Текст книги "Звери в моей постели"

– Ну как, Крис, стоило померзнуть ради такого зрелища? – спросил Даррелл.

Крис был не в состоянии говорить, и лишь когда мы перед горящим камином в хижине согрелись горячим чаем с виски, нам удалось выжать из него несколько слов.

– Чудесно, чудесно, – через силу вымолвил он. – Отличный сюжет для нашего сериала.

В гостинице нас ожидал такой холодный номер, что Джерри разделся только после того, как забрался под одеяло. Под конец пребывания в штате Виктория мы посетили заповедник Хилсвилл, которым долго руководил великий австралийский натуралист Дэвид Флей. Теперь им заведовали Билл Гэскинг с супругой. Хотя весь день шел проливной дождь, нам удалось снять отличные кадры, запечатлеть вомбатов, коал и утконосов; увидели также замечательную клетку для лирохвостов, подаренную заповеднику Королевским автомобильным клубом. Однако сильнее всего врезалась в мою память картина следов недавнего лесного пожара, едва не уничтожившего весь заповедник. Несмотря на отчаянные усилия сотрудников, несколько кенгуру получили сильные ожоги, и лишь заботливый уход помог им оправиться. Мы в Европе часто слышим про лесные пожары в Австралии, но только увидев обугленные деревья и погибших животных, постигаешь весь ужас этого бедствия, причем трагедия состоит в том, что в большинстве таких пожаров повинны беспечные субъекты. Ущерб, причиняемый людям и животным, не поддается измерению, неудивительно, что виновных ожидает суровая кара.

Каким-то образом нам удалось в срок поспеть в Канберру, к Джэфу Шэрмену и его беременной кенгурихе Памеле, однако она посчитала, что время рожать еще не пришло, и мы удалились ждать сигнала в роскошный мотель поблизости. Это было почти все равно что ждать появления на свет собственного младенца, и при каждом движении Памелы мы хватались за камеры. Два дня она тянула с родами, и наши мужчины одну ночь провели у ее загона, готовые в любую минуту начать съемку. Подозреваю, что вся Канберра знала о наших переживаниях, потому что мы метались туда и обратно как одержимые. Надо ли говорить, что роды начались, когда мы все сидели в мотеле. Никогда еще отряд киношников не срывался с места с такой скоростью. В своем загоне Памела присмотрела удобный уголок и тщательно чистила сумку, прислонясь спиной к ограде. Не успели мы оглянуться, как крошечный кенгуренок явился на свет и начал карабкаться вверх по маминому животу, пока не добрался до сумки, где тотчас захватил ртом сосок. Казалось просто невероятным, каким образом этот слепой детеныш, почти еще эмбрион, ухитрился без всякой помощи со стороны матери найти дорогу через густой мех. А родительница, занятая приведением себя в порядок, не обращала никакого внимания на своего нового отпрыска.

Мы снимали роды двумя камерами, и все были довольны результатом. Кенгуренок Босуэлл, успев с тех пор стать красивым серым самцом, прославил английское телевидение. Впервые широкий зритель смог наблюдать на экране рождение кенгуру.

Желая познакомить нас с еще одной стороной своей работы, Гарри Фрит и его помощник Бивен Браун предложили нам посетить овцеводческую ферму по соседству с маленьким городом Гриффит, принадлежащую одному другу Гарри, который помогал УНПИСу исследовать вопросы регулирования численности кенгуру. Катя по пыльной дороге, мы на каждом шагу видели крупных серых и рыжих кенгуру и эму, попадались в наше поле зрения и лисы. В воздухе над нами кружили с криками попугайчики и какаду; я сразу вспомнила пампасы Аргентины. Гарри и его люди смастерили специальную ловушку для кенгуру, чтобы надевать воротнички, позволяющие следить за их передвижениями. Мы провели малоприятный час, гоняясь по равнине на лендроверах за кенгуру и снабжая их метками.

Район Гриффита в Новом Южном Уэльсе примечателен еще и тем, что там находятся заросли акации и эвкалипта, служащие местом обитания глазчатой курицы, похожей на индейку крупной птицы, которая откладывает яйца в сооруженный самцом «инкубатор» в земле, причем самец же регулирует температуру в «инкубаторе». По пути к заповеднику глазчатых кур мы увидели распятых на колючей проволоке молодых орлов-клинохвостов. Этих несчастных птиц, подобно кеа в Новой Зеландии, отстреливают овцеводы, уверяющие, что они уносят ягнят.

После этой вылазки Крис решил, что нам необходимо отправиться в Квинсленд к Дэвиду Флею, управляющему заповедника в районе Берли-Хедс, у самой границы Квинсленда и совсем близко от популярных у австралийских любителей серфинга пляжей Золотого берега. Джерри не один год рассказывал мне об этом человеке, посвятившем свою жизнь охране природы Австралии и преуспевшем в выращивании в неволе утконосов.

С первой минуты их встречи было очевидно, что Даррелл и Флей родственные души, и вскоре они были всецело поглощены обменом мнениями о проблемах дикой фауны и ее выживания во всем мире.

Мы с Крисом воспользовались случаем прокатиться в Брисбейн за деньгами. Несмотря на осень, в Квинсленде царила чудесная погода, и было так приятно отогреться после студеной Виктории и холодных ветров Канберры. Джим, пользующийся каждой возможностью улизнуть, когда Парсонс был занят чем-то другим, провел день на пляже и едва не был съеден акулами.

Мы провели несколько изумительных дней в обществе Дэвида Флея и его жены Ингрид, и они с удовольствием показывали нам своих подопечных. Прежде всего мы увидели колонию коал, в том числе детеныша, который был крайне недоволен, когда его извлекли из маминой сумки, и поспешил вернуться туда, как только Дэвид выпустил малютку. Один эму-альбинос с ходу проникся великим расположением к Дарреллу и следовал за ним по пятам, влюбленно заглядывая ему в лицо из-за спины, даже попытался убедить его помочь насиживать лежащие в гнезде большие яйца. Но самой яркой персоной в коллекции Дэвида был властный молодой казуар по имени Клод; он чувствовал себя хозяином в загоне и меткими пинками отгонял кенгуру, мешающих его прогулкам.

Главной прелестью коллекции Флеев я назвала бы то, что все животные были ручные и сразу узнавали Дэвида. Даже утконос (а эти животные известны своим строптивым нравом) позволял ему брать себя на руки. В подвале дома Дэвида помещалась отличная коллекция рептилий, а также несколько выращенных им мелких млекопитающих. Дэвид Флей – один из немногих австралийцев, кто вопреки равнодушию, а то и враждебности фермерских кругов всей душой отстаивает право дикой фауны на существование наряду с овцами и крупным рогатым скотом.

Мне было грустно, когда съемки кончились, и мы оставили Криса и Джима наслаждаться заслуженным отдыхом, а сами помчались в Сидней, чтобы поспеть на пароход, идущий в Сингапур. В Сиднее нас опять перехватила пресса, и на этот раз мы были во всеоружии, рассказали, как нам понравилась страна и ее фауна, чем немало удивили большинство журналистов.

Прибытие в Малайзию сильно отличалось от нашего появления в Новой Зеландии и Австралии. Сойдя на берег в Сингапуре, мы обнаружили, что Крис и Джим оторвались от услад Большого Барьерного рифа, чтобы встретить нас. Крис даже разрешил нам задержаться в городе на целые сутки, что, впрочем, нас не так уж обрадовало – в Сингапуре царила жара, и город страдал от нехватки воды.

Даррелл был счастлив снова оказаться в тропиках; он всегда мечтал посетить Малайзию, в основном потому, что много хорошего слышал об этой стране от друзей. На дамбе, отделяющей Сингапур от материка, не обошлось без небольшого происшествия: наш лендровер едва не остался без колеса, но британские военные вовремя пришли нам на выручку. Ближе к вечеру нас ожидал прием в офисе британской прессы в Куала-Лумпуре, однако на полпути туда полетел один сальник, и со скоростью десять километров в час мы с трудом доковыляли до маленького городка, где хозяин китайского гаража подремонтировал машину. В итоге мы прибыли в малайзийскую столицу с большим опозданием и на прием не попали.

Нас разместили в роскошной гостинице с кондиционером, с ванными в каждом номере. И кормежка была отличная – на выбор европейские и китайские блюда. Джим упрямо заказывал только мясо с двумя видами овощей, тогда как мы трое позволяли себе вкушать более экзотические блюда. Джим постоянно подозревал, что местные жители сговорились его отравить, и, хотя оставался верен европейской кухне, достукался-таки до легкой дизентерии.

Наша гостиница, судя по всему, служила центром притяжения для китайской общины, посему я великодушно вызвалась сидеть в ресторане спиной к залу, чтобы наши трое мужчин могли без помех глазеть на входящих китаянок*. Я всегда знала, когда появлялось очередное экзотическое создание, потому что в ту же секунду разговор за нашим столом прекращался и три головы, три пары глаз обращались в ту сторону. Европейские женщины явно не смотрятся в Малайзии, да и вообще на Востоке: не тот климат**, да и грациозностью они не идут в сравнение с местными дамами. Однажды мы поднимались в лифте вместе с одной малайзийкой, так Джима и Криса едва не расплющили закрывающиеся двери, когда они жадно провожали ее глазами. Увидев на другое утро ту же особу в обществе уродливого европейца, они были поражены.

В жизни никогда не глазел на женщин. Разве что подмигну или как бы невзначай уроню толстый бумажник. Дж.Д.

** Европейские женщины нигде не смотрятся, включая Европу. Дж.Д.

– Чем таким он обладает, чего мы лишены? – пробурчал Джим.

– Деньги? – предположила я.

Еще одна черта Куала-Лумпура, привлекшая внимание наших мужчин – обилие массажных кабинетов, как здесь для отвода глаз называют бордели. Правда, сколько я их ни подбадривала, ни один не решился проверить, что кроется за вывеской*.

Беспардонная ложь. Дж.Д.

Еще до прибытия в Малайзию мы с Джерри предупредили Криса, что чиновники в тропиках – совсем не то что их собратья в умеренном поясе. Он пообещал не лезть на стену и не беситься, если возникнет какая-нибудь заминка, но когда по истечении полутора недель еще не было снято ни одного метра пленки, Крис уже собрался покончить с собой. Однако тут наметился наконец просвет, и мы решили отправиться в Национальный парк Таман Негара, расположенный на стыке штатов Келантан, Паханг и Тренгану. По отличным дорогам мы доехали до небольшого города Куала-Липис на реке Джелай, где старший охотинспектор предложил нам свой катер, который и доставил нас вверх по реке в Национальный парк площадью свыше 400 тысяч га. Куала-Липис не так уж мал, в нем есть современного вида банк и кинотеатр, и мы переночевали здесь в не очень приглядном рестхаузе. На другой день рано утром пришел местный катер, и мы помчались по реке с умопомрачительной скоростью. Джим, купивший шляпу армейского типа, сидел рядом со мной на носу, когда внезапный порыв ветра лишил его головного убора. Он совершенно серьезно уверял, что даст дуба от солнечного удара, и мы пообещали, что купим ему узорный тропический шлем, когда вернемся в Куала-Лумпур… Вскоре, миновав излучину, мы увидели на высоком берегу деревушку, и рулевой решил причалить, чтобы кого-то навестить. Джим обрадовался и возвестил, что пойдет с ним, поищет себе шляпу. Не обращая внимания на наш саркастический хохот, он полез наверх, пообещав принести попить чего-нибудь холодненького. И пристыдил нас, вернувшись минут через десять в шляпе, держа в руках четыре бутылки кока-колы со льда. Где-то в гуще глинобитных хижин он отыскал крохотную лавку с холодильником и широким выбором головных уборов.

Затем возвратился и рулевой, и мы продолжили плавание. Миновали пасущихся на мелководье буйволов, несколько туземных хижин. Наш катер разработанной в Новой Зеландии конструкции лихо форсировал пороги. Вот только плавающие на поверхности воды листья тормозили, наматываясь на винт, и бедняге-рулевому пришлось раза четыре вылезать в реку, чтобы освободить его.

Казалось, мы находимся в пути уже не один час, и, хотя рулевой снова и снова твердил, что рестхауз находится за следующим поворотом, мы начали терять надежду, что сегодня доберемся до цели, когда наконец все же увидели вдали приметное здание. Тут ко всему хлынул проливной дождь, какой бывает только в тропиках. Естественно, надо было уберечь от дождя не нас, а аппаратуру, так что мы промокли насквозь.

На пристани нас встретила толпа носильщиков, оспаривающих друг у друга честь нести наш багаж, сами же мы ринулись вверх по ступенькам к тропе, ведущей к зданию рестхауза. К нашему ужасу, оно было наводнено отрядом английских школьников, прибывших из Куала-Лумпура, чтобы всласть побродить по Национальному парку. Правда, среди них оказались толковые ребята, которые поделились с нами тем, что знали о парке и о Малайзийской федерации.

Старший охотовед пригласил нас к себе, чтобы обсудить наши планы. Очаровательный старый бродяга, страшащийся своего босса в столице, он всячески старался помочь нам. Поручил одному из объездчиков сводить нас в джунгли на другой день, чтобы показать места засидок, и пообещал предоставить в наше распоряжение катера, чтобы мы могли продолжать вылазки вверх по реке и исследовать притоки. Не знаю даже, кто из нас двоих – Джим или я – с большей тревогой думал о предстоящих вылазках. Оба мы не любили тропики, к тому же я в тропических лесах страдаю клаустрофобией, чего не скажешь о пиявках. Мы приняли все меры предосторожности, надели на ноги надлежащую обувь, призванную защитить их от пиявок, но стоило выйти за пределы территории, прилегающей к рестхаузу, как на нас нападала целая армия. Даррелл расправлялся с пиявками двумя способами – прижигал сигаретой или посыпал солью. Тем не менее они ухитрялись отыскивать какие-то лазейки, в чем мы убеждались, раздеваясь по возвращении в рестхауз. Изо всех тварей, населяющих тропические чащи, эти, на мой взгляд, самые отвратительные. Особенно жуткое впечатление производит обилие крови, когда вы отрываете пиявок от себя; можно подумать, вас всего изранили. Во время одной вылазки, пиявка таки добралась до моей ноги, и поскольку на мне были узкие джинсы, пришлось раздеваться, избавляясь от нее – к великому удовольствию жестоких мужчин.

Снова главные страдания выпали на долю Джима. На сей раз ему было поручено часами дежурить в тесной засидке, подстерегая бродящих в джунглях носорогов. К счастью, гиббоны скрашивали монотонное ожидание. Они всюду возникали на деревьях над нами, весело прыгая с ветки на ветку и громко перекликаясь. Туземцы дали им звукоподражательное прозвище вах-вах; мне гиббоны показались самыми симпатичными изо всех обезьян. В Куала-Лумпуре мы познакомились с одним голландцем, который держал черного гиббона (он же – сиаманг), предоставив ему в доме полную волю. Право, мне кажется, что гиббоном он дорожил больше, чем своими детьми. Избалованный любимчик катался вместе с хозяином по городу в его машине и очень любил сигналить.

Занимаясь съемками на реке, Крис и Даррелл однажды застряли с катером на отмели. Выбравшись на берег, они обсуждали варианты дальнейших съемок, когда увидели вдруг плывущую в их сторону большую королевскую кобру. Оба замерли, а змея, подплыв вплотную и рассмотрев людей, испуганно остановилась и поспешно направилась в другую сторону. Естественно, Крис испытал легкое потрясение, что же до Джерри, то он потом приводил этот случай как пример того, насколько змеи боятся людей. На той же реке нам встретился оленек, очаровательное маленькое создание величиной с собаку; мясо оленька высоко ценится лесными жителями. Иногда, покинув качающиеся ветки прибрежных деревьев, над нами проносились ярко окрашенные птицы-носороги, а вот крупные млекопитающие упорно сторонились нас, что весьма сильно расстраивало Криса.

Следующий этап киноэкспедиции должен был привести нас на восточное побережье Малайзии, где в районе города Дунгун находятся последние в мире «ясли» огромной кожистой черепахи. Малайское общество естествоиспытателей убедило правительство помочь с организацией заповедника. Безобидные великаны из года в год возвращались к здешнему берегу, чтобы старательно вырыть гнезда в золотистом мягком песке и отложить в них яйца – только затем, чтобы местные жители откопали их и продали любителям деликатесов. Словом, без энергичных мер защиты этим черепахам грозило вымирание. А потому за два года до нашего приезда большой участок берега был объявлен заповедным; туда-то мы и направились.

По пути в Дунгун нам предстояло переправиться через несколько больших рек на паромах, производивших весьма ненадежное впечатление, которое подтверждалось тем, что недавно один такой паром затонул вместе с автобусом, полным пассажиров. К счастью, мы проделали весь путь без происшествий, и в Дунгуне нас встретили директор рыбного хозяйства и его помощник. В свою очередь, они познакомили нас с малайцем, коему принадлежало право на сбор черепашьих яиц, и тот разрешил нам снимать на пляже. От него мы узнали, что черепахи выходят на берег ночью и что очень важно не беспокоить их, пока не начнется кладка, иначе самка уплывет и может вообще больше не вернуться.

Поздно вечером мы спустились на пляж с мощными фонарями. Брести по берегу, погружаясь по щиколотку в мягкий песок, с тяжеленным грузом, при температуре воздуха около тридцати градусов – не самое приятное времяпрепровождение, когда вас окружает тропическая ночь. Казалось, мы прошли не один километр, прежде чем наконец очутились у цели.

– Живей, живей, – поторапливал нас Крис. – Не мешкайте, мы должны быть готовы к решающему броску, как только получим сигнал.

– Есть, сэр! – дружно отзывались мы.

И вот мы терпеливо ждем сигнала, кое-как отбиваясь от пикирующих комаров; как всегда, было похоже, что они избрали меня своей главной мишенью.

– Скорей, сюда! – прокричал кто-то в ночи. – Черепахи приплыли.

Стараясь не шуметь, мы побрели на голос.

– Самка здесь, – сообщил малаец. – Теперь ждите тихо, пока не начнется кладка… Есть!

Тотчас загорелся яркий свет, и как только наши глаза привыкли к нему, мы увидели кожистую черепаху. Огромное неуклюжее создание, пыхтя и кряхтя на жаре, опускало в яму целую очередь яиц, похожих на мячики для пинг-понга. При этом из глаз черепахи струились густые слезы. Наконец кладка завершилась, и самка принялась засыпать их песком. Мощные задние ласты утаптывали его; в заключение она накрыла гнездо своим могучим, почти трехметровым телом, чтобы окончательно утрамбовать песок. Посчитав, что яйца надежно скрыты, тяжелая рептилия медленно поползла к воде, работая передними ластами и оставляя след, как от танка. Добравшись до воды, поспешила окунуть голову, словно желая освежиться, затем вся погрузилась в море, и только поднятая ластами темная волна сказала нам, где она нырнула.

Между тем хозяин пляжа уже начал откапывать яйца, но на сей раз не для продажи гурманам, а чтобы перенести их на участок, огороженный проволочным забором. Днем этот участок можно было принять за небольшое воинское кладбище: над каждой ямкой с яйцами высился простой деревянный крест, на котором была записана дата кладки и количество яиц. Пройдет несколько недель, и из песка на поверхность выберутся очаровательные черепашата, расписанные аккуратными полосками. Их соберут, поместят в ведро с водой и на катере рыбхоза отвезут в море подальше от той зоны, где обычно малышей подстерегают хищники.

Пока еще рано судить, насколько эффективны охранные меры, но начало сделано, кожистые черепахи спасены от полного истребления.

Наш продюсер развил кипучую деятельность, и мы продолжали двигаться на север – сперва до города Ипох, где собирались встретиться с орнитологом Джеффри Алленом и его женой. Они хорошо знали местную фауну и обещали показать нам летучего дракона. Аллены очень тепло приняли нас, всячески обихаживали и разрешили разместить в их саду всевозможную аппаратуру для съемок летучего дракона. На первый взгляд – ящерица как ящерица, но это лишь до той минуты, когда вы рассмотрите тонкие перепонки на ребрах, которые расправляются, уподобляясь крыльям, когда дракон легко перелетает с дерева на дерево. Я даже не знаю, кто испытал большее облегчение, когда кончились съемки этого сюжета – то ли несчастное животное, кое мы снова и снова заставляли совершать полет, то ли наша бригада. Да и после того мы не получили передышки: Джим Сондерс принялся снимать цикад, пауков, рогатых жуков и прочих насекомых, кому не повезло стать предметом его внимания.

– Это все необходимо для общего антуража, – твердил Крис.

Джеффри Аллен неосторожно рассказал Крису о каких-то интересных тварях еще дальше на север, в районе Тайпинга, но на сей раз мне было позволено отдыхать, и я осталась у Алленов, пока мужчины отправились за новыми сюжетами. Мы с Бетти Аллен отлично поладили, и я бродила с ней по лесу, где она фотографировала интересующие ее растения. Нам было так хорошо вместе на воле, что я даже огорчилась, когда мужчины возвратились и повезли меня обратно в столицу.

Мы были глубоко тронуты тем, как тепло и радушно нас принимали везде в Малайзии, и все же мне очень хотелось снова очутиться на безбрежных просторах саванны Восточной Африки.

Джим и Крис улетели домой, и после стольких недель совместной работы было как-то странно оказаться только вдвоем; нам по-настоящему не хватало их. Однако вести о недомогании матери Джерри и о каких-то неладах в зоопарке вынудили и нас срочно изменить свои планы и возвращаться в Англию, отложив на другой раз экспедицию в Африку. При помощи сотрудников нефтяной компании «Шелл» нам удалось получить каюту на одном из пароходов «Глен Лайн», и я не помню другого плавания, которое доставило бы мне столько удовольствия, сколько эти пять недель в море. До чего же приятно было плыть свободной от необходимости пестовать коллекцию животных! Правда, мы сумели приобрести в Малайзии три белки и четыре висячих попугая, но уход за ними казался пустяком, если вспомнить наши проблемы на пути домой из Африки и Южной Америки. Это плавание я сравнила бы с чудесным отпуском.