Текст книги "Девушка по соседству"

Глава шестая

Я знал, о чем она говорила.

Вилли Чандлер-старший, пока жил здесь, был мастером на все руки.

Умельцем – и чуток параноиком.

И, как я думаю, когда Хрущев заявил Штатам в ООН: «Мы вас похороним!», Вилли-старший буркнул что-то типа «хрен похоронишь» и устроил в своем подвале бомбоубежище.

Это была комната внутри комнаты, восемь на десять футов и шесть в высоту, обустроенная строго по правительственному техническому регламенту. Спускаешься по ступенькам из кухни, проходишь мимо банок с краской, стоящих под лестницей, проходишь сток, потом стиральную машину с сушилкой, сворачиваешь за угол, затем через тяжеленную металлическую дверь с засовами – в своей прежней жизни это была дверь промышленного холодильника для хранения мяса – и оказываешься в бетонной камере, темной и затхлой, где всегда градусов на десять холоднее, чем снаружи.

Не было там ни электрических розеток, ни патронов для лампочек.

Вилли приколотил перекладины к кухонному полу и укрепил их толстенными деревянными балками. Единственное окно, выходившее наружу, он заложил мешками с песком и закрепил изнутри полудюймовой металлической решеткой. Он притащил в убежище все необходимое: огнетушитель, радиоприемник на батарейках, топор, ломик, переносную лампу, аптечку первой помощи и бутыли с водой. Ящики с консервами были составлены рядом с печкой, работавшей на консервированном топливе «Стерно». Стояли они на прочном самодельном столе из крепкого дерева. Здесь были и будильник, и насос для накачивания матрасов, свернутых в углу.

Все это он купил и построил на зарплату молочника.

Наличествовали даже кайло и лопата – чтобы можно было откопаться после взрыва.

Единственное, что Билли не установил из списка правительственных рекомендаций, так это биотуалет.

Они ведь стоили чертовски дорого. И он свалил раньше, чем у него дошли до этого руки.

* * *

Мы играли там иногда, но все же не часто.

Это место пугало нас.

Казалось, что он выстроил здесь камеру – не убежище, чтобы не впустить кого-то снаружи, но темную яму, чтобы держать кого-то внутри.

Располагаясь посередине, убежище каким-то образом накладывало отпечаток на весь подвал. Бывало, сидишь в подвале, потягивая колу и болтая с Рут, пока она стирала белье, – и видишь этот зловещий бункер, его просевшие стены, вечно влажные, в потеках и трещинах. Словно сама стена старела и умирала.

Но иногда мы бегали туда, чтобы попугать друг друга.

Для этого он годился. Пугать друг друга. Для этого, и ни для чего больше.

И мы бегали туда совсем не часто.

Глава седьмая

– Я скажу вам, чего не хватает этому чертову карнавалу. Доброго старого хучи-ку!

Был вечер вторника, второй вечер карнавала, и Рут смотрела телевизор, наблюдая, как шайенна[7]7
  Шайены – одно из племен американских индейцев.


[Закрыть] Боди сотый раз назначают помощником шерифа и как дешевый и трусливый мэр городка цепляет значок помощника к кожаной рубашке индейца. Шайен выглядел гордым и решительным.

Рут – с пивом в одной руке и сигаретой в другой – с усталым видом сидела в большом кресле у камина, вытянув длинные ноги. Она была босой.

Вуфер, сидя на полу, посмотрел на нее:

– А что такое хучи-ку?

– Хучи-ку. Хучи-кучи[8]8
  Жаргонное название далеких от норм приличия танцев.


[Закрыть]. Танцующие девочки. Этого не хватает, и еще цирка уродов. Когда я была маленькой, как ты, было и то и другое. А один раз я видела человека с тремя руками.

Вилли-младший посмотрел на нее:

– Не может быть.

Но было видно, что он просто-таки лопается от любопытства.

– Не спорь с матерью. Видела. Я видела человека с тремя руками. Одна была просто маленькой сосиской и росла вот отсюда.

Она подняла руку и ткнула пальцем в гладко выбритую подмышку.

– Две другие – обычные. Как у вас всех. А еще там была двухголовая корова. Ясное дело, дохлая.

Мы кружком сидели у телевизора: Вуфер на ковре возле Рут, я, Вилли и Донни на диване, а Эдди присел на корточки у самого телевизора, так что Вуферу приходилось изворачиваться, чтобы увидеть хоть что-нибудь из-за его спины.

В такие моменты можно было не опасаться Эдди. У них дома телевизора не было, и здесь он просто прилипал к экрану. А если кто и мог с ним управиться, так это Рут.

– А еще? – спросил Вилли-младший. – Что еще ты видела?

Он провел ладонью по своей белобрысой коротко подстриженной голове. Он всегда так делал. Может, это ему нравилось, но я не мог понять, что за удовольствие поглаживать набриолиненный грязный чубчик.

– В основном всякие уродцы в бутылках. Мертворожденные младенцы. Вы же знаете, что это такое? В формальдегиде. Маленькие сморщенные твари – козлята, кошки. Всякое разное. Это было очень давно. Я всего и не помню. Но был там мужчина весом пять, а то и шесть сотен фунтов. Потребовались бы усилия трех человек, чтобы его на ноги поставить. Жирнее твари я в жизни не видела и видеть не хочу.

Мы засмеялись, представив, как трое мужчин пытаются его приподнять.

Мы все знали, что Рут следит за своим весом.

– Да, скажу я вам, в мое время карнавалы были что надо!

Она вздохнула.

Выражение ее лица делалось спокойным и мечтательным, когда она вспоминала прошлое. Давно ушедшее прошлое. Нет, не до времен Вилли, а до самого ее детства. В такие вот мгновения мне нравилось смотреть на нее. Думаю, всем нам нравилось. Все морщины словно смягчались, и она становилась почти прекрасной.

– Ну что, готовы? – спросил Вуфер. Сегодняшний вечер был для него событием. Еще бы, пойти на карнавал в такой поздний час.

– Еще нет. Допивайте колу и дайте мне прикончить мое пиво.

Она сделала глубокую затяжку, задержала дым в легких и потом резко его выдохнула.

Единственным человеком, который курил так же жадно, как Рут, был отец Эдди. Она наклонила баночку с пивом и отхлебнула из нее.

– Расскажи еще про хучи-ку, – сказал Вилли. Сидя рядом со мной, он наклонился вперед и сидел сгорбившись.

По мере того как Вилли взрослел, его сутулость становилась все более заметной. Рут говорила, что если он продолжит расти и сутулиться в том же темпе, то станет горбуном. Ростом в шесть футов.

– Да, – сказал Вуфер. – На что оно было похоже? Я так и не понял.

Рут рассмеялась.

– Танцующие девушки, я же тебе сказала. Вы что, вообще ничего не знаете? Ну полуголыми танцевали. Некоторые из них.

Она подтянула выцветшее платье до середины бедер, подержала мгновение, потрясла им в нашу сторону и снова опустила.

– Юбки вот до сих пор, – сказала она. – Махонькие лифчики. И всё. Ну иногда рубин в пупке или еще что-то. И небольшие темно-красные круги, нарисованные здесь и здесь.

Она указала на соски и медленно обвела их пальцем. И посмотрела на нас:

– Ну и что вы скажете об этом?

Я почувствовал, что краснею.

Вуфер захохотал.

Вилли и Донни пристально смотрели на нее.

Эдди же не отрывался от телевизора.

Рут рассмеялась:

– Думаю, старые добрые «Киванис» не станут спонсировать такое, а? О нет, только не эти святоши. О черт, а ведь они бы хотели! Они бы еще как хотели! Но у них у всех жены. Проклятые лицемеры.

Она всегда гневно распространялась о «Киванис», или «Ротари»[9]9
  Международная благотворительная организация, того же типа, что «Киванис».


[Закрыть], или о чем угодно в том же роде.

Любые активисты для нее были что ком поперек горла.

Мы к этому уже привыкли.

Она допила пиво и погасила сигарету.

И встала с кресла.

– Допивайте, мальчики, – сказала она. – Пошли. Выметаемся отсюда. Мег? Мег Лафлин!

Рут прошла на кухню и выбросила пустую банку в мусорное ведро.

Внизу в холле открылась дверь, и вышла Мег, сначала как-то опасливо – и я решил, что из-за крика Рут. Потом ее взгляд остановился на мне, и она улыбнулась.

Так вот как они расселились. Мег и Сьюзан в бывшей комнате Рут. Логично, она была меньшей из двух. Но это значило, что сама Рут спит либо на раскладном диване, либо с Донни, Вуфером и Вилли-младшим. Да, интересно, что бы мои родители сказали на этот счет.

– Я иду с мальчиками за мороженым в «Мистере Софти» на ярмарке, Мегги. А ты позаботься о сестре и держись подальше от холодильника. Не хочу, чтобы ты у нас растолстела.

– Да, мэм.

Рут повернулась ко мне:

– Дэвид, – сказала она, – а знаешь, что тебе следует сделать? Пойди-ка поздоровайся с Сьюзан. Ты с ней так и не познакомился. Это некрасиво.

– Конечно.

Мег пошла через холл, я за ней следом.

Их дверь располагалась почти напротив ванной, слева, а комната мальчиков – прямо. Из-за двери слышалась негромкая музыка. Томми Эдвардс пел по радио It’s All In the Game. Мег открыла дверь, и мы вошли в комнату.

* * *

Когда тебе двенадцать, малышня – это малышня, и ничего больше. Ее просто не замечаешь, вот так-то. Они как жуки, или птички, или белки, или чья-то кошка, вышедшая прогуляться, – в общем, часть пейзажа. Если, конечно, это не кто-то типа Вуфера – его попробуй не заметить.

Сьюзан, однако, я заметил с первого мгновения.

Я знал, что девочке на кровати, которая смотрела на меня поверх номера «Screen Stories», девять лет, – Мег мне говорила об этом, – но на вид она казалась гораздо младше. Хорошо, что она лежала под одеялом, так что мне не были видны гипсовые шины на ее ногах. Она и так выглядела очень хрупкой, не говоря уж о ее переломанных костях. Но я не мог не видеть ее запястья и длинные тонкие пальцы, сжимавшие журнал.

Я невольно подумал: «Так вот что авария делает с человеком». За исключением ярко-зеленых глаз, это была почти полная противоположность Мег. Та казалась воплощением здоровья, силы и жизнелюбия, а эта – бледной тенью. Кожа девочки была белоснежной и в свете настольной лампы словно просвечивала насквозь.

Донни говорил, что она до сих пор каждый день пьет таблетки, и жаропонижающее, и антибиотики, но выздоровление все не наступало, и ходить ей до сих пор было больно.

Мне вспомнилась сказка Ганса Христиана Андерсена о маленькой русалочке, чьи ноги тоже причиняли ей боль. На иллюстрации в моей книжке она даже была немного похожа на Сьюзан. Такие же длинные светлые шелковистые волосы, такие же тонкие черты лица, такое же печальное выражение ранимости. Словно Сьюзан тоже выбросило на берег.

– Ты Дэвид? – сказала она.

Я кивнул и поздоровался.

Зеленые глаза пытливо смотрели на меня. Глаза эти были умными. И добрыми. И выглядела она сейчас и младше, и старше своих девяти лет.

– Мег говорит, что ты милый, – сказала она.

Я улыбнулся.

Она задержала на мне взгляд, улыбнулась в ответ и вернулась к своему журналу. По радио Алан Фрид гонял Little Star группы «Элегантс».

Мег наблюдала за всем этим, стоя у двери. И я не знал, что сказать.

Я спустился в холл. Похоже, меня заждались.

Я почувствовал на себе взгляд Рут и опустил глаза.

– Ну вот, – сказала она. – Теперь вы знакомы.

Глава восьмая

Через два дня после окончания карнавала мы целой компанией спали на открытом воздухе.

Ребята постарше – Лу Морино, Глен Нотт и Гарри Грей – уже несколько лет подряд теплыми летними ночами располагались лагерем у старой водонапорной башни в лесу, за стадионом Малой лиги, прихватывая с собой пару упаковок пива и сигареты, украденные в магазинчике Мерфи.

Мы-то были еще слишком малы для такого, тем более что водонапорная башня стояла на другом конце городка. Но это не мешало нам завидовать им постоянно и громогласно, пока наконец наши родители не дали добро на устройство лагеря, хотя и под присмотром – то есть у кого-нибудь на заднем дворе. Так мы и сделали.

У меня была палатка, а Тони Морино мог брать палатку своего брата Лу, когда тот ею не пользовался, так что лагерь обычно разбивали либо у меня, либо у него.

Я предпочитал свой двор. У Тони было вполне неплохо, но для полноты ощущения свободы нам хотелось выбраться как можно дальше от дома, а двор Тони для этого не слишком годился. Он спускался по склону холма, а дальше шли редкие кусты и за ними поле. Кусты и поле – что за скукотища! Да еще и спать приходилось под уклоном. А вот мой двор смотрел в густой лес, ночью страшный и темный, с тенями вязов, берез и кленов, и воздух был наполнен стрекотаньем сверчков и кваканьем лягушек на речке. Поверхность двора была ровной и гораздо более удобной для ночлега.

Но, честно говоря, не так уж много мы и спали.

По крайней мере, в ту ночь.

С самых сумерек мы валялись и травили тошнотные анекдоты из серии «Заткнись» («Мама, мама! А Билли наблевал в кастрюлю на плите!» – «Заткнись и ешь свое рагу!») и звонко хохотали, набившись вшестером в палатку, рассчитанную на четверых. Мы – то есть я, Донни, Вилли, Тони Морино, Кенни Робертсон и Эдди.

Вуфер был наказан за то, что опять играл со своими пластмассовыми солдатиками на решетке мусоросжигателя во дворе, а то бы он ревел как паровоз до тех пор, пока мы не взяли бы его с собой. Такая уж привычка была у Вуфера. Он подвешивал своих рыцарей и прочих солдатиков на решетку мусоросжигателя и наблюдал, как их руки и ноги медленно сгорают вместе с мусором, капает горящая пластмасса, игрушки растягиваются, корчатся и валит черный дым. Что уж он там себе представлял в такой дурацкой игре – понятия не имею.

Рут просто из себя выходила, когда он это делал. Игрушки стоили недешево, а плавясь, они уделывали ей всю печь.

Пива у нас не было, зато мы запаслись флягами и термосами, полными лимонада из порошка Kool-Aid, так что с питьем был порядок. Эдди стащил у своего папаши полпачки сигарет без фильтра, и мы время от времени, закрыв клапан палатки, пускали сигаретку по кругу. Потом открывали палатку и проветривали ее на случай, если моя мама заглянет с проверкой – хотя она никогда этого не делала.

Донни, лежа рядом со мной, перевернулся на другой бок, и было слышно, как батончик «Тейсти-Кейка» хрустнул под тяжестью его тела.

Вечером, когда мимо проезжал фургончик со сладостями, мы все высыпали на улицу и затарились как следует, поэтому, кто бы ни зашевелился, что-то обязательно хрустело.

Донни рассказал анекдот:

– Короче, сидит паренек в школе. Малой совсем, сидит за партой, а старенькая училка смотрит на него и видит, что он дико грустный, ну и она спрашивает: что, мол, случилось? И он воет: А-а-а! Я утром не позавтракал! Бедняжка, говорит училка. Ну ничего, не страшно, уже вот-вот и перерыв на ланч. Тогда что-нибудь поешь, хорошо? А теперь вернемся к уроку географии. Где находится Африка? И он снова воет: В постели, трахает мою мамашу. Потому-то она меня ни хрена и не покормила!

Мы посмеялись.

– Я эту хохму слышал, – сказал Эдди. – А может, читал в «Плейбое».

– О, конечно, – сказал Вилли. Он лежал по другую сторону от меня, так что до меня доносился запах его бриолина, а иногда и вонь его гнилых зубов. – Конечно, – продолжал он, – ты читал это в «Плейбое». Так же, как я трахал Дебру Пейджит[10]10
  Популярная в 1950-е актриса кино, радио и телевидения.


[Закрыть]. Ну да.

Эдди пожал плечами. Вообще-то возражать ему было опасно, но между ними лежал Донни, а он был тяжелее Эдди фунтов на пятнадцать.

– Мой старикан покупает «Плейбой», – сказал Эдди. – Каждый месяц. Ну а я выуживаю журнал из его ящика, читаю анекдоты, просматриваю фотки голых баб и кладу журнальчик на место. И он ни черта об этом не знает. Никаких проблем.

– Надейся, что и не узнает, – отозвался Тони.

Эдди посмотрел на него. Тони жил напротив, и все мы знали, что Тони слышно, как папаша Эдди лупцует сынка.

– Серьезно? – спросил Эдди. В его голосе прозвучала угроза.

Тони словно исчез, затих, как крошка-мышь. Он был всего лишь тощим итальянским парнишкой, но пользовался некоторым уважением среди нас, потому что у него уже начали пробиваться усики.

– И ты что, видел все номера? – спросил Кенни Робертсон. – Ни хрена себе. Я слышал, в одном была Джейн Мэнсфилд[11]11
  Популярная киноактриса 1950-х. Секс-символ того времени (наряду с Мэрилин Монро).


[Закрыть].

– Не все, – сказал Эдди.

Он закурил сигарету, и я снова закрыл палатку.

– Но этот, с Джейн, я видел, – добавил он.

– Честно?

– Сто процентов.

Он затянулся, стараясь выглядеть дико крутым. Вилли сел, прижавшись к моей спине своим жирным обвисшим брюхом. Ему хотелось курнуть, но Эдди пока не спешил пускать сигарету по кругу.

– Самые большие сиськи из всех, что я видел, – сказал он.

– Больше, чем у Джули Лондон?[12]12
  Популярная киноактриса 1950-х.


[Закрыть] Больше, чем у Джун Уилкинсон?[13]13
  Английская модель и актриса 1950-х. Часто снималась для «Плейбоя».


[Закрыть]

– Шутишь? Да больше, чем у Вилли! – сказал Эдди. Тут он, Донни и Тони разразились хохотом. Донни не стоило бы так веселиться, потому что у него они тоже стали прорисовываться. Небольшие мешочки жира там, где должны быть мышцы. Кенни Робертсон, похоже, не отважился присоединиться к шутникам. А Вилли сидел рядом со мной, так что и я промолчал.

– Ха. Ха. И ха, – сказал Вилли. – Так смешно, что я, на хрен, посмеяться забыл.

– О, круто сказано, – сказал Эдди. – Ты что же, до сих пор в третьем классе?

– Отсоси, – сказал Вилли.

– После твоей мамочки, урод.

– Эй, – сказал Кенни, – расскажи про Джейн Мэнсфилд. Соски на фотке видно?

– Конечно, видно. Классное тело, и эти маленькие сочные сосочки, и огромные сиськи, и задница будь здоров. А вот ноги у нее тощие.

– Да драл я ее за ногу! – сказал Донни.

– Вот и дери, – ответил Эдди. – А мне достаточно всего остального.

– Точно! – вмешался Кенни. – Боже. Сосочки и все остальное. Фантастика!

Эдди протянул ему сигарету. Он торопливо затянулся и передал ее Донни.

– Но что интересно, – сказал Кенни, – она же кинозвезда. Тогда на кой черт она вот это проделывает?

– Что «вот это»? – спросил Донни.

– Выставляет свои сиськи в журнале.

Мы все призадумались.

– Вообще-то она не кинозвезда, – сказал Донни. – Я о чем: Натали Вуд – да, кинозвезда. А Джейн Мэнсфилд, ну, типа, снялась в паре фильмов.

– Восходящая звезда? – предложил свой вариант Кенни.

– Не, – возразил Донни. – Старовата она для восходящей. Долорес Харт, она да, восходящая. Смотрел «Любить тебя»?[14]14
  Фильм 1957 года, с первой большой ролью Элвиса Пресли.


[Закрыть] Обожаю тот момент на кладбище.

– Я тоже.

– Это с Лизабет Скотт, – встрял Вилли. – Ну и что дальше?

– Мне нравится сцена у стойки с газировкой, – сказал Кенни. – Где он поет и потом вышибает всю дурь из того козла.

– Классно, – сказал Эдди.

– В натуре, классно, – сказал Вилли.

– Ага.

– И вообще врубитесь, «Плейбой» – это не просто журнал, – сказал Донни. – Ну, короче, это ж «Плейбой»! В смысле, даже Мэрилин Монро там была. Это вообще самый великий журнал. Крутейший.

– Ты так считаешь? Круче, чем «Mad»?[15]15
  Сатирический журнал, известен с 1952 года. Пользовался огромной популярностью.


[Закрыть] – В голосе Кенни было явное сомнение.

– О бляха, конечно! Нет, ну «Mad» отвязный, кто спорит. Но он реально детский, врубаешься?

– А как насчет «Знаменитых монстров»?[16]16
  Иллюстрированный журнал, посвященный фильмам, снятым в жанрах хоррор, НФ, фэнтези. Начал выходить в 1958 году.


[Закрыть] – спросил Тони. Это был серьезный вопрос. «Знаменитые монстры» только недавно появились в продаже, и мы все сходили от них с ума.

– О, точно, – сказал Донни. Он сделал затяжку и улыбнулся улыбкой истинного ценителя: – А что, в «Знаменитых монстрах» голые сиськи бывают?

Мы все рассмеялись. Железная логика.

Донни передал сигарету Эдди, который сделал последнюю затяжку, погасил окурок в траве и швырнул его в лес.

Воцарилась такая тишина, когда всем нечего сказать и каждый молчит о чем-то своем.

Потом Кенни посмотрел на Донни.

– А ты настоящие когда-нибудь видел? – спросил он.

– Видел что?

– Сиськи.

– Настоящие сиськи?

– Да.

Донни рассмеялся:

– У сестры Эдди.

Это вызвало общий смех, потому что их видели все.

– Я имел в виду, у женщины.

– Не-а.

– А кто-нибудь видел? – Кенни обвел взглядом всю нашу компанию.

– Я. Мамины, – сказал Тони. Было видно, что он стесняется. – Как-то зашел в ванную, а она как раз надевала лифчик. Так что с минутку видел.

– Минутку?

– Ну ладно. Секунду.

– Ч-ч-черт. И как оно?

– Что значит «как оно»? Болван, это же была моя мама. Мадонна! Да ты просто мелкий извращенец!..

– Эй, без обид, брат.

– Ладно. О’кей. Без обид.

Но теперь все мы думали о миссис Морино. Она была полной коротконогой сицилианкой, с усами погуще, чем у Тони, но грудь у нее была довольно большой. Представлять ее было нелегко, и интересно, и слегка противно.

– Могу поспорить, у Мег сиськи классные, – сказал Вилли.

На какую-то пару секунд его фраза повисла в воздухе. И сомневаюсь, чтобы кто-то из нас продолжал думать о миссис Морино.

Донни посмотрел на брата:

– У Мег?

– Ага.

Шестеренки завращались. Но Вилли делал вид, что Донни не врубился. Явно хотел заработать очки за его счет.

– Наша кузина, болван. Мег.

Донни молча смотрел на него. И потом сказал:

– Эй, который там час?

Часы были у Кенни.

– Без четверти одиннадцать.

– Отлично!

Внезапно Донни выбрался из палатки и встал у входа. И, ухмыляясь, заглянул внутрь:

– Пошли! У меня классная идея!

Чтобы добраться от моего дома до Чандлеров, нужно было пересечь двор, пройти через живую изгородь – и ты оказывался прямо за их гаражом.

В доме Рут горел свет: в окне ванной, на кухне и в спальне Мег с Сьюзан. Мы уже поняли, что у Донни на уме. Не уверен, что мне все это понравилось, но не могу сказать, что и не понравилось.

Конечно, это было захватывающе. Нам не разрешалось вылезать из палатки. И если бы нас прихватили на этом, пришел бы конец всем нашим ночевкам на природе, да и много чему еще. С другой стороны, если нас не поймают, то это было бы куда как круче, чем ночевка у водонапорной башни. И даже лучше, чем пиво. Когда ты поддавался общему настроению, трудно было сдержаться, чтобы не захихикать.

– Стремянки у нас нет, – прошипел Эдди. – Ну и как мы это проделаем?

Донни осмотрелся.

– Береза, – сказал он.

И был прав. Слева от дома, футах в пятнадцати, росла высокая белая береза, скрюченная зимними вьюгами. Теперь она располагалась почти по центру газона, наклонившись к нескошенной траве.

– Мы не можем все залезть туда, – сказал Тони. – Она сломается.

– Будем залезать по очереди. По двое. Десять минут на каждую пару, и кто увидел, тот победил.

– Ладно. И кто первый?

– О черт, это же наше дерево. – Донни осклабился: – Мы с Вилли идем первыми.

Сперва я разозлился. Все-таки мы считались лучшими друзьями. А потом я подумал: ну и ладно. В конце концов, Вилли был его братом.

Донни рванул через газон, и Вилли потопал следом.

Дерево разветвлялось на два крепких ствола. Братья смогли улечься плечом к плечу. Перед ними открывался прекрасный вид на спальню девочек и вполне неплохой – на ванную.

Вилли вертелся, пытаясь улечься поудобнее. Было видно, в какой он ужасной форме. Ему с трудом удавалось таскать свой собственный вес. Но Донни, несмотря на свою полноту, словно бы все это время только и жил на деревьях.

Мы наблюдали за тем, как они таращатся в окна. Но посматривали и на дом, на кухонное окно, надеясь, что Рут нас не засечет.

– Мы с Тони идем следующими, – сказал Эдди. – Сколько там времени?

Кенни, прищурившись, посмотрел на часы.

– Еще пять минут.

– Зараза, – сказал Эдди. Он достал из кармана пачку «Кул» и закурил.

– Эй, – зашипел Кенни. – Они могут нас увидеть.

– Да ты, похоже, тупица, – сказал Эдди. – Я прячу сигарету в ладони. Вот так. И никто ничего не увидит.

Я пытался разглядеть в темноте лица Донни и Вилли. Интересно, увидели они что-нибудь в доме или нет? Понять было трудно, но мне казалось, что ни черта-то они не видели. Оба братца походили на пару огромных древесных наростов.

Я подумал, что дерево может и не оправиться от такой нагрузки.

До этого момента я не замечал хора лягушек и сверчков, и внезапно я его услышал. Ритмичный гул в полной тишине. Которую нарушали только глубокие затяжки Эдди да поскрипывание несчастного дерева. Над двором, загораясь и погасая, летали светлячки.

– Время, – сказал Кенни.

Эдди швырнул сигарету на землю и растоптал окурок. И потом они с Тони рванули к дереву. Пару секунд спустя они уже были на дереве, а Вилли и Донни присоединились к нам.

Дерево немного выпрямилось.

– Ну, видели что-нибудь? – спросил я.

– Ни черта, – сказал Вилли. Он выглядел раздосадованным, и это меня удивило. Как будто это была вина Мег. Словно она его обманула. Ну да ведь Вилли всегда был идиотом.

Я посмотрел на Донни. Освещение было слабым, но мне показалось, что у него такой же напряженный испытующий взгляд, каким он смотрел на Рут, когда она рассказывала об этих хучи-ку-девицах – что они носили и чего не надевали. Казалось, он изо всех сил пытается что-то понять – и расстраивается, не в силах найти ответ.

Мы молча стояли, пока Кенни не похлопал меня по плечу.

– Пора, – сказал он.

Мы подбежали к дереву, и я шлепнул Тони по лодыжке. Он соскользнул вниз.

Теперь мы ждали Эдди. Я посмотрел на Тони. Он пожал плечами и мотнул головой, уставившись в землю. Через пару минут Эдди тоже сдался, сполз с дерева и встал рядом со мной.

– Отстой, – сказал он. – Пошло оно на хрен. И ее туда же.

И они ушли.

Я ничего не понимал. Теперь и Эдди был зол.

Плевать, подумал я.

Мы полезли на дерево. Ничего сложного: раз – и уже там.

Оказавшись наверху, я ощутил прилив возбуждения. Я был в таком прекрасном настроении, что мне хотелось расхохотаться. Что-то должно произойти. Я знал, что должно. Что ж, не повезло Эдди, Донни и Вилли – значит, повезет нам. В любую секунду она может подойти к окну, и мы всё увидим.

Меня совершенно не волновало, что, подсматривая за Мег, я ее, наверное, предавал. Я даже не помнил, что она Мег. Как будто мы вообще не ее высматривали. Все было каким-то… отвлеченным. Настоящая живая девушка, а не какое-то черно-белое фото в журнале. Женское тело.

Наконец-то я его увижу.

И это главное.

Мы устроились на дереве.

Я посмотрел на Кенни. Он ухмылялся.

И я задумался: с чего это остальные парни так разозлились?

Это же было здорово! Даже то, что я боялся, было здорово. Боялся, что Рут вдруг появится на крыльце и велит нам катиться отсюда. Боялся, что Мег возникнет у окна ванной, глядя мне прямо в глаза.

Я ждал, уверенный в успехе.

Свет в ванной погас, но это было неважно. Спальня – вот на чем я сосредоточился. Именно там я ее должен увидеть.

Живьем. Голую. Плоть и кровь. И это кто-то, кого я пусть и не слишком хорошо, но знал.

Я не позволял себе даже моргнуть.

В нижней части тела, там, где я прижимался к дереву, чувствовалось легкое покалывание.

В голове непрерывно вертелась песня: «Ну-ка быстренько на кухню, к кастрюлям-сковородкам… Ты для души моей как дьявол в нейлоновых чулках…»[17]17
  Get out in that kitchen and rattle those pots and pans… – фрагмент хита Чака Берри «Shake, Rattle and Roll». Песню эту исполняли практически все звезды рок-н-ролла.


[Закрыть] И так далее, по кругу. Обалдеть. Я лежу тут, на дереве. А она – там, в доме.

* * *

Я ждал.

Свет в спальне погас.

И внезапно весь дом погрузился во тьму.

* * *

Мне хотелось что-нибудь расколошматить.

Разнести этот дом в щепки.

* * *

Теперь я прекрасно понимал, что испытывали остальные. Понимал, почему они были злы, ужасно злы на Мег – ведь и у меня было чувство, что это ее вина, словно это она затащила нас сюда, наобещала черт-те-что, а поднесла шиш на блюдце. Я понимал, что это бессмыслица, что это попросту глупо с моей стороны, но именно так я воспринимал все в тот момент.

Сучка, подумал я.

И вот тогда я почувствовал вину. Всерьез. Потому что это было личным.

Ведь речь шла о Мег.

Я ощутил подавленность.

Словно какой-то частью своего существа я знал – не хотел верить или даже думать об этом, но знал с самого начала.

Мне никогда не светило полюбоваться этой красоткой. Все это было хренью собачьей с самого начала.

Как Эдди и сказал.

Причина этого… сложное переплетение эмоций, касавшееся Мег, девушек, да и вообще всех женщин. Даже Рут и моей мамы.

Это превосходило мое понимание, и я решил не ломать себе голову.

Осталось только уныние. И тупая боль.

– Пошли, – сказал я Кенни. Он продолжал пялиться на дом, словно не веря в то, что это случилось, словно он ждал, что свет в окнах вот-вот загорится. Но он тоже знал. Он посмотрел на меня, и я видел, что он знает.

Мы все знали.

И молча зашагали к палатке.

А там Вилли-младший – после порядком затянувшегося молчания – заговорил:

– Может, нам удастся втянуть ее в Игру, – сказал он.

* * *

Мы задумались.

С этого момента ночь стала сходить на нет.