Текст книги "Кризис"

Но когда настало время уступить место и бремя лидерства другому, Пиночет этого не сделал. Вместо того он преуспел в запугивании своих товарищей по хунте благодаря созданной по его приказу секретной службе. Известны сотни примеров, которые говорят об инакомыслии и недовольстве среди членов хунты, но все же Пиночету удалось добиться своего. Ни товарищи по хунте, ни ЦРУ, ни кто-либо еще не ожидали от Пиночета такой жестокости, такой сильной лидерской воли и такого стремления цепляться за власть, ведь он по-прежнему продолжал притворяться добрым стариком и набожным католиком, а контролируемые государством СМИ охотно публиковали фото, изображавшие, как он проводит время в кругу семьи или идет в церковь.

Варварские злодеяния, которые обрушились на Чили после 11 сентября 1973 года, немыслимо понять без признания роли в них Пиночета. Подобно Гитлеру в Германии 1930-х и 1940-х годов, Пиночет, оставаясь в рамках более широкого контекста, оказался тем лидером, который прямо воздействовал на ход истории. При этом он был еще большей загадкой, чем Альенде. Я упомянул выше о двух интерпретациях действий Альенде, но скажу честно – мне не доводилось слышать ни одного правдоподобного объяснения садизма, развязанного Пиночета. Мой чилийский друг обронил: «Я не в состоянии понять психологию Пиночета».

Едва придя к власти, хунта принялась расправляться с лидерами партии Альенде «Народное единство» и другими, явными и предполагаемыми левыми (будь то университетские студенты или известный чилийский фолк-исполнитель Виктор Хара; см. источник 4.5). Цель состояла в том, чтобы истребить – не фигурально, а буквально – чилийских левых. Десять дней подряд тысячи чилийских левых свозили на два стадиона Сантьяго, допрашивали, подвергали пыткам и убивали. (Скажем, тело Хары обнаружили в сточной канаве, с 44 пулевыми отверстиями; вдобавок ему отрубили пальцы и обезобразили лицо.) Через пять недель после переворота Пиночет лично приказал армейским генералам провести по чилийским городам так называемый «караван смерти», убивая политзаключенных и политиков «Народного единства», а то, дескать, от них избавляются слишком медленно. Как уже говорилось, хунта запретила всякую политическую деятельность, распустила парламент и подчинила себе университеты.

Через два месяца после переворота Пиночет учредил организацию, которая позднее превратилась в DINA[58]58
  Direccion de Intelligencia Nacional – Управление национальной разведки (исп.).


[Закрыть] – национальную разведывательную службу и тайную полицию Чили. Начальник этой организации подчинялся Пиночету напрямую, а сама DINA стала ведущим исполнителем репрессий в Чили. Она печально прославилась своей жестокостью, даже в сравнении с жестокостью других разведывательных подразделений чилийских вооруженных сил. DINA организовала систему тайных концлагерей, постоянно изобретала новые пытки и заставляла чилийцев «исчезать» (то есть убивала и прятала). Один лагерь под названием «La Venda Sexy»[59]59
  Тж. Venda Sexy, можно перевести как «Поместье сексуальных утех»; еще лагерь был известен под названием «Дискотека», поскольку там всегда громко играла музыка, чтобы заглушить крики людей, которых подвергали пыткам.


[Закрыть] специализировался на сексуальном насилии для получения информации от задержанных – к примеру, хватали членов семьи арестованного и надругались над ними на глазах этого человека, устраивая оргии, слишком отвратительные для того, чтобы описывать их печатно, а также широко использовали при пытках грызунов и дрессированных собак. Если будете в Сантьяго и полагаете, что у вас крепкий желудок и вы не подвержены кошмарам, можете побывать в одном из таких лагерей, на вилле Гримальди, ныне превращенном в музей.

В 1974 году DINA начала деятельность за пределами Чили. В Аргентине подложили в автомобиль бомбу, которая убила бывшего главнокомандующего армии Чили генерала Карлоса Пратса и его жену Софию; Пратс отказался присоединиться к перевороту, и потому Пиночет видел в нем потенциальную угрозу. Далее DINA развязала международную кампанию государственного терроризма, известную как операция «Кондор», пригласив руководителей тайной полиции Чили, Аргентины, Уругвая, Парагвая, Боливии, а затем и Бразилии к сотрудничеству в устранении чилийских изгнанников, левых и политических фигур. Сотни чилийцев были выслежены и убиты в других странах Южной Америки, в Европе, а один и вовсе в США. Последний эпизод произошел в 1976 году в Вашингтоне, округ Колумбия, в 14 кварталах от Белого дома: подложенная в автомобиль бомба убила бывшего чилийского дипломата Орландо Летелье (министра обороны в кабинете Альенде) и его американского коллегу. Как уже упоминалось ранее, это единственный известный пример убийства иностранными террористами американского гражданина на американской земле – то есть, был единственным до атаки на башни Всемирного торгового центра в 2001 году.

К 1976 году правительство Пиночета арестовало до 130 000 чилийцев, или 1 % населения Чили. Хотя большинство из них в конце концов отпустили, DINA и другие агенты хунты убили или вынудили «исчезнуть» тысячи граждан страны (преимущественно в возрасте до 35 лет), а также четырех американских подданных и граждан других стран. Убийствам часто предшествовали пытки, направленные в том числе на получение полезной для палачей информации. Не совсем понятно, в какой степени применение пыток также обуславливалось чистым садизмом; чилийские студенты, с которыми я обсуждал этот вопрос, уверяли, что палачи руководствовались обоими мотивами в равной степени. Около 100 000 чилийцев бежали из страны, многие из них решили никогда не возвращаться.

Поневоле спрашиваешь себя, каким образом глубоко демократическая страна могла пасть до столь низменного поведения, не имевшего прецедентов в истории Чили ни по продолжительности, ни по количеству убийств, ни по степени садизма. Отчасти объяснение кроется в нарастании поляризации общества, в насилии и провалах попыток политического компромисса, что достигли кульминации при Альенде, в вооружении чилийских левых радикалов и в лозунгах наподобие «Yakarta viene» правых радикалов, суливших грядущую резню. Марксистские устремления Альенде и его сотрудничество с кубинцами напугали чилийские вооруженные силы намного сильнее, чем все предыдущие левые и левацкие программы, так что армия изготовилась к «профилактическим» действиям. Отчасти же, по словам чилийцев, с которыми я беседовал, объяснение состоит в личности самого Пиночета, человека весьма необычного, который лишь притворялся обыкновенным и производил впечатление добродушного и набожного старца. Ряд документов свидетельствует о непосредственном участии Пиночета в злодеяниях; возможно, наиболее показательным в этом отношении является его приказ отправить в путь «караван смерти». Многие чилийские правые до сих пор верят в то, что Пиночет лично не отдавал приказов о пытках и убийствах, что бойню устроили другие военные и политические лидеры. Но мне категорически не верится в то, что Пиночет мог встречаться еженедельно или ежедневно с главой своей секретной службы DINA и не ведать о происходящем, как и в то, что другие чилийские военные регулярно одобряли и применяли пытки без ведома Пиночета.

Пиночет, как и Гитлер, выглядит поэтому олицетворением негативного лидерства, оказавшим влияние на ход истории. Впрочем, вину за чилийские военные преступления нельзя возлагать только на Пиночета, ведь нет никаких доказательств того, что лично кого-то расстреливал или пытал. В DINA числилось более 4000 сотрудников, и их работа состояла в том, чтобы допрашивать, пытать и убивать. Отсюда вовсе не следует, что большинство чилийцев как-то по-особенному злонамеренны: в каждой стране найдутся тысячи социопатов, которые будут творить зло по приказу – или когда им просто позволят. Например, любой из нас, очутившись в тюремном заключении в таких относительно доброжелательных странах, как Великобритания и США, и столкнувшись с процветающим там садизмом тюремщиков и сотрудников правоохранительных органов, которые унижают заключенных отнюдь не из-под палки, способен вообразить, как повели бы себя эти надзиратели и полицейские, если бы им действительно приказали, уж простите, быть садистами.

* * *

Поимо истребления собственного левого населения, диктатура Пиночета стремилась восстановить чилийскую экономику на основе принципов свободного рынка, полностью отказавшись от прежней политики активного государственного вмешательства. Это изменение не затронуло первые полтора года Пиночета у власти, на протяжении которых экономика продолжала сокращаться, инфляция не успокаивалась, а безработица росла. Но в 1975 году Пиночет передал функции управления экономикой группе неолиберальных экономических советников, впоследствии известных как «чикагские мальчики»[60]60
  В отечественных научных работах и публицистике по истории Чили иногда встречается прямая калька – «Чикаго-бойз».


[Закрыть] (многие из них обучались в университете Чикаго под руководством видного экономиста Милтона Фридмана). Новая политика отстаивала свободу предпринимательства и торговлю, ориентировалась на рынок, на сбалансированный бюджет и низкий уровень инфляции, на модернизацию чилийского частного сектора и на сокращение государственного вмешательства.

Военные правительства Южной Америки обычно предпочитают такую экономику, которую они могут контролировать ради собственной выгоды, а не экономику свободного рынка, которая им не подвластна. Потому одобрение хунтой действий «чикагских мальчиков» было весьма неожиданным, и остается непонятным, почему им вообще разрешили действовать. Ничего подобного, конечно, не могло произойти без согласия Пиночета, поскольку против этой политики возражали некоторые старшие чилийские офицеры, в том числе член хунты, генерал ВВС Густаво Ли Гусман[61]61
  Генерал Гусман был главнокомандующим чилийскими ВВС (на этот пост его назначил президент Альенде); после отставки пережил покушение ультралевых боевиков.


[Закрыть] (которого Пиночет в итоге вынудил подать в отставку в 1978 году). Порой ссылаются на визит в 1975 году в Чили самого Милтона Фридмана, который беседовал с Пиночетом целых 45 минут, а затем направил генералу длинное письмо с обилием рекомендаций. Но Фридман на самом деле остался крайне недоволен этой встречей, а Пиночет, по его словам, задал ему один-единственный вопрос. Кстати сказать, программа «чикагских мальчиков» значительно отличалась от рекомендаций Фридмана и опиралась на подробные планы, которые чилийские экономисты изложили в документе под обиходным названием «Кирпич» (имелось в виду, что документ объемный и тяжелый).

Возможное объяснение состоит в том, что Пиночет признал собственное невежество в экономике, мол, он простой вояка, и не более того, а предложение «чикагских мальчиков» показалось ему достаточно убедительным и обоснованным. Также возможно, что Пиночет соотносил самих «чикагских мальчиков» и их экономический проект с США, которые решительно поддерживали Пиночета, разделяли его ненависть к коммунистам и возобновили предоставление финансовой помощи Чили сразу после переворота Пиночета. Коротко говоря, здесь, как и в некоторых других случаях, о побудительных мотивах Пиночета (или Альенде) остается лишь догадываться.

Каковы бы ни были побуждения, политика свободного рынка подразумевала обратную приватизацию сотен государственных предприятий, национализированных при Альенде (но не меднодобывающих компаний), сокращение бюджетного дефицита по всем направлениям за счет урезания расходов всех министерств и ведомств на 15–25 %, снижение ставки импортных пошлин со 120 % до 10 % и открытие экономики Чили для международной конкуренции. Эти условия вызвали сопротивление программе реформ со стороны чилийской промышленной олигархии и представителей традиционно влиятельных семей, чьи неэффективные предприятия ранее были защищены государственным покровительством от международной конкуренции, а теперь им приходилось соперничать с заграничными конкурентами и внедрять инновации. Так или иначе, уровень инфляции снизился с 600 % в год при Альенде до всего 9 %, экономика страны начала расти почти на 10 % ежегодно, а объем иностранных инвестиций заметно увеличился; потребительские расходы тоже возросли, а чилийский экспорт стал обширнее и разнообразнее.

Эти положительные результаты сопровождались, что вполне естественно, неудачами и болезненными последствиями. Ошибочное решение привязать чилийский песо к доллару США обернулось существенным торговым дефицитом и спровоцировало экономический кризис 1982 года. Экономические выгоды для населения распределялись неравномерно: средний класс процветал, но многие другие чилийцы очутились фактически в нищете. При демократии было бы затруднительно причинить бедным чилийцам такие страдания, равно как и навязать стране политику, против которой выступали олигархи. Это возможно только при репрессивной диктатуре. Тем не менее, один чилийский друг, нисколько не одобрявший режим Пиночета, объяснял мне: «Дело в том, что многие чилийцы уже страдали от экономических проблем Чили при Альенде и не надеялись на какое-либо улучшение». Когда стало ясно, что хунта – не просто временное, переходное правительство, что она намерена и впредь оставаться у власти, многие представители среднего и высшего класса продолжали поддерживать Пиночета именно вследствие такого неравномерного распределения доходов, вопреки государственным репрессиям. Оптимизм и облегчение в связи с завершением экономического хаоса, что царил при Альенде, испытывали все те чилийцы, которые не относились к тем слоям чилийского общества, кого пытали и убивали.

Как и многие чилийцы, правительство США поддерживало Пиночета больше половины срока его диктатуры (это объяснялось откровенно антикоммунистической позицией генерала). Америка расширила экономическую и военную помощь Чили и публично отрицала нарушения прав человека в стране, даже когда те, кого пытали и убивали, оказывались американскими гражданами. Государственный секретарь США Генри Киссинджер высказался так: «…что бы они ни творили, это правительство [хунта Пиночета] для нас лучше, чем Альенде». Поддержка Пиночета со стороны США на государственном уровне и игнорирование злоупотреблений хунты были характерны для президентств Ричарда Никсона, Джеральда Форда, Джимми Картера и Рональда Рейгана.

Но с середины 1980-х годов два обстоятельства стали вынуждать администрацию США к действиям против Пиночета. Прежде всего, это накопленные сведения о преступлениях хунты, в том числе в отношении американских граждан. Игнорировать столь явные доказательства становилось все труднее. Решающим событием оказалось жуткое убийство в Сантьяго Родриго Рохаса, чилийского подростка, имевшего вид на жительство в США: его облили бензином и сожгли заживо чилийские солдаты. Другим обстоятельством, обратившим администрацию Рейгана против Пиночета, стал экономический спад 1982–1984 годов, который вызвал возмущение значительной части чилийской общественности. Поскольку восстановление экономики, начавшееся в 1984 году, не сулило какого-либо улучшения положения многих чилийцев, левые вновь набрали силу, а католическая церковь Чили открыто перешла в оппозицию хунте (несмотря на то, что Пиночет был ревностным католиком); даже чилийская армия начала выказывать недовольство. Коротко говоря, Пиночет не просто олицетворял зло: он превратился в обязательство, связанное с соблюдением американских политических интересов, а для администрации США последнее было гораздо хуже.

В 1980 году хунта предложила новую конституцию, которая защищала права консерваторов и военных, и захотела продлить срок пребывания Пиночета у власти на референдуме (граждан попросили одобрить еще восемь лет пребывания генерала во главе государства, с 1981 по 1989 год). После предвыборной агитации под тотальным контролем хунты большинство чилийских избирателей одобрило новую конституцию и продление полномочий Пиночета. Когда этот срок подходил к концу, хунта объявила в 1988 году новый референдум на следующие восемь лет – до 1997 года, когда Пиночету исполнится 82 года.

Но на сей раз Пиночет просчитался, противники его перехитрили. Пристальное международное внимание заставило вести избирательную кампанию открыто и честно; кроме того, США направили свои ресурсы на поддержку оппозиции, которая сумела привлечь к участию в выборах 92 % потенциальных избирателей и провела блестяще разработанную кампанию под простым лозунгом «Нет!» (см. источник 4.6). К удивлению Пиночета, оппозиционеры победили, набрав 58 % голосов. Первоначально в ночь после выборов Пиночет задумал было опровергнуть результаты голосования, но другие члены хунты вынудили его смириться с поражением. Впрочем, 42 % чилийцев проголосовали за Пиночета на этих свободных выборах 1988 года.

* * *

Благодаря победе оппозиции противники Пиночета наконец получили возможность вернуться к власти на президентских выборах 1990 года. Но оппозицию на этих выборах представляли сразу 17 кандидатов с различными взглядами на Чили после Пиночета. Следовательно, Чили рисковала ступить на путь, проложенный союзниками после победы над Германией и Японией во Второй мировой войне; Уинстон Черчилль писал об этом в последнем томе своей шеститомной истории Второй мировой войны («Триумф и трагедия»): «Как великие демократии одержали победу и, таким образом, получили возможность повторить глупости, которые едва не стоили им жизни». Аналогичный вопрос встал перед Чили: повторят ли чилийцы свои ошибки, поддадутся ли вновь той непримиримости и бескомпромиссности, которые отняли столько жизней и лишили их страну демократического правительства?

Из левых противников Пиночета, которые уцелели в ходе репрессий, около 100 000 человек бежали в изгнание с 1973 года. Они оставались в изгнании на протяжении долгого времени, почти 16 лет (до 1989 года). Поэтому у них было достаточно времени на обдумывание последствий былой непримиримости. Многие отправились в Западную и Восточную Европу, где годами наблюдали, как социалисты, коммунисты и прочие левые европейцы взаимодействуют между собой. Те чилийские изгнанники, которые очутились в Восточной Европе, как правило, впадали в депрессию, обнаружив, что непримиримые левые идеалисты у власти не являются гарантией общенародного счастья. Те же, кто попал в Западную Европу, вместо этого наблюдали «вживую» развитие умеренных социальных демократий, высокий уровень жизни и политическую стабильность, столь отличную от атмосферы, преобладавшей в Чили. Они выяснили, что левым не обязательно быть непримиримыми радикалами, что многих целей возможно достичь путем переговоров и компромиссов с теми, кто придерживается иных политических взглядов. Изгнанники пережили распад Советского Союза, крах коммунистических правительств Восточной Европы и кровавое подавление Китаем студенческих волнений в 1989 году. Все эти наблюдения во многом «обуздали» политический экстремизм и коммунистические симпатии чилийских левых.

Уже в ходе избирательной кампании 1989 года сторонники несопоставимых точек зрения осознали, что не смогут победить, если не начнут сотрудничать друг с другом. Также они поняли, что Пиночет все еще пользуется широкой поддержкой среди деловых кругов Чили и представителей высших классов, а потому им не позволят победить (и не допустят к власти, если они все-таки победят), если сторонники Пиночета не будут уверены в своей личной безопасности после ухода генерала в отставку. Как ни мучительно было это сознавать, левые отдавали себе отчет, что у кормила власти им придется проявлять терпимость по отношению к бывшим врагам, которых они ненавидели всей душой. Потому они вынужденно заявили о своей готовности строить «Чили для всех чилийцев»; именно эту цель Патрисио Эйлвин, первый демократически избранный президент Чили в эпоху после Пиночета, обозначил в своей инаугурационной речи 12 марта 1990 года.

Когда альянс из 17 оппозиционных групп победил на референдуме, левые столкнулись с необходимостью убедить центристов из христианско-демократической партии в том, что им нет нужды опасаться нового левого правительства, поскольку то не будет таким радикальным, как правительство Альенде. Потому левые и центристы составили предвыборный альянс «Консертасьон»[62]62
  Полное название Concertación de Partidos por la Democracia – «Коалиция партий за демократию» (исп.).


[Закрыть]. Левые согласились, если альянс сможет победить на выборах 1990 года (как и вышло), допустить чередование кандидатов в президенты между представителями обеих партий и позволить христианским демократам первыми занять эту должность. Согласие было осознанным, так как это был единственный способ для левых вернуться к власти легитимным путем.

Фактически альянс «Консертасьон» последовательно побеждал на первых четырех выборах после Пиночета: в 1990-м, 1993-м, 2000-м и 2006 годах. Первыми двумя президентами были христианские демократы Патрисио Эйлвин и Ардо Фрей-младший (сын бывшего президента Эдуардо Фрея). Следующие два президента, Рикардо Лагос и Мишель Бачелет, вышли из рядов социалистов, причем Бачелет стала первой женщиной-президентом Чили (по происхождению она – дочь генерала, которого пытала и держала в тюрьме хунта). В 2010 году альянс уступил президенту от правого крыла Себастьяну Пиньере, в 2014 году социалистка Бачелет снова заняла высший пост в государстве, а в 2018 году ее опять сменил Пиньера. Таким образом, Чили после Пиночета вернулась к эффективной демократии, по-прежнему аномальной для Латинской Америки, но осуществила немало выборочных изменений, продемонстрировала готовность терпеть, идти на компромиссы и делиться властью.

Помимо отказа от политической непримиримости, другие базовые изменения, привнесенные новым демократическим правительством Чили (если сравнивать с эпохой до Пиночета), затрагивали экономическую политику. Новое правительство в основном продолжало принятый при Пиночете курс на свободный рынок, поскольку эта политика сулила позитивные достижения в долгосрочной перспективе. Более того, новое правительство расширило сферу применения этой политики, снизив импортные пошлины, которые к 2007 году составляли в среднем всего 3 %; это самый низкий показатель в мире. Были подписаны соглашения о свободе торговли с США и Европейским союзом. Ключевым изменением в экономической политике военного правительства было увеличение расходов на социальные программы и реформирование трудового законодательства.

В результате после смены правительства в 1990 году чилийская экономика начала развиваться поразительными темпами, и сегодня Чили опережает остальную Латинскую Америку в экономическом отношении. Средний доход в Чили в 1975 году составлял всего 19 % от показателя США; эта пропорция увеличилась до 44 % к 2000 году, тогда как средний доход остальной Латинской Америки снизился. Уровень инфляции в Чили невысок, главенство закона обеспечивается, права собственности защищаются, а повсеместная коррупция, с которой мне доводилось сталкиваться при посещении страны в 1967 году, заметно сократилась в масштабах. Следствием (а также одной из причин) этого улучшения экономического климата стало удвоение объема иностранных инвестиций в первые семь лет после возвращения демократии.

Сегодня Сантьяго выглядит совершенно иначе, чем город, в котором я побывал в 1967 году. Он изобилует небоскребами (в том числе самым высоким в Южной Америке), может похвастаться новым метро и новым аэропортом. Тем не менее, экономические успехи Чили позитивно сказались далеко не на всех гражданах страны. Экономическое неравенство остается высоким, а социально-экономическая мобильность низкой, так что Чили по-прежнему можно назвать страной контраста между богатством и бедностью, хотя к богатым сегодня, как правило, относятся новые бизнес-лидеры, а не крупные землевладельцы. Но общее улучшение состояния чилийской экономики означает, что, хотя относительный разрыв между богатыми и бедными сохраняется, абсолютный экономический статус существенно повысился. Процент чилийцев, живущих ниже уровня бедности, упал с 24 % в последний год власти Пиночета до всего 5 % к 2003 году.

* * *

Победа оппозиции на выборах 1989 года вовсе не означала, что Чили освободилась от Пиночета и тирании вооруженных сил. Наоборот, прежде чем уйти в отставку с должности президента, Пиночет добился принятия закона о своем пожизненном сенаторстве, праве назначать судей верховного суда и сохранении за ним поста главнокомандующего вооруженными силами страны – вплоть до окончательной отставки в 1998 году, в возрасте 83 лет. Это означало, что Пиночет и скрытая угроза очередного военного переворота постоянно занимали мысли новых демократических лидеров Чили. Как объяснял мне мой чилийский друг: «Это все равно как если бы нацистская Германия сдалась 9 мая 1945 года, но Гитлер не покончил с собой, а остался пожизненным сенатором и главнокомандующим немецкой армией!» Укрепляя позиции чилийских военных, конституция Пиночета содержала статью (она продолжает действовать), гласящую, что 10 % государственного дохода от продаж меди в Чили (да, дохода, а не прибыли) должны пополнять ежегодно военный бюджет. Это условие обеспечило вооруженным силам Чили финансовую стабильность, необходимую, как уверяют, для отражения любых внешних угроз; данное объяснение особенно актуально с учетом того, что последняя (и всего вторая в истории страны) война закончилась более ста лет назад, в 1883 году, что границы Чили обороняют океан, пустыня и высокие горы и что соседи Чили (Аргентина, Боливия, Перу) ей не угрожают. Единственное возможное использование вооруженных сил Чили – против собственного населения.

Конституция Чили, утвержденная Пиночетом, содержала три статьи в пользу правого крыла. Одна статья указывала, что из 35 членов верхней палаты парламента 10 не избираются, а назначаются президентом из числа должностных лиц, скорее всего, правых по убеждениям (например, из бывших руководителей армии и флота). Бывшие президенты, как уже отмечалось, становились пожизненными сенаторами. Вторая статья (действовала до 2015 года) гласила, что каждый округ избирает в нижнюю палату двух представителей, причем одному достаточно простого большинства голосов, а вот другому требуется не менее 80 % голосов; это условие существенно затрудняло избрание от одного округа сразу двух левых. По третьей статье, необходимо большинство в 5/7 избирателей для изменения конституции; в любой демократии (а особенно в такой, как Чили), крайне трудно убедить в своей правоте 5/7 электората. Потому, хотя минуло два десятилетия с ухода Пиночета с поста президента, Чили по-прежнему живет по утвержденной им конституции, которую основная масса чилийцев считают нелегитимной.

Любой стране мучительно признавать и искупать злодеяния, совершенные ее правителями против собственных граждан или против граждан других государств. Ведь ничто не способно исправить прошлое, а зачастую многие из преступников продолжают жить, более того, наслаждаются достатком, властью и поддержкой. В Чили эти процедуры оказались весьма болезненными, поскольку за Пиночета немалая часть чилийских избирателей голосовала даже в 1989 году: он оставался главнокомандующим вооруженными силами, а демократическое правительство имело веские основания опасаться нового военного переворота в случае объявления «охоты» на военных преступников. В двух эпизодах – когда сын Пиночета угодил под следствие и когда комиссия по правам человека начала свою работу по расследованию зверств хунты – солдаты действительно выходили на улицы в полном боевом снаряжении, якобы для выполнения «рутинных тренировок». Стоявшая за этими «тренировками» угроза была очевидной для всех.

Патрисио Эйлвин, первый президент после Пиночета, действовал осмотрительно. Когда он пообещал справедливость, «насколько будет возможно», чилийцы, рассчитывавшие на возмездие, пали духом; зазвучали даже предположения, что эту фразу следует толковать как гарантию отсутствия справедливости. Но Эйлвин учредил комиссию по установлению истины и примирению, которая в 1991 году опубликовала имена 3200 чилийцев, убитых или «исчезнувших» при хунте, а вторая комиссия в 2003 году провела расследование пыток. Выступая по телевидению, Эйлвин едва сдерживал слезы, когда просил семьи жертв о прощении от имени чилийского правительства. Такие искренние извинения со стороны главы правительства за зверства государства в современном мире встречаются крайне редко; ближайшей параллелью кажутся столь же сердечные извинения канцлера Германии Вилли Брандта в варшавском гетто перед жертвами нацистского правительства Германии (подробнее см. в главе 6).

Поворотным пунктом в судьбе Пиночета стал выданный британцами ордер на его арест, когда престарелый генерал в 1998 году прилетел в лондонскую клинику для прохождения лечения. Ордер выдали по запросу испанского судьи, который вызывал Пиночета в Испанию для ответа за преступления против человечности и за убийства испанских граждан. Адвокаты Пиночета изначально утверждали, что генерала нельзя преследовать по суду, поскольку пытки и убийства являются законными инструментами отправления государственной власти. Когда британская палата лордов в конечном счете отвергла этот довод, адвокаты заявили, что Пиночет немощен здоровьем и должен быть освобожден из-под стражи по гуманитарным соображениям. Они позволяли своему подзащитному фотографироваться только в инвалидной коляске. После 503 дней, которые Пиночет провел под домашним арестом, министр внутренних дел Великобритании отказал Испании в просьбе об экстрадиции – будто бы из опасения, что Пиночет не в состоянии выдержать заседание суда (но не исключено, что это была благодарность за помощь, оказанную правительством Чили Великобритании в ходе конфликта за Фолклендские острова с Аргентиной в 1982 году). Пиночет немедленно вылетел в Чили. По прибытии его вывезли из самолета в инвалидной коляске, а затем он встал и самостоятельно пошел к чилийским генералам, что выстроились на поле, чтобы пожать ему руку (см. источник 4.7).

Но даже чилийских правых шокировало расследование подкомиссии Сената США, установившее, что Пиночет припрятал 30 миллионов долларов на 125 секретных банковских счетах в Америке. Правых нисколько не смущали пытки и убийства, но они страшно разочаровались, узнав, что Пиночет, который виделся им фигурой намного выше и лучше прочих вороватых латиноамериканских диктаторов, тоже воровал и прятал деньги. Верховный суд Чили лишил Пиночета иммунитета от преследования, положенного пожизненным сенаторам. Налоговая служба Чили (аналог службы внутренних доходов США) подала жалобу на Пиночета за предоставление ложных налоговых деклараций. (Возможно, чилийские власти вдохновлялись историей знаменитого американского гангстера Аль Капоне, который успешно избегал наказания за вымогательство и убийства, бутлегерство и азартные игры, но был наконец отправлен за решетку за уклонение от уплаты федерального подоходного налога.) Позже Пиночета обвинили в других финансовых преступлениях и поместили под домашний арест, а его жену и четверых детей также арестовали. Но в 2002 году он был признан недееспособным вследствие деменции и скончался от сердечного приступа в 2006 году, в возрасте 91 года.