Текст книги "Плесните любви, пожалуйста!"

Глава 5
Майами

Люка Перес с удовольствием вытянулся в полосатом шезлонге, подставляя лучам солнца стройное, тренированное тело тридцатилетнего мужчины, пребывающего в отменной физической форме. Из одежды на нем были только голубые плавки и солнечные очки, гладкая смуглая кожа, смазанная специальным питательным кремом, блестела от проступившего пота. На столике рядом стояли высокий бокал с охлажденным мохито и хрустальное блюдо со спелыми вишнями; лежали несколько развлекательных журналов, айфон последней модели, часы «Шанель» в платиновом корпусе и дюжина серебряных распятий на тонких кожаных ремешках. Глаза Люки под очками были прикрыты, но он не спал, точнее – не совсем спал. Было очень приятно лежать вот так, ничего не делая, то погружаясь в приятную полудрему, то снова пробуждаясь и давая мыслям свободно блуждать. Ничто не беспокоило Люку, ничто не тревожило и не смущало. Позабыв о делах, он полностью отдался праздному времяпрепровождению, совершенствуя загар и размышляя о вещах легких и приятных. Погода располагала к блаженному ничегонеделанию. Небо было ясным, солнце – теплым и ласковым, а налетавший с океана ветерок – прохладным. О чем-то подобном Люка и мечтал все время, пока переезжал из страны в страну с мировым турне, первая половина которого оказалась несколько напряженнее, чем он рассчитывал. Сейчас в гастролях был перерыв, и он имел полное право наслаждаться жизнью в своем флоридском особняке.

Впрочем, уже завтра из Лондона должен был прилететь его постоянный партнер Джероми Мильтон-Голд, а это означало, что с тишиной и покоем придется распрощаться. Джероми обожал разного рода тусовки и не пропускал ни одного мероприятия в гей-барах и клубах. Сам Люка не особенно любил вращаться в гей-сообществе, хотя именно на вечеринке фетишистов, состоявшейся в Лондоне два года назад, они и познакомились.

Встреча с Джероми круто изменила жизнь Люки. До этого момента он скрывал свою нетрадиционную сексуальную ориентацию, боясь, как бы о ней не пронюхали миллионы его поклонниц во всем мире. Да, Люка Перес был настоящим «горячим латино», предметом обожания множества женщин, которые любили его не только за зажигательные хиты, но и за внешность. Для многих и многих Люка был эталоном латиноамериканского мачо, и это в немалой степени способствовало росту его популярности в мире.

В свое время Люка даже был официально женат, и у него рос сын, что служило еще одним доказательством его мужественности.

Сейчас его сыну, Люке-младшему, было девять лет, и певец души не чаял в мальчишке. К сожалению, его брак с мировой знаменитостью, латиноамериканской поп-исполнительницей Шоколадкой, или Шакой, как прозвали ее поклонники, – с той самой Шакой, которая когда-то разглядела в нем певческий талант, которая вышла за него замуж, которая родила ему ребенка и которая сделала Люка тем, кем он был сейчас, – прекратил свое существование.

Шака была на двадцать лет старше Люки, однако, несмотря на это, она до сих пор оставалась красавицей и продолжала пользоваться бешеным успехом в Латинской и Южной Америке. Тот факт, что ее супруг оказался геем, она восприняла с добродушным юмором и… с пониманием. Развод? Нет проблем!.. «Только не обижайся, дорогой, но Шаке ты достался в лучшие свои годы, – шутила она. – Я тобой попользовалась, нужно и другим дать такую возможность. Ну а если серьезно, я хочу только одного: чтобы ты был счастлив, так что поступай, как считаешь нужным».

Шака была необыкновенной женщиной, и Люка до сих пор сохранял с ней самые близкие дружеские отношения. Они часто общались и вместе воспитывали сына, который рос настоящим красавцем, унаследовав все лучшее от обоих родителей.

Только Шака поддержала его, когда, вопреки советам всех своих импресарио, менеджеров, продюсеров и специалистов по связям с общественностью, Люка решился объявить о переходе в «голубой» лагерь. «Если Рики Мартин смог сделать это и ничего не потерял, – говорила она, – ты и подавно сможешь».

Дальнейшие события показали, что Шака была права, а все его советчики ошибались. Его фаны сохранили ему верность: Люку они обожали, и для них не имело никакого значения, гей он или не гей. Люка Перес был их божеством, а божество не подлежит ни критике, ни осуждению.

Сам Люка, впрочем, не бравировал своим новым статусом, не желая подвергать преданность поклонников лишним испытаниям. Он не устраивал ни оргий, ни скандальных вечеринок, стараясь как можно реже появляться в публичных местах в обществе партнера. Лишь изредка он позволял Джероми устроить в особняке «прием» для своих и при этом строго следил, чтобы никто из приглашенных ничего не снимал даже на камеру мобильного телефона.

В глубине души Люка прекрасно понимал, что Джероми Мильтон-Голд – не совсем тот выбор, которого ожидала от него публика. Джероми был чересчур высоким и худым и к тому же слишком напоминал хрестоматийного англичанина – консервативного сноба с аристократическим итонским выговором, с белой, как у покойника, кожей и начинающими редеть темными волосами. Кроме того, по всем меркам, он был слишком стар: Джероми исполнилось сорок два, и он был на двенадцать лет старше атлетически сложенного, светловолосого, загорелого «солнечного мальчика», как часто называли Люку в прессе. Вместе они выглядели более чем странно, однако, несмотря на разницу во внешности и в характерах, их отношения оставались нежными и доверительными, а это, считал Люка, единственное, что имеет значение.

* * *

Конверт, адресованный мистеру Люке Пересу и мистеру Мильтон-Голду, пришедший на адрес дизайнерской фирмы Джероми в Лондоне, выглядел весьма и весьма интригующе. Дорогая бумага, золотое тиснение, изящный шрифт – за всем этим стоял не только безупречный вкус, но и несомненное богатство. Интересно, что там внутри?..

Джероми потянулся за серебряным ножом для корреспонденции. Аккуратно вскрыв конверт, он извлек оттуда сложенный лист бумаги с текстом приглашения.

Джероми прочел его дважды. Прочел очень внимательно.

Потом по его лицу скользнула довольная улыбка. От этого приглашения они с Люкой не откажутся.

Ни в коем случае!

Джероми аккуратно убрал бумагу обратно в конверт, потом открыл средний ящик своего антикварного стола работы Дэвида Армстронга и положил письмо рядом с паспортом. Завтра он покажет письмо Люке и постарается убедить его принять приглашение.

Партнер Джероми был неплохим парнем, но порой он начинал упрямиться буквально на пустом месте. Вот только на этот раз Джероми не собирался уступать.

В конце концов, такие шансы выпадают раз в жизни.

А иногда не выпадают вовсе.

Глава 6
Нью-Йорк

Сенатора и его очаровательную жену часто приглашали на самые разные мероприятия – как официальные, так и частные. В Нью-Йорке они были одной из самых известных и красивых супружеских пар. Он – широкоплечий шатен с аккуратной стрижкой, правильными чертами открытого, мужественного лица и прямым, честным взглядом человека, готового служить своим избирателям и днем и ночью. Она – изящная, но сильная, с густыми золотисто-каштановыми волосами до плеч и привлекательным лицом с широко расставленными карими глазами. Ее имя – Сьерра Кэтлин Сноу. Сенатора звали Хэммонд Паттерсон-младший. Впрочем, попав в большую политику, он очень скоро отказался от приставки «младший». Его отец был этим весьма расстроен, но Хэммонд заявил, что это дополнение к фамилии звучит не слишком удачно и даже как-то унизительно.

«Нет ничего унизительного в том, чтобы пользоваться именем и репутацией семьи! – возражал отец. – Можно подумать, ты стыдишься своих предков».

Но его отпрыск продолжал стоять на своем. Отец Хэммонда на протяжении многих лет был конгрессменом. «Всего лишь конгрессменом», – мысленно добавлял сын. Сам он считал, что способен на большее. Сразу после колледжа Хэммонд поступил в юридическую школу, потом некоторое время работал адвокатом. Адвокатская карьера стала для него первым шагом к намеченной цели: когда настал подходящий момент, он очень ловко использовал ее для того, чтобы баллотироваться в сенат. Семейное состояние и связи – свои и отцовские – пришлись очень кстати, и в тридцать шесть Хэммонд стал одним из самых молодых сенаторов Соединенных Штатов. Представляя в сенате Нью-Йорк, он был полон честолюбивых планов и амбиций. Хэммонд не сомневался, что со временем станет губернатором, а там – чем черт не шутит! – можно выставить свою кандидатуру и в президентской гонке!

Почему бы, собственно, и нет? Хэммонд был уверен – у него есть все, чтобы занять высший государственный пост. Упорство, желание, а главное, уверенность в своих силах – что еще требуется, чтобы стать президентом? В том, что рано или поздно он своего добьется, молодой сенатор не сомневался.

Эта идея овладела им полностью. Хэммонд начал готовить плацдарм для решительного наступления.

В его планах нашлось место и для жены. Сьерра была человеком мягким, душевным, отзывчивым, и это располагало к ней и мужчин, и женщин. Кроме того, она была неглупа и умела искренне сопереживать чужому горю, а сенатор знал, что именно это качество люди ценят едва ли не больше всего. Такая жена могла бы привлечь на его сторону тысячи и тысячи потенциальных избирателей, и он собирался использовать ее на всю катушку. Сьерра была идеальной женой для набирающего силу политика.

Собственно говоря, именно поэтому Хэммонд ее и выбрал.

К сожалению, в последние полгода его стремительное восхождение по карьерной лестнице неожиданно замедлилось. И причиной этого было не слишком приятное открытие – оказывается, у него росла дочь. Должно быть, в ранней юности Хэммонд случайно обрюхатил одну из своих многочисленных подружек, а та оказалась достаточно глупа, чтобы выносить и родить ребенка – девочку, которая получила странное имя Рэдикал.

В один не слишком прекрасный день пятнадцатилетняя Рэдикал появилась на пороге его офиса и потребовала встречи с родным отцом.

Сказать, что Хэммонд был в ярости, значит ничего не сказать. Он буквально рвал и метал, однако к его досаде примешивалась изрядная доля потрясения. Такого сюрприза он ожидал меньше всего. Когда Рэдикал пробилась наконец в его кабинет и заявила, что она – его дочь, Хэммонд ей не поверил. Точнее, он никак не мог поверить, что такое происходит с ним. Это было невероятно, невозможно, абсурдно!

Но Рэдикал предъявила свидетельство о рождении, в котором в графе «отец» значилось его имя. И добавила, что, поскольку ее мать недавно «склеила ласты» от передозировки героина, она, типа, не прочь пожить с папашкой, поскольку ей, мол, все равно больше некуда деваться.

Хэммонд не собирался сдаваться, однако два генетических теста на установление отцовства однозначно показали: эта неуправляемая пятнадцатилетняя мерзавка с ядовито-зелеными прядями в иссиня-черных крашеных волосах, с многочисленными татуировками, кольцами и пуссетами в носу, ушах и в других частях тела действительно его дочь.

Так сказать, плоть от плоти и кровь от крови.

Сьерра, будучи женщиной доброй и чуткой, настояла, чтобы Рэдикал жила с ними.

– Мы должны принять ее в семью, – сказала она назидательно. – В конце концов, она – твоя дочь, поэтому у тебя просто нет выбора. Кроме того, сам подумай: если ты ее прогонишь, это может повредить твоей репутации в обществе.

И Хэммонд нехотя согласился, хотя и боялся, что наличие незаконнорожденного ребенка может подорвать тщательно культивируемый им образ глубоко порядочного человека.

Но Сьерра оказалась права. Общественность продолжала любить сенатора и его жену, а мужество, с которым он признал ошибки молодости, только добавило ему уважения. Сексуальные скандалы с участием политиков уже давно навязли у всех в зубах, поэтому тот факт, что у Хэммонда вдруг обнаружилась почти взрослая дочь, никого особенно не взволновал. Свою роль сыграла и публичная поддержка, которую Сьерра демонстрировала супругу каждый раз, когда они вместе появлялись на собраниях избирателей или на различных ток-шоу. Эта поддержка служила своего рода гарантией того, что сенатор не совершил ничего слишком предосудительного, поэтому общественное мнение довольно скоро успокоилось и вопрос о бурном прошлом Хэммонда Паттерсона больше не возникал.

Но на самом деле все шло совсем не так гладко, как хотелось Хэммонду. Рэдикал оказалась на редкость трудным подростком. Своевольная, упрямая, отвратительно воспитанная, точнее – никак не воспитанная, она буквально притягивала неприятности. Своего отца Рэдикал возненавидела с самого первого дня, и Хэммонд платил ей той же монетой. Да и то сказать – терпеть ее выходки не было никакой возможности, поэтому довольно скоро он отправил ее в Швейцарию, в частную школу-пансион, предварительно убедив Сьерру, что для девочки так будет лучше.

В конце концов Рэдикал все же поехала в Европу, хотя и без особой охоты.

Скандал, который она на прощание закатила родному папочке, Хэммонд вспоминал долго.

* * *

Когда секретарь принесла Хэммонду только что поступивший розовый конверт с приглашением, он не колебался ни секунды. Не посоветовавшись с женой, сенатор велел секретарю тотчас отправить положительный ответ. От конверта буквально разило богатством, а Хэммонд отлично знал, что большие деньги – это щедрые пожертвования на избирательную кампанию, которые придутся очень кстати, когда он начнет борьбу за президентское кресло. Деньги и связи решали все, и, приняв приглашение, Хэммонд получал отличную возможность приобрести и то и другое и таким образом обеспечить себе легкое и быстрое восхождение к вершинам власти.

Только полный кретин мог отказаться от подобного шанса.

* * *

Сьерра Кэтлин Сноу родилась в богатой и респектабельной семье. Ее отец Арчибальд Сноу был знаменитым историком, почетным профессором нескольких университетов и обладателем престижной Пулитцеровской премии. Ее мать Фиби Сноу принадлежала к сливкам нью-йоркского общества и слыла одним из его столпов, недаром ее родословная восходила чуть не к самим отцам-основателям.

У Сьерры была также старшая сестра Клер, которая вышла замуж за педиатра и написала целую серию популярных книг о том, как правильно растить и воспитывать детей. Сейчас Клер вместе с мужем и тремя малышами жила в Коннектикуте.

Кроме сестры, у Сьерры имелся и младший брат Шон, который жил на Гавайях с женщиной, с которой познакомился то ли прямо на местном пляже, то ли в одном из прибрежных кабаков.

В семействе Сноу Клер считалась любимицей, а Шон – черной овечкой. Что касалось Сьерры, то она занимала довольно неопределенное положение где-то между сестрой и братом, и не только в смысле возраста. Ей уже исполнилось тридцать два, но она до сих пор не определилась, кто она в этом мире.

С одной стороны, все довольно просто. Сьерра была дочерью Арчибальда и Фиби Сноу, женой Хэммонда Паттерсона и сестрой Клер Сноу. Но кем она была на самом деле?

Чуть не каждое утро, едва проснувшись, Сьерра задавала себе один и тот же вопрос:

«Кто я?»

Жена сенатора? Или, может быть, любящая дочь? А может, сегодня она – заботливая сестра?

Кто?!!..

Этот вопрос не давал ей покоя, и ответа на него Сьерра до сих пор не нашла.

Ее родители не одобряли Хэммонда. Они, правда, никогда не говорили об этом прямо, но Сьерра все равно чувствовала, что мать и отец считают зятя человеком второго, а то и третьего сорта. Когда же на сцене возникла Рэдикал, только безупречное воспитание помешало Фиби Сноу заявить дочери – мол, мы всегда подозревали, что твой Хэммонд мерзавец, а теперь убедились в этом окончательно. Впрочем, все невысказанные слова были написаны у нее на лице так ясно, словно она произнесла их вслух. И Сьерра знала, что мать права.

Беда была в том, что этот мерзавец вознамерился стать президентом Соединенных Штатов, а она была вынуждена ему в этом помогать.

При одной мысли об этом Сьерра вздрагивала как от ледяного ветра. Она была замужем за Хэммондом уже восемь лет, но никакой любви друг к другу они никогда не испытывали. Поначалу, правда, Сьерра питала на сей счет некоторые иллюзии, однако довольно скоро ей стало ясно: за Хэммонда она выскочила по глупости и только лишь затем, чтобы излечиться от разбитого сердца. Он же со своей стороны женился на ней только из-за ее безупречного происхождения и обширных семейных связей, которые рассчитывал использовать.

Со временем Сьерра узнала, что Хэммонд совсем не таков, каким кажется.

А еще некоторое время спустя она поняла, что он – настоящий психопат.

Очень хитрый психопат.

Широкой публике было хорошо знакомо его улыбчивое, честное лицо «своего парня», способного хорошо понимать заботы и проблемы, которые обременяют простых смертных. И со стороны действительно могло показаться, будто сенатор Паттерсон – весь как на ладони. Но реальный Хэммонд отличался от своего публичного образа, как небо и земля. В частной жизни он был совсем другим. Злобный расист и убежденный женоненавистник, он к тому же ненавидел геев, о которых отзывался исключительно в уничижительном ключе. Жестокий и самовлюбленный эгоист, Хэммонд даже с близкими родственниками разговаривал свысока. Собственного отца он презирал и не раз высказывал вслух пожелание, чтобы «старик наконец сдох».

Поначалу Сьерра делала попытки разобраться в его характере, выяснить, откуда берутся эти жгучая ненависть и презрение к окружающим, но вскоре отступилась. Привлекательный, заботливый и мягкий мужчина, за которого она выходила замуж, на поверку оказался жестоким чудовищем, и единственная причина, по какой Сьерра все еще оставалась его женой, заключалась в том, что она до смерти боялась собственного мужа.

Примерно на втором году брака, когда до нее наконец дошло, что представляет собой Хэммонд на самом деле, Сьерра попросила развода, на что Хэммонд преспокойно ответил: если она хотя бы попытается от него уйти, он изуродует ее на всю жизнь или расправится с ее родителями.

Никаких сомнений в том, что он свое слово сдержит, у нее не возникло. Потрясенная до глубины души, Сьерра даже хотела обратиться в полицию, но вовремя сообразила, что ей никто не поверит.

Еще бы, ведь все нью-йоркские полицейские считали Хэммонда Паттерсона подающим надежды политиком и преданным борцом за гуманитарные ценности – в том числе за права женщин и сексуальных меньшинств!

Положение казалось безвыходным. Ситуацию усугубляли постоянные супружеские измены Хэммонда, который просто не мог спокойно пройти мимо юбки. Он спал буквально со всеми женщинами, каких ему только удавалось заполучить, а надо сказать, что в этом отношении возможностей у него хватало. Когда Сьерра попыталась упрекнуть его в неверности, муж только высмеял ее. «А что мне прикажешь делать? – спросил он, злобно оскалившись. – Ведь спать с тобой – все равно что лежать в постели рядом с замороженной макрелью».

Нет, расстаться с ним было необходимо, но Сьерра слишком боялась его угроз, боялась, что Хэммонд исполнит то, что обещает. Нужен был решительный шаг, но для этого ей не хватало мужества. Каждый раз, когда она была почти готова броситься в бой, ее останавливала мысль о том, что будет с ее родителями, с ее родными? Хэммонд был способен на все – Сьерра знала это твердо.

Вот почему она до сих пор оставалась его женой. А чтобы хоть как-то отвлечься от мрачной действительности и при этом не потерять уважения к себе, Сьерра с головой ушла в благотворительность. Она посещала детские больницы и приюты для престарелых, создала группу предотвращения насилия, выступала за соблюдение прав женщин и делала еще многое другое, что помогало ей не думать о собственном жалком положении.

Хэммонд был очень доволен ее общественной работой. Он не ошибся на ее счет – для политика, который действительно хочет чего-то добиться, Сьерра Сноу была идеальной женой. Красивая, великодушная, приятная в общении, она делала людям много добра и тем самым укрепляла позиции мужа.

Для человека, который вознамерился покорить политический олимп, это было именно то, что надо.

Глава 7

На ходу оборачивая тонкую талию полотенцем, Бьянка шагнула к Александру.

Он плотоядно заурчал и, взмахнув рукой, отбросил полотенце в сторону.

– Ты прекрасна! – пробормотал он. – О, как ты прекрасна!..

Другой рукой Александр погладил ее торчащие соски.

– Такая сногсшибательная женщина, и – моя!..

Бьянка почувствовала, как по ее телу пробежала крупная дрожь. Она была почти готова. Так случалось каждый раз, стоило Александру ее захотеть, и Бьянке казалось – это еще одно подтверждение того, что они созданы друг для друга.

Когда их отношения только начинались, Александр обмолвился, что его жена фригидна и что вскоре после свадьбы она объявила, что его прикосновения не вызывают у нее ничего, кроме отвращения. Только к деньгам Александра миссис Касьяненко относилась иначе, но в этом не было ничего нового. Обычная история, особенно в том мире, в котором вращался русский олигарх.

Самой Бьянке было наплевать на огромное состояние любовника. В принципе, ей хватало своих денег, но если бы Бьянке понадобились дополнительные средства, она всегда могла найти подходящего спонсора. С Александром ее связывали подлинные чувства – так, во всяком случае, ей хотелось считать. Он ей очень нравился, нравился настолько, что Бьянка порой не по-детски заводилась от одного взгляда его темно-серых, будто стальных глаз, брошенного из-под тяжелых век. Этот взгляд ее буквально гипнотизировал. Его прикосновения были на удивление нежными, объятия – крепкими и страстными, что же касалось его мужской «оснастки», то Бьянка еще никогда не встречала ничего подобного. А главное, Александр прекрасно знал, что и как нужно делать в постели, и это выгодно отличало его от подавляющего большинства «богатых и знаменитых», для которых эректильная дисфункция стала практически нормой.

Пока Бьянка размышляла обо всем этом, Александр заставил ее опуститься на пол и сбросил брюки. Нижнего белья он никогда не носил – еще одна черточка, которая была у них общей.

Прижимаясь спиной к холодной мраморной плитке, Бьянка снова вздрогнула и пошире развела ноги, принимая в себя любовника. Ее брошенный на потолок взгляд невольно зацепился за красный огонек работающей камеры видеонаблюдения, и Бьянка мимолетно задумалась о том, видит ли их сейчас кто-нибудь? Записывает ли?.. Впрочем, это было совершено не важно. Она знала, что Александр умеет держать обстоятельства под жестким контролем и никогда не допустит, чтобы с ней случилось что-то плохое. К примеру, человека, который попытался бы заработать на подобных записях, он, наверное, разорвал бы собственными руками.

Крепкое, мускулистое тело Александра с силой прижало ее к полу, и Бьянка тихонько застонала от удовольствия. Ее любовник был большим и сильным мужчиной, но когда он, как сейчас, ложился сверху, ей никогда не становилось тяжело или неудобно.

Бьянка глубоко вздохнула, вбирая в себя его терпкий мужской запах.

– О-о, какой большой! Какой твердый!.. – пробормотала она.

– Я рад, что тебе нравится, котик.

– Да. Очень… – отозвалась она, поворачиваясь так, чтобы ему было удобнее. – Знаешь, ты – единственный, кто способен меня по-настоящему удовлетворить.

Александр ничего не ответил, только сильнее прижал ее к полу своим телом, но Бьянка не возражала. Секс с ним был восхитительным, головокружительным, пьянящим, и она не обращала внимания на мелкие неудобства. Скорее наоборот – они добавляли ощущениям остроту, а именно это Бьянка ценила в отношениях с Александром больше всего. Особенно ей нравилось, как он входил в нее, словно желая подчинить, слиться с ней в одно, овладеть ею безраздельно и полностью.

В глубине души Бьянка всегда гордилась тем, что никогда и никому не принадлежала. По характеру она была человеком самодостаточным и крайне независимым, и только с Александром Бьянка напрочь об этом забывала. Больше того, ей хотелось, чтобы он обладал ею, обнимал, прижимал к себе, до боли стискивал ее гру_́ди, пронзал ее длинным и твердым пенисом.

Как-то на заре их отношений Бьянка предприняла попытку утвердить свое главенство в сексе. Так она привыкла и не видела в этом ничего предосудительного, но с Александром этот номер не прошел. Человек волевой и властный, он и в постели предпочитал контролировать ситуацию. Они будут вести себя по его правилам – или расстанутся. Александр дал ей это понять совершенно недвусмысленно, и Бьянка не стала возражать. Она настолько привыкла командовать мужчинами, что подобное разнообразие было ей даже приятно, а вскоре она обнаружила, что, передав контроль Александру, выиграла больше, чем предполагала. В сексе он не был ни эгоистом, ни тираном, а его главенство означало фактически только то, что все заботы о ее удовольствии он брал на себя, тогда как раньше Бьянке частенько приходилось самой заботиться о собственном оргазме.

Застонав от наслаждения, она слегка напрягла мускулы бедер, и Александр одобрительно крякнул. Он умел сделать так, чтобы она почувствовала себя испорченной, развратной девчонкой, а Бьянку это, в свою очередь, здорово заводило.

Одним словом, Александр Касьяненко был для нее идеальным партнером, и она не видела причин, по которым они могли бы расстаться.