Текст книги "Кризис"

Глава 4. Чили для всех чилийцев

Посещение Чили. – Чили до 1970 года. – Альенде. – Переворот и Пиночет. – Экономика до «Нет!» – После Пиночета. – Тень Пиночета. – Рамки кризиса. – Возвращение в Чили

В 1967 году я проводил академический отпуск в Чили, и все вокруг выглядело вполне мирным. Мои чилийские хозяева всячески доказывали, что Чили сильно отличается от других латиноамериканских стран. У Чили долгая история демократического правления, объясняли они, в которой всего несколько относительно бескровных военных переворотов. В Чили военные правительства не сменяли друг друга с такой частотой, как в Перу, Аргентине и прочих странах Южной и Центральной Америки. Не зря ее считают самой политически стабильной страной всей Латинской Америки.

Чилийцы отождествляют себя больше с Европой и с США, а не с Латинской Америкой. Например, я прибыл в Чили по программе научного обмена между Университетом Чили и Калифорнийским университетом. Эта программа опиралась не только на признание того географического факта, что Чили и Калифорния занимают схожее положение в «средиземноморских» зонах западного побережья своих континентов, но и на признание того, что Чили и Калифорния схожи своей социальной атмосферой и политической стабильностью. Мой чилийский приятель подытожил все перечисленное такими словами: «Мы, чилийцы, знаем, как управлять страной».

Рис. 4. Карта Чили

Но всего через шесть лет после моего посещения, в 1973 году, в Чили установилась военная диктатура, побившая предыдущие мировые рекорды по садистским пыткам собственных граждан. В ходе военного государственного переворота 11 сентября избранный демократическим путем президент Чили покончил жизнь самоубийством в президентском дворце. Чилийская хунта активно принялась истреблять свой народ, подвергала чилийцев унижениям и страданиям, изобрела и освоила отвратительные новые методы психологического и физического давления. Многие чилийцы покинули страну, добровольно или вынужденно. Кроме того, хунта занялась политическим терроризмом за пределами Чили, в частности, устроила покушение, до атаки на башни Всемирного торгового центра 11 сентября 2001 года (кстати, в годовщину переворота в Чили) остававшееся единственным случаем политического убийства американского гражданина террористами[56]56
  Подробнее см. далее.


[Закрыть] на американской территории (в Вашингтоне, округ Колумбия, в 1976 году). Военное правительство оставалось у власти в Чили почти 17 лет.

Сегодня, спустя двадцать девять лет после отставки военного правительства, Чили приходится избавляться от наследия этой диктатуры. Кого-то из мучителей и военных лидеров посадили в тюрьму, но высшее военное руководство, между прочим, осталось на свободе. Многие чилийцы осуждают пытки, однако заявляют, что военный переворот 1973 года был необходимым и неизбежным.

Погружаясь в недавнюю историю Чили на протяжении этой главы, читатели наверняка будут задаваться вопросами, на которые нет однозначных ответов. Чем можно объяснить столь резкое изменение политического курса страны, вроде бы обладающей сильной демократической традицией? Как Чили и другие страны могут справиться с мучительной памятью о недавнем прошлом? Какое отношение данная книга, посвященная общенациональным кризисам, имеет к Чили? Мы опознаем значительные выборочные изменения в экономической политике правительства и в достигнутом политическом компромиссе. Мы также столкнемся с уже знакомыми проявлениями «кризисных» факторов, будь то беспристрастная самооценка и отсутствие таковой, свобода действий и отсутствие таковой, поддержка или противодействие со стороны союзников или влияние фактических и предполагаемых образцов. Сразу два лидера Чили побуждают вновь вернуться к извечному вопросу историков о том, насколько в действительности харизматичные лидеры способны менять ход истории.

Больше всего моих соотечественников-американцев заботит то обстоятельство, что судьба Чили заставляет нас опасаться за самих себя. У США, как и у Чили, давняя и сильная демократическая традиция. Установление диктатуры вопреки этой традиции казалось совершенно невозможным чилийцам в 1967 году, а сегодня нечто подобное кажется немыслимым многим американцам. Но именно так произошло в Чили, и в ретроспективе ясно, что некоторые «предупреждающие знаки» бросались в глаза. Как знать, не случится ли нечто похожее в США?

* * *

Давайте начнем с географии, истории и народа Чили. Когда смотришь на карту, Чили выглядит самой длинной и самой тонкой, если угодно, страной мира. В среднем протяженность чилийской территории составляет чуть более 100 миль в ширину с запада на восток, а в длину страна протянулась почти на 3000 миль с севера на юг – это почти соответствует расстоянию между северной и южной границами США. Географически Чили изолирована от других стран высокой цепью Анд, с востока отделяющих страну от Аргентины, а на севере лежит страшная, ставшая нарицательной пустыня Атакама, за которой раскинулись Боливия и Перу. В результате единственные «внешние» войны, которые Чили вела с момента обретения независимости, были как раз с северными соседями – с Боливией в 1836–1839 годах и с Перу в 1879–1883 годах.

Несмотря на значительную длину страны, плодородные сельскохозяйственные угодья, крестьянские хозяйства и население сосредоточены в основном на клочке территории, в центральной долине, окружающей столицу Чили Сантьяго. Всего в 60 милях от Сантьяго находится главный порт Чили Вальпараисо, крупнейший порт на западном побережье Южной Америки. Данная географическая концентрация в сочетании с этнической однородностью (о которой ниже) обеспечивает единство Чили: стране никогда не приходилось иметь дело с географическим сепаратизмом, столь характерным для большинства других стран сопоставимых размеров.

В отличие от других стран Южной Америки, которые лежат в тропиках, Чили наряду с Аргентиной и Уругваем обладает двумя важными преимуществами нахождения в умеренной зоне на южной оконечности второго американского континента. Это повышенная продуктивность сельского хозяйства умеренной зоны и пониженные средние показатели заболеваемости по сравнению с тропиками. Как следствие, Чили, Аргентина и Уругвай лидируют в Южной Америке по среднему доходу на душу населения, даже несмотря на хронически порочную экономическую политику правительства Аргентины. Относительное процветание Чили обусловлено сельским хозяйством, рыболовством, добычей минералов (подробнее см. ниже) и развитием промышленного производства. Уже в 1840-х годах страна экспортировала пшеницу в Калифорнию и Австралию в пору золотой лихорадки – и с тех пор выступает как сельскохозяйственный экспортер. В последние десятилетия Чили выдвинулась на первые роли в экспорте рыбной продукции, стала единоличным лидером в Южной Америке и одним из основных мировых экспортеров. Что касается промышленности, в этом отношении Чили опережает большинство латиноамериканских стран.

По поводу истории и народа Чили отмечу, что до прибытия в эти края европейцев земли, относящиеся сегодня к владениям Чили, населяли малочисленные и разреженные индейские племена, которые ничуть не походили на добившуюся немалых культурных и политических достижений, богатую, многолюдную и могущественную империю инков на севере, на территориях нынешних Боливии, Перу и Эквадора. Подобно большинству остальных стран Южной и Центральной Америки, европейцами, что завоевали Чили и обосновались там, были испанцы, начавшие освоение этих земель с 1540-х годов. Они привезли сюда нескольких африканских рабов и женились на индеанках. Потому, в отличие от многих других стран Южной Америки, Чили сегодня выглядит довольно однородно с этнической точки зрения и не располагает крупными и обособленными индейскими или африканскими меньшинствами. В подавляющем большинстве чилийцы могут похвастаться происхождением от испанцев или метисов (то есть являются потомками союзов испанцев и коренных американцев); почти все в стране католики и почти все говорят по-испански (в отличие от крупных «аборигенных» языковых меньшинств в других странах Латинской Америки). Крупнейшее чилийское меньшинство, индейцы мапуче, составляет всего 1 % населения страны. Лишь немногие жители Чили имеют иное происхождение, не испанское и не индейское.

Таким образом, география, история и народ Чили вносили и вносят свой вклад в единство страны. Это позитивная составляющая чилийской истории, благодаря которой эта история в целом до определенной поры выглядела менее бурной, нежели истории других латиноамериканских государств. Но есть и негативная составляющая, которая объединяет Чили со многими другими латиноамериканскими странами: испанские колонизаторы распространили здесь крупные землевладения, столь непохожие на мелкие фермерские хозяйства, привнесенные европейскими поселенцами в Северную Америку. Поэтому, тогда как в США и Канаде формировались демократические правительства на широкой основе с самого начала освоения материка европейцами, в Чили малочисленная олигархия контролировала большую часть земли, богатства и государственной политики. Такая концентрация политической власти в руках немногих видится главной проблемой чилийской истории.

Этот фундаментальный конфликт между традиционной властью непримиримой олигархии и растущими притязаниями других классов общества возможно уладить поисками политического компромисса – либо он останется неразрешенным и приведет к политическому тупику. Второй вариант, увы, стал едва ли не повседневностью с тех самых пор, как в 1925 году в Чили приняли новую конституцию, которая в разные годы предусматривала выборы президента, верхней и нижней палат парламента. При разработке конституции руководствовались, безусловно, благими побуждениями и действовали во имя принципа баланса власти, но, к сожалению, это обернулось тем, что контроль над постом президента и обеими палатами парламента стал доставаться различным политическим партиям, в зависимости от того, какая партия брала верх на конкретных выборах. Два дальнейших изменения в процедуре голосования повысили шансы левых за счет умаления представительства олигархов. По одному из этих изменений чилийские женщины наконец получили право голоса на муниципальных (1934) и на президентских выборах (1949). Второе изменение заключалось в том, что голосование в Чили традиционно проводилось публично, что облегчало землевладельцам задачу принуждения крестьян к «правильному» голосованию; потому решение о введении тайного голосования (1958) способствовало указанному сдвигу влево.

Чилийские политические партии образовали три блока – левый, центристский и правый, которые уравнивали друг друга. Следовательно, правительство то оказывалось во власти левых, то попадало в подчинение правых, в зависимости от того, на чью сторону склонялись центристы. В каждом блоке состояли политики как более, так и менее радикальных взглядов, зачастую конфликтовавшие между собой. Например, в левом блоке имелись умеренные (в том числе большинство ортодоксальных коммунистов), желавшие добиться изменений конституционным путем, и радикалы, более нетерпеливые и жаждавшие революции. Армия, впрочем, оставалась вне чилийской политической борьбы – до 1973 года.

Последние президентские выборы в Чили, до моего приезда туда в 1967 году, прошли тремя годами ранее. Что было неслыханно для Чили, где президента, как правило, избирали простым большинством голосов, выборы 1964 года обеспечили абсолютное большинство центристскому кандидату Эдуардо Фрею. Его считали человеком благонамеренным и честным. Страх перед марксистами и зримый рост могущества левой коалиции побудили многих правых избирателей поддержать Фрея, и его партия также получила контроль над нижней палатой парламента на выборах 1965 года. Это подарило стране надежду, что Фрей может реализовать серьезные реформы и покончить с политическим тупиком.

Фрей действовал быстро, чтобы чилийское правительство сумело выкупить 51 % акций местных, но находящихся во владении американцев компаний по добыче меди. Он одобрил государственные инвестиции в чилийскую экономику, открыл доступ к образовательным программам для бедных чилийцев, превратил Чили в крупнейшего в Латинской Америке получателя американской экономической помощи на душу населения и инициировал аграрную реформу, чтобы разукрупнить обширные землевладения. Но возможности Фрея ограничивал давний политический тупик, в котором пребывало чилийское общество. С одной стороны, реформы Фрея оказались слишком смелыми для чилийских правых; с другой стороны, Фрей не проявил себя так, как того ожидали чилийские левые, которые хотели большего государственного контроля над компаниями по добыче меди, больших государственных инвестиций и большего передела земель. При Фрее чилийская экономика продолжала страдать от забастовок, инфляции и дефицита. Например, пока я был в Чили, там ощущалась хроническая нехватка мяса: даже китовое мясо и жесткая говядина появлялись в мясных лавках крайне редко, зато овечьи глаза выкладывались на прилавки каждый день. Мои друзья стали жертвами уличного насилия. К 1969 году все три чилийских политических блока – правый, левый и центристский – разочаровались в политике президента.

* * *

Событиями в Чили с 1970 года руководили последовательно два государственных лидера, которые олицетворяли противоположные крайности в политике и были категорически несхожи между собой по характеру. Речь о Сальвадоре Альенде и Аугусто Пиночете. Единственным, что их объединяло, было непонимание их мотивов: до сих пор невозможно объяснить, почему каждый из них действовал так, как действовал.

Мое понимание Альенде опирается на публичной информации о нем и на воспоминания моего чилийского друга, который хорошо знал его самого и его семью. Альенде был типичным профессионалом из семьи, принадлежавшей к верхушке среднего класса, богатым и умным идеалистом, пламенным оратором и харизматичным лидером (см. источник 4.1). Уже в студенческие годы он открыто примкнул к марксистам и основал чилийскую социалистическую партию, которая была даже радикальнее в своих воззрениях, чем коммунистическая партия Чили. Но по чилийским социалистическим меркам Альенде считался умеренным, поскольку его целью было привести к власти в Чили марксистское правительство демократическим путем, а не посредством насильственной революции. Окончив медицинскую школу, он в возрасте всего 31 года стал министром здравоохранения Чили; на этом посту он трудился так, что его много и по делу хвалили. В президенты он баллотировался трижды, в 1952-м, 1958-м и 1964 годах, и три раза терпел поражение, причем дважды с изрядным отставанием. Потому к новым выборам президента в 1970 году, на которые Альенде пошел во главе коалиции «Народное единство» (социалисты, коммунисты, радикалы и центристы), его воспринимали как не представляющего опасности записного неудачника.

На выборах 1970 года Альенде получил наибольшую долю голосов (36 %), но это случилось потому, что его противники (64 %) раскололись на электорат правой коалиции (35 %, всего на 1,4 % меньше, чем у Альенде!) и электорат центристов (28 %). Поскольку Альенде одержал относительную, а не абсолютную победу, требовалось, чтобы его избрание утвердила верхняя палата парламента; так и случилось, но в обмен на ряд конституционных поправок, гарантировавших свободу прессы и другие послабления. Несмотря на репутацию неопасного человека и характер самого Альенде, его избрание сразу же вызвало попытку со стороны правительства США (провальную) убедить чилийский парламент в том, что эту кандидатуру следует отклонить, а семья одного из моих чилийских друзей покинула страну, не пожелав дождаться хотя бы первых шагов администрации Альенде. Почему же победа этого умеренного кандидата натолкнулась на столь негативную реакцию?

Причина заключалась в той цели, которую декларировали сам Альенде и его партийная коалиция: создать в Чили марксистское правительство. Эта перспектива равно ужасала правых и центристов, чилийские вооруженные силы и правительство США. Сегодня, спустя десятилетия после распада Советского Союза и окончания холодной войны, молодые читатели, которым не довелось жить в 1940-х, 1950-х и 1960-х годах, вряд ли способны понять, почему перечисленные влиятельные силы столь категорически отвергали возможность появления в Чили марксистского правительства. Объяснение следует начать с упоминания о том, что после Второй мировой войны Советский Союз стал проводить политику стремления к мировому господству, активно создавал собственные атомные и водородные бомбы и насыщал арсеналы межконтинентальными баллистическими ракетами[57]57
  Снова приходится отмечать «однобокость» позиции автора, для которого СССР (Россия) практически является агрессором по умолчанию.


[Закрыть]. Была предпринята попытка задушить в тисках голода демократический Западный Берлин в 1948 году. Потом состоялись коммунистические перевороты и кровавые подавления восстаний в Чехословакии, Восточной Германии, Венгрии и Польше. Советская диктатура опиралась на штыки военных частей, размещенных в этих и других восточноевропейских странах.

Что самое опасное, после установления Фиделем Кастро коммунистического режима на Кубе, советское и кубинское правительства договорились разместить баллистические ракеты с ядерными боеголовками всего в 90 милях от побережья США. Эта ужасающая неделя в октябре 1962 года навсегда запечатлелась в памяти всех, кому выпало жить в ту пору и кто был достаточно взрослым, чтобы понимать, что земной шар вплотную подступил к порогу ядерной войны (см. источник 4.2). После кризиса постепенная публикация ранее засекреченной информации со стороны США и СССР позволила осознать, что на самом деле мы были еще ближе к гибели, чем нам казалось в те дни. Американское военное руководство знало, что минимум 162 советские ракеты уже находятся на Кубе, но высшие чины полагали, что ядерные боеголовки еще не прибыли, а в действительности многие боеголовки к тому времени уже успешно переправили на Кубу.

После кубинского ракетного кризиса Советский Союз ускорил реализацию программ по разработке более мощного ядерного оружия и межконтинентальных баллистических ракет. США в ответ дали однозначно понять, что не потерпят появления еще хотя бы одного коммунистического правительства в Западном полушарии. Любого американского президента, не сумевшего предотвратить такой поворот событий, немедленно подвергли бы импичменту за грубое игнорирование американских интересов (напомню, что президента Кеннеди предупредили об ответственности, если ему не удастся заставить СССР вывести ракеты с Кубы). С 1960-х годов США также озаботились коммунистической угрозой во Вьетнаме и других странах Юго-Восточной Азии. Чилийские правые, центристы и вооруженные силы были одинаково нетерпимы к идее появления марксистского правительства, ибо все они видели, что произошло на Кубе и что стало с кубинцами-антимарксистами после прихода Кастро к власти. Они не желали повторения этой истории в Чили.

Другим поводом для беспокойства США в отношении Чили было то обстоятельство, что местные меднодобывающие компании, крупнейший сектор чилийской экономики, принадлежали американцам и развивались на американские капиталы, поскольку в Чили в XIX столетии не хватало капиталов и технологий добычи меди. При президенте Фрее государство уже экспроприировало (за деньги) 51 % акций этих компаний; США опасались (как выяснилось, не зря), что Альенде решит экспроприировать оставшиеся 49 % акций без всякой оплаты. Потому с 1960-х годов по программе под названием «Альянс прогресса» правительство США поддерживало латиноамериканские (в том числе чилийскую) центристские партии и оказывало финансовую помощь латиноамериканским странам, во главе которых стояли такие партии, дабы не допустить новых левых революций. При президенте Фрее Чили, к слову, стала основным получателем займов на развитие от США в Латинской Америке.

Учитывая эти реалии, давайте оценим, какую политику стал проводить Альенде после своего избрания президентом? Хотя он знал, что его кандидатуру поддержали всего 36 % чилийских избирателей и что против него настроены чилийские вооруженные силы и правительство США, Альенде отринул умеренность, осторожность и поиски компромисса; вместо этого он взялся за политику, вызвавшую мгновенное отторжение у его противников. Первым своим указом, с единодушного одобрения верхней палаты парламента Чили, он национализировал принадлежащие американцам медные компании, причем без всякой компенсации; это, конечно, был очевидный способ обзавестись могущественными врагами. (Альенде отказывался выплачивать компенсацию на том основании, что прибыли компаний сверх определенной нормы обозначили как «сверхприбыль», а раз так, то никакой компенсации не полагается.) Также были национализированы другие крупные международные компании. Альенде привел в ужас чилийскую армию, пригласив в Чили множество кубинцев, ходил всюду с автоматом, подаренным ему Фиделем Кастро, и пригласил самого Кастро посетить Чили с официальным визитом, растянувшимся на пять недель. Он заморозил цены (даже на мелкие потребительские товары вроде шнурков для обуви), заменил элементы свободного рынка в экономике Чили социалистическими рамками государственного планирования, пообещал существенно повысить заработную плату, резко увеличил государственные расходы и стал печатать деньги, чтобы покрыть возникший дефицит государственного бюджета. Аграрную реформу президента Фрея модифицировали за счет экспроприации крупных поместий и передачи земель крестьянским кооперативам. Пускай эта аграрная реформа и другие действия Альенде совершались из благих побуждений, никто не продумывал их последствий. О компетентности тоже никто не помышлял. Например, одному моему чилийскому другу, в то время 19-летнему студенту-экономисту, поручили ни много ни мало устанавливать государственные цены на потребительские товары. Другой мой чилийский друг описал политику Альенде следующим образом: «У Альенде были хорошие идеи, но он скверно их реализовывал. Он верно осознавал проблемы Чили, но принимал неправильные решения для исправления ситуации».

Результатом политики Альенде стал экономической хаос в сочетании с насилием и ростом общественного недовольства. Бюджетный дефицит покрывался исключительно за счет печатания денег, что провоцировало гиперинфляцию, причем такую, что реальная заработная плата (то есть заработная плата с учетом инфляции) упала ниже уровня 1970 года, хотя номинально заработная плата без учета инфляции выросла. Иностранные и внутренние инвестиции и иностранная помощь иссякли. Торговый дефицит достиг невероятных масштабов. Товары народного потребления, включая даже туалетную бумагу, исчезли из магазинов, где все чаще можно было наблюдать пустые полки и длинные очереди. Урезались нормы питания и потребления воды. Рабочие, так сказать, «естественные» сторонники Альенде, присоединялись к оппозиции и устраивали общенациональные забастовки; особенно сказывались на экономике Чили забастовки шахтеров и дальнобойщиков. Уличное насилие распространялось, ожидания переворота ширились. Радикальные левые сторонники Альенде вооружались; правые ходили с плакатами «Yakarta viene», в буквальном переводе «Джакарта грядет» (имелись в виду индонезийские расправы над коммунистами в 1965 году; см. следующую главу). По сути, чилийские правые открыто угрожали сотворить то же самое с чилийскими левыми – и в итоге, забегая вперед, так и вышло. Даже могучая католическая церковь Чили выступила против Альенде, когда президент предложил ввести обязательную общеобразовательную программу в частных католических школах наряду с государственными школами, дабы растить поколение бескорыстных и преданных стране «новых людей» (учеников предполагалось отправлять на поля, чтобы они учились работать руками).

Следствием всех этих событий и стал переворот 1973 года, который многие из моих чилийских друзей посчитали неизбежным, хотя, разумеется, та форма, которую принял переворот, неизбежной не была. Мой друг-экономист подытожил годы правления Альенде следующим образом: «Альенде пал потому, что его экономическая политика зависела от популистских мер, которые снова и снова терпели неудачу в других странах. Они обеспечивают краткосрочные выгоды, но лишают страну будущего и порождают безудержную инфляцию». Многие чилийцы восхищались Альенде и видели в нем почти святого. Но личные добродетели вовсе не обязательно воплощаются в политические успехи.

Я предварил свою характеристику Альенде замечанием, что до сих пор непонятно, почему он действовал так, как действовал. Я продолжаю спрашивать себя: почему все-таки Альенде, опытный и умеренный политик, стал проводить экстремистскую политику, отлично сознавая, что она будет неприемлема для большинства избирателей, а также для вооруженных сил Чили? Мои чилийские друзья высказали несколько гипотез на сей счет, но никто не может обоснованно доказать, что его версия действительно объясняет побуждения Альенде. В частности, поговаривают, что предыдущие политические успехи Альенде вскружили ему голову, и он решил, что сможет одолеть оппозицию. Он добился успеха в качестве министра здравоохранения; он развеял сомнения парламента относительно своей кандидатуры конституционными поправками, которые не связывали ему руки в отношении экономической политики; вдобавок парламент единогласно одобрил предложенную им экспроприацию меднодобывающих компаний без какой бы то ни было компенсации. А вооруженные силы он надеялся умиротворить, сделав их руководство членами кабинета министров. По другой версии, Альенде был вынужден пойти на крайние меры против собственной воли, под давлением самых радикальных сторонников, движения революционных левых (по-испански MIR), которые требовали революции и полного уничтожения капитализма в Чили. Они накапливали оружие, громогласно призывали вооружать народ, сетовали, что Альенде чрезмерно мягок, и отказывались прислушаться к его просьбе проявить терпение и подождать еще несколько лет.

Даже если одна или обе эти версии и вправду определяли действия Альенде, лично мне такое толкование кажется неудовлетворительным. На мой взгляд, даже в те дни, не располагая шансом проявить мудрость задним числом, Альенде проводил свою политику на основании нереалистической оценки ситуации.

* * *

Долгожданный переворот состоялся 11 сентября 1973 года, после того как все три вида чилийских вооруженных сил – армия, флот и ВВС – согласовали 10 днями ранее общий план действий. Хотя ЦРУ постоянно поддерживало оппозиционеров и искало способы лишить Альенде власти, даже американцы, разоблачившие вмешательство ЦРУ в чилийские внутренние дела, утверждают, что переворот организовали сами чилийцы, а вовсе не внешние силы. ВВС Чили нанесли бомбовый удар по президентскому дворцу в Сантьяго, а танки чилийской армии обстреляли дворец (см. источник 4.3). Оценив ситуацию как безнадежную, Альенде застрелился из автомата, подаренного ему Фиделем Кастро. Не стану скрывать, что я скептически относился к этой истории: на мой взгляд, президента должны были убить участники переворота. Но следственная комиссия, назначенная новым демократическим правительством Чили после отказа военных от власти, пришла к выводу, что Альенде действительно покончил с собой. Этот вывод подтвердил и мой чилийский друг, знакомый с пожарным, чья бригада проникла в горящий дворец и вывела уцелевших соратников Альенде; среди них был и тот, кто последним видел президента живым.

Переворот встретили с облегчением; более того, он получил широкую поддержку у центристов и правых, у большей части среднего класса и, конечно, у олигархов. К тому времени экономический хаос в стране, провалы экономической политики правительства Альенде и разгул уличного насилия сделались попросту нестерпимыми. Сторонники переворота считали хунту всего-навсего неизбежным злом на этапе перехода к восстановлению статус-кво, то есть того гражданского общества, которое существовало в Чили до 1970 года. Один чилийский друг рассказывал, что ему довелось в декабре 1973 года принимать участие в званом вечере на 18 персон, всего через три месяца после переворота. Когда застольная беседа свернула на обсуждение того, насколько долго, по мнению присутствующих, хунта останется у власти, 17 из 18 гостей дали ей от силы два года. Зато прогноз последнего гостя (семь лет) все прочие посчитали абсурдным: мол, это совершенно невозможно в Чили, где все предыдущие военные режимы достаточно быстро возвращали власть гражданскому правительству. Никто из участников той встречи не мог предугадать, что хунта продержится у власти почти семнадцать лет. Всякая политическая деятельность была приостановлена, парламент распустили, подвергли запрету левые политические партии и даже партию христианских демократов (к великому удивлению этих убежденных центристов), ввели «цензуру мысли» в чилийских университетах, руководить которыми стали новые ректоры из числа военных.

Член хунты, ставший ее лидером, по сути, случайно, присоединился к мятежу в последнюю минуту и не участвовал в составлении первоначальных планов. Речь, разумеется, о генерале Аугусто Пиночете (см. источник 4.4). Буквально за пару недель до переворота чилийская армия вынудила подать в отставку прежнего главу генштаба, который был против переворота. Согласно внутренней цепочке командования, новым главой генштаба стал Пиночет, которому подчинялись войсковые подразделения в окрестностях Сантьяго. Уже в ту пору Пиночет считался относительно пожилым офицером (ему было 58 лет). Другие армейские генералы и командующие вооруженными силами Чили думали, что хорошо знают своего коллегу, и того же мнения придерживалось ЦРУ, собравшее на него обширное досье. По оценке ЦРУ, Пиночет был тихим, кротким, честным, безобидным, дружелюбным, трудолюбивым, религиозным и преданным делу человеком, вел скромный образ жизни, был замечательным мужем и отцом, не имел каких-либо сторонних увлечений, кроме армии, католической церкви и семьи – если коротко, был отнюдь не тем, кто способен возглавить переворот. Сама хунта предполагала править как комитет равноправных с передачей полномочий председателя от участника к участнику. Пиночета избрали первым председателем в основном потому, что он был старейшим членом хунты и главой генштаба крупнейшего вида чилийских вооруженных сил (армии), а также, возможно, потому, что все, подобно ЦРУ, воспринимали этого генерала как абсолютно безобидного персонажа. Когда хунта захватила власть, сам Пиночет заявил, что руководящие полномочия будут передаваться.