Текст книги "Оружие времен Античности. Эволюция вооружения Древнего мира"

Спарта

Среди городов-государств Древней Греции существовало одно, которое занимало совершенно особое место и которое и по сегодняшний день остается символом строжайшей дисциплины, сурового образа жизни и непреклонного мужества. И далеко не случайно, что именно Спарта заняла во взаимоотношениях древнегреческих государств исключительное положение, которое она удерживала в течение длительного времени и за которое заплатила потом и кровью своих граждан. Вся жизнь взрослого населения этой страны напоминала жизнь военного лагеря, существование их было посвящено одной-единственной цели – подготовке к войне. И подготовка эта была столь успешной, что одного только появления на поле боя войска спартанцев во многих случаях было достаточно, чтобы обеспечить победу. «…Их отвага почиталась непобедимой, а их репутация воинов еще до начала битвы поражала их врагов, которые считали для себя невозможным победить спартанцев…» Их воинская репутация была столь высока, что, когда из 420 спартанских гоплитов оставшиеся в живых 120 человек после долгой осады и жестоких сражений с противником, многократно превосходившим их числом, сдались в плен, это так же удивило всю Грецию, как и безрассудная смелость афинского военачальника, напавшего на них с войском, погруженным на семьдесят судов.

«Ничто в ходе этой войны не могло удивить эллинов больше такого исхода. Всегда считалось, что ни сила, ни лишения не могут заставить лакедемонян сложить оружие, что они будут биться до последнего человека и погибнут с оружием в руках…»

Чтобы понять спартанского солдата, необходимо представить себе организацию спартанского общества. Народ Спарты представлял собой военную касту, скованную железной дисциплиной, довлевшей над каждым взрослым мужчиной-спартанцем с рождения и до самой смерти. Вся жизнь гражданина Спарты была посвящена служению государству. Каждое действие каждого гражданина было подчинено единой цели: созданию сообщества непобедимых воинов. Чтобы достичь этого, было необходимо, чтобы каждый гражданин был освобожден от забот по содержанию себя и своей семьи. Именно этой цели служила социальная структура спартанского государства – подготовка из спартанца первоклассного воина должна была поглощать все его время. Задача эта не могла быть достигнута еженедельными воскресными тренировками, во время которых неуклюжие подростки и дородные отцы семейств не столько занимались бы делом, сколько радовались бы возможности на законном основании отлынивать от надоевшей школы или от сидения в мелочной лавочке. Подобно профессиональным солдатам, спартанцы посвящали все свое время военному делу. Когда же спартанцы встречались на поле боя с наемными воинами, то, даже при равенстве в физической силе и искусстве владения оружием, срабатывали два решающих фактора, которые однозначно определяли исход сражения в пользу спартанцев. Этими факторами были более эффективная система управления войсками и (что играло гораздо большую роль) громадное моральное превосходство, определявшееся чувством глубокого патриотизма, соединенного с почти мистической верой в то, что все спартанское самое лучшее, а многочисленные потери укрепляли в каждом воине уверенность в себе.

Люди Античности, по словам Плутарха, «представляли себе храбрость не как простое бесстрашие, но как осмотрительный страх позора и бесчестья». В отличие от поэта, который мог беззастенчиво написать:

 
Свой щит швырнул я на землю;
Что до меня – то я сбежал, поскольку был должен выжить.
Теперь им владеет некий фракиец – а мне осталась моя жизнь.
Да и черт с ним, со щитом, он неплохо мне послужил,
И я смогу теперь купить себе другой.
 

Гордая мать-спартанка предпочла бы, чтобы ее сын был принесен домой на щите, чем без него. Спартанца, сбежавшего с поля боя, ждали позор и бесчестье, и ни одна женщина не пожелала бы выйти за него замуж. Таких беглецов могли избивать на улицах, причем они не имели права сопротивляться; они должны были ходить в заплатанной одежде, немытыми и нечесаными.

Суровый спартанский кодекс поведения не позволял даже каких-либо проявлений скорби в семьях погибших. Процитируем Плутарха: «Когда пришли известия о [поражении под] Левктрами… происходила гимнопедия[20]20
  Гимнопедия – праздник в Спарте, справлявшийся в июле в продолжение 6–10 дней и состоявший в военной пляске, музыкальных и гимнастических упражнениях.


[Закрыть] и мальчики танцевали в театре, когда прибыли вестники из Левктр. Эфоры [распорядители] сочли, что новости эти были весьма значительными для того, чтобы нанести существенный удар по государственной мощи Спарты, а тогда ее первенство над другими греческими государствами навсегда уйдет. Поэтому они распорядились не прерывать танцев и продолжать все другие мероприятия празднества, но в частном порядке разослали по всем семьям списки погибших, сообщив также о том, что дали команду продолжать все публичные действа. На следующее утро, когда уже все семьи знали обо всем, а имена павших были известны всем жителям, равно как и имена оставшихся в живых, отцы, родственники и друзья погибших собрались все вместе на рыночной площади и стали восторженно поздравлять друг друга; отцы же оставшихся в живых, наоборот, не выходили из дому, сидя там среди женщин».

В этом эпизоде мы видим все составляющие того положения, которое Спарта занимала в течение ряда поколений. В ее гордости, высокомерии, уверенности в своей непобедимости и отрицании всяческих перемен мы находим семена грядущего военного поражения. Но, кроме неспособности приспособиться к меняющейся военной тактике, существовало еще одно обстоятельство, которое с роковой неизбежностью вело Спарту к крушению. Корни этого заключались в своеобразной структуре спартанского государства, которая обрекала самое себя на уничтожение из-за истощения человеческих ресурсов. Притока новых граждан практически не существовало, а потери в бесчисленных войнах постоянно уменьшали число полноправных граждан. Это привело к постепенной концентрации богатства в руках немногих людей (истинная причина упадка большинства государств), поскольку неимущие спартанцы не могли вносить свою долю в общий котел и потому теряли права гражданина. Аристотель писал, что Спарта пала из-за недостатка мужей. В 243 году до н. э. в ней жило только семьсот полноправных граждан, из которых около сотни человек владели всей землей.

Когда волна вторгшихся дорийцев прокатилась по всей Греции, самый дальний всплеск ее забросил пришельцев на перешеек и в глубину Пелопоннеса. Здесь, в Лаконии, в самом сердце античных царств, одно из племен дорийцев, лакедемоняне, как они называли себя, расселились в нескольких деревнях в долине Эуротас. Со временем одно из этих поселений, ставшее городом, Спартой, смогло подчинить своему влиянию всех живущих вокруг соседей. Борьба с обитателями этой страны, наследниками древней ахейско-минойской культуры, продолжалась долгие годы. Спарта, оплот пришельцев, по своей сути больше напоминала вооруженный лагерь и в определенном смысле навсегда осталась им. По мере того как все больше поселений склонялось перед пришельцами, они все больше напоминали небольшой остров захватчиков, окруженный морем покоренных. Но гораздо большую угрозу спартанскому государству представляла не вероятность нападения извне, а те принципы, на которых строилась его социальная система. В еще большей мере это стало ясно, когда после долгих лет сражений в состав спартанских территорий вошла плодородная область Мессения. Спартанцы были суровым народом, и с привычной им суровостью они обращались с покоренными народами. Некоторые из этих народов, более или менее мирно покорившиеся пришельцам, стали называться периэками, или «живущими около». Другие, менее удачливые, стали известны как илоты. Они, коренные обитатели этих мест, которых спартанцы лишили всякой собственности, были низведены до положения рабов и возделывали земли для своих новых хозяев. Отдав определенное, строго установленное количество урожая своим господам, они получали право оставить себе излишки и владеть частной собственностью. Но если периэки могли сами решать свои местные дела, за исключением политических, то илоты не имели вообще никаких прав. Условия их жизни были тяжелыми, и они снова и снова поднимали восстания. Чтобы держать их в подчинении, существовало нечто вроде тайной полиции, криптеи, которая формировалась из юных спартанцев, действовала по всей стране и имела полномочия убивать любого илота по одному только подозрению. Так как члены криптеи действовали без страха наказания, как противовес им возник институт эфоров, советов офицеров, избиравшихся на год гражданами и объявлявших войну илотам.

Молодые илоты были обязаны служить в качестве оруженосцев у своих спартанских хозяев и действовать на поле боя как легковооруженные воины. Те, кто проявляли особую храбрость, иногда получали частичные права граждан. Во время Пелопоннесской войны спартанцы столь отчаянно нуждались в воинах, что некоторые из самых лучших отрядов илотов были вооружены и действовали как гоплиты. И все же страх перед восстанием илотов слишком глубоко сидел в сердцах спартанцев. Фукидид повествует: «Развешанные по всей стране объявления приглашали илотов называть тех из их числа, кто объявлял себя самым удачливым воином против своих врагов, с тем чтобы эти люди могли получить свободу. Таких людей подвергали испытаниям, поскольку считалось, что первый возжелавший свободы должен быть и самым храбрым, а потому и самым опасным, как возможный мятежник. Таким образом были отобраны около двух тысяч человек, которые увенчали себя лаврами и обошли храмы в знак обретения новой свободы. Спартанцы, однако, вскоре ушли вместе с ними, и никто никогда не узнал, как погибли эти люди».

Воистину милейшим народом были эти спартанцы!

Продолжая традиции своей культуры, лакедемоняне, загнанные судьбой в дальний угол полуострова, прибегли к проверенной временем системе монархии – много позже того, как уже почти все цивилизованные греки приняли ту или иную форму аристократической республики. Но даже и в этом спартанцы проявили свое отличие. У них было два царя, которые обладали равной властью – некий противовес единоличному царскому правлению, особенно в случае, когда два царских дома были постоянно в конфликте друг с другом. Ограниченные в своих правах цари тем не менее сохраняли высший контроль над армией и, в боевых условиях, обладали властью над жизнью и смертью воинов. Явные недостатки этой системы двойного правления в условиях военных действий привели, около 500 года до н. э., к изменениям, в результате которых только один царь – избираемый народным собранием – имел власть над армией.

Совет, называвшийся герусией, состоял из двадцати восьми старейшин – мужчин в возрасте от шестидесяти лет и старше, а два царя могли вносить рекомендации и располагали юридической властью. Но возможно, реальная власть в стране принадлежала пяти эфорам, которые избирались Народным собранием и исполняли свои обязанности в течение года. Поначалу эфоры были всего лишь помощниками при царях. Позднее же, вероятно из-за серьезного конфликта между царями и знатью, с одной стороны, и обычными гражданами – с другой (противостояние, в котором эфоры представляли интересы народа), они обрели значительное влияние.

В соответствии со своими обязанностями блюстителей народных прав и сторожевых псов государства эфоры могли послать вызов даже царям с требованием предстать перед герусией. Двое из них постоянно сопровождали царя-генерала во время его военных походов, причем их присутствие воспринималось примерно так же, как генералами Красной армии воспринималось присутствие приставленных к ним большевистских комиссаров. Любой полноправный гражданин мог быть избран эфором. Единственным ограничением власти эфоров было то, что их было пять, избирались они только на один год, а по истечении этого срока они должны были отчитаться за все свои действия.

Полное гражданство давалось по факту рождения, хотя некоторые из сыновей от отцов-спартанцев и матерей, имевших другое гражданство, тоже могли стать полноправными гражданами. В соответствии с традицией только что завоеванные земли делились на участки. Каждый спартанец получал один из таких участков, который не мог быть продан или разделен на части, но мог передаваться от отца к сыну. Участки эти возделывались илотами, которые тоже не могли быть проданы или освобождены своими владельцами. Определенная доля урожая каждый год передавалась владельцам участка, а илоты получали право распоряжаться остатком. Так сложилась социальная система, при которой спартанцы могли все свое время уделять военной подготовке, составлявшей основное занятие их жизни.

Атмосфера вооруженного лагеря, пронизывавшая все спартанское общество, сказывалась на спартанцах буквально с колыбели. Дети, которых старейшины посчитали слишком слабыми или из-за их физических уродств непригодными для службы государству, сбрасывались со склона скалы Тигидус. Мальчики начинали подготовку к воинской службе в возрасте семи лет под руководством государственных воспитателей, основной задачей которых было приучить детей стойко переносить тяготы жизни и подчиняться жесткой дисциплине. Считались недостойными внешние проявления испытываемой боли. Для проверки стойкости спартанских мальчиков их секли перед алтарем Артемиды; Плутарх свидетельствует, что сам видел, как многие из них умирали во время порки. Всю зиму они ходили в легкой летней одежде, закаливая свое тело. Поощрялись хитрость и ловкость, юношам часто приходилось самим добывать себе пропитание, причем, если они попадались на этом, наказание было весьма суровым (2500 лет спустя подобные «продовольственные» походы стали частью подготовки британских коммандос). Спартанские юноши почти не получали того, что называется «книжным обучением». Спартанцы открыто презирали интеллектуальные достижения таких народов, как афиняне; многословным рассуждениям они предпочитали краткую и ясную речь, которая дошла до наших времен под определением «лаконичная». Запоминанием поднимающих боевой дух поэм ограничивалось литературное образование молодых спартанцев.

В возрасте двадцати лет спартанские юноши вливались в ряды настоящей армии и зачислялись путем голосования в состав той или иной группы из пятнадцати человек (сисканойя), живших в одной большой палатке. Питались они тоже все вместе, что было одним из обычаев, вообще свойственных спартанцам. Каждый член такого товарищества вносил каждый месяц свою строго определенную долю деньгами и продуктами. Основным блюдом, как повествуют хроники, была свинина, сваренная в крови и приправленная солью и уксусом.

С двадцати лет юношам разрешалось жениться, но они не могли оставаться жить дома. Их жилищем на последующие десять лет становилась «казарма», а общение с женами было кратким и случайным. В возрасте тридцати лет спартанец считался уже мужчиной, обладавшим всеми правами гражданства, но все свободное время он по-прежнему проводил в гимнастических упражнениях и военной подготовке. Истинный сибарит мог бы сказать о спартанцах, что «их готовность умереть в бою отнюдь не заслуживает похвалы, поскольку благодаря ей они были свободны от работы ради существования и избавлены от тягостной нищеты».

Не существует единых оценок размеров спартанского войска. Так, например, о спартанской армии времен битвы при Мантинее Фукидид пишет: «Там действовало семь мор (батальонов)… в каждом из них было по четыре пентекостиса, а в каждом из пентекостисов было по четыре эномотиса. Первая линия эномотиса состояла из четырех солдат; что же до глубины его строя, то хотя они и не были выстроены все единым образом, но так, как это решил каждый их командир, в основном же они насчитывали восемь рядов в глубину; первая же линия всего строя состояла из четырехсот сорока восьми человек».

Фукидид не упоминает при этом лох, но в море было 512 человек, в пентекостисе – 128, а в эномотисе – 32 воина.

Существовало еще подразделение личной охраны царя в количестве трехсот «рыцарей», вооруженных копьями и сражавшихся пешими. Профессор Майт в своем труде «Обозрение греческих древностей» указывает, что, когда в спартанской армии была введена в 424 году конница, она состояла из шести мор, каждая из них в составе сотни всадников находилась под командованием гиппармостеса и была разделена на два эскадрона.

В хрониках упоминаются красные туники как отличительное одеяние спартанцев, в остальном же их оснащение было обычным для любого древнегреческого гоплита. До конца верные своему консерватизму, спартанцы лишь во времена царя Клеомена (235–221 до н. э.) приняли на вооружение гоплитов сарису и щиты, которые держались на руке ремнями, а не за ручку.

Истинное различие между этими воинами и ополчением других греческих городов-государств заключалось в воинской подготовке, а не в оснащении. Ксенофонт пишет: «Все остальные были любителями, но спартанцы – профессионалами в ведении войны». Фаланга спартанцев наступала, в отличие от своих противников, не «в спешке и в ярости», но «медленно, в такт звукам флейт, ступая в ногу, сохраняя равнение в рядах, подобно большой армии, вплоть до момента вступления в сражение».

Здесь следует заметить, что для наступления копьеносцев характерно смещение каждого человека в сторону своего соседа справа, «поскольку страх заставляет каждого человека стараться сместить незащищенную часть своего тела под прикрытие щита своего соседа справа». Таким образом, весь строй почти бессознательно начинает уклоняться вправо. «Человеком, ответственным за это, является правофланговый, который первым старается отвернуть от врага незащищенную сторону своего тела и тем самым побуждает других делать это же».

Такое движение вправо часто приводило к постепенному фланговому обходу (и зачастую поражению) левого фланга каждой армии. Победоносные же правые фланги затем заворачивались и атаковали один другой. Подобная особенность людей, вооруженных мечом или копьем и щитом (и не только древних греков), возможно, и привела к тому, что место правофлангового стало считаться со временем почетным.

Спартанские гоплиты заслужили победные лавры во многих тяжелых сражениях, но, как это часто случается, относительно малая битва, в которой принимали участие только 300 спартанцев, завладела воображением людей тех времен и продолжала владеть им на протяжении веков, вплоть до наших дней. Когда начинаются рассказы об отважных воинах, история царя Леонида и его стойких соратников, отличившихся в битве при Фермопилах, обычно первой приходит на память рассказчикам, хотя спартанцы не выиграли этого сражения. Много и других преданных своей родине людей, ныне уже совершенно забытых, пали в других битвах, сражаясь до последнего человека; но именно в этой истории имеются все элементы того, что делает ее легендарным сказанием о чудо-воинах, свет которого озаряет страницы многих исторических книг. В ней есть благоволение природы – узкий проход между скалой и морем, удерживаемый немногими воинами против несметных полчищ врагов; в ней есть давнишнее противостояние Запада и Востока; есть также и осознание храбрецами неизбежности своей гибели; есть хладнокровная решимость исполнить свой долг до конца. Но в ней отсутствует смирение перед обстоятельствами, свойственное святым мученикам, а есть яростное стремление сражаться до конца, как у загнанного в угол волка, рвущего своими клыками всех, до кого ему удается дотянуться.

Здесь отчетливо видно, как история, а точнее, популярные мифы зачастую игнорируют многие аналогичные события в угоду прославлению какого-либо одного. Так, мы почти ничего не слышали ни о 400 фиванцах и 700 феспийцах, которые защищали восточную оконечность прохода от флангового охвата «бессмертных» под командованием Гидарнеса; ни об остатках небольшой 7-тысячной армии, предположительно нанесшей персам удар в тыл. В сражении при Фермопилах пало, насколько нам известно по хроникам, 4000 греков и множество персов, так что представляется несколько несправедливым, что вся слава досталась трем сотням спартанцев.

Неудачная попытка удержать узкий проход между горами и морем совершенно затмила воистину грандиозный успех Спарты, достигнутый ею год спустя в сражении с персами при Платеях. В этой битве, одной из решающих, участвовало 5000 спартанских гоплитов с сопровождавшими их илотами. Вероятно, никогда до этого и уж точно никогда после этого не появлялось на поле брани одновременно такого большого числа граждан Спарты. Вместе с полноправными гражданами пришли и 5000 периэков, каждый с одним помощником-илотом. Выставив такое большое число воинов, это государство со сравнительно небольшим населением напрягло все свои силы. Если, как мы вправе предположить, многие из илотов были вооружены (число людей, сопровождавших каждого спартанца, достигало семи человек), то спартанцы смогли вывести на поле брани 25 000 вооруженных воинов. Все греческие войска из двадцати городов-государств различной величины составляли около 75 000 человек. Все это было достигнуто ценой неимоверных усилий союзников.

Персы располагали силами в 100 000 человек, а их полководец Мардоний был значительно более опытным военачальником, чем спартанец Павсаний, командовавший союзными армиями. Ряд маневров привел к тому, что персидская конница практически совершенно отрезала лакедемонян и небольшой отряд тегийцев от их союзников, тогда как персидские лучники осыпали их стрелами из-за своих плетеных переносных щитов. Похоже, что в рядах греков возникло мгновенное замешательство, небесные знамения не были для них благоприятными, однако молитвы, вознесенные к Гере, чей храм находился поблизости, были вознаграждены мистическими знаками, и тяжелая пехота греков размеренным шагом двинулась в наступление. Линия плетеных щитов персов была прорвана и распалась, и спартанцы и тегийцы начали продвигаться в направлении храма Деметры, стоявшего на возвышенности перед ними. Здесь Мардонию удалось собрать своих обратившихся в бегство воинов, но персы не могли тягаться с лучшими копьеносцами во всей Греции. Сам Мардоний пал в бою, и, как это часто бывало в армиях Востока, его гибель стала сигналом для отступления, перешедшего в бегство. Основное сражение было выиграно спартанцами и их союзниками еще до того, как подошла основная часть армии. 8000 афинян, шедших на помощь Павсанию, были атакованы греками, служившими персам, и вынуждены были остановиться. Другая часть союзной армии, левый ее фланг, задержалась у города Платеи и достигла поля боя слишком поздно, чтобы принять в нем активное участие.

Это стало звездным часом Спарты. До этого она одержала череду блистательных побед, но то были победы над греками, в частности над афинянами. В том долгом противоборстве симпатии Запада, возможно ошибочно, были на стороне города, в котором сосредоточилась столь значительная доля греческой культуры. И вот, когда Афины лежали поверженными, а их злейшие враги призывали к полному уничтожению города и порабощению его жителей, именно спартанцы отвергли варварские требования своих союзников и обеспечили условия мира, гораздо более мягкого, чем афиняне могли ожидать.

Но, как такое случалось и со многими другими воинственными народами, настало время, когда спартанский дух пошатнулся. Суровые законы полумифического Ликурга больше не действовали. Молва винила в этом обильный приток в Спарту золота и серебра после успешных военных кампаний в Малой Азии. Спартанские деньги изготовлялись из железа – намеренно неудобными, чтобы сделать их употребление ограниченным. Но более веской причиной падения спартанского государства следует считать изменения строгих законов наследования, в соответствии с которыми каждый мужчина должен был оставлять свою долю земли исключительно своему сыну. По новым же законам все люди могли распоряжаться своей землей по своему собственному усмотрению. Это, по словам Плутарха, «разрушило лучшее государство общего благосостояния. Новые законы позволили богатым людям, не обладающим ни каплей совести, забрать себе в руки всю недвижимость, отлучив законных наследников от возможности получить свою законную долю; и постепенно все богатство сконцентрировалось у немногих, основная же масса граждан пребывала в бедности и печали. Частные занятия, для которых больше не было свободного времени, оказались заброшенными; в государстве же процветали всяческие махинации, зависть и ненависть к богатеям. В стране осталось не более семисот старых спартанских семей, из которых, возможно, около сотни имели в своем владении землю, остальные же были лишены как имущества, так и чести, стали медлительны и безразличны к делам защиты отечества от внешних врагов, зато только и мечтали о том, чтобы воспользоваться любой возможностью для изменения порядков в своей стране».

Теперь уже спартанец не мог ответить, как некогда аргивянину, который однажды упомянул о множестве лакедемонян, погребенных на полях Аргоса[21]21
  Аргос – город в Греции на полуострове Пелопоннес.


[Закрыть]: «Но ни один из вас не похоронен в Спарте».

Один из царей-реформаторов был убит разъяренными владельцами земли. «Ныне, когда Агис был убит, стало опасно упоминать в разговорах хотя бы намеками о подготовке юношества; а уж слова о древней умеренности, стойкости и равенстве вообще воспринимались как государственное преступление».

Последний из царей, Клеомен, расправился с эфорами, уничтожил сам институт эфоров, простил все долги, увеличил число граждан до 4000 человек, даровав гражданство периэкам, и перераспределил земельные доходы. Однако возрожденное государство не могло тягаться с Македонией, и победа Антигона над Клеоменом при Селлазии (221 до н. э.) положила конец Спарте как государству.

При всех недостатках спартанского характера – ограниченность кругозора, низкая культура, властность и тираническое поведение, – которые были явственно видны, еще когда Спарта пыталась примерять имперскую мантию, которую она отобрала у Афин, у нее имелось много восторженных почитателей среди древних греков. Для них все эти моменты меркли в сравнении с исконной простотой спартанской жизни – в этом аскетизме греки видели нечто благородное. По мере того как усложнялась жизнь в других городах-государствах Древней Греции, греки любили указывать на Спарту как на истинную родину древних ценностей – старую добрую Грецию, какой ее знавали их пращуры. Что бы мы ни думали о Спарте и ее общественных институтах, нет никакого сомнения в том, что воину-спартанцу едва ли можно найти равного.

О боевых качествах граждан других древнегреческих городов-государств мы не знаем ничего. Предположительно, они были все примерно равными. Незначительные отличия боевых возможностей армии одного государства от другого зачастую бывали временными и менялись по мере того, как изменялись обстоятельства в самих этих государствах. Что же касается относительной военной ценности различных городов-государств, то их в полной мере характеризовали размеры и богатство этих государств. По причине миниатюрности многих древнегреческих государств альянсы их были часты и во многих случаях абсолютно необходимы; резкий рост мощи одного из них настораживал соседей и уравновешивался конфедерацией его более слабых соседей. Эта постоянно меняющаяся система союзов, лиг и конфедераций зачастую была сплетенной из гордости, страха, алчности и зависти.

За столетие с четвертью, прошедшее со времени Марафонской битвы до Херонеи[22]22
  Херонея – древний город в Беотии (Древняя Греция), около которого 2 августа или 1 сентября 338 г. до н. э. 30-тысячная македонская армия царя Филиппа II разгромила союзные войска Афин и Беотии (около 30 000 чел.).


[Закрыть], возникла и была осознана персидская угроза, произошел взлет и падение Афин, на краткое время установилась гегемония Фив. Большую часть этого долгого периода Грецию сотрясали войны, восстания и кровавые гражданские беспорядки. Даже сама независимость и любовь к личной свободе, создавшие греческие города-государства, несли семена своего собственного разрушения. Неспособные жить в мире – хотя и связанные между собой узами религии, языка и культуры, – греческие государства истощали свой мозг, кровь и расточали богатства, раздирая на части свою собственную цивилизацию, пока, промотав все до конца, не пали жертвой македонцев.