Текст книги "Вороний парламент"

Глава 28

Выехав из аэропорта, Герни направился на восток, к центру Лондона, затем повернул на юг. Рейчел вспомнила, как они со Стеллой сидели и ждали, догадываясь о том, что происходило в соседней комнате. Когда пролетал самолет, они старались не смотреть друг на друга, как родственники в приемном покое больницы.

Стелла, зажавшая в кулаке деньги, которые дал ей Герни, очень походила на ребенка. Дорогая одежда, безупречный макияж, гоночные машины и экстравагантность – все это приобреталось в обмен на любовь или деньги. Теперь в этой цепочке что-то оборвалось. Она шла к зданию терминала неуклюжей, суетливой походкой, то и дело оборачиваясь, чтобы посмотреть туда, где стояла их машина, пока не скрылась за раздвижными дверями. Рейчел сочувственно проводила ее взглядом, думая о ремесле, которое считала ужасно бессмысленным занятием.

– Она ничего не знала, – сказала Рейчел.

– Все равно другого выхода не было.

– Так что теперь нам известно? – бросила она как бы невзначай, словно задала вопрос скорее из вежливости, чем из любопытства.

– Этот Паскини хотел казаться генералом, а на самом деле был всего лишь интендантом. Думаю, его политические взгляды и деньги мало интересовали их. Им нужен был его сын и его притон в Лондоне. Несколько раз они использовали его, давая мелкие поручения. В этом смысле он был их союзником. Для отвода глаз они польстили ему, посвятив в кое-какие планы. Думаю, он не брезговал подслушиванием, что наверняка щекотало ему нервы и доставляло удовольствие. Уверен, что это дело соответствовало интересам его личной войны против умеренных либералов, потому он в него и ввязался.

– Так какое дело?

– Он почти ничего не сказал об этом.

– Но хоть что-то сказал?

– Он подтвердил, что Дэвиду нашли замену, и она оказалась более сговорчивой, чем Дэвид.

– Та девушка в ресторане?

– Да.

– Ты сказал, что видел ее раньше. – Герни не ответил. – Как это? Где ты ее видел? – Молчание. – Почему ты был так уверен, что именно она заменит парня? – Молчание Герни затянулось, но Рейчел не отступала: – Об этом говорил Медоуз? Попытка вывести из строя прямую правительственную связь?

– Да, похоже. Но Паскини знал и того меньше. Его рассказ не во всем совпадает с информацией Медоуза. Он не мог сказать ничего определенного, одни догадки.

– Ты хочешь сказать, что он врал?

– Нет. Он выложил все, что знал, но его слова мало походят на правду.

– Почему?

– Он сообщил мне, что существует предельный срок операции.

– Он так и сказал?

– Да.

– Это как-то связано с условиями ее проведения? Возможно, они действительно ограничены временными рамками? Ведь это очень чувствительная система, там полно аппаратуры для автоматического устранения повреждений. Их ведь могут засечь?

– Могут.

– И когда этот крайний срок?

– Через три дня. – Герни взглянул на часы. – Через два.

– Боже милостивый. Поэтому ты и велел Стелле потеряться на неделю.

– Он слышал еще кое-что о выборах.

– О чем? – недоуменно спросила Рейчел.

– Осенью в Англии состоятся парламентские выборы.

– Это я знаю, но какое отношение имеют выборы к Дэвиду Паскини или этой девушке?

– Ее зовут Пола Коул.

– Это он тебе сказал?

Герни кивнул:

– Он слышал, как упоминали это имя.

– Но выборы состоятся через несколько месяцев, а ты сказал, что у них осталось всего два дня.

– Это все, что мне удалось выяснить.

После пережитого на нее навалилась сонливая усталость. Минут десять она клевала носом, то проваливаясь куда-то, то пробуждаясь и вздрагивая.

– Мы заедем в какую-нибудь больницу?

– Нет. Утром заедем в аптеку. – Герни решил, что они купят антисептик, бинт, несколько зажимов на тот случай, если рана сама не затянется, и Рейчел ее обработает.

Она опять задремала, когда вдруг услышала:

– Джордж Бакройд мертв.

– Это Паскини сказал тебе?

– Да.

Она посмотрела на его лицо, на его руки, уверенно управляющие машиной, и не заметила в нем ни печали, ни сожаления, ни угрызений совести. Его лицо по-прежнему сохраняло бесстрастное выражение.

Глава 29

Человек, сидевший напротив Говарда Прентисса, напоминал президента солидного банка. Он восседал на стуле с прямой спинкой, предусмотрительно отодвинутом от орехового бюро. Он был одет в темно-серый костюм, хрустящую голубую рубашку с неброским темно-бордовым галстуком, на ногах – начищенные до блеска темно-синие ботинки. Его темно-русые волосы были тщательно подстрижены. Сложив руки на коленях, он невозмутимо смотрел на Прентисса. Их встреча проходила в «Хилтоне», в небольшом номере, где остановился этот человек.

Он уже получил все инструкции и вечером того же дня должен был уехать, но неожиданно Прентиссу позвонил Пит Гинсберг.

– Я не верю ни единому слову. Расскажите поподробнее. – Прентисс говорил с трудом от душившей его ярости.

– Мы отправили туда четверых. Трое из них застрелены. У одного сломана шея. Паскини исчез. Вы знаете, этот Герни оказался настоящим профессионалом. Мы его недооценили.

– Мне некогда выслушивать всякую чушь. Объясните мне, как подобное могло произойти? Это дело рук Паскини?

– Исключено.

– Скорее всего, вы правы, – вздохнул Прентисс.

– Того, со сломанной шеей, нашли голым в спальне. Занимался любовью. Исчезла одна из проституток, которой в первый раз поручили отвлечь Герни. Типичная «поди-подай». Есть предположение, что Ирвинг с Герни рассказали ей обо всем, перед тем как она решила им помочь.

– А раньше она ничего не знала?

– Нет. Она должна была передать свой разговор с ними Паскини, чтобы выяснить, насколько хорошо они осведомлены. Ну, вы знаете нашу методу.

– Конечно. Чтобы потом было с чем сравнивать показания, полученные во время допроса.

– В общем, она сбежала, эта Стелла, или как ее там. Это не настоящее ее имя.

– По собственной воле?

– Кто его знает? Она решила угостить наших подопечных. Потом Герни воспользовался моментом, когда она занималась любовью с этим идиотом. Он еще не успел слезть с этой шлюхи, как получил по зубам, после чего Герни без всяких хлопот сломал ему шею.

– Похоже, все было подстроено.

– Да.

– Что вы думаете по этому поводу?

– Как Герни будет действовать дальше? – Прентисс представил себе Гинсберга, который при этих словах пожал плечами. – Девицу отправит куда-нибудь, а из Паскини вытрясет душу.

– Господи! Он не расколется?

– Трудно сказать. Вы же знаете, что он нацист. Но мне кажется, что он все выложит. Я хочу сказать, что Герни знает, как беседовать в подобных случаях.

– Боже, – проговорил Прентисс устало. – Им следовало прикончить его сразу, на месте. И Ирвинг тоже.

– Мы получаем указания от ваших людей.

Прентисс понял, что он имел в виду Джеффриза.

– Как обстоят дела сейчас?

– Ищем – и мы, и англичане, но, думаю, рассчитывать на удачу не приходится. Этот Герни знает свое дело.

– Я это уже слышал.

– Вы спросили мое мнение.

– Ладно, ладно.

После продолжительного молчания оба заговорили одновременно.

– Что? – переспросил Прентисс.

– Все остается в силе?

– А что Коул?

– Она готова. Чувствует себя прекрасно. Вообще все хорошо. – Гинсберг старался говорить спокойно.

– Будьте у телефона, – сказал ему Прентисс. – Все остается в силе.

* * *

Человек, похожий на банкира, сказал:

– У меня была встреча с Джеффризом. Эдом Джеффризом. После разговора с Гинсбергом Прентисс сделал два телефонных звонка, в том числе и этому человеку, предварительно просмотрев досье. Его звали Колдуэлл, во всяком случае, он значился под этим именем. Говорил он с едва уловимым акцентом. Как явствовало из досье, Колдуэлл был гражданином Бельгии, в Штатах постоянно не проживал, связаться с ним можно было, позвонив по швейцарскому номеру. К его услугам они уже прибегали несколько раз.

– Об этом потом. Сейчас вы встречаетесь со мной.

Колдуэлл сидел совершенно неподвижно и только кивнул.

– Возникла проблема?

– Нет. Никаких проблем. – Прентисс достал из кармана фотографию и подошел к бюро. – Возможно, вы встретитесь там с этим человеком. – Он достал еще одну фотографию. – Он может быть вместе с этой женщиной.

Колдуэлл слегка повернул голову, чтобы взглянуть на фотографии.

– Что мало вероятно, – продолжал Прентисс. – Все факты говорят против этого. Он не знает, как разворачиваются события, а на вас никак не сможет выйти. О вас вообще никто не знает.

– Несколько человек знают. – Колдуэлл дождался, когда Прентисс сядет на место. – Вы. Джеффриз. И еще два человека.

– Трое, – уточнил Прентисс. – Джеффриз, я и еще один.

– Как зовут вот этого? – Колдуэлл показал на бюро.

– Саймон Герни.

– Как можно выйти на него? Деталей не надо.

– Возможно, он будет следить за Коул, – с сомнением предположил Прентисс, полагаясь на теории Бена Аскера. – Просто считайте его своим противником, понятно? Чем меньше вы знаете… – Прентисс запнулся. – Он был у нас в руках, но мы упустили его. Поэтому теперь, скорее всего, он ляжет на дно. И все-таки…

– Понятно. – Колдуэлл вскинул брови. – Это было неосмотрительно с вашей стороны потерять его, – сказал он, не ожидая ответа. – А девушка?

– Она наша.

– Была.

– Да, была наша.

– С этим тоже все ясно. – Колдуэлл, не глядя, протянул руку и взял фотографии. Он пристально посмотрел на них и отложил в сторону. – Он профессионал?

– Да, – подтвердил Прентисс. – Понятно?

– Значит, если они появятся… – Колдуэлл остановился, чтобы Прентисс закончил его мысль.

– Желательно их убрать, только без лишнего шума. Все должно пройти гладко. Не хватало еще, чтобы потом нас замучили вопросами. Но если представится случай…

– Я понял, – сказал Колдуэлл.

– Главная задача прежняя – убить Полу Коул. Это все, что вы Должны знать. Все может остаться без изменений, но Пола Коул должна умереть.

– Разумеется, – повторил Колдуэлл. – Я все понял.

Глава 30

Наконец Рейчел заснула, а проснулась, когда мотор перестал урчать и они остановились. Она увидела редкие огни фонарей, невысокое здание.

– Где мы?

– На полпути в Брайтон. – Герни извлек раненую руку из рукава дождевика, расстегнув куртку и рубашку. – Это специально оборудованное место для стоянки. Им обычно пользуются водители грузовиков. – Он повернулся к ней, приблизив руку к свету: – Кровь идет?

– Несильно, но идет, – ответила Рейчел. – Сочится.

– Посмотри рукав куртки и плаща. Она выглядела заботливой женой.

– Ничего нет.

– Хорошо, – сказал он, застегивая рубашку.

– Зачем мы здесь?

– Почему бы нам здесь и не быть? Я не знаю, как скоро они спохватятся, узнав, что мы скрылись. Это зависит от того, как часто Паскини должен был отзваниваться. Вероятно, первый раз он позвонил, когда нас привезли на Чейни-Уок. Возможно, в следующий раз он должен звонить на рассвете. Сейчас три часа. Вернуться в город на машине мы не можем, поэтому отсюда поедем на попутке.

– В Брайтон?

– Да, и в Лондон вернемся поездом. Такой ход вряд ли придет им в голову. И все же они начеку, они нас ждут, поэтому мы поедем не только на поезде. Хочешь кофе?

Пока она допивала вторую чашку кофе, Герни нашел попутную машину.

Водитель оказался на редкость разговорчивым. Он усадил Рейчел рядом с собой и всю дорогу рассказывал ей о девушках, которых ему случалось подсаживать по пути, и о том, как они расплачивались с ним за поездку. Герни не спал, но в разговор не вступал. Водитель крутил руль, выжимал сцепление, но время от времени успевал наклониться к Рейчел, чтобы схватить ее за колено, якобы для большей убедительности своих слов.

Когда они проезжали мимо Ройял-Павильон, Герни попросил остановиться. Он помог Рейчел выбраться из кабины и захлопнул дверь. Они решили прогуляться к морю, которое мрачно серело под утренним тусклым небом. Волны, разбегаясь по гальке, замирали на ней темными спокойными складками.

– У этого типа оказалось целых три руки: одной он рулил, другой переключал скорость, а третьей лапал меня.

– Я это заметил.

На берегу они набрели на участок, поросший травой, на котором было установлено несколько скамеек. Они сидели лицом к морю, наблюдая за стаей чаек, промышлявших мелкой рыбешкой выше линии прибоя. Чайки то взмывали вверх, то камнем падали вниз, борясь между собой за добычу и при этом пронзительно и скандально крича.

Не отрывая от них взгляда, Рейчел сказала:

– Итак, мы возвращаемся.

– Да. Сядем в метро на одной из южных станций Лондона.

– А потом?

– Отправимся в гостиницу. Мы ведь отсутствовали всего одну ночь, так что, скорее всего, там даже не заметили этого.

– И потом?..

Подул сильный бриз, покрывший море белыми гребешками и вспенивший сонливый прибой. Герни устроился поудобнее, чтобы не так болела рука.

– Тебе, я думаю, пора собирать манатки. Рейчел никак не отреагировала на его слова.

– Если что и должно случиться, то завтра. У меня выбора нет, я в любом случае должен добраться до Полы Коул.

– Зачем ты лезешь на рожон?

– Мы сыграем в кошки-мышки, и я исполню роль мышеловки.

– Тогда ты умрешь.

Герни, не отрываясь, смотрел на гребешки волн, с которых ветер срывал и уносил белую пену.

– Предложи что-нибудь другое.

– Да забудь ты об этом деле. Брось! Ты же сам ничего не выиграешь. Борец за справедливость! Послушай, – продолжала она, – они живут по своим собственным законам, известным только им одним. Ты думаешь, рядовой гражданин понимает, что происходит? Пару раз ты их перехитрил, ну и что? Что это изменило? Ничего. Это – их игра, которую они ведут по собственным правилам. Поэтому нам обоим пора собирать манатки. – Она повернулась к нему. – А, Саймон?

Герни по-прежнему смотрел на белую полоску пены, оставляемой волнами на гальке.

– Понятно, – заключила она. – Нет.

Когда они шли через город к станции, Рейчел сказала:

– Пока я остаюсь, во всяком случае до завтрашнего дня, но из гостиницы не выйду. Надеюсь, это не нарушит твои планы. Кто знает, может быть, что-то и произойдет.

– Вот именно: кто знает?

По пути им встретилась аптека, где Рейчел купила бинт и антисептик. В поезде ей пришлось бодрствовать, чтобы Герни хоть немного поспал.

* * *

Пола проснулась рано. Слуховое окно тускло поблескивало в утреннем свете. Она неподвижно лежала, глядя прямо на него, но взгляд ее снова затуманился, и очертания окошка стали расплывчатыми. Она задремала, погрузившись в мир пестрых образов. Качались деревья. Ловя восходящие потоки воздуха, парили птицы…

И человек, и место казались знакомыми, но Герни никак не мог восстановить в памяти ни кто был с ним, ни что это за место. Над головой кружили птицы, криком напоминавшие чаек. Спутник находился слишком далеко, чтобы можно было его увидеть. Герни лишь ощущал его присутствие, которое напоминало тень, упавшую рядом. Он попытался повернуться, чтобы увидеть лицо человека, но страшная давка, в которой они оказались, унесла толпу вместе с ним в сторону.

Высоко над толпой светился экран огромного телевизора, яркие цвета поражали своей неестественностью. Взгляды всех присутствующих были устремлены вверх. На экране появился Джордж Бакройд со стаканом в руке. Помахав Герни другой рукой, он начал говорить, но из-за стоявшего кругом шума его не было слышно: вроде бы он кого-то представлял.

Герни почувствовал, как рядом с ним появилась Пола Коул. Она внимательно смотрела на экран, и Герни видел телевизионное изображение как бы ее глазами. Передача велась из паба на Портобелло-роуд, где он и Рейчел в последний раз встречались с Бакройдом. За одним из столов выпивали несколько мужчин, и Бакройд, произнеся что-то, показал на одного из них. К стене позади стола был прикреплен флаг с изображением дерева и слетающей с его ветвей птицы.

Человек встал из-за стола и приблизился к камере, сменив у микрофона Бакройда. Герни почувствовал, как возросло напряжение Полы, словно генератор, вмонтированный в ее мозг, стал работать интенсивнее, перейдя от тихого гудения на устойчивый вой. Он попытался совместить свои видения с ее, но она сопротивлялась этому изо всех сил. Как будто осознав его присутствие, она вздрогнула, и лицо на экране стало смазанным и искаженным, причем настолько, что черты его было трудно разобрать. Силясь восстановить их в памяти, он услышал ее хриплый шепот: «Герни».

И все же память, насыщенная информацией, подсказывала имя, оно было готово сорваться с языка. Черты лица то восстанавливались, то снова расплывались. Наконец огромным усилием воли Герни сосредоточился и заставил изображение на экране вернуться в фокус, после чего он увидел знакомое лицо человека, которым оказался Мартин Лютер Кинг.

Раздались стоны и жалобные вопли толпы.

Кинг наклонился к микрофонам.

– Я видел сон! – нараспев произнес он.

– О Господи! – воскликнули голоса в ответ. – Господи! Пола собралась с духом, чтобы выстрелить из охотничьего лука. Краем глаза Герни видел, как она взяла стрелу и натянула тетиву.

– Я видел сон! – рефреном пропел Мартин Лютер Кинг, и ответом ему стал лес поднятых рук.

Герни услышал свист рассекаемого воздуха и проводил взглядом пущенную стрелу, следя за ее рыскающим полетом, в котором она, как самонаводящаяся ракета, искала свою жертву. Герни видел все так, словно совершал полет вместе со стрелой. Когда она достигла своей цели, он, оказавшись в непосредственной близости от места происшествия, не понял, что произошло.

Он снова перенесся в самую гущу толпы и посмотрел на экран. Пола держалась рядом с ним. Он хотел было повернуться, чтобы взглянуть на нее, но сон не дал ему этого сделать. Стоя плечом к плечу, они следили за тем, как мелькали на экране, сменяя друг друга, лица и места событий. Герни понимал, что Пола хотела среди них что-то спрятать, поэтому он сосредоточился, стараясь замедлить мелькание образов, и это ему удалось. Пола задрожала, она вскрикнула, как от полученного удара, и картинка на экране замерла, запечатлев черный лимузин с откидным верхом и людей. Потом машина на большой скорости тронулась с места, оторвавшись от сопровождавших ее мотоциклистов. С заднего сиденья с трудом поднялась женщина, словно пытаясь поймать что-то. Сбоку на машину прыгнула охрана, и камера крупным планом показала перекошенное лицо Кеннеди, его распростертое тело, забрызганные кровью пиджак, обивку салона и розовый костюм жены.

Пола опустила винтовку. На экране появился Джордж Бакройд с плакатом, на котором было написано: «Совершено покушение на президента Кеннеди». Когда он убрал плакат, Герни увидел на экране собственное лицо. Всматриваясь в толпу, он искал глазами Полу, а найдя, пробрался к ней, чтобы быть рядом. Они смотрели на преувеличенно большое изображение, пока черты лица не стали расплываться и деформироваться: нос укоротился, волосы потемнели, лицо расширилось.

Пола задрожала, ее трясло так, словно к ней притронулись оголенным проводом. Охваченная паникой, она испытала новый прилив сил, неистово перемешав и превратив в беспорядочный набор зубы, глаза, скулы. Герни противодействовал ей, пытаясь воссоздать их и складывая по частям подбородок, нос, лоб. Когда он наполовину справился с задачей, ему померещилось, что он узнает эти черты, но Пола в припадке ярости разбила изображение, расшвыряв все его фрагменты.

Герни сдался и перестал смотреть на экран, переключив все свое внимание на Полу. Это занятие походило на засаду. Он увидел ее лицо, перекошенное от напряжения, и широко распахнутые глаза. Он хотел вытянуть из нее имя, имя того человека, чье лицо она не позволила ему увидеть на экране. В какой-то миг он одолел ее и услышал, как она произнесла это имя, утаив, однако, другое.

Он повернулся к экрану, на котором снова возникло его лицо, которое он тут же стер, и на его месте появилась другая картинка. Он знал, что Пола тоже видит ее. Он услышал ее отчаянный шепот. Обессиленная борьбой с ним, она, как выдохшийся на дистанции бегун, не могла больше вмешиваться в дальнейший ход событий.

Камера вернула их в прошлое: вот мужчина подстригает живую изгородь в саду, его молодое лицо напряжено. Герни видел, как Пола наклонилась и подняла шнур секатора, который в ее руке вдруг превратился в змею – шипящую и извивающуюся. Она замахнулась и швырнула ее. Змея полетела в мужчину, который поймал ее, но она, вырвавшись из тисков сжимавших ее рук и сверкнув ядовитым зубом, нанесла ему разящий удар по лицу и в шею.

Глава 31

Человек, похожий на банкира, встал в восемь утра. Он принял душ, побрился и выбрал костюм, после чего позвонил в «Пан-Америкэн», чтобы проверить, забронирован ли ему билет. Ему подтвердили, что место зарезервировано на рейс номер 106 из аэропорта Даллеса в восемнадцать пятнадцать.

Он злился, что его вызвали в Вашингтон, поселили в этой гостинице, а теперь еще нужно было как-то убить целый день. Мало того что были пропущены концерт в «Карнеги-Холл» и обед в дорогом ресторане «Времена года», к тому же он лишился удовольствия провести вечер и ночь с одной очаровательной особой. Прентиссу не терпелось поговорить с ним лично и, конечно, не по телефону, поскольку, как подозревал Колдуэлл, кое-кто из сотрудников мог подслушивать их. Он понимал, что руководство данной операцией осуществлялось из-за наглухо закрытых дверей.

Джеффриз был не очень симпатичен Колдуэллу, но он несколько раз подбрасывал ему работенку. Прентисс – птица совершенно иного полета: он вел игру покрупнее, да и ставки у него были значительно выше, что служило Колдуэллу небольшим утешением за неожиданный вызов и вынужденную необходимость провести скучный день.

Вздохнув, Колдуэлл взял фотографии Рейчел и Герни. Рассматривая изображение Герни, он понял, что в его лице он встретит сильного противника, что, впрочем, всегда было интересно. Продолжая изучать снимки, он снял трубку, заказал сок, кофе и тост, затем опустил их в дорожную сумку и включил телевизор.

* * *

Рейчел долго стояла под душем, как будто никак не могла смыть грязь последних двадцати четырех часов. Наконец она выключила воду и несколько минут энергично вытирала волосы, наклонив голову вперед. Она завернулась в сухое полотенце, закрепив свободный конец под мышкой, и неожиданно остановилась от пришедшей в голову мысли, которая заставила ее содрогнуться.

Выйдя из ванной, она увидела Герни, который вот уже битый час лежал на кровати, уставившись в пространство.

– Ты бы занялся своей рукой.

Пока она одевалась, он развязывал узлы на лоскутах от рубашки Паскини, которую разорвала Стелла. Ткань присохла к ране, поэтому он разделся и пошел в душ, откуда вернулся через пять минут со снятыми повязками, но рана снова кровоточила. Ближе к локтю она немного затянулась и по форме напоминала криво улыбающиеся узкие губы.

– Ну как? – спросила Рейчел.

– Болит, но не очень.

Рейчел обработала рану антисептиком и перевязала ее, стараясь стянуть руку, но не слишком туго. Он неподвижно стоял, послушный, как объезженный жеребец.

– Этого недостаточно, – заметила она.

– Придется обойтись твоей помощью.

Она оторвала бинт и завязала его.

– Что ты собираешься делать?

Увиденный им накануне сон не давал ему покоя. Отчетливые цветные картины стояли перед глазами, а шум голосов по-прежнему звучал в ушах. Он видел, как неторопливо рыскала в поисках жертвы стрела, и слышал свист ветра в ее хвостовом оперении. Он видел змею, извивающуюся в воздухе, и ее ядовитый зуб, острый, как стальной шип, прокусывающий человеческую плоть. Он мучился над разгадкой того, что могла значить эта вереница образов: Мартин Лютер Кинг, Кеннеди, мрачный молодой человек, работающий в саду, и Пола, пытающаяся скрыться в толпе после очередного покушения.

Рейчел повторила свой вопрос.

– Ведь теперь они возьмут под наблюдение и Чейни-Уок, и Хэмпстед.

Герни не прочь был узнать, какую версию разрабатывала полиция, возможно, версию разборки между преступными группировками. Если Коул до сих пор оставалась на Уиндмил-Хилл, то полицейских и близко не подпустят к этому дому, а прессу постараются нейтрализовать. Перестрелка в восточном Лондоне, четверо убитых в Челси. Достаточно одного любопытного прохожего или ревностного блюстителя порядка, чтобы об этом узнал весь город. Он посмотрел на часы и включил телевизор.

– Если я хочу выманить их, – заключил он, – то надо отправляться в Хэмпстед. Ты права. Они могут выставить полицейские патрули на Чейни-Уок и близлежащих улицах, а вот к Коул они приблизиться не могут, рискуя засветить ее.

– Ты думаешь, она до сих пор там?

– Возможно, нет. Скорее всего, нет. Это зависит от того, насколько хорошо они организованы. У них могут быть и другие явки, они могут поселить ее в гостинице, но это опаснее.

– Почему?

– Мы ведь однажды видели ее, хотя я уверен, что она не имела права отлучаться одна.

– Я ничего не понимаю. – Рейчел задумалась. – А ты, я вижу, не намерен ничего рассказывать мне. До сих пор я закрывала глаза на то, что ты из всего делаешь тайну. Согласна, я заслужила это. Может быть, ты прав, что не хочешь брать меня с собой. Ты имеешь право не доверять мне. Но я прошу тебя, не пудри мне мозги.

Герни молчал.

– Саймон! – окликнула его Рейчел. – Ты слышишь меня?

Он жестом показал ей, чтобы она успокоилась. Его глаза были прикованы к экрану телевизора, по которому выступал человек. Герни видел также голову корреспондента, который, довольно кивая, выслушивал ответ на свой последний вопрос. Фоном им служило изображение дерева, с ветвей которого слетает птица.

Говорил Клайв Хоулман:

«…И завтра в Гайд-парке мы станем свидетелями грандиозной демонстрации неприятия и недовольства, с какими большинство простых граждан нашей страны относятся к ядерной политике правительства. Представители различных слоев общества, всех политических партий, люди различных убеждений соберутся там, чтобы заявить правительству решительное „нет“. Нам не нужно этого оружия. Нам не нужны американские военные базы. Нам нужна новая политика. Больше всего мы нуждаемся в спокойном мире без войн».

Режиссер переключился на студию, и диктор последних новостей сообщил:

«На завтрашнем митинге, по предварительной оценке, соберется более полумиллиона человек, что вызывает беспокойство у правительства и полиции. Министр внутренних дел предупредил о возможных нарушениях общественного порядка…»

Герни внимательно дослушал новости, затем выключил телевизор и какое-то время стоял, не отрывая глаз от темного экрана. Он мысленно, по частям, воссоздавал черты лица человека, которого видел во сне, – подбородок, нос, скулы, – и сопоставлял их с лицом Хоулмана на фоне символизирующего мир дерева, как будто нарисованного ребенком, и летящего голубя, белый силуэт которого выделялся на темном небе.

Дерево и птица запечатлелись в мозгу Полы, словно кто-то выжег их в нем. Они были доминантными в ее сознании, когда она стояла среди толпы, наблюдая за человеком, подошедшим к микрофону, и готовилась к предстоящему покушению.

Рейчел пришла в замешательство.

– Это же Хоулман! Так его зовут? – воскликнула она, вспоминая телепередачу, виденную в пабе на Портобелло-роуд, и улыбающееся лицо Джорджа Бакройда, поднимающего стакан с виски.

Наконец Герни сел.

– Теперь я знаю, что должно произойти, – сказал он, – но не знаю, как.

* * *

Пола Коул сидела совершенно неподвижно. Был яркий солнечный день, но в тенистых местах на лужайке еще серебрился иней. Там, где он растаял, мокрая трава сверкала и переливалась всеми цветами радуги. В грязи у обочины длинной, засыпанной гравием дороги копались в поисках добычи два дрозда. Они то отбегали в сторону, то снова принимались тыкать в землю своими узкими, как игла, клювами. Когда каждый из них с горящими глазами устремлялся вперед, его маленькое тельце, выгнутое дугой, напоминало наносящее удар оружие.

Дом, куда ее привезли, был большой и располагался вдалеке от дороги. У стены, от которой начиналась подъездная дорога, росли высокие кипарисы, поэтому от ворот дом нельзя было увидеть. Когда они приехали, Маунтджой открыл их, чтобы пропустить машину, и закрыл, прежде чем сесть рядом с водителем. Она знала, что произошли какие-то важные события, в которых был замешан Герни. Ему уже ничто не угрожало, и завтра она увидит его, хотя не понимала, радоваться этому или огорчаться. Он, как и она, знал все. Она сидела неподвижно, наблюдая за дроздами, и, хотя был ясный день, солнце не грело, поэтому на ней были пальто и перчатки.

Она думала о том, что убила своего отца, и теперь в ее тайну проник посторонний, к которому она испытывала смешанное чувство любви и ненависти.

Один из дроздов схватил червяка и вытащил его из земли. Червяк отчаянно сопротивлялся, скручиваясь, извиваясь, он пытался вырваться из сжимавших его тисков. Пола припомнила свой сон и лица погибших известных людей, до сих пор ощущая легкость, с которой устремилась к своей цели стрела. Кто сделал это? Герни или она? Ее рука обхватила толстое сухое тело змеи. Папочка! Когда змея укусила его, его лицо расплылось кровавым пятном, а лезвия неуправляемого секатора продолжали грозно стучать, и болтавшийся шнур напоминал атакующую кобру.

– Папочка, – прошептала она. – Герни.

Когда Пола пришла на эту скамейку, светило солнце. Теперь оно уже клонилось к закату, и тени все ближе подкрадывались к дому, из которого появился Пит Гинсберг, направляясь к ней. Он наблюдал за ней из окна, не в силах оторвать глаз, отчего еще больше нервничал и злился.

– Пойдем в дом, – предложил он. – Тебе не холодно? Ради Бога… Не получив ответа, он прошелся по лужайке и опять вернулся к скамейке, устав перед ней.

– Ты не хочешь войти в дом?

Даже не взглянув на него, она продолжала неподвижно сидеть, наблюдая за дроздами.

* * *

– Но почему? – спросила Рейчел.

– Сама подумай, – ответил Герни. – Ты же знаешь об этом.

– О выборах?

– Движение за мир выдвигает в парламент значительное число кандидатов, о чем пять лет назад и подумать было нельзя. Хоулман возглавил его именно пять лет назад. Он приобрел огромное влияние, превратив марши мира в респектабельное мероприятие. Он вступил в Движение, выбрав исключительно благоприятный момент, и все эти годы действовал с большим умом. Теперь уже никто не может сказать, что участники Движения – это кучка ненормальных крикунов, настолько оно многочисленно. Все больше людей лично знают друг друга, так как живут по соседству или вместе работают. К тому же Хоулман обаятельный человек, да и красным его не назовешь.

– Я слышала, что он очень честолюбив.

– Вероятно, да, как большинство политиков.

– И что он будто бельмо на глазу у правящего кабинета.

– Более того, Хоулман опасен. Другой такой подходящей кандидатуры не найти.

– Он будет фактически контролировать выборы.

– Должно быть. Участие в Движении за мир приобрело такую значимость, что его руководители могут позволить себе разрабатывать собственную тактику проведения избирательной кампании. Ни для кого не секрет, что многие годы они состояли под наблюдением, их телефоны прослушивались, почта просматривалась. В сложившихся обстоятельствах этого оказалось недостаточно.