Текст книги "Обладание"

Глава шестнадцатая

Благодаря таблетке золпидема на следующее утро я проснулась только ближе к одиннадцати. Открыв глаза, я увидела, как на прикроватной тумбочке пульсирует синим мой телефон. Потянувшись за ним, я обнаружила три пропущенных звонка и семь сообщений от Мартина, в которых он просил связаться с ним.

Проигнорировать его просьбу было нелегко, но мне это удалось. Вместо этого я села, подобрала под себя ноги и нажала на иконку «Гугла», после чего набрала в строке браузера «Исчезновение Донны Джой». Откровенно говоря, я и сама не знала, чего ожидала. Кричащие заголовки в «Дейли мейл»? Репортаж Би-би-си? Набирающий популярность хэштег в «Твиттере»? Тем не менее я почувствовала себя разочарованной, когда поиск предложил мне те же старые ссылки и фотографии, которые я уже видела.

На мгновение я закрыла глаза, надеясь, что чувство страха уйдет, готовая прямо сейчас держать пари, что Джонна Джой непременно объявится. Я ломала голову над ее исчезновением с того самого момента, как мне позвонил Дэвид Гилберт, и пришла к логическому заключению, что все это – ловкий трюк, фокус, задуманный ею, чтобы вернуть Мартина. Мысль о том, что их встреча в понедельник и последующие плотские утехи, возможно, не принесли ей особого удовольствия, доставила мне искреннее и злорадное наслаждение.

Отложив телефон в сторону, я встала с постели и отправилась в ванную. Почистив зубы, я взялась за зубную нить, а потом еще и обработала межзубные промежутки специальным ершиком. Тут я заметила, что слюна, капающая в раковину, порозовела от крови. Я стала тщательно полоскать рот, и вдруг внизу настойчиво зазвонил домофон.

– Это я. Можно войти? – донесся из динамика его голос.

Я паническим взглядом окинула квартиру, чувствуя себя загнанной в угол. Мне не хотелось принимать его в таком виде: полуголой, в одной футболке, едва доходящей до середины бедер. В двух шагах от меня располагалась кухня. Метнувшись туда, я выхватила из сушильного барабана трусики и джинсы, поспешно надела их и босиком прошлепала вниз по лестнице.

Перед дверью я остановилась в нерешительности. Сквозь стекло я видела его лицо, печальное, отрешенное и полное надежды.

Я медленно повернула головку замка и остановилась в дверях, не давая ему пройти.

– Ты получила мои сообщения? – спросил он наконец.

– Я только что проснулась.

Он уставился на носки своих туфель, а потом вновь поднял на меня глаза.

– Ты уже слышала о Донне?

Кивнув, я скрестила руки на груди.

– Слышала кое-что. Ее сестра обеспокоена тем, что никто не видел ее уже целую неделю, и обратилась в полицию.

– Она так до сих пор и не объявилась.

– Мне очень жаль, – сказала я, чувствуя, как у меня начинает учащенно биться сердце.

– Ко мне сегодня утром приходили из полиции, – сказал он. – Задали несколько вопросов.

– О чем?

– О ее настроении и душевном состоянии.

– Они подозревают, что она сошла с ума? – поинтересовалась я, не веря своим ушам.

– Не знаю. Хотя… не думаю.

– Ну и что дальше? Я имею в виду, ее поиски.

– Полиция собирается провести обыск у нее дома. У ее сестры Джеммы есть ключ.

– А что потом?

– Послушай, я думал, сегодня мы займемся чем-нибудь.

Нахмурившись, я взглянула на него в упор.

– Мартин, ты слышал, что я сказала тебе вчера?

– Прошу тебя. Давай прокатимся куда-нибудь. Мне надо проветрить мозги.

– Твоя жена пропала без вести, – сказала я, спрашивая себя, правильно ли поняла его.

– Она не пропала без вести. Она наверняка где-то развлекается, – возразил он, и меня поразила холодность в его голосе и выражении лица.

Неужели он не понимает, что любая поездка или иное развлечение попросту неприличны в такой момент? Впрочем, Мартин ведь знал Донну лучше кого бы то ни было, во всяком случае, уж точно лучше, чем полиция или даже ее сестра. И если он ничуть не обеспокоен, значит, на то должна быть веская причина. Я сказала себе, что не стоит принимать легкомыслие за бессердечие.

– Перестань, Франсин. Нам нужно поговорить.

– Поговорить?

– Пожалуйста, – взмолился он.

Я попыталась отогнать от себя отвратительное и болезненное воспоминание о том, как он в обнимку с Донной скрывается за дверями ее дома в Челси, о той лжи, которую он пытался скормить мне у церкви в Темпле.

– Подожди здесь, – сказала я и поднялась наверх за своим пальто, будучи не в силах сделать что-либо еще.

Его «Астон Мартин» был припаркован на улице. Я забралась на пассажирское сиденье и прильнула к оконному стеклу, глядя, как мы вливаемся в поток субботнего движения. Он включил какую-то музыку, что избавило нас от необходимости поддерживать разговор.

– Куда мы едем? – спросила я, как только Хэкни остался позади.

– На побережье, – отозвался он, с улыбкой оборачиваясь ко мне.

Всего неделю назад я пришла бы в восторг от подобной перспективы. Я воображала бы, как мы устраиваемся возле пастельно-розового пляжного домика с пакетами чипсов или поедаем мидий в каком-нибудь прибрежном кафе.

Но сегодня эта поездка показалась мне ужасно долгой, учитывая, сколько времени мне придется терпеть, чтобы не забросать его вопросами, ответы на которые я мучительно желала получить всю неделю.

Мы выехали из Лондона и через полтора часа свернули с шумной автострады на тихое шоссе В.

Небо поблекло, солнце скрылось за облаками, и все вокруг выглядело тускло-серым: облака, мокрые солончаки и море, которые буквально сливались друг с другом, напоминая мятую и застиранную простыню. Перед нами раскинулся лишенный красок жизни одноцветный пейзаж.

По пути сюда я приметила несколько дорожных знаков, но само место было мне незнакомо.

– Где это мы? – спросила я, углядев мертвого барсука, раздавленный и окровавленный трупик которого лежал на обочине дороги.

– В Эссексе. Эта мощеная дорога ведет к дому, – ответил он и резко повернул направо. Дорога стала еще у´же, по бокам потянулись сначала железные ограждения, а потом показалась вода.

– Черт возьми! Это что, остров?

– Иногда. Во время высокого прилива.

Мы миновали тихую деревушку с дощатыми домиками, церковь, несколько пабов и свернули на прибрежный бульвар. Еще один поворот, и в конце широкой, вымощенной гравием подъездной аллеи показался дом. Он был выстроен в старинном стиле народного зодчества, с крышей из поблекшей красной черепицы, с высоким коньком и как минимум дюжиной терракотовых печных труб, упирающихся в свинцовое небо. Колючие деревья, на ветвях которых уже начали набухать почки, росли вдоль покрытой мхом стены, окружавшей усадьбу, а крепкие плети и листья сорняков оплели ржавые ворота. Дом был явно заброшен – и оттого выглядел величественно и потрясающе.

– Он ведь твой, не так ли? Это же усадьба Дорси-Хаус, – сказала я, припоминая подробности о его недвижимости.

Мартин кивнул, когда автомобиль с рычанием вкатился на гравийную аллею и остановился.

– Я купил его прошлым летом и рассчитывал превратить в загородное поместье, ведь оно расположено меньше чем в двух часах езды от Лондона. Я даже нанял архитектора и строительную компанию, и они готовы были начать, но я отложил реализацию проекта.

– Отложил?

– Из-за развода. Я не хочу увеличивать его стоимость. Еще не время.

Я вылезла из машины и с грохотом захлопнула дверцу. Над нашими головами с пронзительными криками носились чайки, а ветер шелестел живой изгородью. Я полной грудью вдохнула соленый морской воздух и постаралась не поддаться очарованию этого места.

– А он большой.

– Раньше здесь размещался дом престарелых. Ему требуется основательный ремонт, но мне нравятся его ветхость и заброшенность. Идем. Я покажу тебе усадьбу.

Он задержался на миг, словно для того, чтобы взять меня за руку, но я быстро двинулась вперед во избежание неловкости.

Доски пола заскрипели у нас под ногами, когда мы перешагнули через порог. Высоко над головой, под самым сводчатым потолком, взлетело облачко пыли и раздался звук, который едва не заставил меня подпрыгнуть от страха, – там захлопал крыльями голубь, вспугнутый нашим появлением.

Воздух пах плесенью, это был запах запустения. Застегнув жакет, я с трудом удержалась, чтобы не чихнуть, и медленно, чуть ли не на цыпочках направилась в заднюю часть дома. Я мельком отметила, что комнаты обставлены разнокалиберной старой мебелью, оставшейся от прежних обитателей. Но если сам особняк казался холодным и заброшенным, то вид на унылое пустынное устье, открывающийся из его задней части, поражал суровой красотой, от которой захватывало дух.

Усадьба и планы, которые вынашивал в отношении нее Мартин, дали нам тему для разговора. О том, как он рассчитывает превратить старый амбар в устричный бар, где будут подавать сорта устриц «Колчестер Нэйтивз» и «Мерси-Айленд Рокс», которыми славилась округа. Пляжные домики переоборудуют в бунгало класса «люкс» для топ-менеджеров, желающих снять стресс и отдохнуть в тишине и покое. А подле заднего крылечка в плантаторском стиле будет вырыт наружный бассейн.

Дверь возле солярия вела на террасу.

– Давай выйдем наружу, – сказал Мартин, роясь в карманах в поисках ключа. Когда же его поиски не увенчались успехом, я с силой толкнула дверь, прогнившая рама содрогнулась и отворилась.

– Умная девочка, – сказал он, не сводя с меня глаз.

– Тебе бы не помешало починить ее, прежде чем здесь поселятся скваттеры, – сказала я, наслаждаясь кратким мигом своего триумфа.

Мы зашагали по тропинке, бегущей вдоль самой воды. Волны с шипением и шорохом накатывались на галечный берег.

Я сделала глубокий вдох и закрыла глаза, позволяя запаху йода и водорослей вселить в меня спокойствие и умиротворение, подобно ментолу.

– Ты хотел поговорить, – сказала я наконец, открывая глаза и глядя прямо перед собой.

– Я солгал тебе вчера, – ответил он непривычно неуверенным голосом.

Я молчала, приказывая себе успокоиться.

– Ты спрашивала меня, когда я в последний раз видел Донну, и я ответил, что это было в воскресенье или понедельник. Это был понедельник, – все-таки произнес он. – Я виделся с ней в понедельник.

Я не смотрела на него, вперив взор в блеклую водянистую линию горизонта.

– И почему же ты солгал?

– Она прислала мне текстовое сообщение, что хочет встретиться еще раз. Написала, что хочет поговорить наедине перед слушаниями по окончательному урегулированию. Мы вместе поужинали и вернулись домой.

– И что же было дальше? – подтолкнула я его.

– Мы поговорили, выпили…

– А потом занялись сексом, – закончила я.

– Да, именно так.

Я молчала по меньшей мере целую минуту.

– И для чего ты мне это рассказываешь? Полагаю, у тебя есть на то причина.

Голос мой обрел покровительственные интонации, которые я использовала в суде.

– Фран, не надо. Перестань. – Он остановился. – Это была ошибка, и я сожалею о ней.

– Мне она таковой не показалась.

«Не показалась». А ведь я должна была сказать «не кажется». Оставалось надеяться, что он не заметит моей оговорки.

Мартин замедлил шаг.

– Я выпил, она пустила в ход все свое обаяние… А вчера я не сказал тебе об этом, потому что понимал, как неубедительно выглядели бы мои оправдания.

– Ну и как, ты получил удовольствие? – Вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успела прикусить язык.

– Фран, не усложняй мое и без того неловкое положение.

В синеватых сумерках лицо Мартина казалось бледным, словно из жил у него высосали всю кровь.

– Она получила оргазм? – поинтересовалась я. Мне вдруг захотелось узнать все, даже мельчайшие интимные подробности. Он не ответил. – Я не думаю, что у тебя с ней все кончено, – еле слышно произнесла я, и ветер тут же подхватил и унес прочь мои слова, но Мартин все равно уловил их.

Остановившись, он коснулся моих пальцев, но я отдернула руку.

– Я хочу быть с тобой.

Я без сил опустилась на скамью и стала смотреть на море. В животе у меня образовался ледяной комок, и я с трудом заставляла себя мыслить связно.

– В прошлый раз она тоже хотела поговорить. Ты и тогда ее трахал?

– Нет.

– Скажи мне правду, Мартин.

– Я говорю тебе чистую правду.

– Тогда почему ты не отвечал на мои звонки в тот вечер?

Голова у меня шла кру´гом. Мне нужно было знать, но при этом я совсем не была уверена, что вынесу это знание.

– В моем телефоне села батарея, клянусь. Послушай, теперь мне нет никакого смысла лгать. Я хочу быть с тобой абсолютно честным, потому что не желаю терять тебя.

– Об этом тебе следовало бы подумать еще в понедельник.

– Я был идиотом.

– Да.

Я подняла выброшенный на берег кусок плавника, размахнулась и швырнула его в море, а потом стала наблюдать, как волны, подхватив его, перебрасывают друг другу. Встав, я зашагала обратно, в сторону дома.

– Фран, прошу тебя, дай мне еще один шанс. Когда я был с ней, то понял, что хорошо мне только с тобой.

Я развернулась к нему лицом.

– Я больше не могу доверять тебе, – надтреснутым голосом произнесла я.

Слезы хлынули у меня из глаз. Я ненавидела себя за это, ненавидела за то, что превратилась в какую-то беспомощную тень самой себя.

Он подошел ко мне вплотную и взял мое лицо в ладони.

– Я люблю тебя, – сказал он, и я закрыла глаза, уловив ласку и заботу в его словах и черпая в них силу.

Я крепко зажмурилась, чтобы сдержать слезы и перестать плакать. Он сделал еще один шаг и зарылся лицом мне в волосы. В кольце его рук я чувствовала себя совсем слабой.

– Я люблю тебя, – прошептал он, не разжимая объятий, и я прижалась щекой к мягкой шерсти его пальто. Гнев и досада в моей душе сменились чувством глубочайшего удовлетворения.

Казалось, мы целую вечность простояли, обнявшись. Он уронил руки вдоль тела, а потом стиснул мои ладони, и этот жест показался мне правильным и совершенно естественным.

– Давай возвращаться, – сказал он, глядя на заросший тростником болотистый берег.

Над нашими головами собирались темные зловещие тучи. Резкими порывами задул ветер, поднимая белые барашки и заставляя волны накатываться на прибрежную гальку с резким шорохом, похожим на стук трещотки на хвосте у гремучей змеи.

– Надвигается буря, – заметил он, и мы ускорили шаг.

Миновав ворота, мы вернулись в усадьбу Дорси-Хаус. У самой воды стоял дощатый сарай с черными стенами, украшенный выцветшими оранжевыми спасательными буйками и синими канатами.

– Что это? – спросила я, когда он поднял кирпич и извлек из-под него ключ.

– Старый устричный сарай. Я люблю ночевать здесь, когда приезжаю в Дорси.

– В большом доме тебе одиноко? – улыбнулась я. – Вот что бывает, когда богачи покупают дома, которые оказываются слишком огромными даже для них.

– Мне нравится слушать шум прибоя и разводить костер на берегу.

– Что ж, причина достаточно веская. – Я улыбнулась, когда Мартин отпер дверь и жестом пригласил меня внутрь.

Обстановка внутри была скудной: стол и стул, дровяная печка и железная кровать, застеленная наподобие дивана.

Мартин взял растопку, достал из железного ведра несколько номеров «Файненшл таймс», скомкал их и развел огонь. Мне нравилось наблюдать за ним. За тем, как он присел у огня подобно первобытному человеку, такой сосредоточенный, за его мускулистыми руками, гладкими и загорелыми. Порез на костяшках придавал ему слегка свирепый вид.

– Отличное место, – прошептала я, глядя, как занимается в печке огонь. С каждым треском поленьев в хижине становилось все теплее и светлее.

– Давай останемся здесь на ночь, – предложил он, посмотрев на меня.

– У меня же с собой ничего нет, – рассмеялась я, вспомнив, что даже не надела лифчик.

По жестяной крыше забарабанили капли дождя.

– У нас может не оказаться иного выхода, – улыбнулся он.

– Остров будет отрезан от суши? – спросила я, ужасаясь и восторгаясь одновременно.

– Скорее всего.

Мы оба сняли пальто, и на мгновение в сарае повисло неловкое молчание.

– Прости меня, пожалуйста.

– Не лги мне больше, – прошептала я, пытаясь не думать о собственном обмане. Я ведь знала, что он встречался с Донной в Челси вечером в понедельник, потому что следила за ними.

В сарае по-прежнему царил ледяной холод, и я чувствовала, как напряглись мои соски под тонкой футболкой. Мартин взял с кровати матрас и бросил его на пол перед огнем. Он шагнул ко мне, и мы начали целоваться. Когда он через голову стянул с меня футболку, я застонала от желания.

Закрыв глаза, я прислушалась к вою ветра и резким крикам бакланов над головой. Он скользнул пальцами по изгибам моего позвоночника. Я расстегнула «молнию» на джинсах и стряхнула их с себя, опустившись на матрас, чтобы увидеть, как он раздевается.

Он шагнул ко мне, и я приняла его в рот. Он держал меня за голову, его жесткие волосы царапали мне лицо, а я глубоко вдыхала его запах, запах пота, мускуса и секса, пробуя его на вкус, влажный, кислый и теплый.

– Ложись на спину, – сказал Мартин, выходя из меня.

Я улыбнулась и опустилась на матрас, а он сел на меня сверху.

– Ты хочешь, чтобы остров оказался отрезан от всего мира?

Голос его звучал негромко и хрипло, он предвкушал, что сейчас произойдет.

Я кивнула в знак согласия и раздвинула ноги.

У печки лежала смотанная в клубок веревка. Он взял ее, завел мне руки за голову и крепко стянул их веревкой, после чего привязал к спинке кровати, а потом приблизил свое лицо к моему, так что я ощутила тепло его дыхания на своих губах. Я чувствовала себя пленницей, как если бы принадлежала ему, а он владел мною. В тот момент мне больше ничего и не хотелось.

– Сегодня ночью светит луна, а значит, удача может улыбнуться тебе. Пожалуй, тебе не удастся сбежать, – прошептал он мне на ухо, и по моему телу пробежала дрожь, то ли от холода, то ли от страха. Я не знала, от чего именно, и мне не было до этого никакого дела.

Я оказалась в открытом море, вынырнув из глубин своего естества, и могла думать и беспокоиться только о нем.

Негромко застонав от удовольствия, я отдалась ощущениям, когда он заскользил губами по моей груди и животу, все ниже, пока его язык не оказался внутри меня, лаская скользкий бутон. И вскоре я кончила, выгибая спину, пытаясь оторвать от пола связанные руки. Я не чувствовала ни острого жжения веревки, впившейся мне в кожу, ни того, как он целовал меня, вознося на вершину сбывшегося желания.

Я закричала, и крик мой смешался с воем ветра и шумом дождя. Выйдя из меня, он улыбнулся и принялся развязывать мне руки.

Дыша часто и неглубоко, я старалась успокоиться, а он лежал где-то в пространстве, но рядом со мной.

– Я скорее продам свою квартиру на верхнем этаже, чем эту усадьбу, – сказал он так тихо, что я едва расслышала его.

– До этого не дойдет, – прошептала я, чувствуя, как холодный сквозняк пробирается в сарай сквозь щели между досками.

Перед моим внутренним взором вдруг всплыло лицо его жены, и, подняв голову и глядя, как отблески пламени пляшут на потрескавшейся краске потолка, я постаралась забыть о том, что последним человеком, видевшим пропавшую Донну Джой живой, был мужчина, лежащий рядом со мной.

Глава семнадцатая

Должно быть, я задремала, убаюканная приглушенным воем ветра и шумом дождя, но резкий звонок его мобильного телефона вырвал меня из полудремы.

Взглянув на Мартина, сидящего на застеленном одеялом матрасе, я моментально поняла, что звонок касается Донны. Я смотрела, как на лбу у него собираются морщинки, а на скулах проступают желваки; она в который раз умудрилась испортить мне все удовольствие.

Мартин закончил разговор коротко, сухо и профессионально, так что мне оставалось гадать, о чем конкретно шла речь. Затем он надолго замолчал, и лицо его приобрело задумчивое выражение.

– Все в порядке? – спросила я наконец. Мне не хотелось вмешиваться, но я должна была узнать, что происходит.

– Я должен уехать, – ответил он, избегая моего взгляда.

– Что еще случилось?

– Полиция обеспокоена исчезновением Донны, – сказал он, поднимаясь.

– Обеспокоена еще больше, чем сегодня утром? – спросила я и потянулась за своей футболкой. Насколько я понимала, это был не тот разговор, который можно вести в обнаженном виде.

– Очевидно. Они хотят поговорить со мной, поэтому нам надо возвращаться в Лондон.

– Но ведь они сегодня уже допрашивали тебя, – возразила я, чувствуя, как меня охватывает паника.

– А теперь хотят побеседовать еще раз. Сегодня вечером. Кто-то из них приедет в Спиталфилдз в десять вечера. – Он поднял с пола рубашку и продел руки в рукава.

Глядя на его голую грудь и вялый пенис, я спросила себя, а что сказали бы полицейские, если бы увидели его сейчас. Словно прочтя мои мысли, он схватил в охапку остальные вещи и быстро оделся. Протерев ладонью стекло, он выглянул наружу.

– Самая подходящая ночь для поездки обратно в город, – пробормотал он.

Стоило ему приоткрыть дверь, как свирепый порыв ветра ворвался внутрь и потряс сарай до основания. Сердце подсказывало мне, что это – конец; что стоит нам выйти из хижины, как все изменится безвозвратно, причем в худшую сторону.

Снаружи было темно. Проливной дождь швырнул мне в лицо пригоршню брызг, когда мы побежали по пляжу обратно в дом. Несколько раз я едва не упала, каблуки моих туфель скользили на мокрой гальке, но каждый раз мне удавалось сохранить равновесие и выпрямиться.

Дом стонал и вздрагивал, когда мы ворвались внутрь. Мои волосы прилипли к щекам, а мокрые джинсы неприятно холодили кожу, но времени на то, чтобы обсушиться, у нас не было. Мартин запер Дорси-Хаус, и мы забрались в «Астон Мартин»; мое промокшее насквозь пальто хлюпнуло на сиденье из светлой кожи. Он включил фары, отбросившие призрачные круги света на фронтон здания. Уголки моих губ приподнялись – дом словно прощался с нами, недоумевая и сожалея. Что-то подсказывало мне, что я больше не вернусь сюда, и потому мне хотелось навсегда запомнить его обветшалое величие.

Запустив двигатель, Мартин включил «дворники». Несмотря на мощь и инженерный гений, вложенный в создание автомобиля, они с трудом очистили два светлых полукруга на лобовом стекле.

– Может, нам стоит немного обождать? – предложила я, когда под колесами заскрежетал гравий.

– Дождь льет как из ведра вот уже целый час. С таким же успехом он может идти всю ночь, – ответил он.

Когда мы выехали из ворот, темнота накрыла нас с головой. Узкие и тонкие, как иглы, лучи света пронизывали угольно-черный мрак ночи и ненастья. Вокруг не было видно ни зги.

Напрягая зрение, я пыталась разглядеть рыбацкие лодки, которые видела раньше, надеясь, что все они благополучно пришвартованы и стоят на якоре. Условия для езды по суше казались просто ужасными, но в море наверняка было стократ хуже.

Мартин обеими руками вцепился в рулевое колесо, но машина шла ровно, не увеличивая скорость, и я спросила себя, чем это вызвано, плохой видимостью или нежеланием возвращаться обратно в город.

Впереди показались смутные очертания материка. Хотя до него оставалось чуть меньше мили, в последние несколько часов он представлялся мне невероятно далеким, словно бы частью другой вселенной. Мы уже подъезжали к боковому шоссе, в сущности, мощеному перешейку, и я увидела, как через него перехлестывают пока еще невысокие потоки грязной соленой воды.

– Глазам своим не верю, – выругался Мартин и притормозил, так что машина почти остановилась. Звук морских волн, плещущих в шины, не узнать было невозможно.

Я предпочла промолчать. Мартин утопил педаль газа в пол, но двигатель отозвался натужным ревом, напоминая нам о том, что это – спортивный автомобиль, а не полноприводный внедорожник.

– Мы не проедем, – пробормотал он, и я мельком подумала, а отважилась бы сама рискнуть автомобилем ценой в сто тысяч фунтов.

– И сколько это продлится? – спросила я, когда он начал сдавать «Астон Мартин» назад.

– Трудно сказать. Весной прилив продолжается час или два, но в сезон высокой воды точного ответа тебе не даст никто.

– Мы возвращаемся обратно в Дорси?

Он покачал головой.

– Нет. Здесь, чуть дальше по дороге, есть паб. Придется переждать непогоду там. К тому же местные лучше знают, когда дорога очистится.

Паб «Якорь», деревянно-кирпичную постройку, я приметила еще по пути сюда. Припарковавшись перед самым входом, мы вбежали внутрь и обнаружили, что в нем, как ни странно, почти пусто.

Мы заказали два кофе бармену, который предложил приготовить его по-ирландски. Несмотря на его дружелюбие, я затруднилась бы сказать, знаком он с Мартином или же просто рад случайным клиентам.

Мартин первым направился к небольшому столику в дальнем углу с узкими сиденьями из красного флока. Я мельком покосилась на двух посетителей: стариков, потягивающих «Гиннесс». Сев за стол, я ощутила дрожь в коленях, ожидая, когда Мартин скажет что-нибудь.

– И во сколько же ты ушел в понедельник вечером? – поинтересовалась я, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие.

– Ушел? – переспросил он, принимая свой кофе у официантки.

– Сколько времени ты там провел? У Донны.

– Перестань, сейчас совсем не обязательно говорить об этом, – сказал он, отпивая глоток и отказываясь взглянуть мне в глаза.

– Речь идет не обо мне, Мартин, – многозначительно прошептала я.

У меня не было ни малейшего желания допрашивать его, но я чувствовала, как во мне просыпается законник. Я хотела, чтобы он был готов к разговору с полицией, и, кроме того, я тоже хотела знать, что там произошло.

– Я ушел от нее после полуночи, – наконец выдавил из себя он.

– Она еще не спала?

– Она была в постели. И проснулась, когда я уходил.

– И она даже не намекнула тебе, чем собирается заняться на следующий день, – продолжала я, перевоплощаясь в барристера, выступающего в суде.

– Она не упоминала ни о чем необычном, – с ноткой раздражения отозвался он.

Я с подозрением покосилась на других посетителей, боясь, что они услышат нас.

– Полагаю, ты сообщил полиции, что был у нее в понедельник вечером.

Он явно чувствовал себя неуютно, но меня все сильнее охватывала паника. Мысли путались, но я старалась предусмотреть все повороты, сюжеты и решения. Я прекрасно понимала, к чему все идет, и это откровенно пугало меня. Единственный известный мне способ справиться с бедой заключался в том, чтобы разобраться с ней профессионально, постепенно решая головоломку, хотя, в отличие от других моих дел, тут я не могла оставить все свои заботы и тревоги в офисе.

– Я говорил, что мы встретились за ужином. Чтобы обсудить развод.

– А ты сказал им, что спал с ней?

Моя назойливая прямота заставила его нахмуриться.

– Нет, – ответил он наконец.

– А почему?

– Потому что это выглядит плохо.

– Верно. И будет выглядеть еще хуже, когда станет известно, что ты утаил от них важные сведения. А что было после того, как ты ушел? Куда ты направился?

– Прямо домой.

– Как?

– Пешком.

– Пешком? Оттуда до твоей квартиры никак не меньше пяти миль.

– Мне нужно было о многом подумать.

Негодование, страх, паника – все эти чувства были написаны у него на лице.

– По-твоему, мне следует обратиться к адвокату?

Я заметила, как судорожно задвигался кадык у него на шее, и ощутила нечто вроде жалости.

– Это не входит в сферу моих профессиональных интересов, – негромко ответила я, внезапно вспомнив, как на протяжении всех этих лет ко мне обращались друзья, которым требовалась помощь при покупке дома, из-за штрафов за превышение скорости и жалоб потребителей. В их представлении я была адвокатом на все руки, который разбирается во всем.

– Я имею в виду адвоката по уголовным делам. Ты должна знать кого-нибудь.

– Но ведь ты же не совершил ничего противозаконного, – осторожно произнесла я, оценивая его реакцию.

Он кивнул. Очевидно, альфа-самец в нем напомнил Мартину, что можно справиться с любой проблемой, если приложить достаточно сил для ее решения.

– Она должна где-то быть, – с жаром выпалил он. – У подруги в деревне, за границей…

– Почему бы тебе не позвонить ее сестре?

– Правильно. Хотя она наверняка уже рассказывает полиции, что я – злой и деспотичный муж, который хочет облапошить Донну при разводе. Что я буду чувствовать себя на седьмом небе от счастья, если Донна просто возьмет и исчезнет.

– Она всего лишь хочет отыскать Донну. Как и все мы.

Он посмотрел на часы. Ему не было нужды сообщать мне, который час. Стрелки настенных часов за его спиной показывали девять.

– Классная получится история, – с сарказмом заметил он. – Подозреваемый не явился на допрос в полицию.

– Пожалуй, тебе не следовало говорить им, что ты оказался заперт в сарае вместе со своим адвокатом по бракоразводным делам, – сказала я, пытаясь разрядить атмосферу.

– А мне показалось, что ты хотела, чтобы я сказал им правду, только правду и ничего, кроме правды.

Мне вдруг стало не по себе. На меня снизошло холодное осознание того, что я замешана в этом деле. Меня выбрали на роль в драме, участвовать в которой я даже не планировала, и моя роль мне решительно не нравилась.

Оглядевшись по сторонам, я занервничала – мне показалось, что глаза всех присутствующих устремлены на меня.

– И что я им скажу?

– Правду, – решительно заявила я. – Ты был в своем доме в Эссексе, и высокая вода перерезала единственный путь, ведущий на материк.

– Мне надо позвонить Джемме.

– А мне лучше посидеть в машине.

– Нас уже видели вместе, – сказал он, словно прочитав мои мысли.

Он отсутствовал минут пять, не больше, но для меня эти минуты растянулись на целую вечность. Я молилась о том, чтобы он вернулся с улыбкой на губах, но Мартин выглядел еще более обеспокоенным, чем тогда, когда выходил из паба, чтобы позвонить.

– Они сегодня обыскали ее дом и обнаружили ее сумочку и телефон, – сообщил он, усаживаясь за столик.

– Я уверена, что у Донны не одна сумочка. И телефон тоже не один.

Я сказала это, чтобы приободрить его, хотя и понимала, что все мои слова воспринимаются как критика в адрес Донны.

– Они обнаружили и ее паспорт. А вот кошелек не нашли. Сообщения стационарной телефонной связи никто не проверял с минувшего понедельника. Ее не помещали ни в одну из местных больниц, и никто из ее подруг не знает, где она находится…

Он умолк, помешивая ложечкой свой остывший кофе, и на кромке чашки остались темные потеки.

– Вести это дело уже поручили какому-то инспектору уголовной полиции, и к поискам привлекли бюро по розыску лиц, пропавших без вести. Они собираются дать объявление о ее пропаже завтра вечером на телевидении.

Я достаточно часто участвовала в конференциях по семейному праву и посетила много семинаров, посвященных похищению детей, чтобы знать, как это работает. Я понимала, что, пока мы трахались в устричном сарае, Донна Джой проходила через киберпространство – описание ее внешнего вида, фотографии, обстоятельства исчезновения. Я знала, что кто-то, наделенный полномочиями, счел сам факт ее исчезновения заслуживающим серьезного внимания. Я знала, что обращение к телезрителям означает вовлечение средств массовой информации, а потому неизбежны утечка сведений и их обработка. Я знала, что для Мартина Джоя все это дурно пахнет, как и для меня, кстати.