому времени вы уже выйдете из здания. Черный ход ведет в подвал. А там дверь, за которой проход в соседнее здание. Выйдя оттуда, вы окажетесь на улице Мартель. Копы даже не догадаются.

– Это безумие, – выдавил я.

– Тогда откажитесь.

– Дайте мне слово, что все происходящее внизу не является аморальным и преступным…

– Могу только сказать, что преднамеренного вреда никому не причиняется, – ответил Камаль.

Я немного помолчал, сознавая, что решение надо принять здесь и сейчас. Потом спросил:

– А мне лично не придется ни с кем пересекаться?

– Нет. Вы приходите в полночь, уходите в шесть утра. Сидите в этой комнате. Никуда не выходите. Людей, которые заходят, вы видите только на экране монитора. Они вас не видят. Все очень элегантно.

– Хорошо, – сказал я, – по рукам.

– Вот и славно, – улыбнулся Камаль.

Еще раз проинструктировав меня насчет кнопок, которые надо нажимать, и вручив мне связку ключей, он произнес:

– Одна только просьба, мой друг. Вы должны приходить сюда строго к полуночи и уходить ровно в шесть. Это жесткое условие. Форс-мажорным обстоятельством можно считать только появление полиции.

– Да-да, я все понял. Уйду раньше – превращусь в тыкву, так?

– Что-то вроде того, – снова улыбнулся Камаль. – D’accord?[63]63
  Договорились?


[Закрыть]

– D’ac[64]64
  Договорились (сокращенная форма).


[Закрыть]

– Так вам все понятно?

– Да, – солгал я. – Все предельно ясно.

8

В ту, первую, ночь ничего не произошло. Я включил лэптоп. Немного походил, не выпуская из поля зрения монитор. Потом сел, настраиваясь на работу. Передо мной стояла задача написать свои пятьсот слов. Это было нелегко, особенно в такой обстановке. Вскоре я замерз, хотя радиатор был включен на полную мощность. Холод и два выпитых литра «Эвиан» заставили меня несколько раз сбегать в туалет помочиться (ладно еще, что меня не тянуло очистить кишечник – проделать это стоя я бы не сумел). В третьем часу я почитал Сименона – печальную мрачноватую сказку о французском актере, который мечется в ночном мире Нью-Йорка пятидесятых, пытаясь пережить развод с женой. Часа в четыре утра меня сморил сон. Проснулся я очень скоро, ужасаясь, что мог пропустить что-то важное. Но на экране ничего не изменилось – та же дверь, та же лампочка над ней; картинка была по-прежнему нечеткой, как фотография из далекого прошлого.

Я еще почитал…

Еще походил…

Набросал список покупок (краска, обогреватель, лампа).

Время, казалось, не двигалось…

Ровно в шесть я открыл дверь, погасил свет в комнате, закрыл дверь с другой стороны и запер ее на замок.

Спустившись вниз, я постоял несколько секунд, пытаясь расслышать звуки за массивной стальной дверью в конце бетонного коридора. Ничего…

Тогда я открыл входную дверь. На улице было еще темно, воздух, пропитанный ночной сыростью, лишь усилил озноб, и без того уже доставший меня за те шесть часов, что я просидел в этом склепе.

Запирая дверь, я озирался по сторонам на случай, если вдруг кто-то дожидается меня, чтобы проломить голову. Но в подворотне не было ни души.

Я управился с замками и быстрым шагом выбрался на улицу. Ни копов, ни злодеев в куртках и масках, желающих перекинуться со мной парой слов. Улица дю Фобур-Пуассоньер была пустынна. Свернув налево, я двинулся домой. По дороге пришлось сделать небольшой крюк в сторону, к маленькой boulangerie на улице Монтолон, но это меня не озаботило. Я проголодался. В булочной я купил парочку pains au chocolat[65]65
  Круассаны с шоколадной начинкой.


[Закрыть] и багет. Один круассан я съел на ходу.

Придя в свою chambre, я принял обжигающе горячий душ в надежде согреться. Потом переоделся в футболку и пижамные брюки, приготовил себе чашку горячего шоколада. Вкус показался мне роскошным. Как и второй pains au chocolat.

Позавтракав, я опустил жалюзи. Поставил будильник на два часа дня. И уснул, едва коснувшись подушки.

Проспал я до самого звонка будильника. Непривычно было просыпаться после полудня и тем более сознавать, что снова лечь в постель не светит до шести часов следующего утра. Но меня ждали неотложные дела – так что пришлось встать и уже через десять минут выйти из дому. К моему огромному облегчению – все-таки сидевший во мне параноик сомневался, что мне вообще заплатят, – в интернет-кафе лежал конверт. Как и договаривались, в нем было шестьдесят пять евро.

– А где Камаль? – спросил я у парня за прилавком – тихого угрюмого бородача лет под тридцать с отметиной на лбу, выдающей в нем истового мусульманина, по нескольку раз на дню падающего ниц в направлении Мекки.

– Понятия не имею, – ответил он.

– Пожалуйста, передайте ему, что я забрал конверт. И мою благодарность…

Магазин, торгующий красками, находился на улице дю Фобур-Пуассоньер. Там я купил две большие банки светлой эмульсии, ведро, комплект валиков, банку белого лака, кисть и большую бутыль растворителя. Лучше было бы сразу доставить все это добро в «мой офис», но приходилось подчиняться правилу «до полуночи не приходить». Поэтому я за два раза перенес покупки домой, после чего отправился к уже знакомому камерунцу, у которого когда-то приобрел постельное белье и домашнюю утварь. Как и следовало ожидать, на складе у парня был припасен электрический обогреватель – специально для меня и всего за тридцать евро.

Вечером мне предстояло решить непростую задачу: как донести свой скарб до офиса. Часов в одиннадцать я вышел на разведку. Дойдя до подворотни, я обнаружил большую трещину в стене: она была забита мусором и экскрементами животных. Это меня не смущало – главное, щель идеально подходила для моих нужд. Вскоре я вернулся с двумя банками краски и старыми газетами. Устилая газетами тайник – мне не хотелось, чтобы к банкам и всему остальному прилип крысиный помет, – я едва не задохнулся от нестерпимой вони фекалий, но выбора у меня не было. Через несколько ходок все необходимое оказалось на месте.

До полуночи еще оставалось время. Чтобы скоротать его, я уселся в баре на улице де Паради с кружкой пива. Бар больше напоминал третьеразрядную забегаловку: грязные пластиковые столы, музыкальный автомат, извергающий пошлый французский рок, битая цинковая стойка, барменша-турчанка в джинсах не по размеру, рядом с ней за стойкой угрожающего вида бугай, покрытый татуировками. Из посетителей – троица отморозков за столиком в углу и какой-то бегемот в изрядном подпитии, нависший над барной стойкой. Перед ним стоял стакан мутноватой жидкости, явно алкогольной (пастис? ракия? «Бейлиз»?). Присмотревшись, я обнаружил, что это Омар. До него не сразу дошло, кто перед ним, но потом в мутных глазах засветилось узнавание.

– Чертов американец, чертов американец, чертов американец… – завел он на английском на одной ноте. Потом перешел на французский: – Il apprécie pas comment je chie[66]66
  Ему не нравится, как я сру.


[Закрыть].

Вылив содержимое стакана себе в глотку, сосед достал свой французский паспорт и начал вертеть им перед моим носом:

– Тебе не удастся меня депортировать, говнюк!

Далее – по-турецки, но было не так уж трудно понять, что это нецензурная брань.

Я уже допивал свое пиво и собирался уходить, когда Омар уронил голову на стойку бара и вырубился окончательно.

Барменша-турчанка выставила мне вторую кружку pression[67]67
  Бочковое пиво.


[Закрыть], хотя я и не просил.

– Если он вас ненавидит, значит, вы нормальный парень. C’estun gros lard[68]68
  Это тот еще фрукт.


[Закрыть].

Поблагодарив ее, я посмотрел на часы: 23:53. Пора идти.

Ровно в полночь я зашел в подворотню и открыл дверь. Чтобы затащить в коридор все припрятанное, мне понадобилось меньше минуты. До ушей доносился тот же механический гул, что и вчера. Я не стал прислушиваться и поднялся по лестнице. Вскоре весь мой скарб был в офисе, дверь заперта. Прежде всего я включил новый обогреватель, настроил радио на волну «Парижского джаза», проверил картинку на мониторе: все чисто. Осталось открыть первую банку краски и приступить к работе.

В ту ночь опять ничего не произошло – не считая того, что мне удалось покрыть бетонные стены двумя слоями краски. Разумеется, на монитор я поглядывал каждую минуту, но картинка не менялась.

В отличие от вчерашней ночи, время пролетело очень быстро. В 5:45 я промыл в умывальнике кисти и ровно в шесть покинул офис.

Спускаясь по еще темной улице к boulangerie, я жадно глотал парижский воздух (теперь он мне не казался таким уж сырым). Как всегда, два круассана. Один был съеден по дороге домой, второй – с горячим шоколадом – после душа. Потом – не без помощи зопиклона – несколько часов беспробудного сна, и в два часа пополудни звонок будильника, возвещающий о начале… четверга?

На третью ночь я закончил покраску стен и начал шкурить деревянные поверхности. В шесть часов утра – свободен.

Четвертая ночью полностью была посвящена работе с деревом. И снова никакой активности на экране монитора.

Утром я вынес из офиса пустые банки и выбросил их в мусорные контейнеры на улице. Проснувшись после полудня, я отправился в кафе за своим конвертом. Вот уже третий день подряд за прилавком стоял мистер Борода с религиозной отметиной на лбу.

– Камаля опять нет? – спросил я.

– Он уехал.

– Но он мне ничего не говорил об этом.

– Семейные проблемы.

– Есть телефон, по которому ему можно позвонить? – поинтересовался я.

– Зачем вы хотите ему звонить?

– Он мне симпатичен. Мы хорошо ладили. И если у него какие-то личные проблемы…

– У него нет телефона.

Тон бородача не располагал к дальнейшим расспросам. Я взял конверт с жалованьем и сказал:

– Мне бы хотелось купить еще кое-что для офиса. Может, вы передадите хозяину мою просьбу?

– Говорите, что вам нужно.

– Маленький холодильник и электрический чайник. Очень тяжело работать всю ночь без горячей воды или кофе. Я бы еще хотел коврик. Бетонный пол очень сырой…

– Я скажу, – оборвал он меня и, схватив тряпку, принялся протирать прилавок. Разговор был окончен.

Когда через несколько часов я пришел в свой «офис», в углу комнаты меня дожидался холодильник. Хотя и видавший виды, с подернутыми ржавчиной петлями, но все-таки работающий. Так же, как и электрический чайник, установленный на нем. Я наполнил чайник водой, и он управился меньше чем за минуту. Проблема состояла лишь в том, что у меня под рукой не оказалось ни чая, ни кофе. Но, по крайней мере, теперь я знал, что к моим просьбам прислушиваются, – хотя коврика по-прежнему не было.

В ту ночь в моей работе произошли изменения: в подворотне появился посетитель. Он прибыл ровно в 1:48. На столе зазвонил телефон, и от неожиданности я чуть не выронил томик Сименона из рук. Монитор показывал мужчину неопределенного возраста (зернистое изображение не позволяло разглядеть черты его лица), стоявшего у двери. Занервничав, я схватил телефонную трубку и произнес: «Oui?»

Голос показался скрипучим, и французский для мужчины явно был не родным. Но все-таки я разобрал:

– ]е voudrais voir Monsieur Monde[69]69
  Я к мсье Монду.


[Закрыть].

Что там нужно нажать? А, сигнал «1–1». Снизу послышался щелчок отпираемого замка, после чего хлопнула дверь. Я нажал «2–2», чтобы предупредить о визите «санкционированного посетителя». В коридоре послышались шаги. Потом раздался стук в дверь. Дверь открылась и тут же закрылась. И снова тишина.

Я не видел, как гость выходил, хотя и не отрывал глаз от монитора. Других посетителей не было. Снизу не доносилось ни звука. В шесть моя смена закончилась, я отправился домой.

Спустя несколько дней в комнате появился коврик – и я опять стал приносить с собой лэптоп, заставляя себя писать роман. Поскольку другой работы не было – кроме квоты из пятисот слов, – из графика я не выбивался. Посетители захаживали нечасто. После того, первого, несколько дней подряд никто не приходил, потом вдруг появились сразу четверо, почти что друг за другом, все мужчины неопределенного возраста, и все спрашивали Монда. Я нажимал кнопку, дверь открывалась и закрывалась, в коридоре звучали шаги, хлопала другая дверь, и на этом все заканчивалось.

Так прошел месяц. Февраль сменился мартом. Вечернее небо стало светлее; дни были по-прежнему холодными, но ясными. Будь со мной все в порядке, меня бы давно уже посетила мысль: ты работаешь без единого выходного целых пять недель. Но я не задумывался. Работа – сон – прогулка за конвертом – кино – работа, другого в моей жизни не было. Если бы я взял выходной, то выпал бы из привычной рутины… и, случись это, начал бы задумываться. А задумываться… Нет, это было чревато. Я предпочитал плыть по течению. День за днем, ночь за ночью – ничего не менялось.

Пока не произошло событие, нарушившее привычный ход моей жизни. После киномарафона я, как всегда, вымучивал свое пиво в маленьком баре на улице де Паради.

На столике валялся забытый кем-то номер «Паризьен», и я от нечего делать стал просматривать его содержание. И вдруг, на странице номер пять, в правом нижнем углу, под заголовком «Тело пропавшего мужнины найдено в Сент-Уане», увидел фотографию человека по имени Камаль Фатель. Хотя снимок был нечеткий, я сразу узнал того самого Камаля из интернет-кафе, который устроил меня на работу. Заметка была короткой:

«Труп Камаля Фателя, 35 лет, жителя улицы Карно в Сент-Уане, был обнаружен вчера вечером на заброшенной свалке неподалеку от Периферик. Согласно полицейской сводке, труп, хотя и в состоянии сильного разложения, был опознан по стоматологической карте покойного. Судебно-медицинский эксперт Сент-Уана составил протокол, в котором указано, что в связи с состоянием трупа установить точное время и причину смерти не представляется возможным. Как заявил инспектор Филипп Фор из комиссариата полиции Сент-Уана, жена Фателя, Кала, полагала, что муж уехал в Турцию навестить родственников. Фатель, родившийся в Турции в 1972 году, был резидентом Франции с 1977 года и управлял интернет-кафе на улице де Птит Экюри…»

Я залпом допил пиво, схватил газету и на всех парах помчался в сторону указанной улицы де Птит Экюри. Мистер Борода стоял за прилавком кафе. Я положил перед ним газету и спросил:

– Вы видели это?

На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Да, видел, – ответил он.

– И вас это не шокирует?

– Сегодня утром, когда я прочитал это, да, был слегка шокирован.

– Слегка шокирован? Но ведь парень мертв!

– Как и его жена, я думал, что он поехал в Турцию. Но…

– Кто за этим стоит?

– Откуда мне знать? Я работал с Камалем. Но он не был моим другом.

– У него что, были какие-то неприятности?

– Вот опять вы задаете вопросы, на которые у меня нет ответа. Мне его жизнь была неизвестна.

Я видел, что он врет, – по тому, как бегали его глаза, пытаясь ускользнуть от моего пристального взгляда. Если же он говорил правду, то очень старался не выдавать своего волнения – впрочем, ему это не удавалось.

– Похороны будут?

– В Турции.

– Откуда вы знаете? – напирал я.

Бармен напрягся, осознав, что выдал себя.

– Это просто мои догадки, – сказал он и тут же поспешил добавить: – Я уже закрываюсь.

– У меня есть время проверить свою электронную почту?

– Нет.

– Дайте мне пять минут, не больше.

– Только быстро.

Кликнув поисковик, я зарегистрировался в почте. Вскоре в углу обозначился мой почтовый ящик с одним входящим письмом. Вот уж от кого не ожидал весточки, так это от своего бывшего коллеги Дуга Стенли. Я стал читать:

«Гарри!

Извини, что все это время не подавал признаков жизни.

Перейду сразу к делу – потому что, ты знаешь, я никогда не пытался водить тебя за нос… и сейчас тоже не буду этого делать. Теперь, когда страсти поутихли, Сьюзан и Робсон начали вместе появляться на публике. Официальная версия такова, что в связи с твоей выходкой Сьюзан „совершенно выбита из колеи", Робсон проявил дружеское участие – и они „стали близки"… Здорово придумано, не правда ли? В общем, они нашли друг друга. Все прекрасно знают, что они встречались задолго до того, как случилась вся эта история. И теперь-то я понимаю – особенно после всех твоих неприятностей, – что мне следовало давно открыть тебе глаза на их отношения. Я все еще чувствую себя виноватым, думая, что, если бы ты знал об их связи, все могло бы сложиться для тебя по-другому.

Как бы то ни было, тебе стоит знать, что Робсон распускает в колледже слухи, будто в Париже ты совсем опустился. Хуже того, он говорит, будто получил эту информацию от Меган. В его версии событий (поверь мне, я знаю, что это всего лишь его версия, а значит, далекая от правды) ты шлешь дочери жалостливые письма, стараясь приукрасить свою плачевную ситуацию и переводя стрелки на Сьюзан. Я опять-таки хочу подчеркнуть, что нисколько не сомневаюсь в том, что он искажает смысл того, что ты на самом деле пишешь Меган, а его печальный тон („Какая трагическая история“), когда он рассказывает об этом, бесит меня настолько, что мне хочется врезать ему как следует. Но, как ты знаешь, этот человек является всемогущим деканом факультета, что в нашем маленьком мире дает ему неограниченную власть… тем более что все мы здесь на птичьих правах.

Я долго думал над тем, стоит ли вываливать на тебя весь это бред, но потом решил, что тебе все-таки следует знать об этом. Мой тебе совет: считай эту главу своей жизни прочитанной и знай, что, даже если дела в Париже так плохи, как это описывает Робсон, все непременно наладится… потому что ты сам сможешь всего добиться. Есть и одна маленькая хорошая новость из нашей тихой заводи Огайо: ходят слухи, что Робсон решил не давать хода иску колледжа против тебя. Этого сукина сына наконец убедили, что бессмысленно продолжать травлю.

Нисколько не сомневаюсь в том, насколько тяжела для тебя разлука с Меган. Поверь мне, она к тебе вернется. Возможно, для этого понадобится время, но это непременно случится: она снова захочет увидеть своего отца.

И наконец, дай мне знать, если ты нуждаешься. Я буду счастлив немедленно выслать тебе телеграфом тысячу баксов. Я был бы рад отправить и больше, но ты ведь знаешь, какие зарплаты у преподавателей в Огайо. Меньше всего мне хочется видеть тебя уличным попрошайкой.

Bon courage[70]70
  Не падай духом.


[Закрыть].

Всего наилучшего, Дуг.

Р. S. Ты остановился в том отеле, что я тебе рекомендовал? Если так, то надеюсь, тебе повезло больше, чем моим друзьям, которых я посылал туда в прошлом месяце. Похоже, им пришлось столкнуться с каким-то негодяем в лице администратора».

«Поверь мне, она к тебе вернется». Сомневаюсь, Дуг. Сьюзан и ее новый мужчина уже настроили Меган против меня – вот почему ждать новых писем от дочери глупо. Я потерял дочь, все остальное в сравнении с этим («Робсон распускает в колледже слухи, будто в Париже ты совсем опустился») кажется несущественным. Пускай себе говорит что хочет. Мне уже все равно, что обо мне думают другие, я сам ощущаю себя пустым местом…