Текст книги "Стратегия семейной жизни. Как реже мыть посуду, чаще заниматься сексом и меньше ссориться"
Автор книги: Дженни Андерсон
Жанр: Зарубежная психология, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Открыт для сотрудничества
Во время нашего тура по городам и весям супружеские пары рассказали нам, какие сигналы они посылают друг другу, когда хотят показать, что они «не прочь». Сигналы варьировались от стандартных «раздеваемся» или «предлагаем почесать спинку» до прямо-таки очень оригинальных:
• Она без трусов и не в футболке с логотипом моего колледжа.
• Он замолкает. Обычно он много говорит.
• Он становится таким милым. Очень-очень милым. И суперлюбезным.
• Он пропускает пару бокалов джина с лимонным соком перед ужином.
• Обычно я натягиваю презерватив. Тогда она точно понимает, что я не намерен с ней просто болтать.
• Один из нас говорит: «Ну что, на боковую?»
• Он спрашивает: «А не пришло ли время?»
• Мы говорим «Давай перепихнемся». Каждый из нас может предложить секс, когда захочет. Это железное правило, которое мы ввели после рождения третьего ребенка. Правда, тогда нам крайне редко доводилось к нему прибегать.
• Ну, у нас все с иронией. Мы говорим: «Не будем трахаться, просто пообнимаемся», – а потом занимаемся сексом.
• «Ну что, давай, а?» – как правило, сразу ясно, о чем речь.
4. МОРАЛЬНЫЙ РИСК, или Брак, который «слишком крут для неудачи»
Принцип, часть первая
Вы заболели. Вы не понимаете, что с вами не так, – у вас просто болит живот. Болит после тяжелого дня в офисе и иногда посреди ночи. А еще после тренировки. И после того как вы поедите на обед мексиканские тако. Или пасту. Или мороженое. Или вообще ничего. Если задуматься, тут вообще нет никакой систематичности – просто болит, и все. И вам бы очень хотелось, чтобы это прекратилось.
Итак, вы идете к своему терапевту. Доктор щупает вас, задает вам вопросы о вашем образе жизни и рационе. «Ну что ж, – говорит она, пожимая плечами, – это может быть стресс, или синдром раздраженного кишечника, или аллергия на еду. А может, у вас непереносимость лактозы!» В итоге она заявляет, что не видит никаких проблем, но, если вас это действительно беспокоит, вы можете обратиться к гастроэнтерологу.
И тут начинается ваша сага длиною в год, в которой участвуют всевозможные врачи, специалисты по акупунктуре, аллергологи и даже – в момент полного отчаяния – гипнотизер. Вы соглашаетесь на муторные и дорогостоящие процедуры: компьютерную томографию, эндоскопию, колоноскопию и прочее. Вы отказываетесь от хлеба, молочных продуктов, яиц и тунца. Вы невольно вздрагиваете, когда тонкие иглы втыкаются в ваши лодыжки, мочки ушей и лоб, чтобы открыть ваши чакры. Вы принимаете выписанные вам лекарства, пробиотики, антациды и противоязвенные препараты. К концу года вам по-прежнему не поставлен диагноз. Однако, как ни странно, вы чувствуете себя лучше. Возможно, это был лишь вопрос времени. Кто знает.
За год всего этого веселья вы заплатили из своего кармана $300. Остальные $60 000 выложила ваша страховая компания. Впрочем, вы об этом не знаете, и вас это совершенно не волнует. Это вообще не ваша проблема. Для того вы и оформляли страховку. Если она у вас есть, почему ее не использовать?
Действительно, вас ничто не останавливает. Особенно если вы не задумываетесь о такой странной штуке, как «моральный риск» – склонности застрахованных людей вести себя не так (зачастую более рискованно), как повел бы себя человек без страховки. Сами подумайте: вы ничтоже сумняшеся отправляли на счета клиник тысячи долларов (из-за боли в животе, которая, по большому счету, не смертельна) только потому, что они не ваши.
В то же время у вашей подруги Дины, специалиста по арт-терапии, работающей частным образом, также появились проблемы с пищеварением – но страховки у нее не нет. Она пошла в ближайшую поликлинику, там ей дали направление на эндоскопию, но она узнала, что обследование обойдется ей в $2500, и решила вместо этого попить чай с лимоном и женьшенем. Здоровье Дины тоже не сразу наладилось, но, как и вы, со временем она почувствовала себя лучше – исключительно благодаря более здоровому питанию и самоконтролю в стрессовых ситуациях. Сколько в итоге заплатила из своего кармана Дина? Всего-то $3,50 в неделю на чайные пакетики.
Мы привели в пример проблемы с желудком, потому что экономисты сталкиваются с моральным риском в первую очередь именно в сфере медицинского страхования. Помните реформу здравоохранения, которую еле-еле протащили через Конгресс в 2010 г.?[33]33
Реформа Барака Обамы, призванная обеспечить медицинским страхованием все группы населения, которые раньше не имели к нему доступа. – Прим. пер.
[Закрыть] То, что ее все-таки приняли, – это просто чудо, учитывая, какое яростное сопротивление оказывается в США любой «универсальной» идее в области здравоохранения. А движет большинством оппозиционеров именно моральный риск. С конца 1960-х противники универсального здравоохранения, помимо всего прочего, утверждали, что 46 млн незастрахованных американцев – вообще не проблема, потому что они все равно идут к врачам только тогда, когда в этом есть крайняя необходимость, но зато за счет них снижаются затраты всего остального населения. И 255 млн застрахованных американцев могут транжирить деньги как государственных, так и частных страховых компаний, бегая по врачам с любой занозой, которую они – скажите, какие мямли! – никак не могут вытащить сами.
Задолго до того, как стать кошмаром страховщиков в области здравоохранения, моральный риск терзал противопожарных страховщиков, которые и сформулировали это понятие еще в XIX в. Уже тогда страховые компании разделили возможные факторы возникновения пожара на две группы: природно-естественные риски, такие как удар молнии или короткое замыкание, и моральные риски, которые создает сам человек. Последние могут быть умышленными (поджог) или случайными (свечу на ковер уронил) либо возникать вследствие «преднамеренной халатности» (бросил горящую сигарету в ящик с газетами – ой!){33}33
Tom Baker, “On the Genealogy of Moral Hazard,” Texas Law Review 75, no. 2 (1996): 237.
[Закрыть].
Итак, им стало ясно, что моральных рисков можно избежать, а вот попадет ли в дом молния – на то воля божья.
Какими бы добропорядочными и сознательными гражданами мы ни были, тот факт, что нам не придется самим расплачиваться за свои действия – что у нас везде подстелена соломка, а страховой полис на миллион долларов аж руки жжет, так и просится в дело, – заставляет нас вести себя более беспечно.
Представьте: если, не имея противопожарной страховки, я оставлю в пепельнице непотушенную сигарету и мой дом сгорит, я потеряю все. А если у меня есть страховка, я тут же получу чек на кругленькую сумму и смогу заново отстроить себе дом. Так как вы думаете, в каком случае я с большей вероятностью могу не потушить сигарету?
То же самое и с семейной жизнью. Пока я не замужем, я буду сгонять с себя по семь потов каждый день, лишь бы быть стройной красоткой и заполучить такого же привлекательного мужа. Но, как только у меня появится законный супруг, у меня резко пропадет стимул ходить в спортзал и я, вероятно, отращу себе большущую задницу. А что муж мне за это сделает? Разведется со мной?
Но постойте, что-то мы забежали вперед.
Примерно через сто лет после того, как страховщики изобрели термин «моральный риск», благотворительный Фонд Форда поручил лауреату Нобелевской премии экономисту Кеннету Эрроу найти способ улучшения американской системы здравоохранения. В то время медицинская страховка стоила дешевле, но и покрывала далеко не все те расходы, что сейчас.
Эрроу увидел проблему в моральном риске. Страховые компании, заявил он, пытаются защититься от клиентов, которые непременно захотят воспользоваться страховкой с более широким покрытием и начнут обращаться за услугами, без которых вполне могли бы прожить. Конечно, доклад Эрроу не перевернул в одночасье всю экономику страны, но именно благодаря ему понятие морального риска снова вошло в обиход – тут же поднялась волна новых исследований, посвященных его причинам, его влиянию на поведение людей и возможным мерам, которые помогут его избежать.
Одно из важнейших отличий позиции Эрроу от позиции страховщиков XIX века заключалось в том, что Эрроу не пытался свести проблему морального риска к вопросам морали – он не стремился определить, «плохо» или «хорошо» ведут себя обладатели страховки. Для него все дело было в мотивации. Если люди имеют право получать любые медицинские услуги и при этом не существует никаких лимитов и взысканий за их превышение, кто же не станет ими пользоваться? У обладателей страховки не было никакой необходимости себя в чем-то ограничивать.
В последующие годы экономисты вспоминали о моральном риске к месту и не к месту – нередко он становился аргументом против программ, направленных на помощь обездоленным. Вот некоторые наиболее известные «ловушки» морального риска:
• Пособие по безработице.
«А зачем мне вообще искать работу, если казенных денег мне хватает и на бутылочку шампанского каждый вечер, и на мой новенький Cadillac Eldorado?»
• Благотворительная помощь.
См. выше: шампанское и Cadillac.
• Страхование на случай временной нетрудоспособности.
«Да, я уже могу вставать с постели – ну и что? Я не собираюсь пока выходить на работу. Мне еще положено шесть оплачиваемых недель на реабилитацию!»
• Гарантии.
«Черт, опрокинул стакан воды на клавиатуру! Ну и ладно, сейчас позвоню в Apple и попрошу прислать мне новый ноутбук».
• Дотации из госбюджета.
Руководство Citibank: «Ну что, выдадим этому клиенту без кредитной истории 5 млн на покупку нового дома, или нет? А знаете, давайте все-таки рискнем – ну, в крайнем случае, если он окажется неплатежеспособным, Дядя Сэм не даст нам потонуть».
Принцип, часть вторая
Так как же проявляется моральный риск в другом виде страхования – том самом, которое вы оформляете, ставя свою подпись в загсе? Том самом, согласно которому о вас позаботятся в горе и в радости, в болезни и здравии, а также если вы просадите все свои деньги или выиграете миллионы в лотерею? Том самом, по которому вам полагается свидетельство, освобождающее вас от необходимости шляться в одиночестве по барам и тысячу раз фотографировать свое декольте, чтобы выбрать для своего профиля на сайте знакомств снимок получше, – свидетельство, заверяющее всех и вся, что вы заарканили своего «единственного» (или свою «единственную») и теперь он (она) уже никуда от вас не денется, аминь?
О, какое облегчение – и какой простор для моральных рисков – дает нам эта «страховка»!
Во время общения с супружескими парами мы не раз замечали, насколько все они полагаются на свою «страховочную сетку»:
• «Да он не уйдет от меня, как бы я на него ни орала».
• «Пока мы встречались, она при мне старалась не пукать».
• «Не знаю, почему он столько лет терпит все мои выходки».
• «Кажется, он забыл, что раньше умел готовить блюда и посложнее разогретых в микроволновке бургеров».
• «Я бы, конечно, мог собрать свои грязные носки и отнести в стирку, но я этого никогда не делаю, потому что она делает это за меня. Это плохо? Ну да, плохо, наверное».
• «Я считаю, что развод – это вообще не вариант», – сказал нам один супруг, а потом сравнил себя с испанским конкистадором Эрнаном Кортесом, который после высадки на территории Мексики приказал своим людям сжечь корабли и биться с ацтеками до победного конца – или умереть в бою.
Подобные высказывания лишний раз подтверждают, что «любовь слепа», – впрочем, этот постулат можно подкрепить и более конкретными данными. Согласно исследованиям General Social Survey, 90 % влюбленных американцев утверждают, что лучше бы страдали сами, чем видели бы страдания любимого; 79 % заявляют: «Ради любимого человека я пойду на все»; 72 % говорят, что для них счастье любимого человека важнее собственного{34}34
Tom W. Smith, “Altruism and Empathy in America: Trends and Correlates,” National Opinion Research Center, University of Chicago, February 9, 2006, http://www.norc.org.
[Закрыть].
Эта жертвенность – при всей ее потрясающей красоте – может стать источником морального риска. Вы обещаете супругу пойти ради него НА ВСЕ – и автоматически даете ему право обращаться с вами так, как ему заблагорассудится.
Давайте посмотрим на моральный риск с более приземленной, бытовой точки зрения: расслабившиеся супруги становятся ленивыми, скучными, небрежными, отбрасывают всякую романтику куда подальше, не следят за своей фигурой, не задумываются о чувствах своей «половинки», начинают воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся… Да, в какой-то степени все это свидетельствует о естественном прогрессе в любых «долгоиграющих» отношениях. Ни с кем другим на земле мы не чувствуем себя так спокойно и уверенно, как с супругом (супругой), – ведь для нас нет никого ближе и роднее и мы испытываем небывалое облегчение от того, что уж с этим-то человеком нам точно можно побыть самими собой. Любовь все стерпит, не так ли?
И вот тут моральный риск берет свое. Если нам не грозят неприятные последствия или наказание, ничто не вынуждает нас вести себя ответственнее – а значит, мы становимся слишком беспечными.
К счастью, есть надежные способы избежать неоправданных рисков. В этой главе мы рассмотрим три из них.
Первый – превратиться в супругов-инвесторов. Очень часто моральный риск возникает тогда, когда человек не имеет личной заинтересованности в хорошем результате и соответственно не вкладывает душу в то, что делает. «Это ведь не моя компания», – подумает про себя какой-нибудь управленец и станет без всяких угрызений совести дремать на совещаниях. Во избежание такой халатности руководство зачастую предоставляет своему персоналу право купить акции своей корпорации по льготной цене – тогда сотрудники становятся еще и акционерами и у них появляется стимул работать усерднее. Из тех же соображений рестораторы развешивают по стенам фотографии «работников месяца», владельцы жилплощади предлагают съемщикам аренду с правом выкупа, а писатели получают авторские отчисления от продаж своих книг. Чтобы все почувствовали, что они «в связке», так сказать.
Второй способ – регламентировать свои действия. Возможно, для этого придется ввести какие-то ограничения и запреты. Так, чтобы не дать банкам чересчур рисковать деньгами своих клиентов, государство вводит особые правила, ограничивающие возможности банка, на случай массового изъятия вкладов.
И, наконец, третий способ – найти правильную мотивацию. Как выяснил Кеннет Эрроу, при отсутствии неприятных последствий у нас появляется мотивация вести себя безответственно. Если моя страховка покрывает расходы на покупку препаратов для снижения уровня холестерина в крови, у меня, как мне кажется, отпадает жизненная необходимость правильно питаться. Страховщики пытаются устранить эти ложные стимулы (которые приводят совершенно не к тем результатам, что были запланированы), вводя дополнительные платы или безусловные франшизы[35]35
Освобождение страховщика от ответственности по страховому случаю на условиях определенных договором страхования. Безусловная франшиза вычитается из суммы выплаты. – Прим. ред.
[Закрыть]. Они надеются, что это заставит вас подумать дважды, прежде чем бежать к врачу и жаловаться на «неизвестно откуда взявшийся» отек под глазами.
«Долевое участие в браке? Супружеские франшизы? Правила пользования гостиной? Какой бред!» – скажете вы. Уверяем вас, познакомившись со следующими тремя парами, вы измените свое мнение.
Пример № 1
Стороны: Беатрис и Трой
Глядя на Беатрис, Трой – даже после 23 лет совместной жизни – видел в ней красивую женщину, любящую мать и надежного друга – крепкую опору в трудные минуты. Он видел человека, который поддерживал его музыкальные устремления и веру в то, что его творческая карьера обязательно сложится – стоит только посильнее постараться.
Беа смотрела на Троя так же восторженно. Он был сексуален, надежен (но никогда не зануден), полон сюрпризов, к тому же он писал прекрасные песни, тексты которых трогали ее до слез.
Они познакомились на концерте группы Grateful Dead в Неваде. Хотя в то время они оба были типичными «неформалами»: наведывались в хэдшопы[36]36
Магазины для курильщиков марихуаны. – Прим. пер.
[Закрыть], «очищали свой дух» на индейской церемонии инипи и вели задушевные беседы с шаманами, – Беа всегда оставалась более здравомыслящей, чем Трой. Ее растила мать-одиночка, которая сделала все возможное, чтобы дать своим детям уютный дом, хорошее образование и правильные жизненные установки. И Беа никогда не теряла голову.
«Где-то во мне жила эта “хорошая девочка”, которая не позволяла мне переусердствовать с травкой или забыть о презервативах и заставляла убедиться, что в компании есть хоть один трезвый человек с машиной», – вспоминает она.
Трой же был младшеньким из пяти детей, и вся его большая семья – а особенно слепо обожающая его мама – нянчилась и возилась с ним с того самого момента, как он появился на свет. Он привык, чтобы о нем всегда кто-то заботился – сначала мама и старшие сестры, потом подружки, которых у него было немало и в школе, и в колледже, а потом наконец Беа. «Я оказалась классической женщиной-матерью», – говорит Беатрис. Но им было хорошо вместе, и поначалу она даже не замечала, что фактически превратилась в «исполнительного директора» их брака.
Правда, в то время у нее было не так уж много обязанностей. Они не засиживались на одном месте, а кочевали из города в город (умудрились пожить и в Боулдере, и в Рино, и Таосе), перебиваясь случайным заработком. Несколько месяцев они даже ездили по стране вслед за Grateful Dead – тогда от Беатрис потребовалось чуть больше, чем время от времени вытирать заднее сиденье машины, залитое водой из кальяна. Но Трой был таким очаровашкой, обходился с ней так нежно и ласково, что трудности их бродячей жизни ее совсем не напрягали. Ей казалось, что они с Троем идеальная пара.
Но с возрастом даже таким «вольным птицам», как Трой и Беа, пришлось вить гнездо. Они осели на Среднем Западе, у них родился ребенок, а потом еще один. Парочка купила маленький домик и мало-помалу накопила тот «багаж», который таскает за собой любая семья мира: ипотека, счета за электричество, воду, газ, телевидение и услуги ветеринара, задолженности по кредитным картам, неоплаченные налоги, детские праздники, конструктор Lego, фигурки героев «Звездных войн», засоры в трубах, взносы по страховке, скидочные карты торговых сетей… Жизнь стала намного сложнее, намного дороже, намного… реальнее.
Беа теперь работала менеджером при частной клинике, а Трой продолжал делать то же, что и раньше, – гнаться за своей не шибко корыстной мечтой о статусе рок-звезды. У него была своя группа, с которой он иногда выступал, – а когда денег оставалось совсем впритык, он подрабатывал на стройках.
Когда дети заболевали, Беа вела их к врачу. Когда тек кран, Беа вызывала слесаря-водопроводчика. Она покупала еду, чистила клетку морской свинки и болела за своих сыновей на школьных матчах по футболу, в то время как Трой слонялся из угла в угол и смотрел на облака. Он понимал, что ему по жизни крупно повезло. Фраза «Если бы не Беа, я давно бы сдох в какой-нибудь канаве» была его любимой присказкой.
Беа старалась относиться к нему с пониманием.
«Его так воспитали, – говорит она. – Я винила во всем не его самого, а его семью».
Но иногда ей казалось, что Трой только прикидывается дурачком, – и вот это действительно выводило ее из себя. Она рассказала нам, как однажды пришла поздно вечером домой и застала Троя валяющимся на диване перед телевизором. Она попросила его вынести перед сном мусор.
Молчание было ей ответом.
«Трой, ты слышал, что я только что сказала?» – спросила она.
Муж посмотрел на нее и улыбнулся: «Что? Прости, милая, я не слушал».
В эту секунду у Беатрис в голове будто что-то щелкнуло. «Вот в такие моменты мне казалось, что все мое замужество – одна большая ошибка, и я спрашивала себя: что же я наделала со своей жизнью?» – рассказала нам она.
Беа чувствовала все большую горечь. Она знала, что Трой любит и ценит ее, но этого было уже недостаточно. Она устала. У нее было двое детей. Жизнь сильно изменилась с тех пор, как они жили вдвоем в своем фургончике и самой большой проблемой для них было так припарковаться на ночь, чтобы копы не согнали. Теперь она пахала в клинике с девяти до пяти, и работа и вечные материальные трудности выжимали из нее, может, не все сто, но уж точно 99 % жизненных сил.
Но все было бы еще ничего, если бы дома ее не ждали вторая работа и безответственный сотрудник. Ее внезапно осенило, что Трой живет в их доме абсолютно бесплатно и не приносит никакой пользы – разве что подогревает в тостере замороженное печенье Pop-Tarts детям на ужин.
«По большому счету, мне в помощь нужна была еще одна я», – говорит Беа.
Она срывалась на Троя, жаловалась своим друзьям и сетовала на судьбу, которая неизвестно за какие грехи послала ей в мужья такого болвана. Как-то раз она попросила его завести ежедневник и повсюду носить его с собой – может, хотя бы тогда он будет помнить, в какое время и где он должен быть и что именно он обещал купить детям по дороге домой.
«Да меня всю жизнь разные люди пытались заставить такие вот записи делать, но ни разу ничего путного не вышло, – ответил ей Трой. – Так что больше я пробовать не стану, а то в итоге ты и из-за этого будешь на меня сердиться».
Конечно, Беатрис хотела услышать совсем другой ответ.
Она не могла понять, как все те качества, которые раньше ей так нравились в Трое – его легкое, беспечное отношение к жизни по принципу «будь что будет», его непредсказуемость, – превратились в его непереносимые недостатки. Ей казалось, что у нее не двое, а трое детей – и одному из них при этом 42 года. И у него волосатая спина. И вонючие ноги.
«Я знала, что семейная жизнь – это трудно, – сказала нам Беа. – Но почему никто не сказал мне, что это настолько трудно!»
Проблема: все на одного
Беатрис думала, что быть хорошей женой значит делать все. Она поддерживала Троя, относилась к нему терпеливо, мягко и по-доброму. И вытягивала его из любого кризиса. По сути, он стал квартирантом в своем собственном доме. А, по мнению экономистов, мало кто так склонен к моральному риску, как арендаторы. Как правило, они относятся к своему временному жилью гораздо небрежнее, чем владельцы, – ведь оно им не принадлежит, и, значит, у них нет стимула его беречь.
Вот вам доказательство – доказательство из другого полушария, где вода, может, и закручивается в стоке по часовой стрелке[37]37
Подразумевается околонаучная теория, согласно которой вода в Северном полушарии закручивается в стоке против часовой стрелки, а в Южном – наоборот. – Прим. пер.
[Закрыть], но арендаторы все равно ведут себя как арендаторы, а владельцы все равно остаются владельцами. Аргентинским экономистам Себастьяну Галиани и Эрнесто Шаргродски выпала редкая возможность выяснить на практике, может ли право собственности заставить людей: 1) почувствовать большую заинтересованность в своей недвижимости и 2) как результат, начать вести себя ответственнее по отношению к ней{35}35
Sebastian Galiani and Ernesto Schargrodsky, “Property Rights for the Poor: Effects of Land Titling,” Journal of Public Economics 94, nos. 9–10 (2010).
[Закрыть]. В центре их внимания оказалась заброшенная территория на окраине Буэнос-Айреса, заселенная скваттерами. У участков земли, которые незаконно заняли эти люди, имелись свои владельцы, но те там не жили и даже не появлялись. В начале 1980-х государство начало выкупать у них эту землю и безвозмездно передавать ее скваттерам. В мановение ока поселенцы получили свои участки в законное владение.
Но, так как не все прежние собственники согласились с решением властей и по поводу нескольких участков начались судебные тяжбы, некоторые скваттеры еще оставались без формальных прав. Таким образом везунчики Галиани и Шаргродски заполучили то, о чем мечтает любой экономист, – идеальный подопытный материал: две живущие бок о бок группы людей, изначально поставленные в одни и те же условия, а потом, под влиянием внешних обстоятельств, оказавшиеся в совершенно разных статусах.
Галиани и Шаргродски выяснили, что право собственности влечет за собой очень глубокие изменения в поведении человека. Начнем с того, что отныне полноправные владельцы начали охотнее вкладывать деньги в ремонт и перестройку своих домов: число зданий с качественно уложенными стенами возросло на 40 %, а с надежными крышами – на 47 %. А кроме того, новоиспеченные собственники стали больше заботиться о том, чтобы их дети получили нормальное образование. Теперь те реже пропускали школу и чаще оставались на дополнительные занятия.
Трой, конечно, не нищий аргентинский скваттер, но глядя на то, как хорошо он прижился на диване, Беа почему-то вспоминала о незаконных поселенцах. В общем, было ясно, что Трой ничего не вкладывает в их семейную жизнь. Крыши он не строил (и даже не попытался заделать старую, когда она начала протекать), образование детей его не волновало (Какие «домашние задания»? Он и слов-то таких страшных не знает!), хоть в чем-либо помогать жене он тоже не торопился. Беатрис все чаще чувствовала себя ворчливым домовладельцем, а не партнером Троя по бизнесу.
Мечты экономиста
О чем еще мечтают экономисты, отвлекаясь от разработки денежно-кредитной политики государства?
• О нежном изгибе кривой Лаффера.
• Об одновременном свидании с Сузи Орман и Марией Бартиромо[38]38
Американские журналистки, ведущие телепрограмм, посвященных вопросам экономики. – Прим. ред.
[Закрыть].• О пожизненной подписке на журнал American Statistician.
• О еще одной Великой депрессии – любопытно же посмотреть, как это было.
• О нейтральности денег.
• О пропуске в кулуары Давоса.
• О кукле «китайский болванчик» с лицом Адама Смита.
Впрочем, нельзя воспринимать эту ситуацию так однобоко. Надо признать, что со своей стороны Беа почти никогда не давала Трою шанса проявить себя. В силу характера она всегда заботилась о других людях, и Трою было трудно проявить хоть какую-то инициативу. А из-за своего неконфликтного подхода к конфликтным ситуациям Беа не могла заставить Троя что-либо делать. Иногда она давала ему какие-то простенькие поручения, но уж слишком примитивные и очевидные – как если бы менеджер в McDonald’s все время напоминал кассиру, что надо правильно выдавать сдачу.
Благие намерения Беатрис вкупе с избалованностью Троя стали прекрасным «удобрением» для морального риска, который тут же расцвел буйным цветом. Став женой Троя, Беа словно дала ему гарантию того, что будет всегда заботиться о нем, – и он быстро сел ей на шею. Действительно, зачем ему напрягаться, если у него есть Беа, которая решит все его проблемы?
Выход: инвестируют все
Возможно, без Беатрис Трой бы действительно «сдох в какой-нибудь канаве». Но на деле он никогда не пытался проверить эту теорию. И она, естественно, тоже.
А потом она все-таки решила попробовать.
Одним солнечным весенним утром она усадила все семейство завтракать и объявила, что Трой получает повышение: теперь он будет в их браке вторым исполнительным директором. Нет, это не подлежит обсуждению. И да, это значит, что отныне все будет по-другому. Во-первых, он будет сам решать свои проблемы: рассчитывать только на свои деньги, самостоятельно искать затерявшийся где-то в недрах спальни тапок, покупать себе шампунь от перхоти и разгребать горы грампластинок, плесневеющих в подвале. А во-вторых, теперь он будет проводить время с женой и детьми только тогда, когда сам выступит с такой инициативой, – Беа больше не станет настаивать на семейных ужинах, умолять его прийти на футбольный матч и вообще хоть немного пообщаться с сыновьями.
Она перестала стирать и гладить его одежду. Она открыла для себя личный счет, перевела туда все свои деньги и перекрыла мужу доступ к ним (да, все эти годы она давала ему на карманные расходы). Делая покупки, она уже не пыталась учитывать вкусы и предпочтения мужа – если ей самой хотелось ненавистных ему баклажанов, она, черт подери, имела право взять их! Вечером, после ужина, она мыла свою тарелку, помогала детям подготовиться к школе и укладывала их в постель. Иногда те забывали пожелать спокойной ночи папе, который все это время либо валялся на диване, либо сидел на крылечке и смотрел на звезды.
Заставляя Троя самостоятельно о себе заботиться, она также начала потихоньку складывать с себя некоторые другие полномочия. Так, она продолжала бегать на матчи, стирать футбольную форму и помогать сыновьям с уроками, но на некоторые выходные – когда надо было отвести детей на чей-то день рождения или в гости к другу, на заднем дворе которого они «отрабатывают голевой удар», – она назначала Троя своим заместителем.
Очень скоро Трой не только остался без чистых трусов и футболок, но и почувствовал себя настоящим отцом семейства: каждое воскресное утро дети расталкивали его с требованиями испечь вафли, посмотреть с ними телевизор, отвести их на тренировку или помочь найти в саду слизняков для анатомирования. Беа с утра пораньше уходила из дома – то на маникюр (который она уже сто лет не делала), то на чашечку кофе к подруге, то в спортзал на беговую дорожку, – лишая Троя возможности сбагрить мальчишек ей.
И Трою не оставалось ничего, кроме как сходить с ума от безудержной энергии своих детей и поражаться тому, сколько им всего надо. Конечно, он всегда любил их – но вот раньше совсем не знал.
«Да я ради этих пацанов и под пулю бы подставился, – говорит Трой (мы оценили его героический пафос). – Но, господи, какие же они неуемные, точно у них шило в попе!»
Беа смотрела на происходящее с оптимизмом, хотя и не без опаски. Она понимала, что приняла экстремальные меры, и не знала наперед, выплывет Трой или потонет.
«Честно говоря, я ужасно боялась, что он просто на меня обидится – вот это была бы полная лажа, – говорит Беа. – Я не хотела порывать с ним, но мне пришлось быть жесткой, у меня не было другого выбора».
Среди ее друзей были такие, кто годами жил в несчастливом браке и страдал от этого, и такие, кто хлопал дверью, даже не попытавшись склеить то, что разбилось. Она не хотела следовать примеру ни первых, ни вторых, поэтому выбрала план В – и немедленно приступила к его исполнению.
К счастью для нее Трой оказался не таким придурком, каким прикидывался последние лет десять. Он начал понимать, что в этом мире ничто не делается по мановению волшебной палочки. Если он не постирает свою одежду, она так и останется грязной. Если он не будет общаться с детьми, те надуются, а если будет – станут радостно вокруг него скакать.
Однажды их младший сын, семилетний Мэтти, пришел из школы с открыткой, которую он смастерил на уроке рисования для своего «странного», но «клевого» папы. Троя очень умилили эти определения – он впервые задумался о том, что Мэтти прекрасно понимает все заскоки своего «странного» папаши, но все равно любит его.
Теперь Трой пожинал то, что сам сеял, – и для него это был очень необычный и очень поучительный опыт.
«Когда мне пришлось самому выстраивать отношения со своими детьми, я впервые по-настоящему оценил все то, что Беа делала для меня все эти годы, – говорит Трой. – Я всегда считал, что из всех моих друзей и знакомых я самый лучший муж. В отличие от них, я никогда не жаловался на свою жену. На самом деле мне реально было не на что жаловаться. Если у кого и могли быть обоснованные претензии – так это у Беатрис. Но я о них даже не подозревал».
Конечно, Трой не превратился в совершенного другого человека. Он не надел в один прекрасный день костюм и галстук и не пошел устраиваться работать на завод. Он вообще так никуда и не устроился. Но он начал вкладываться в их брак и потихоньку действительно стал вторым исполнительным директором их небезнадежного предприятия – причем отныне он демонстрировал такое рвение, с каким никогда не относился ни к одному делу. Не считая, конечно, вырезания из куска мыла черепашки в подарок жене – он посвятил этому занятию целую неделю летом 1987-го.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
