Текст книги "Лионесс. Том 1. Сад принцессы Сульдрун"

За час до захода солнца Трюэн снова вышел из каюты. Взглянув на низко опустившееся светило, он спросил капитана:

– Почему мы изменили курс?

– Ваше высочество, мы слегка отклонились на восток. Если ветер усилится или подует с запада, нас может отнести к опасным скалам Тарка – кажется, их уже видно на горизонте.

– Значит, будем лавировать.

– В какой-то степени, ваше высочество, хотя сложных маневров не предвидится. Гребцов сажать за весла, насколько я понимаю, не придется.

– Да-да, разумеется.

Эйлас ужинал в компании Трюэна. Тот внезапно разговорился и стал строить всевозможные грандиозные планы:

– Когда я стану королем, меня будут величать повелителем морей! Я построю тридцать военных кораблей, каждый с командой из ста моряков. – Некоторое время Трюэн увлеченно и подробно описывал конструкцию и вооружение кораблей будущего флота. – Нам будут нипочем ни король Казмир, даже если ска согласятся ему помогать, ни татары, ни арабские мамелюки!

– Впечатляющая перспектива.

Трюэн принялся раскрывать еще более изощренные замыслы:

– Казмир хочет быть королем Старейших островов, заявляя, что он прямой потомок Олама Первого. У короля Одри такие же претензии, и он подкрепляет их тем, что сидит на Эвандиге. Я тоже потомок Олама – и, если отважная вылазка позволит мне захватить Эвандиг, тоже смогу претендовать на все острова, не так ли?

– Честолюбивая мечта, – заметил Эйлас, а про себя подумал: «Сколько голов полетит с плеч, прежде чем Трюэн добьется своего!»

Трюэн покосился на кузена, нахмурив густые брови. Залпом осушив кубок вина, он снова замкнулся в себе и потерял интерес к разговору. Через некоторое время Эйлас направился на корму, облокотился на ютовый поручень и стал наблюдать за пляшущими в воде отражениями последних лучей заката. Еще два дня – плавание закончится, и больше не нужно будет иметь дело с Трюэном и его несносными привычками… Какая приятная мысль! Эйлас отвернулся от моря и перешел на носовую часть палубы, где под пылающим фонарем сидели свободные от вахты моряки. Несколько человек играли в кости, один перебирал струны лютни и напевал печальные баллады. Посидев с командой полчаса, Эйлас вернулся на корму и забрался к себе в каморку.

Рассвет застал «Смаадру» уже посреди пролива Палисидры. К полудню вдали появилась и снова исчезла тень мыса Палисидры, западной оконечности Тройсинета. Теперь «Смаадра» рассекала волны Лира.

Ближе к вечеру наступил штиль – «Смаадра» лениво покачивалась на волнах; паруса похлопывали, рангоутные планки постукивали. Перед заходом солнца проснулся встречный ветер, и капитану пришлось пустить корабль правым галсом, направив его почти на север. Трюэн бурно выражал недовольство:

– Следуя этим курсом, завтра нам не видать Домрейса как своих ушей!

Капитан, с трудом выносивший повадки принца, безразлично пожал плечами:

– Ваше высочество, левым галсом мы приплыли бы прямо к Водоворотной банке, «кладбищу кораблей». Если течение не отнесет нас слишком далеко, завтра тот же ветер пригонит нас в Домрейс.

– А если отнесет?

– Здесь течения непредсказуемы. Они создаются приливами и отливами, противоборствующими между островами. Быстрые течения завихряются в средней части пролива – за ночь мы можем сбиться с курса в любом направлении. Немало добротно сколоченных кораблей разбилось на прибрежных скалах Лира!

– В таком случае будьте осторожны! Удвойте число дозорных!

– Ваше высочество, все необходимое уже делается.

Перед заходом солнца ветер снова угомонился, и «Смаадра» безвольно дрейфовала по воле волн.

Солнце опускалось за горизонт в оранжевой дымке, пока Эйлас ужинал с Трюэном в капитанской каюте. Мысли Трюэна были чем-то заняты – он почти не говорил, односложно отвечая или вообще не отвечая на вопросы. Эйлас был рад возможности быстро покончить с едой и выйти на палубу.

Последние отблески заката потонули в тучах – наступила темная ночь. Над головой ярко сияли звезды. С юго-востока внезапно налетел холодный бриз; идущую круто к ветру «Смаадру» стало сносить на восток.

Эйлас прошел в носовую часть корабля, где развлекались свободные от вахты матросы. Присоединившись к игре в кости, он сначала проиграл несколько медяков, потом снова их выиграл, но в конечном счете распрощался со всеми монетами, бренчавшими у него в кармане.

К полуночи вахту сменили; Эйлас вернулся на корму. Вместо того чтобы сразу забираться в тесную каморку, он поднялся по лестнице на ют. Свежий ветер наполнял паруса – за кормой, поблескивая под звездами и фосфоресцируя внутренними прожилками, журчала кильватерная струя. Облокотившись на ютовый поручень, Эйлас смотрел в полусне на тускло мерцающую бурлящую воду.

У него за спиной кто-то был – Эйлас почувствовал, как задрожал настил палубной надстройки. Сильные руки схватили его за ноги, приподняли в воздух и швырнули вперед. На мгновение Эйлас увидел покачнувшееся небо с кружащимися звездами – и шлепнулся в воду. Все глубже и глубже он погружался под бурлящую кильватерную струю, еще не приходя в себя от изумления. Наконец он вырвался на поверхность. Всюду было одинаково темно – где «Смаадра»? Эйлас открыл рот, чтобы закричать, но набежала волна, и он захлебнулся соленой водой. Фыркая и откашливаясь, Эйлас снова попытался крикнуть, но испустил лишь жалобный хрип. В следующий раз ему удалось позвать на помощь громче, но в плещущем море голос его был тонок и слаб, как далекий зов морской птицы.

Корабль исчез. Эйлас качался на волнах как поплавок, один в центре собственной вселенной. Кто сбросил его за борт? Трюэн? Но у Трюэна не было для этого никаких причин. Тогда кто же? Предположения растворились вместе с памятью – все это не имело значения, все это стало частью навсегда потерянного мира. Теперь он отождествлялся только с волнами и звездами… Ноги тянули вниз. Извернувшись в воде, Эйлас скинул сапоги, тут же утонувшие. Затем он избавился от камзола, тоже стеснявшего движения. Стало легче держаться на поверхности. Ветер дул с юга; Эйлас поплыл по ветру – так было проще и удобнее, чем постоянно получать пощечины от волн. Течение и ветер подхватили его и понесли вперед.

Эйлас ощущал невесомую легкость – его охватило почти восторженное возбуждение, хотя вода, сначала холодная, потом терпимая, снова начинала пронизывать его дрожью. Мало-помалу, с обезоруживающей постепенностью, он снова успокоился. Не осталось никаких забот, никаких тревог. Как просто было бы расслабиться, поддаться сладостной дреме…

Заснув, он никогда не проснется. Хуже того, он никогда не узнает, кто сбросил его за борт. «Я – Эйлас из Родниковой Сени!»

Эйлас стал прилагать усилия; двигая руками и ногами, он поплыл – и снова почувствовал пронизывающий холод. Сколько он уже плывет в этой черной воде? Эйлас поднял глаза: звезды заметно переместились. Арктур уже зашел за горизонт, Вега мерцала низко на западном небосклоне… На какое-то время высший уровень сознания покинул его; Эйлас сохранял лишь смутное, иногда почти гаснущее ощущение продолжения бытия… Что-то заставило его встрепенуться. Дрожащими проблесками вернулось сознание. На востоке небо пожелтело – начинался рассвет. Вокруг была только черная, как чугун, вода. Поодаль, в сотне ярдов, вода вспенивалась у основания скалы. Эйлас смотрел на скалу с печальным интересом, но ветер и волны пронесли его мимо.

Какой-то рев заполнил уши – Эйлас почувствовал внезапный безжалостный удар, потом волна засосала его под воду, подняла и снова жестоко швырнула на что-то твердое и острое. Он пытался удержаться онемевшими руками, едва сгибая вялые промокшие пальцы, но еще один набежавший вал оттащил его в море.

Глава 10

Вэпоху правления владык всех Старейших островов, Олама Первого и его ближайших наследников, трон Эвандиг и священный каменный стол Карбра-ан-Медан находились в Хайдионе. Олам Третий по прозвищу Хвастливый перевез в Аваллон и трон, и древний круглый стол. Это решение и его последствия были косвенно вызваны разногласиями между самыми могущественными чародеями Хайбраса. В те времена таких волшебников было восемь: Мурген, Сартцанек, Десмёя, Миоландер, Байбалидес, Уиддефут, Коддефут и Нумик[14]14
  Всякий раз, когда чародеи собирались на конференцию, появлялся еще один персонаж – высокая фигура, закутанная в длинный черный плащ, в широкополой черной шляпе, полностью закрывавшей лицо. Этот участник собраний всегда стоял поодаль, в тени, и не произносил ни слова. Когда тот или иной чародей осмеливался заглянуть под его шляпу, он видел лишь черное пустое пространство с парой далеких звезд там, где должны были находиться глаза. Присутствие девятого чародея (если его следовало считать таковым) сперва смущало и тревожило участников совещаний, но со временем, так как таинственный незнакомец, судя по всему, не оказывал никакого влияния на события, его стали игнорировать, лишь иногда искоса поглядывая в его сторону.


[Закрыть]. Наибольшим уважением пользовался Мурген, что ни в коей мере не удовлетворяло остальных. Сартцанек, в частности, возмущался аскетической непреклонностью Мургена, а ведьма Десмёя ненавидела введенные Мургеном жесткие ограничения, запрещавшие вмешиваться в дела обычных смертных – то есть заниматься именно тем, что она любила делать больше всего.

Мурген избрал местом жительства замок Свер-Смод – беспорядочное скопление каменных башен и пристроек в северо-западной части Лионесса, где предгорья Тих-так-Тиха переходили в Тантревальский лес. Свои эдикты Мурген обосновывал тем принципом, что любое содействие, оказанное чародеем какому-либо фавориту, рано или поздно приводило к ущемлению интересов других волшебников.

Сартцанек – пожалуй, самый своенравный и непредсказуемый из чародеев – обитал в Фароли, в глубине лесной чащи, на территории тогдашнего великого герцогства Даотского. Его давно раздражали запреты Мургена, и он нарушал их настолько часто и откровенно, насколько осмеливался.

Время от времени Сартцанек практиковал эротические эксперименты с участием ведьмы Десмёи. Уязвленный презрительными насмешками Уиддефута, Сартцанек отомстил обидчику, наложив на него «заклятие абсолютного просвещения» – Уиддефут внезапно постиг все, что можно было узнать: историю каждого атома во Вселенной, эволюцию восьми измерений времени, все возможные стадии каждой последовательности событий, все запахи, звуки, формы, цвета и осязательные ощущения мира, а также все впечатления, относящиеся к девяти более необычным видам восприятия. Мгновенно разбитый параличом, Уиддефут не был способен даже накормить себя. Дрожа в полном замешательстве, он продолжал стоять там, где его настигло заклинание, пока не высох настолько, что ветер подхватил и унес вдаль его рассыпавшийся прах.

Протесты Коддефута, возмущенного этой расправой, привели Сартцанека в такую ярость, что он забыл о всякой осторожности и уничтожил Коддефута, напустив на него полчище могильных червей. Вся поверхность тела Коддефута покрылась дюймовым шевелящимся слоем червей, в связи с чем чародей начисто потерял рассудок и разорвал себя в клочья.

Оставшиеся в живых маги, за исключением ведьмы Десмёи, приняли решительные меры, против которых Сартцанек не смог устоять. Его превратили в чугунный столб высотой в полтора человеческих роста и толщиной в четыре дюйма – только внимательное изучение этого артефакта позволяло различить искаженные черты незадачливого злоумышленника. Столб этот напоминал железный кол, установленный Мургеном на перекрестке Твиттена. Столб Сартцанека, однако, воткнули в самую вершину горы Агон. Ходили слухи, что каждый раз, когда в этот столб ударяла молния, запечатленные в нем черты Сартцанека искажались и подергивались чем-то вроде патины.

Некий Тамурелло немедленно вселился в Фароли, усадьбу Сартцанека; все сходились во мнении, что Тамурелло был порождением Сартцанека, его alter ego – своего рода запасным продолжением Сартцанека как такового во времени и пространстве[15]15
  В таком же смысле Шимрода считали порождением, или alter ego, верховного чародея Мургена, хотя их личности разделились и развивались независимо.


[Закрыть]. Подобно Сартцанеку, Тамурелло был высоким и грузным субъектом с черными глазами и черными кудрями, чувственным ртом, закругленным подбородком и живым темпераментом, проявлявшимся в склонности к чрезмерно эмоциональному самовыражению.

Ведьма Десмёя, экспериментально совокуплявшаяся с Сартцанеком, ныне развлекалась с королем Оламом Третьим. Она являлась ему в виде прелестницы, сплошь покрытой мягкой черной шерстью, в причудливо-привлекательной кошачьей маске. Это создание умело применять сотни разнообразных порочных ухищрений; король Олам, одурманенный и потерявший рассудок, подчинился воле волшебницы. С тем чтобы насолить Мургену, Десмёя подговорила Олама перевезти в Аваллон его трон Эвандиг и круглый стол Карбра-ан-Медан.

Мир был нарушен. Чародеи поссорились – каждый подозревал другого. Охваченный холодным отвращением к человеческой природе, Мурген уединился в Свер-Смоде.

На Старейших островах настали трудные времена. Обезумевший король Олам попробовал совокупиться с самкой леопарда и поплатился жизнью, будучи растерзан в клочья. Сын его, Утер Первый, хилый и боязливый подросток, больше не пользовался поддержкой Мургена. Готы заполонили северное побережье Даота и разграбили Пропащий остров, в том числе разрушили монастырь и сожгли знаменитую библиотеку.

Одри, великий герцог Даотский, собрал войско и нанес готам сокрушительное поражение в битве при Хаксе, но при этом понес такие потери, что кельты-годелийцы продвинулись на восток и захватили полуостров Визрод. Король Утер, несколько месяцев пребывавший в нерешительности, наконец возглавил поход против кельтов, но годелийцы устроили ему катастрофический разгром в битве у ручья Плакучей Ивы; попавший в засаду король был убит. Его сын, Утер Второй, бежал на север, в Англию, и в свое время породил Утера Пендрагона, отца Артура, короля Корнуолла.

Герцоги Старейших островов встретились в Аваллоне, чтобы выбрать нового короля. Герцог Лионесса Фристан претендовал на трон благодаря своему происхождению, тогда как стареющий герцог Одри Даотский обосновывал свое право на верховный престол, ссылаясь на местонахождение трона Эвандига и круглого стола Карбра-ан-Медана. Взаимные обвинения и язвительные замечания соперников привели к роспуску конклава. Вернувшись домой, с тех пор каждый из герцогов величал себя королем собственного суверенного государства.

Вместо одного возникли десять королевств: Северная Ульфляндия, Южная Ульфляндия, Даот, Кадуз, Блалок, Помпероль, Годелия, Тройсинет, Дассинет и Лионесс.

У новых государей находилось множество поводов для распрей. Король Лионесса Фристан и его союзник, король Джоэль Кадузский, объявили войну Даоту и Помперолю. В битве под Ормским холмом Фристан прикончил старого, хотя еще крепкого Одри Первого, но и сам был поражен стрелой насмерть. И битва, и вся война в целом не закончились решительной победой той или иной стороны, но способствовали зарождению долговечной вражды между Даотом и Лионессом.

Принц Казмир, которого подданные прозвали Щеголем, отважно дрался под Ормским холмом, но проявил рассудительность и вернулся в Лионесс королем. Сразу после этого он забыл о галантных похождениях перед лицом безжалостной действительности и срочно занялся укреплением военной мощи своего государства.

Через год после того, как Казмир взошел на престол в Хайдионе, он женился на аквитанской принцессе Соллас, блондинке с приятной внешностью, в жилах которой текла готская кровь; за величавыми манерами его невесты, однако, скрывалась туповатая флегматичность.

Казмир считал себя покровителем чародейского искусства. В тайной «кунсткамере» он хранил множество редкостей и магических принадлежностей – в том числе сборник заклинаний, запечатленных не поддающимися истолкованию письменами, слегка светившимися в темноте. Когда Казмир проводил пальцем по светящимся рунам, его охватывало ощущение, соответствовавшее выбранному заклинанию. Король позволял себе такие опыты не чаще раза в неделю; соприкосновение с двумя заклинаниями подряд бросало его в пот, а третий контакт с магической книгой мог заставить его потерять самообладание – что, с его точки зрения, было недопустимо. В ларце из оникса лежал коготь грифона. Желчный камень, оставшийся от огра Хьюламидеса, испускал особую, ни на что не похожую вонь. Небольшой желтоватый леший[16]16
  В иерархии полулюдей эльфы и феи относятся к высшему разряду, за ними следуют сильваны и гоблины, а низший уровень занимают бесы и лешие.
  ^Согласно классификации феерических созданий, великаны, огры и тролли также считаются «полулюдьми», но совсем иного рода.
  ^К еще одной, третьей категории принадлежат кикиморы, пересмешники, вильявены, осципы и гислопы, а также, по мнению некоторых специалистов, инкубы и домовые.
  ^Инкубы, обладающие наибольшей магической силой, образуют особый класс существ, в изначальной форме мало напоминающих кого бы то ни было.


[Закрыть] сидел в бутыли, покорно ожидая, что в конце концов его кто-нибудь освободит. На стену Казмир повесил магический предмет, знаменитый историческим влиянием: Персиллиана, так называемое Волшебное Зерцало. Зеркало это могло ответить на три вопроса своего владельца, после чего владелец должен был передать его другому хозяину. Если бы владелец рискнул задать четвертый вопрос, оракул с готовностью ответил бы на него, после чего зеркало растворилось бы в воздухе, приобретя долгожданную свободу. Король Казмир уже задал Персиллиану три вопроса и приберегал четвертый на случай чрезвычайной ситуации.

Народная мудрость гласила, что общение с чародеями, как правило, приносило больше бед, чем пользы. Несмотря на то что ему были хорошо известны эдикты Мургена, Казмир время от времени пытался заручиться помощью мастеров-чародеев Байбалидеса и Нумика, а также нескольких волшебников меньшего ранга, но в каждом случае получал отказ.

Казмир знал о существовании ведьмы Десмёи, подспудно пытавшейся всячески подорвать авторитет Мургена и отомстить ему за расправу над ее любовником. Король получил из надежного источника сообщение о том, что Десмёя неизменно посещала Ярмарку Гоблинов – ежегодное празднество в Тантревальском лесу доставляло ей большое удовольствие.

Казмир переоделся в железные латы, украшенные голубой эмалью, и выбрал щит, изображавший двух вставших на дыбы драконов. Назвавшись сэром Пердраксом, странствующим рыцарем, Казмир отправился верхом в сопровождении небольшой свиты в Тантревальский лес.

Через некоторое время он прибыл к перекрестку Твиттена. Приезжие заполнили до отказа постоялый двор, известный под названиием «Смеющееся Солнце и плачущая Луна». Королю пришлось довольствоваться охапкой сена в сарае. Проехав четверть мили глубже в лес, Казмир нашел Ярмарку Гоблинов. Ведьмы Десмёи, однако, нигде не было. Король побродил между палатками и фургонами ярмарочных торговцев и приобрел несколько заинтересовавших его редкостей и амулетов, рассчитываясь полновесной золотой монетой.

Ближе к вечеру он заметил высокую худощавую женщину с мрачноватым изможденным лицом; ее голубые волосы были собраны в серебряную сетку. На ней был длинный белый плащ, расшитый черными и красными узорами. Она вызвала в короле Казмире (как и во всех других мужчинах, на нее смотревших) странное волнение – острый интерес, смешанный с отвращением. Это и была волшебница Десмёя.

Казмир осторожно приближался к ней, пока та стояла и торговалась со старым жуликом – владельцем передвижной лавки. У торговца были бледно-желтые волосы и землисто-желтая кожа, слишком большой нос с раздвоенным кончиком и глаза, напоминавшие медные бляшки, – в его жилах явно текла кровь гоблинов.

– Это перо, – убеждал покупательницу хозяин фургона, – незаменимо в повседневной жизни, ибо позволяет безошибочно определять правдивость и лживость заявлений.

– Не рассказывай мне байки! – напустив на себя скучающий вид, произнесла Десмёя.

– На первый взгляд можно подумать, что это обычное перо, выдернутое из чучела синей сойки, не так ли?

– Из чучела сойки или из живой сойки. Так оно и выглядит.

– А! И вы попали бы пальцем в небо.

– Неужели? Как же используется это чудесное перо?

– Ничего не может быть проще. Если вы подозреваете, что вас обманывает лжец или мошенник, прикоснитесь к нему этим пером. Если оно станет желтым, значит, для ваших подозрений были основания.

– А если оно останется синим?

– Значит, вы имеете дело с надежным и правдивым партнером! И это изумительное перо – ваше всего за шесть золотых крон!

Десмёя рассмеялась – смех ее напоминал звон чугунного колокольчика:

– За кого ты меня принимаешь? Это почти оскорбительно. Надо полагать, ты ожидаешь, что я тебя проверю этим пером – и, когда оно останется синим, выложу шесть золотых монет?

– Совершенно верно! Перо подтвердит мои слова!

Десмёя взяла перо и прикоснулась им к раздвоенному кончику носа гоблина. Перо сразу стало ярко-желтым. Ведьма снова разразилась металлическим смехом:

– Так я и думала! Перо подтверждает, что ты мошенник.

– Ха-ха! Разве это не значит, что перо действует именно так, как я обещал? Как же я могу вас обманывать?

Нахмурившись, Десмёя задумчиво посмотрела на перо и бросила его на прилавок:

– У меня нет времени на головоломки! – Она высокомерно прошагала к следующей палатке, где предлагалась в продажу молодая гарпия в клетке.

Чуть подождав, Казмир подошел к ней:

– Если не ошибаюсь, вы волшебница Десмёя?

Десмёя пристально взглянула ему в лицо:

– А вы кто будете?

– Предпочитаю называть себя сэром Пердраксом, странствующим рыцарем из Аквитании.

Ведьма улыбнулась и кивнула:

– И чего же вы от меня хотите?

– Сложный вопрос. Могу ли я рассчитывать на вашу осмотрительность?

– В какой-то мере.

– Позвольте мне выразиться откровенно. Я на службе у короля Лионесса Казмира. Он намерен восстановить трон Эвандиг там, где ему полагается быть, – в Хайдионе. Он был бы чрезвычайно благодарен, если бы вы предоставили ему свои рекомендации.

– Верховный чародей Мурген запрещает подобное вмешательство.

– Ваши отношения с Мургеном уже основательно испорчены. Как долго вы собираетесь подчиняться его эдиктам?

– Не вечно. Какое вознаграждение посулил бы мне король Казмир?

– Назовите ваши условия – я передам их королю.

Десмёя внезапно нахохлилась:

– Скажите Казмиру, чтобы он собственной персоной явился ко мне во дворец, в Иссе. Тогда мы обсудим этот вопрос.

Сэр Пердракс отвесил поклон, и ведьма сразу отошла в сторону. Через некоторое время она покинула ярмарку, удалившись по лесной тропе в паланкине. Паланкин несли четыре стремительно бегущие тени.

Перед тем как отправиться в Исс, король Казмир глубоко и долго размышлял: Десмёя была известна своими кабальными сделками.

В конце концов он приказал снарядить королевский галеас; в солнечный ветреный день его трехмачтовик вышел под всеми парусами из гавани Лионесса в ярко искрящееся море, обогнул Прощальный мыс и помчался к Иссу.

Высадившись на каменный причал, Казмир прошел по набережной, а затем по пляжу до белого дворца Десмёи.

Король нашел волшебницу на обращенной к морю террасе – она стояла, облокотившись на балюстраду, наполовину в тени высокой мраморной вазы, из которой небольшим каскадом струилась листва карликового земляничного дерева.

Десмёя изменилась. Казмир остановился, пораженный ее бледностью, впалыми щеками и длинной, кожистой, костлявой шеей. Пальцы ведьмы, тонкие, с шишковатыми костяшками, обхватили, как когти, выступающий край балюстрады; на ее ступнях, тоже длинных и костлявых, в прорехах серебристых сандалий можно было заметить сетки лиловых вен.

Взглянув на гостя через плечо, волшебница не выразила ни удивления, ни удовлетворения:

– Значит, ты все-таки пришел.

Казмиру пришлось сделать внутреннее усилие, чтобы собраться с мыслями и захватить инициативу, по его мнению, только он имел право контролировать ситуацию:

– Разве вы меня не ожидали?

– Ты опоздал, – коротко ответила ведьма.

– Почему же? – воскликнул Казмир, не на шутку встревоженный.

– Все меняется. Меня больше не интересуют человеческие дела. Ваши войны, вторжения – все это одна головная боль; они нарушают безмятежность загородной жизни.

– Во вторжении нет необходимости! Меня интересует только Эвандиг! Дайте мне заклинание или плащ-невидимку, чтобы я мог привезти Эвандиг в Хайдион, не начиная войну.

Десмёя тихо, диковато рассмеялась:

– Я знаменита тем, что заламываю немыслимую цену. Ты согласен заплатить такую цену?

– Какую именно?

Десмёя молча смотрела в морской горизонт. Наконец она заговорила – так тихо, что Казмиру пришлось приблизиться на шаг, чтобы ее расслышать:

– Слушай! Вот что я тебе скажу. Выгодно выдай замуж свою дочь Сульдрун – ее сын взойдет на престол Эвандиг. Какую цену я прошу за такое прорицание? Никакую – ибо предвидение судьбы ничем тебе не поможет. – Десмёя резко повернулась и прошла под одной из множества высоких арок в тенистый внутренний дворик. Пока Казмир смотрел вслед, ее тощая высокая фигура стала трудноразличимой и словно растворилась в воздухе. Покинутый на террасе под жаркими лучами солнца, король больше не слышал ничего, кроме вздохов прибоя.

Развернувшись на каблуках, Казмир спустился к пляжу и вернулся на корабль.

Десмёя видела, как галеас Казмира превращался в точку, уплывая в синее море. Она осталась одна во дворце. Три месяца она ждала прибытия Тамурелло, но Тамурелло не появлялся, и его отсутствие говорило само за себя.

Волшебница зашла к себе в кабинет и расстегнула пряжку длинного платья, соскользнувшего на пол. Десмёя изучила себя в зеркале: мрачное лицо, напоминавшее мумию, и длинное, костлявое, почти бесполое тело. Жесткие черные волосы покрывали ее череп, в тощих руках и ногах не сохранилось никакого изящества. Таково было ее естественное воплощение – облик, в котором ей легче всего было существовать, в котором она ощущала себя самой собой.

Десмёя подошла к стенным шкафам из черного дерева, выдвинула несколько ящиков и вынула разнообразные инструменты. Больше двух часов она тщательно готовилась – и наконец произнесла опаснейшее заклинание. Вспыхнув ореолом, от тела волшебницы отделилась плазма, всосавшаяся подобно дыму в сосуд с тремя отверстиями. Плазма бурлила в сосуде, выпариваясь и делясь на фракции, после чего выделилась наружу через три отверстия и сгустилась, превратившись в три существа.

Первым порождением была утонченной красоты девушка с фиолетово-синими глазами и мягкими, как полночь, длинными черными волосами. От нее исходил аромат фиалок, и ее звали Меланкте.

Второе порождение было мужского пола. Все еще жизнеспособная благодаря заклинанию Десмёя накинула на него приготовленный заранее плащ-невидимку. Никто – и в первую очередь Тамурелло – не должен был видеть это воплощение.

Третье существо – слабоумный писклявый уродец – вмещало в себя наиболее отвратительные аспекты ведьмы. Содрогаясь от омерзения, Десмёя оглушила маленького монстра и бросила его в печь, где он извивался и вопил, постепенно обугливаясь. Из печи потянулись струйки зеленого светящегося дыма. Меланкте отшатнулась, но невольно почувствовала зловоние испарения. Второе существо, невидимое в волшебном плаще, со вздохом наслаждения впитало в себя остаток зеленого дыма.

Жизненная сила покидала изначальную субстанцию Десмёи. Она становилась все прозрачнее, как рассеивающийся на стекле пар, и вскоре исчезла. Из трех выделенных ею компонентов только Меланкте, свежая, как утренняя роса с тонким запахом фиалок, осталась во дворце. Второе порождение, не снимая плащ-невидимку, незамедлительно направилось к замку Тинцин-Фюраль, в верховья долины Эвандера. Третье существо превратилось в горсть черного пепла, продолжавшую распространять зловоние по всему кабинету.