Текст книги "Гагарин. Человек и легенда"

Документы для этого «успешного» конверта составить было непросто. «Когда спускаемый аппарат на своих парашютах достигнет семи тысяч метров, космонавт должен катапультироваться и дальше спускаться на собственном парашюте. Мы не были уверены, включать ли этот элемент в наше сообщение».

Проблема была проста. Советы намеревались, если полет пройдет нормально, претендовать на высотный рекорд для авиации, согласно регламенту, утвержденному особым международным соглашением. Королев очень внимательно прочел эти правила и с тревогой отметил, что пилоты, стремящиеся поставить такой рекорд, обязаны оставаться внутри своего летательного аппарата вплоть до самой посадки. Если летчик выбросится до приземления машины, значит, в ходе полета возникли проблемы. А тогда – никакого рекорда. Можно было бы не катапультировать обитателя «Востока», но Королев сомневался, что человек способен без травм перенести резкое приземление спускаемого аппарата после возврата в атмосферу. Гай Северин, ведущий конструктор снаряжения для пилотов истребителей, уже разработал катапультное кресло для кабины «Востока» – на случай, если запуск Р-7 произойдет неудачно и космонавту придется срочно уходить из зоны мощного взрыва. Если ту же систему применить для выхода из корабля в конце полета, не придется беспокоиться о том, что спускаемый аппарат чересчур сильно стукнется о землю. В будущем спускаемые модули оснастят более мощными парашютами и целым набором ракет в основании, чтобы смягчить удар о землю при посадке. В дальнейшие годы верхние ступени в передней части Р-7, обладавшие большей мощностью, позволяли этой ракете нести на себе более крупные и лучше оборудованные корабли. Но пока рассчитанные соотношения «мощность – масса» не позволяют первому «Востоку» никаких роскошеств. Пока шар нельзя оснастить ракетами для мягкой посадки, и у космонавта остается единственный выход – катапультироваться.

Николай Каманин приказал спортивному комиссару Ивану Борисенко внимательно изучить правила, касающиеся регистрации рекорда высоты. Но к февралю 1961 года задачу так и не удалось решить. Было уже поздно что-либо менять. Стратегическая неправда казалась куда выгоднее, чем масштабная перестройка «Востока». В мозжоринском конверте номер один содержалось «успешное» сообщение для ТАСС, лживо утверждавшее, что космонавт приземлился не покидая корабля. «Долгое время эту легенду подкрепляли официальные документы, – говорит Мозжорин. – Только в эпоху гласности нашему народу и всему миру открыли правду». В других конвертах, по всей видимости, излагалась совсем иная история. Так, если бы «Восток» опустился не на советской территории, применение катапультного кресла стало бы вопиюще очевидным для иностранцев. Мозжорин не помнит, какие именно формулировки он использовал, и сожалеет, что потом конверты были утрачены. «Жаль, что мы их уничтожили. Сегодня они представляли бы историческую ценность».

В этих документах для ТАСС нелегко было описывать даже самые простые детали. На подготовительном этапе казалось естественным назвать капсулу для первого пилотируемого полета в космос «Восток-1», ожидая, что за ней последуют другие; но Олег Ивановский, ведущий конструктор аппарата, вспоминает: «Если бы мы дали ему номер, тогда было бы ясно, что мы затеваем целую серию. А мы не хотели, чтобы кто-нибудь решил, что мы готовим новые полеты, вот почему „Восток“ номера не получил».

Четвертый документ, совсем иного рода, приготовили для хранения в самой капсуле «Востока». Космонавты не должны были этого знать, хотя даже в последние недели перед самым первым пилотируемым полетом в космос велись яростные споры о том, какую степень контроля можно позволить космическому пилоту во время его экспедиции. Все сосредоточилось вокруг загадочного пульта из шести клавиш на левой панели управления «Востока».

Беспилотные космические аппараты управлялись бортовыми электронными системами, по радиоканалам связанными с центром управления полетом на Земле, и это само по себе представляло нелегкую задачу. Но какие новые проблемы возникнут, если в корабль поместить человека? Врачи беспокоились, как бы космонавт-одиночка не сошел с ума, сраженный чувством духовной и психологической оторванности от товарищей, оставшихся на Земле, тогда как службы безопасности тревожились, как бы он не сбежал на Запад, при завершении полета намеренно приземлившись на территории какого-нибудь зарубежного государства. К осени 1960 года в дискуссиях об управлении наметился странный перекос. Цель состояла уже не в том, чтобы дать пилоту власть над его собственной машиной, а в том, чтобы полностью лишить его этой власти. Было решено: управление «Востоком» будет полностью автоматизированным, как у всех беспилотных аппаратов. Возможно, в нештатной ситуации космонавту позволят ненадолго взять на себя управление, правда, при одном условии – если он докажет свою вменяемость.

Инженеры разработали шестиклавишный пульт, который отключал навигационные системы от бортовых компьютеров и позволял пилоту самому «рулить» кораблем, когда возникала необходимость в ручном управлении. Ему сообщат шифр, который следует набрать на клавиатуре, только если руководители полета, находящиеся на Земле, решат, что умственно и психически пилот готов к выполнению такой работы. С присущей ему логикой Сергей Королев разбил этот план на составляющие и задал вопросы об основных допущениях. Зачем отдавать пилоту контроль над аппаратом? Вероятно, из-за того, что отказали автоматические системы, и он вынужден перехватить управление. Но, если корабль выйдет из-под контроля и придет в незапланированное движение, радиосвязь с Землей может прерваться как раз в тот момент, когда пилоту понадобится услышать секретный шифр, задействующий ручное управление. Идея с клавиатурой казалась опаснее, чем вариант «пусть все идет как идет».

Врачи предложили компромисс: можно устроить так, чтобы пилот сумел найти код лишь в том случае, если радиосвязь прервется. Олег Ивановский, один из ведущих конструкторов «Востока», поясняет: «Они решили, что, если он дотянется до конверта, хранящегося где-то внутри кабины, вскроет его, вытащит листок бумаги и прочтет число, которое на нем напечатано, а затем наберет это число на клавиатуре, то есть произведет определенную последовательность продуманных действий, тем самым он докажет, что не сошел с ума и по-прежнему отвечает за свои поступки. Это была опасная комедия, проявление дурацкой секретности, в атмосфере которой мы в те дни существовали». План был явно обречен на провал. Понятно, что конверт следовало разместить в пределах досягаемости, не прятать там, где его слишком трудно будет найти, на случай если в нем действительно возникнет срочная и настоятельная потребность. Психически неуравновешенный космонавт мог бы вскрыть его в любой момент и взять управление кораблем в свои руки. Марк Галлай, заслуженный летчик-испытатель, был прикреплен к космической программе для того, чтобы помочь тренировать космонавтов «Востока». В интервью историку Джеймсу Харфорду он сказал: «Все испытатели считали эти тревоги глупыми. Многие пилоты летали в стратосфере ночью или в условиях густой облачности… У нас много говорили об этой клавиатуре. Мы чувствовали: вероятность, что пилот вдруг спятит, куда меньше, чем возможность отказа радиосвязи… Королеву тоже не нравилась идея с клавиатурой, но он решил согласиться, чтобы успокоить врачей… А если космонавт нажмет клавиши по ошибке? Кто его накажет?»⁶

Забавно: американские космические пилоты вели такую же битву, но в зеркальном отображении. Осторожные инженеры НАСА поначалу хотели установить полностью автоматизированные системы, но астронавты настаивали, чтобы им предоставили свободу управления. Они использовали громкие заявления в журнале «Life» и на телевидении, чтобы продавить это право распоряжаться собственным полетом или хотя бы добиться равного партнерства с наземными специалистами. Астронавты-индивидуалисты упорно боролись и со всевозможными космическими заводами. В конце концов они добились своей цели: многие компоненты будущего космического аппарата делались так, чтобы астронавтам было удобно ими пользоваться.

Для беспилотных испытательных полетов «Востока» не возникало необходимости готовить клавиатурные коды или тассовские конверты, да и беспокоиться о спасении людей не приходилось. Если аппарат опустится на чужой территории, его можно уничтожить с помощью дистанционного управления и десятикилограммового заряда взрывчатки. Если же не пройдет «разрушительная» команда по радио, через 64 часа после приземления бортовой таймер все равно подорвет машину. Это отучит американских ракетчиков совать нос в дела, которые их не касаются.

Собственно, первые капсулы «Восток» не нуждались в особой помощи, чтобы разрушиться. Первая опытная модель, запущенная 15 мая 1960 года, уже в космосе вышла из-под контроля, начала неуправляемое движение, а потом и вовсе исчезла. 28 июля на борт другого, модифицированного «Востока» поместили двух собак, Чайку и Лисичку. Теперь пришла очередь Р-7 разочаровать своих создателей. Вскоре после запуска ракета взорвалась, уничтожив и собак, и все остальное. В тот день будущие космонавты «Востока» посещали Байконур с первым ознакомительным визитом. Они стали свидетелями запуска корабля, созданного, судя по всему, для того, чтобы благополучно доставить их в космос. Герман Титов с мрачной иронией вспоминал: «Мы видели, как летает эта ракета. И, что еще важнее, видели, как она взрывается».

19 августа в космос отправили двух других собак – Белку и Стрелку. На сей раз, к большому облегчению Королева, Р-7 без капризов вышла на заданную высоту, и экспедиция прошла гладко. Обе собаки успешно вернулись на Землю, совершив 17 витков вокруг планеты. Хрущев пришел в восторг. Но Королев и космические врачи были тайно обеспокоены одним небольшим инцидентом, который произошел в полете. У Белки случилось головокружение от невесомости, и ее вырвало в кабине. Означает ли это, что и людям станет дурно, когда они поднимутся в космос? Камеры, установленные на корабле, во всех подробностях зафиксировали поведение собак. Путешествие им явно не понравилось, но по возвращении они, похоже, чувствовали себя отлично.

19 сентября 1960 года Королев официально представил свой проект космического полета с человеком на борту, и Центральный комитет Коммунистической партии одобрил его. Документы подписали десять видных фигур: сам Королев, его старый сподвижник маршал Неделин (честолюбивый главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения), министр обороны маршал Устинов, недоверчивый Валентин Глушко… Если дело увенчается успехом, их ждет великая слава. Если же возникнут осложнения, эти десять человек сумеют свалить вину на других…⁷

Королев планировал запустить космонавта уже к концу 1960 года, но «Восток» по-прежнему отказывался ему подчиняться. 1 декабря сгорела еще одна злополучная пара собак – при возвращении спускаемый аппарат вошел в атмосферу под слишком отвесным углом. 22 декабря (запуски осуществляли в бешеном темпе) новому собачьему дуэту удалось выжить при аварийном катапультировании на специальной платформе, когда Р-7 потерял импульс на полпути к орбите. Двигатель верхней ступени не запустился, и «Восток» упал на землю.

Медики без особого сожаления подвергали собак малоприятным лабораторным экспериментам. Инженеры-ракетчики больше сочувствовали четвероногим космонавтам. Юрий Мозжорин вспоминает о рискованной спасательной операции, когда дорога была каждая секунда: опасения сотрудников космического проекта за жизнь своего питомца оказались сильнее страха перед десятикилограммовыми взрывными устройствами в опытных капсулах. «В 1960 году, примерно в марте, мы отправили собаку в часовой полет. Вдруг нам сообщили, что полет аварийно прекращен и мы больше не получим никаких данных. Мы тут же рассчитали, куда упадет капсула. Получалось – в Сибири, в районе Тунгуски, как раз там, где в 1908 году упал большой метеорит, такое уж совпадение. Все расстроились, говорили: жаль, что собака взорвется. И вдруг через антенны, которые были прикреплены к парашютным стропам, прошел сигнал. Значит, корабль уцелел».

Хорошая новость, если не считать некоторых мелких деталей. Когда на Земле поняли, что орбита аппарата сужается и он падает, была подана «разрушительная» команда. Но ничего не произошло. Очевидно, корабль еще был цел, когда начал свой неуправляемый возврат в атмосферу, но на Землю не пришло никаких сигналов, которые подтвердили бы, что собака на своей платформе катапультировалась. Может быть, она по-прежнему томится в спускаемом шаре? И был ли активирован таймер взрыва? В таком случае собака бы с силой ударилась о землю вместе с аппаратом лишь для того, чтобы спустя 64 часа все равно взорваться! «На Байконуре десять человек тут же погрузились в Ил-14. Стоял густой туман, но они все равно полетели». В помощь им отрядили сотрудников КГБ, которых отправили в более жизнерадостные края – в Куйбышев (Самару), привезти оттуда пару свободных от дежурства саперов, любивших выпивку и девушек. «Их вытащили с какой-то вечеринки, они уже порядочно набрались. Этих ребят доставили на самолете в Сибирь, а мы отсчитывали оставшиеся минуты. Вдруг заряд рванет не через шестьдесят четыре часа, а раньше? Кто знает, как поведет себя таймер? Риск был большой».

Приземлилась капсула возле Северного полярного круга. В марте световой день в этих широтах длится не больше нескольких часов. К счастью, парашют заметили с воздуха незадолго до наступления темноты. Бомбу обезвредили, и собаку спасли.

Эта драматическая история произошла во многом из-за того, что нарушилась радиосвязь с космическим кораблем. У американцев в НАСА имелось преимущество – раскинувшаяся по всему миру сеть станций, работавших на прием радиосигналов, благодаря чему удавалось поддерживать контакт с космическими аппаратами «Меркьюри». Американцы, заключив специальные соглашения с Австралией, Нигерией, Индией, Канарскими островами и Мексикой, установили на их территории большие и мощные радиоантенны-«тарелки». Затем инженеры связи создали широкую сеть ретрансляционных башен и проложили подводные кабели, чтобы соединить эти станции с центром управления полетов на мысе Канаверал. (Знаменитый хьюстонский центр тогда еще не построили.) По сути, «Сеть слежения за „Меркьюри“»⁸ стала и техническим, и дипломатическим достижением, таким же впечатляющим, как сам аппарат. Она послужила основой для разработки международной системы, которая действует и по сей день. Космические аппараты НАСА всегда остаются на связи, если не считать коротких промежутков, когда их закрывает Луна или какая-то планета.

Советские специалисты не могли создать такую систему, так как зарубежные союзники страны располагались в неподходящих местах. Как только космический корабль исчезал за самым дальним горизонтом Родины, связь с ним прекращалась. Для решения проблемы четыре грузовых судна водоизмещением в 12 тысяч тонн оснастили специальными радиомачтами и отправили бороздить океаны. Суда передавали сигналы с космического аппарата в Советский Союз, и они ретранслировались на Байконур, где их изучал Королев. Поскольку Запад легко мог перехватить эти послания грузовых судов, из соображений безопасности все приходилось шифровать. Мозжорин рассказывал: «За нашими судами следили с воздуха. Самолеты подлетали очень близко и делали многочисленные снимки. Они [западные наблюдатели] никогда не спускались на борт наших судов, хотя, видимо, и догадывались об их назначении по месторасположению и времени. На случай, если они все-таки окажутся на борту, у команды имелась инструкция – немедленно сжечь все шифровальные книги в специальной печи. А когда та или иная космическая экспедиция закончится, суда как ни в чем не бывало возобновят доставку коммерческих грузов, повезут по назначению зерно, пальмовое масло и прочее».

Рассказывают, что некий Иван Иванович первым полетел в космос, и случилось это 25 марта 1961 года, почти за месяц до Гагарина. Он был одет в такого же типа скафандр и снабжен такой же моделью катапультного кресла и парашютного снаряжения. Он хорошо слетал на своем «Востоке» и даже нашел время для передачи на Родину нескольких радиограмм, хотя его космические наблюдения оказались довольно необычными. Он транслировал на Землю рецепты приготовления супов – то щей, то борща со сметаной. Подробности сейчас утрачены, однако, судя по всему, это была сознательная попытка сбить с толку западные станции прослушивания, которые могли следить за полетом.

Спуск и посадка Ивана Ивановича вызвали большое волнение среди тех, кто смотрел на это с земли. Жители ближней деревни видели, как он спускается на парашюте, и решили: что-то не так. В тот момент, когда его ноги коснулись земли, он упал и, видимо, потерял сознание. Разумеется, люди побежали к нему, чтобы помочь, но войска быстро оцепили простертое тело космонавта. Солдаты не пытались оказать ему помощь, они лишь безучастно стояли вокруг: казалось, они преспокойно позволят ему умереть. Селяне были поражены⁹.

В дальнейшем вокруг этого случая сложилось что-то вроде русской версии легенды о Розуэлльском инциденте[8]8
  В 1947 г. близ Розуэлла (штат Нью-Мексико) произошел загадочный взрыв в небе, после которого на земле были обнаружены таинственные обломки. В 1977 г. ВВС США заявили, что в этом районе производились испытания.


[Закрыть]. Якобы до Гагарина запускали какого-то засекреченного космонавта, который погиб при возвращении… Масла в огонь подлила статья в прокоммунистической британской газете «Dayly Worker», вышедшая всего за два дня до полета Гагарина и написанная (точнее, состряпанная) Дэннисом Огденом, московским корреспондентом издания. Один прославленный летчик-испытатель получил травмы в автокатастрофе, но Огден решил, что это космонавт, неудачно приземлившийся на космическом корабле под названием «Россия». Еще в 1979 году специалисты Британского межпланетного общества всерьез воспринимали некоторые из этих слухов:

«Имя первого человека, поднявшегося в космос, окружено некоторыми противоречиями. Эдуард Бобровский, французский телеведущий, посетивший Москву в апреле 1961 года, рассказал, что, по данным источников, заслуживающих доверия, Сергей Ильюшин, сын знаменитого русского авиаконструктора и отчаянный пилот, использовал все свое влияние, чтобы полететь в космос за три или четыре недели до Гагарина. После возвращения команда спасателей нашла его в ужасном состоянии. С тех пор Сергей Ильюшин находится в коме»¹⁰.

На самом деле Сергеем звали знаменитого конструктора, а имя его сына – Владимир, не говоря уж о том, что фамилия Бобровский не очень-то похожа на французскую. Слухи не ослабило и то, что техники Королева, готовившие запуск, крупными черными буквами намалевали «МАКЕТ» на лице Ивана Ивановича и на спине его скафандра еще до того, как закрепить его в шаре и отправить в небо. Не повлиял на слухи и тот факт, что рецепты супов, транслируемые из космоса, явно были записью, а не исходили из уст живого космонавта, находящегося на орбите. Как вспоминает Олег Ивановский, тема этих сообщений стала предметом горячих споров перед полетом: «Нам требовалось проверить, можно ли с помощью радиосвязи передавать человеческую речь из космоса, так что мы решили записать пленку. Но сотрудники госбезопасности заявили: „Нельзя, а то на Западе услышат человеческий голос и решат, что мы тайно запустили космонавта-шпиона“. Не забывайте, прошло всего несколько (одиннадцать) месяцев после истории с Гэри Пауэрсом. Тогда мы решили записать какую-нибудь песню, но ребята из госбезопасности возразили: „Вы что, с ума сошли? На Западе подумают, что космонавт спятил и вместо выполнения шпионского задания распевает песни!“ Тогда предложили записать хоровое пение: никому ведь не придет в голову, что мы запустили в космос целый хор. В конце концов так и сделали – записали хор и рецепты».

9 марта отправили в небо менее реалистичный манекен, предшественника Ивана Ивановича. Когда эти два испытания прошли успешно, Королев решил: «Восток» готов принять на борт настоящего живого пилота. Приходилось идти на риск, выбора не было. В космос вот-вот должен был отправиться американец в рамках проекта НАСА «Меркьюри». Американцы тоже готовы были сажать в ракеты отважных добровольцев-военных, притом что история предыдущих запусков и у них не отличалась безупречностью. Ничего, главное – победить Советы.

По случайности Мозжорин и его специалисты-баллистики получили в свое распоряжение многие из документов, открыто публиковавшихся НАСА, но им приходили и секретные донесения разведки о подготовке к старту на мысе Канаверал, в том числе – сведения о задержках по техническим причинам и о неудачных запусках беспилотных аппаратов, затормозивших проект «Меркьюри» на первых этапах. Это отчасти объясняет, почему советские успешные запуски нередко на считаные недели или даже дни опережали аналогичные программы США. Мозжорин вспоминал: «Помню, как-то раз я получил документ на трех страницах – данные о секретных орбитах американских спутников. Я сказал: „Да на что они мне? Тут просто расчеты по ньютоновским законам гравитации“. Но, думаю, нашим разведчикам пришлось эти цифры где-то специально добывать. Конечно, американцы знали, что мы делаем, но молчали, пока молчали мы. Каждая сторона притворялась, будто понятия не имеет, чем занимается противник. В каком-то смысле это была мальчишеская игра, но в результате обе стороны добились огромного технического прогресса и возникла всемирная космическая индустрия, приносящая пользу каждому».

Между тем, без особой связи с этими запутанными стратегическими играми на международном уровне, Мозжорину пришлось организовать самые простые и дешевые меры безопасности из всех, какие он знал. Меры эти были направлены исключительно на благо космонавтов. «Мы положили пистолет в аварийный набор „Востока“, на случай если наш пилот приземлится в африканских джунглях или в каком-то подобном месте и вынужден будет защищаться от диких животных. Конечно, не от людей. Если он встретит людей, он должен будет попросить их о помощи. Не предполагалось, что он станет в них стрелять».