Текст книги "Повелительница волн"

– Лючия, я так благодарна за то, что вы все мне рассказали, – улыбнулась принцесса. – Какое облегчение. Надеюсь, она хоть чему-то научит принца.

– Прошу прощения, Ваше Высочество?

– Послушайте, мы все знаем – это же не секрет, – что во время своего последнего визита наследный принц был увальнем и совершенно не умел обращаться с девушками, – пояснила Серафина.

– Так вы не расстроены?

– Вовсе нет! С чего мне расстраиваться? Я только надеюсь, что та русалка не тратила времени даром. Хоть бы она научила принца нескольким танцевальным движениям и правилам составления любовных каури. Кто-то же должен это сделать. Парни прямо как гиппокампы, вы не находите? Пока их не объездишь, никакого веселья. А теперь прошу меня извинить, мне действительно пора повторять заклинание.

Разочарованная Лючия развернулась на хвосте и поплыла прочь, а Серафина, натянуто улыбаясь, продолжила готовиться к докими. Эта сцена далась ей непросто, но никто не должен был этого заметить. Принцесса привыкла к обычаям двора, к его острым зубам и когтям и превосходно умела скрывать свои чувства.

А вот Сильвестр не умел.

Малиновый от злости осьминог поплыл следом за Лючией. Подобравшись к русалке поближе, он втянул в себя столько воды, сколько смог, и выстрелил ей в затылок мощной водяной струей. Высокая прическа фрейлины развалилась.

Лючия застыла как вкопанная, подняла руки к голове и, резко разворачиваясь, заверещала:

– Мои волосы!

– Сильвестр! – воскликнула охваченная ужасом Серафина. – Немедленно извинись!

Сильвестр изобразил притворное сожаление, а потом снова выстрелил в Лючию водяной струей – на этот раз в лицо.

– Ах ты, мелкая присоска! – заверещала фрейлина. – Аварус, взять его!

Ручная рыба-скорпион Лючии бросилась на осьминога. Сильвестр метнулся под столик, на котором стоял принесенный для Серафины поднос с завтраком. Аварус устремился следом. Сильвестр схватил водяное яблоко и метнул в Аваруса, но тот уклонился, кинулся в атаку и ужалил осьминога. Сильвестр взвыл, и несколько секунд спустя вестибюль Серафины заволокло мутным облаком темных чернил.

Серафина ничего не видела, зато слышала, как кашляют и пронзительно верещат ее фрейлины, с размаху врезаясь в столики, стулья и друг в друга. Когда чернильное облако наконец рассеялось, принцесса увидела, что Лючия и Бьянка стирают с лиц чернила, Джованна стряхивает чернила с волос, а Тавия грозится подвесить Сильвестра за щупальца.

А потом зазвучал новый голос, перекрывший все выкрики, величественный и наводящий страх:

– В прежние времена аристократов, докучавших членам королевской семьи, обезглавливали. Жаль, что мы отошли от этого обычая.

4

В голосе Талассы не было и намека на веселье.

Волшебница вплыла в вестибюль, сложив руки на внушительных размеров груди, рассекая воду сильными щупальцами. Ее седые волосы цвета неба во время урагана были уложены в элегантную прическу. Шею под затылком украшали похожие на розы красные анемоны. Довершали картину темно-красное платье и длинный черный плащ из раковин мидий. Волшебница щелкнула пальцами, и две каракатицы унесли плащ.

В комнате воцарилась тишина. Таласса, хранительница магии Миромары, была самой могущественной волшебницей в королевстве. В ее присутствии никто и никогда не отваживался плохо себя вести. Даже Изабелла сильнее выпрямляла спину, стоило Талассе появиться в комнате.

– Опять доставляешь неприятности, Лючия? – спросила наконец волшебница. – Ничего другого я от Волнеро и не ожидала. Ты помнишь, чего стоило дурное поведение твоему предку Калумнусу? Нет? Позволь, я тебе напомню: оно стоило ему головы, как и твоей двоюродной бабушке Ливилле. На твоем месте я бы следила за тем, что говоришь и делаешь.

Услышав напоминание о темных делишках своих предков, Лючия злобно сверкнула глазами. Калумнус пытался убить Мерроу, чтобы править вместо нее. Его поймали и обезглавили, а семью предателя отправили в ссылку. Две тысячи лет спустя Ливилла Волнеро попыталась собрать армию и напасть на Мерровингов. Ее тоже казнили. Хотя эти события произошли столетия назад, к Волнеро по-прежнему относились с подозрением, ибо репутация их оказалась запятнана.

– Что же до тебя, Бьянка, – продолжала Таласса, – ты истинная ди Ремора. Всегда следуешь за большой рыбой. Возможно, тебе надо бы задуматься, кому стоит хранить верность. Мерровинги – это и есть Миромара, и так будет всегда. Алитея это подтверждает. – Волшебница взмахнула унизанной тяжелыми перстнями рукой и приказала: – Вон, немедленно. Все вон, кроме принцессы.

Серафина знала: Таласса явилась, чтобы «погонять» ее по заклинанию. Ведь именно Таласса обучала принцессу.

– До твоего докими остается всего несколько часов. Что касается вчерашнего, та трель в пятом такте звучала совершенно неправильно. Она должна быть быстрой и яркой, как прыжок дельфина, а не тяжелой, точно китовая акула. У нас есть над чем поработать, – сказала Таласса.

– Да, магистра, – вздохнула Серафина.

– С самого начала, пожалуйста.

Серафина запела… и немедленно сбилась.

– Еще раз, – потребовала волшебница. – И на этот раз никаких ошибок. Заклинание должно продемонстрировать твою совершенную технику, а ты пока даже до «приемлемо» недотягиваешь!

Серафина начала снова. На этот раз получилось хорошо – она пропела сложную трель без ошибок. Принцесса быстро перевела взгляд со стены (на которой она выбрала точку, чтобы сосредоточиться на ней) на Талассу.

– Хорошо, хорошо, только перестань выплевывать слова, – проворчала волшебница. – Легато, легато, легато![6]6
  Легато – связное исполнение звуков, при котором имеет место плавный переход одного звука в другой, пауза между звуками отсутствует.


[Закрыть]

Серафина кивнула, показывая, что все поняла, и попыталась заставить свой голос звучать мягче, плавно переходя от фразы к фразе. Теперь она не просто пела, она сплетала высшее заклинание.

Заклинание Мерроу – если спеть его правильно – рассказывало слушателям о происхождении русалок. Как и все остальные принцессы до нее, Серафина должна была сотворить само заклинание и добавить несколько строк от себя, в которых следовало рассказать о жизни русалок после правления Мерроу. Она должна была спеть о своей роли в этой жизни и о своем обручении, использовав цвет, свет и движение. Чем лучше русалка владеет магией, тем ярче получается заклинание.

Принцесса как раз начала создавать образ Мерроу, как вдруг Таласса замахала руками и закричала:

– Нет, нет, нет! Стоп!

– Что такое? Что случилось? – спросила Серафина.

– Образы получаются слишком невыразительными. В них нет жизни!

– Я… я не понимаю, магистра. Я сделала ударение на каждой ноте. Я пропела ту фразу совершенно правильно.

– В том-то и дело, Серафина! Ты слишком сильно концентрируешься на правилах, на технике. У тебя всегда с этим проблемы. Мне нужны эмоции и страсть. Я жду волнения, а не спокойствия. Еще раз!

Серафина сделала глубокий вдох и продолжила петь с того места, где ее остановила Таласса. Принцесса пела, а волшебница кружила вокруг, понукая, требуя, придираясь то к одному, то к другому. Когда Серафина приступила к особо мудреной части заклинания, посвященной ее будущему мужу, Таласса подплыла ближе, быстро рассекая воду сильными щупальцами.

– Выразительность, Серафина, больше выразительности! – потребовала она.

Серафина наколдовала водоворот, чтобы произвести больший эффект, потом добавила еще два.

– Хорошо, хорошо! Теперь используй магию, чтобы заставить меня что-то почувствовать! Удиви меня!

Силой своего голоса Серафина подняла водовороты, сделала их больше и заставила вращаться быстрее. Она забыла, что находится во дворце, забыла, что должна держать магию в узде. Ее голос окреп и зазвучал громче. Она грациозно взмахнула рукой, заставив водовороты изогнуться. Потом согнула их раз, другой, третий, заставляя одни водяные струи заворачиваться вокруг других, преломляя солнечные лучи.

– Прекрасно! – вскричала Таласса.

Голос Серафины взвился вверх. Взлетали ввысь арпеджио, принцесса без малейших усилий переходила с одной октавы на другую. Она заставила водяные вихри изогнуться еще раз, и еще, и еще дюжину раз, пока они не разлетелись на множество осколков, во все стороны брызнули лучи света, словно на солнце заблестела вдруг гора алмазов. Теперь принцесса приступила к той части заклинания, во время которой нужно было создать образ наследного принца.

Она постаралась сделать его настолько красивым, насколько возможно, но едва перед ней появилось мерцающее лицо Махди, ее голос дрогнул. Она могла думать только о словах Лючии, про то, что у принца есть подружка. А вдруг это правда?

Неожиданно ее эмоции забили через край, она потеряла контроль над заклинанием. Водовороты дрогнули и разлетелись на части, залив пол, сбив столик, разнеся на куски стул и разбив два окна.

– Я не могу! – сердито закричала Серафина, ударяя по воде хвостом. – Создать это заклинание просто невозможно!

Принцесса повернулась к Талассе, ее спокойствие улетучилось.

– Скажите моей матери, что докими отменяется. Скажите ей, что я недостаточно хороша! Недостаточно хороша для нее! Недостаточно хороша, чтобы сотворить это мерзкое заклинание! И недостаточно хороша для наследного принца!

5

Таласса прижала руку к груди.

– Что за истерика? Это на тебя не похоже, дитя. Ты же знаешь заклинание от первого до последнего звука, все, что тебе нужно сделать – правильно его пропеть!

– Да, верно. Только и всего, – с жаром воскликнула Серафина. – Просто правильно пропеть – перед всем двором, маталийцами и, я не знаю, перед десятью тысячами миромарцев! Это слишком трудно. Я не справлюсь. Ошибусь в этой трели. У меня недостаточно сильный голос, не такой красивый, как у других, не такой красивый, как у… у…

– Как у Лючии? – выгнула бровь Таласса.

Серафина с несчастным видом кивнула. К ее удивлению, Таласса не стала читать нравоучения и бранить. Вместо этого она рассмеялась.

– Скажи-ка мне, откуда идет голос?

Серафина округлила глаза и ответила:

– Из горла, очевидно.

– Для многих так оно и есть. И в случае Лючии это так. А у тебя все по-другому. Твой голос исходит отсюда. – Волшебница легонько дотронулась до груди, там, где у Серафины было сердце. – У тебя прекрасный голос, я знаю, я его слышала. Тебе просто не нужно его сдерживать. Покажи мне свое сердце, Серафина, именно из него исходит подлинная магия.

Серафина горько рассмеялась.

– То есть быть чистосердечной? Здесь, при дворе? Ради чего? Чтобы Лючия Волнеро воткнула мне в сердце нож?

– Я слышала, что сказала Лючия. Не обращай внимания. Она завидует, ведь она не принцесса. Ей бы хотелось заполучить власть, дворец и красивого наследного принца, – сказала Таласса.

Глаза Серафины потемнели от беспокойства, когда она услышала слова «наследный принц». Она быстро моргнула, отгоняя тревогу, так что, не будь рядом с ней Талассы, никто ничего не заметил бы. Но провести волшебницу было непросто.

– Ах, вот в чем дело, – протянула она. Потом присела на небольшой диванчик и похлопала по мягкой обивке рядом с собой. – Скажи, он тебя любит?

– Да. Нет. О, я не знаю, магистра! – воскликнула Серафина, едва не плача. – Думаю, да. То есть я так думала, а теперь, после того, что сказала Лючия, я уже в этом не уверена.

Принцесса села на диванчик рядом с наставницей.

– Ох, Серафина, – вздохнула Таласса, обнимая ее за плечи. – Ты кому-нибудь рассказывала о своих чувствах? Своей матери? Тавии? Что они сказали?

Серафина покачала головой.

– Я им ничего не говорила. Я никому ничего не рассказывала и не буду.

– Почему же?

– Потому что тогда об этом станет известно всем остальным. Придворные обо всем узнают, это перестанет быть моим личным делом. Это станет еще одной темой для светской болтовни. Вы не понимаете, магистра. Вся моя жизнь на виду. Я не могу никуда пойти одна, не могу ничем заняться одна. Каждое мое движение, каждое слово, каждый взгляд обсуждаются и оцениваются. Я хотела, чтобы хотя бы это осталось моим и только моим делом.

Таласса взяла Серафину за руку.

– Ты, знаешь ли, ошибаешься. Я прекрасно тебя понимаю. Кто-кто, а уж я-то не понаслышке знаю о жизни под перекрестными взглядами. В конце концов я же волшебница.

Серафина вопросительно посмотрела на Талассу.

– Мой талант признали, когда я была совсем маленькой, – продолжала она. – Моя учительница сказала, что такой голос, как у меня, появляется раз в тысячелетие. Уже к четырем годам я могла закручивать воду, метать лучи света и повелевать ветром. В шесть лет меня забрали у родителей и отдали в Коледжио. А в восемь я уже стала творить заклинания для твоей бабушки Артемезии и ее двора.

– Как же вы все это вынесли, магистра? – спросила Серафина.

Таласса рассмеялась.

– С трудом. Когда я была малышкой, я черпала радость в музыке. Я творила заклинания просто потому, что мне это нравилось. Но я становилась старше, мне приходилось делать это для королевского двора – вот тогда-то я стала прислушиваться к тому, что говорят другие. Слушала чужие речи – порой злые и жестокие – и верила им. Я позволила их голосам проникнуть в свою душу, в свое сердце.

Таласса выпустила руку принцессы. Она дотронулась кончиками пальцев до груди, поморщилась и отняла руку, вытягивая из своего тела тонкие ниточки крови. Темно-красная кровь заклубилась в воде, как дым в воздухе, потом из нитей соткалось изображение, и Серафина увидела воспоминания, жившие в сердце наставницы. Принцесса увидела, как придворные аристократы времен ее бабушки перешептываются, прикрывая рты ладонями:

«Она никогда не станет волшебницей… У нее недостаточно сильный голос… Он слишком низкий… Он слишком высокий… Ее трели слишком неразборчивые… Она слишком толстая… Она слишком худая… Она некрасивая…»

Таласса помахала рукой, стирая воспоминания.

– Я пыталась угодить этим голосам. Стала создавать музыку для них, а не для себя, и мои заклинания стали хуже. К счастью, я вовремя поняла, что эти голоса делают со мной, и поклялась больше никогда им не поддаваться. Я тщательно оберегала свое сердце, полностью его закрыла. Никого и ничего не пускала внутрь, ничего, кроме музыки.

– Я сделаю то же самое, – решительно сказала Серафина.

– Нет, дитя. Я рассказываю тебе все это, чтобы убедить не закрывать свое сердце.

– Но вы же только что сказали…

– Точнее, я еще не успела сказать. Да, если ты не будешь впускать никого в свое сердце, ты спрячешься от боли, но также и от любви. Когда мне было шестнадцать, я хотела стать вошебницей. Только музыка и магия имели для меня значение. Однако ты станешь правительницей, а величайшая сила правительницы исходит от сердца, от любви, которую она испытывает к подданным и которую подданные испытывают к ней.

Серафина задумалась над словами Талассы. Ей давно хотелось рассказать кому-то о своих чувствах к Махди. Она испытывала страстное желание открыться, но слишком боялась. Теперь же она импульсивно дотронулась кончиками пальцев до груди и вытянула воспоминания. И ахнула от боли, ведь она была намного моложе Талассы, и ее воспоминания были острее, извлекать их оказалось очень больно.

– Я тронута твоим доверием, дитя, – сказала Таласса. – Ты уверена, что хочешь показать мне это?

Серафина кивнула, и Таласса стала смотреть, как кровяные нити кружатся в воде, обретают форму и цвет, делая воспоминание видимым. Серафина тоже смотрела. Это случилось два года назад, но ей казалось, будто все это произошло вчера. Это случилось до того, как начались набеги и исчезновения. До того, как отношения с Ондалиной стали натянутыми. До того, как под водой стало так опасно.

Это случилось на развалинах древнего дворца Мерроу.

6

Серафина пряталась.

Пряталась от матери, министров, придворных и Махди.

Принцесса улизнула из дворца. Конечно, все очень беспокоились, но ей нужно было хоть несколько минут в день побыть одной, побыть свободной от глаз и ушей королевского двора. А сегодня она нуждалась в уединении особенно сильно. Сегодня было принято решение о браке, об этом только что торжественно объявили. Незадолго до этого Серафина встретилась со своим будущим мужем, и он ей совершенно не понравился.

Махди прибыл в Миромару неделю назад; в соответствии с обычаем его сопровождали родители – император и императрица; кузены – Нила и Язид; а также пышная свита. Принцу было шестнадцать, серьезный, умный и застенчивый малый. Он не ездил верхом, не фехтовал и всем остальным предпочитал компанию Язида и Дезидерио, своего одногодка, брата Серафины. Они с принцессой – которой только-только исполнилось четырнадцать – едва ли обменялись парой слов. Он был изысканно вежлив с ней (как и со всеми остальными) – и только.

– Он просто увалень. Я скорее выйду замуж за Паломона, – пожаловалась она Тавии, имея в виду гиппокампа своей матери, обладающего весьма скверным нравом.

Их первый настоящий разговор состоялся благодаря чистой случайности.

Серафина сидела в одном из садов Южного двора и слушала каури, а Махди со своим наставником послом Акмалем проплывал мимо. Они ее не видели. Она пряталась на коралловом рифе над ними, за огромным морским веером[7]7
  Морской веер – коралл.


[Закрыть], как вдруг услышала голос посла:

– Что вы думаете о принцессе, Ваше Высочество? Не правда ли, она очень мила?

Серафина знала, что не должна подслушивать, но не смогла удержаться. Охваченная любопытством, она выглянула из-за морского веера.

– Какая разница, что я думаю? – отозвался принц. – Ее выбрали мои родители, а не я. У меня нет выбора.

В ту же секунду морской веер – старый и хрупкий – подломился под весом Серафины и тяжело упал с кораллового рифа на морское дно, подняв тучи ила. Когда ил наконец осел, Серафина выглянула из-за рифа и увидела, что Махди смотрит прямо на нее.

– Ой. Как неловко, – проговорила принцесса.

– Вы все слышали, – сказал принц.

– Я не специально, – попыталась оправдаться Серафина. – Я сидела здесь, слушала каури, а потом вы проплыли мимо и… что ж, я не удержалась. Послушайте, мне очень жаль. Я поплыву.

– Пожалуйста, подождите, – сказал Махди.

Потом повернулся к послу и приказал:

– Оставьте нас.

– Ваше Высочество, разумно ли это? Пойдут слухи.

– Оставьте нас, – повторил Махди сквозь зубы.

Посол поклонился и повиновался. Как только он уплыл, Махди взлетел на вершину рифа и помог Серафине перебраться через острые края рухнувшего морского веера. Потом они уселись рядышком на близлежащей скале.

– Это я должен извиняться, – произнес принц. – Мне не следовало говорить такие вещи.

– Можете не извиняться, я вас прекрасно понимаю.

Он повернулся и посмотрел на нее.

– Но я думал…

Серафина рассмеялась.

– Что? Вы думали, раз я девушка, меня все устраивает? Обручиться в шестнадцать лет и выйти замуж в двадцать, да еще за того, кого выбрали без моего участия? Широта ваших взглядов поражает, Ваше Высочество. На дворе сорок первый век, знаете ли, а не десятый. И, если уж совсем начистоту, я бы лучше защитила докторскую диссертацию по истории древней Атлантиды, чем вышла за вас замуж.

После этого она часто ловила на себе взгляд Махди. У него были красивые глаза – темные, выразительные, обрамленные длинными черными ресницами. Когда бы она ни взглянула на принца – во время обеда или пышной процессии, – всегда оказывалось, что он смотрит на нее. Махди сразу же отводил взгляд.

Вскоре они снова оказались наедине, только на этот раз прятался принц, а не Серафина. Она взяла каури по истории и собиралась ее послушать; ради этого ей даже удалось ускользнуть от сопровождавших ее придворных. Вот только оказалось, что ее любимое секретное место уже занято. В зарослях бурых водорослей сидел Махди: в одной руке нож, в другой – какой-то маленький предмет цвета слоновой кости. Услышав, что кто-то плывет к нему, принц попытался спрятать и то и другое.

– Неужели вы не можете оставить меня в покое хоть ненадолго? – устало спросил он.

Серафина отпрянула.

– Простите, я не хотела вас беспокоить.

Услышав ее голос, Махди резко вскинул голову.

– О нет, – пробормотал он. – Извините меня, Серафина, я подумал, что это Акмаль. Он ни на минуту не оставляет меня одного.

– Ничего страшного, Махди. Я найду какое-нибудь другое место, чтобы…

– Нет, Серафина, подождите. Прошу вас. – Принц показал ей предмет, который пытался спрятать. Это оказался крошечный осьминог высотой около трех дюймов, искусно вырезанный из кусочка кости.

– Точь-в-точь Сильвестр! – восторженно воскликнула принцесса.

– Значит, у меня получилось.

– Это так красиво, Махди!

– Спасибо, – смущенно улыбаясь, поблагодарил принц. – Никто не знает, что я занимаюсь резьбой по кости. Мне удалось сохранить это в тайне. Я и сам не знаю, зачем мне это. – Он отвел взгляд. – Просто… иногда хочется иметь что-то… хоть что-нибудь…

– …только для себя, – закончила за него Серафина.

Они посмотрели друг на друга совершенно другими глазами.

– А у меня есть Клио, – призналась принцесса.

– Клио?

– Мой гиппокамп. Мне не разрешается кататься одной, ведь я принцесса и так далее. Если мне хочется прокатиться верхом, нужно брать с собой стражу. Но мне всегда удается ненадолго от них оторваться, и тогда остаемся только мы с Клио. Я слышу лишь шум рассекаемой плавниками воды. Если мимо проплывает стайка дельфинов, их вижу исключительно я, а если проплывает кит, я одна слышу его песню. – Она с горечью улыбнулась. – Конечно, если я свалюсь с Клио и сломаю себе шею, я тоже сделаю это одна.

Когда она договорила, Махди взял ее за руку и вложил костяного осьминога в ее ладонь.

– Это вам, – сказал он.

Несколько ночей спустя Серафина снова почувствовала, что Махди берет ее за руку – на этот раз вокруг было темно, они смотрели световое шоу, устроенное в честь принца. Он взглянул на нее своими темными глазами, как бы спрашивая позволения, и она ответила ему взглядом, показывая, что не против. А потом, как-то вечером, когда они играли в прятки вместе с Дезидерио, Нилой, Язидом и юными придворными, Махди вдруг потянул ее в глубь старых развалин.

– Я нашел тебя, – сказал он.

Теперь они покачивались в воде почти вплотную друг к другу.

– Нет, Махди, это не по правилам. Разве вы в Матали не играете в прятки? Теперь не ваша очередь водить, а Дезидерио, – рассеянно откликнулась она, глядя по сторонам, высматривая брата.

– Я говорю не об игре, – ответил Махди. – Я нашел тебя, Серафина. Ты та единственная, единственная русалка, с которой я могу быть самим собой.

Принц притянул Серафину к себе и поцеловал.

Поцеловал медленно и мягко. Это было очень приятно. Когда принц отстранился, Серафина судорожно вдохнула – и покраснела, вспомнив, что Таласса тоже наблюдает за воспоминаниями.

В следующие несколько дней они еще несколько раз целовались. Украдкой, спрятавшись за колоннами или в конюшне. Если удавалось ускользнуть от вездесущих придворных, они подолгу разговаривали, а если не удавалось – обменивались улыбками и переглядывались. А потом, когда Махди уезжал из Миромары обратно домой, он подарил Серафине кольцо: не золотое, бесценное фамильное украшение из маталийских сокровищниц, а простое колечко, украшенное вырезанным из белой раковины сердечком. Принц сделал его сам, работая в своей комнате по ночам. Когда они официально прощались перед всем королевским двором, Махди склонился и поцеловал Серафине руку. И незаметно надел ей на палец кольцо.

– Это мой выбор, – прошептал он. – Мой, а не их. Могу только надеяться, что и я для тебя стану единственным, Серафина.

Тут струящиеся в воде нити крови растаяли, а с ними ушло и прошлое.

Таласса посмотрела на Серафину.

– И ты еще раздумываешь, любит ли он тебя, глупая девочка?

– Я никогда об этом не думала, магистра, – сказала Серафина.

Она рассказала Талассе о личных каури, которые посылал ей Махди, и о том, как они перестали приходить.

– За последний год я получила только несколько очень официальных посланий, и больше ничего. А теперь… – Она умолкла.

Таласса склонила голову набок и переспросила:

– А теперь?

– А теперь, судя по тому, что говорят, он уже совсем не тот, в кого я влюбилась. По словам Тавии, он стал носить длинные волосы и серьгу в ухе. А Лючия говорит, что у него есть подружка, – несчастным голосом закончила Серафина.

– Лючия скажет что угодно, лишь бы тебя расстроить, уж я-то знаю. Она бы все отдала, только бы увидеть сегодня твой провал, поэтому ты непременно должна преуспеть. Ну же, давай еще поработаем над этой трелью и над…

Их прервал звук с шумом открывающейся двери.

– Серафи-и-и-и-и-и-и-и-и-ина! – пронзительно завопил кто-то.

Испуганная принцесса стремительно обернулась.

В вестибюль вплыла какая-то молоденькая русалка, облаченная в желтое сари. Концы ее блестящих, черных как смоль волос почти касались хвостового плавника, кожа отливала красивым бледно-голубым цветом. Следом за нежданной гостьей плыли слуги, сгибавшиеся под тяжестью позолоченных сундуков, украшенных лентами раковин и мешочков из тончайшего шелка.

– Великая Нерия, это еще к… – начала было Таласса.

Но Серафина мгновенно узнала лучшую подругу и, от радости забыв обо всех бедах, закричала:

– Ни-и-и-и-ила!

– Губковый торт! Вот. Ты. Где! – выпалила Нила. – Я привезла тебе сто-о-олько подарков!

Юные русалки подплыли друг к другу, обнялись и со счастливым смехом закружились на месте. Нила сделалась ярко-синей. Она была биолюминесцентом, как светящийся анчоус или сепиолиды[8]8
  Сепиолиды – отряд головоногих моллюсков, родственно близких к каракатицам.


[Закрыть]: когда Нила испытывала сильные эмоции или если поблизости находились другие биолюминесценты, ее кожа излучала чарующий свет.

– Принцесса Нила, вы не должны быть здесь, – отчеканила Таласса. – Мы отрабатываем заклинание! Как вы сюда попали?

– Тавия помогла! – широко улыбнулась Нила.

Таласса нахмурилась.

– Сколько же понадобилось мешков с конфетами бинг-бэнг, чтобы подкупить ее на этот раз?

– Два, – не моргнув глазом ответила Нила. – Плюс коробка с зи-зи.

Она выпустила Серафину, выхватила из шаткой груды симпатичную розовую коробочку и подплыла к Талассе.

– Мне так жаль, что я вас прервала, магистра, честное слово. Могу я преподнести вам зи-зи? – спросила она, открывая коробку.

– Не можете, – отрезала Таласса. – Я вижу вас насквозь. Меня вам не подкупить конфетами.

– Тогда как насчет чиллавонды или канджейяху? Вы же не откажетесь от канджейяху, они самые лучшие. Дворцовые повара готовили их три дня. В этих конфетах восемь слоев, при изготовлении их заколдовали пятью разными чарами, – соблазняла Нила, забрасывая в рот конфетку. – М-м-м! Криль[9]9
  Криль – мелкие морские рачки.


[Закрыть] с наполнителем из водорослевой карамели… это же та-а-ак вкусно! Видите?

– Я вижу, что наши мысли витают далеко отсюда, – фыркнула Таласса, беря из коробки одну конфету. – Вы не должны беседовать долго, принцесса Нила. У вас есть минута-другая, не более – нам действительно нужно репетировать.

– Разумеется, магистра, – согласилась Нила. – Только минута-другая.

Таласса расслабилась и попробовала сладость.

– О! Ничего себе. Это бурые водоросли с карри?

Нила кивнула и протянула волшебнице следующую конфету.

– Морская слива с гребневиками и солеными яйцами краба. Это непреодолимо.

Таласса откусила половину конфеты.

– О, это очень вкусно. Полагаю, мы можем себе позволить получасовой перерыв, – сказала она, ее пальцы порхали над коробкой.

Нила протянула коробку волшебнице. Пока Таласса приказывала своим слугам-каракатицам принести ей чайник с чаем, Нила схватила Серафину за руку и потянула за собой. Они выплыли из вестибюля в широкую галерею, по обеим сторонам которой протянулись ряды окон: все они были открыты, впуская внутрь свежую воду.

– Шевели хвостом, подруга! – шепнула Нила, закрывая за ними двери. – Мой коварный план удался. Я подумала, что тебе стоит прервать вашу репетицию.

– Ты правильно подумала, – широко улыбаясь, ответила Серафина.

– Ой-ой. Опафаг на двенадцать часов, – сказала Нила.

Разумеется, к ним плыл никакой не опафаг, а дворцовый стражник.

– Ваше Высочество, у вас все хорошо? – спросил, подплывая, охранник. – В это время вы не должны быть в галерее без эскорта.

Серафина застонала. Личное пространство, уединение, время, которое можно провести с друзьями – она отчаянно тосковала по этим вещам, но во дворце получить их было почти невозможно.

– Белые акулы на девять часов, – прошептала Нила, кивая на приближающуюся стайку девиц, вооруженных швабрами и ведрами.

– Доброе утро, Ваше Высочество, доброе утро, – защебетали девицы, делая реверансы.

– Гигантский кальмар на шесть часов.

Это была Тавия.

– Серафина? Принцесса Нила? Почему вы плаваете по галерее, точно простые морские окуни? – Нянька заторопилась к принцессам, сердито на них поглядывая.

– Мы окружены, капитан. Боюсь, остается только одно, – вполголоса констатировала Нила.

Серафина хихикнула.

– Ты, наверное, шутишь. В последний раз мы делали это, когда нам было по восемь лет. И даже тогда у нас из-за этого были неприятности.

– Чур, я буду Жакоттой Делайе, – заявила Нила.

– Ты всегда забираешь Жакотту! – запротестовала Серафина. – Она самая лучшая пиратка!

– Не будь ребенком. Ты можешь быть Саидой Аль-Хурра[10]10
  Саида аль Хурра, Жакотта Делайе – женщины – предводительницы пиратов; жили в XVI и XVII веках соответственно.


[Закрыть].

Нила подплыла к одному из окон с северной стороны галереи, прищурилась и обратилась к Серафине:

– Покинуть корабль, помойное ведро! Кто последний доплывет до развалин, тот салага!

Именно эти слова она сказала Серафине, когда они были маленькими, играли в королев пиратов и вызывали друг друга на состязание.

Серафина подплыла к окну с южной стороны галереи.

– Твоя победа вилами на воде писана, трюмная крыса!

– Раз, два… три! – разом выкрикнули принцессы.

В следующее мгновение Серафина и Нила выскочили в окна и были таковы.