Текст книги "Дикая роза"

Глава 23

– Меня всегда удивляло, как солнце может светить в такие дни, – с грустью произнес Шейми.

– Тот же вопрос я задавала, когда умерла мама, – сказала Дженни, беря его за руку. – Отец мне говорил: это напоминание о том, что тьма обязательно сменяется светом и что со временем наше горе сменится радостью.

Их разговор происходил в гостиной Олденов перед гробом. Два дня назад адмирал Олден проиграл битву с раком. Шейми с женой пришли отдать последний долг. Затем тело адмирала перевезут в Вестминстерское аббатство, где пройдет траурная церемония, а оттуда – на кладбище для скромных похорон, на которых будут только близкие.

– Он был человеком старого закала. Долг и служение – превыше всего. Один из лучших людей, каких я знал. – Шейми замолчал, справляясь с нахлынувшими чувствами. – Мальчишкой я часто плавал на яхте вместе с его семьей. Адмирал давал мне первые уроки мореплавания. Он видел, что я люблю море и путешествия, и всячески поддерживал меня в этом. Он был мне как отец.

– Хочешь побыть с ним наедине? – спросила Дженни, прильнув в руке мужа.

Шейми лишь кивнул, говорить он не мог.

– Не торопись. – Дженни поцеловала его в щеку. – Я буду с Фионой и Джо.

Шейми достал платок, вытер глаза, затем высморкался. Он понимал: нужно бы пойти вместе с Дженни, но не мог. В нем по-прежнему бурлили горестные чувства, которые он не хотел показывать другим. И тогда он побрел по гостиной, разглядывая книги на полках, картины и семейные реликвии.

Этот дом был хорошо знаком Шейми. Мальчишкой он катался здесь на перилах, бегал за Альби по коридорам, пил горячий шоколад с печеньем на теплой уютной кухне. Но из всех уголков дома самым памятным была гостиная. Не счесть, сколько раз они с Альби сооружали здесь индейское типи из простыней и одеял миссис Олден. Вечерами они усаживались у камина, и адмирал рассказывал им о своих океанских плаваниях и приключениях. Вспомнилась игра в шашки на ковре. Песни, которые они пели, а миссис Олден аккомпанировала им на пианино.

Шейми коснулся желтовато-белой клавиши, вслушался в быстро затихающий звук. Потом взглянул на фотографии, расставленные на пианино. Снимки кораблей, которыми командовал адмирал. Снимки парусных судов, на которых он участвовал в гонках. Здесь же стояли семейные фотографии. Многие из них были сделаны на борту адмиральской яхты «Трейдвинд». Олдены и Шейми – вместе с ними. Один снимок был датирован июлем 1891 года, второй – августом 1892-го, а третий – июнем 1893-го. Все они из его детства, казавшегося бесконечным.

Здесь же стояли в рамках детские и подростковые снимки Альби. Был и тот, где он получал докторскую степень в Кембридже. С ними соседствовали снимки Уиллы: ранние, со смешными косичками и в фартучке. Снимки Уиллы-подростка в брюках, стоящей на вершине валуна или за штурвалом «Трейдвинда». И наконец, Уиллы-девушки – привлекательной девушки в платье цвета слоновой кости и таких же чулках.

Шейми взял эту фотографию и стал всматриваться. Он хорошо помнил и платье, и тот вечер. Им было семнадцать. Олдены устроили званый обед, ради которого Уилла и надела платье. Потом все трое, расстелив на заднем дворе одеяло, лежали и смотрели на небо. Через несколько дней Шейми должен был отправиться в свою первую экспедицию. Пройдут годы, прежде чем он снова увидит Альби и Уиллу. Помнится, Альби ушел в дом – раздобыть еды. Они с Уиллой остались вдвоем. Вот тогда-то Уилла поцеловала его и попросила однажды встретиться с ней под созвездием Ориона.

Помнил Шейми и их новую встречу. Спустя шесть лет они встретились, правда не под звездами, а в пабе «Пикерель» в Кембридже. Уилла подзадоривала его взобраться по стене церкви Святого Ботольфа и утверждала, что он не сможет превзойти ее в скорости. Они заключили пари: если выиграет Шейми, Уилла купит ему новые горные ботинки, а если победит она, он вместе с ней отправится в Африку покорять Килиманджаро. Уилла победила, выиграв не только пари и путешествие. Она завоевала его сердце.

А потом было возвращение из Африки, уже без Уиллы. Он стоял в этой же гостиной и рассказывал ее родителям о случившемся. Шейми думал, они станут винить его, как он винил себя, однако не услышал ни единого упрека. Они догадывались о его чувствах к их дочери и говорили, что глубоко сожалеют о таком окончании путешествия. Решение Уиллы отправиться на Восток вместо возвращения домой очень тяжело подействовало на адмирала и миссис Олден.

– Как ты могла это сделать? – спрашивал Шейми, глядя на фотографию. – Как ты могла столько лет провести вдали от родного дома и ни разу не приехать?

Адмирал любил дочь. Уилла тоже любила отца. Она дорожила его мнением, ища в его глазах одобрение и восхищение каждым своим поступком. Мать и брат неделями слали ей письма, умоляя вернуться в Лондон и повидаться с отцом, пока еще не поздно. Как она могла отмалчиваться? Откуда в ней столько жестокости? Уилла и с ним поступила жестоко, но он всего лишь ее возлюбленный, которому она разбила сердце. А адмирал Олден был ее отцом.

Шейми поставил фотографию на место, зная, что никогда не получит ответа на этот вопрос. Уилла была обязана приехать и проститься с отцом. Сейчас она должна была бы находиться рядом с матерью, помогая переживать боль утраты. Ведь миссис Олден прожила с мужем более сорока лет. И Альби тоже требовалась помощь сестры. Он в одиночку мужественно утешал сокрушенную мать, занимался устройством траурной церемонии, похорон и поминок, попутно справляясь с собственным горем. По всем человеческим законам Уилла должна была бы сейчас находиться рядом с близкими. Но ее не было.

Шейми вернулся к гробу. Он достал из кармана камешек и подсунул под сложенные руки адмирала. Горсть этих камешков он привез с обледенелых берегов моря Уэдделла. Если бы не адмирал, ему бы никогда не видеть тех мест. Шейми тяжело сглотнул, отдал адмиралу прощальный салют и покинул гостиную, перейдя в другую, поменьше.

Дженни сидела на диване и разговаривала с миссис Олден, расположившейся напротив. Шейми устроился рядом с женой. Дженни молча взяла его за руку. Ее прикосновение немного притупило его горе. В мозгу Шейми снова мелькнула мысль, часто посещавшая его в эти недели: как заботливо относится к нему Дженни и как он рад, что женился на ней.

Шейми улыбнулся про себя, вспомнив свои чувства, когда Дженни сообщила ему о беременности. Он не испытал никакой радости. Наоборот, он был шокирован. Перед глазами промелькнула вся его жизнь, что бывает у людей на грани смерти. Но он сразу же понял, как должен поступить. Дженни забеременела от него, а потому он не имеет права уплывать в Антарктику и оставлять ее в Лондоне одну. Каково было бы ей переживать тяготы беременности и своего положения незамужней женщины? Так мог поступить только конченый мерзавец. И Шейми принял единственно правильное решение, достойное порядочного мужчины: он сделал Дженни предложение.

Прося ее выйти за него, Шейми испытывал страх и болезненное чувство раздвоенности. Он понимал: этим предложением он теперь прощается с Уиллой раз и навсегда. Но, к его большому удивлению, согласие Дженни сделало его счастливым. Едва она сказала «да», весь страх пропал, и в последующие дни он испытывал лишь облегчение и удовлетворенность.

Слова произнесены, решение принято. По сути, он принял все решения. Он останется в Лондоне и согласится на предложенную КГО работу, а путешествия оставит другим, тем, кто моложе и неукротимее его. Тем, кому нечего терять, кроме самих себя. Шейми твердил себе, что ошибался, веря, будто Уилла Олден – единственная женщина, которую он может любить. Он был полон решимости отпустить печальную, разрушительную любовь к Уилле и принять любовь, предлагаемую Дженни. Свои воспоминания об Уилле: ее смех, то, как она смотрела на него, когда они поднимались на Мавензи, вкус ее губ… все это он поместил в сейф и запрятал в потаенные глубины, чтобы никогда не открывать снова.

Впервые за многие годы Шейми находился в ладу с собой, испытывая спокойствие, удовлетворенность и легкость. Исчезли тревоги и взбудораженность. Исчезло ощущение незаживающей внутренней раны.

«Да, все эти годы я ошибался», – мысленно говорил себе Шейми, сжимая руку Дженни. Наконец-то он нашел любовь. Он знал, что нашел. Он обрел счастье с женщиной, сидящей рядом. Уилла Олден принадлежала прошлому и останется в прошлом. Его будущее – жизнь с Дженни Уилкотт.

Миссис Олден извинилась и встала, чтобы поздороваться с кем-то из приехавших дальних родственников. Дженни спросила у Шейми, не хочет ли он еще чая.

– Нет, дорогая, спасибо. Я уже выпил три чашки, и выпитый чай просится наружу. Пожалуй, навещу-ка я уборную. Я быстро.

Ему пришлось идти мимо большой гостиной, где лежал адмирал Олден. Проходя, Шейми услышал голоса: мужской и женский. В какой-то момент они зазвучали громко, но тут же стихли. Что бы ни обсуждали эти люди, его, Шейми, их разговор не касался. Он надеялся, что оба сознают, где и при каких обстоятельствах они спорят, а потому быстро замолчат и уйдут.

Но он ошибся. Возвращаясь из уборной, он обнаружил, что голоса продолжают звучать, причем громче. Во всяком случае, мужской. К своему удивлению, Шейми узнал этот голос. То был Альби.

Тревожась за друга, Шейми приоткрыл дверь и просунул голову. Альби расхаживал взад-вперед. Рядом стоял странного вида субъект: высокий, тощий, одетый в широкие болтающиеся брюки, красную хлопчатобумажную куртку и с шарфом на голове. Шейми видел его со спины. Судя по мятой, запыленной одежде, собеседник Альби явился сюда из дальнего путешествия. А где же женщина? Шейми мог поклясться, что второй голос принадлежал женщине.

Разговор продолжался, больше похожий на спор. Говорил один Альби. Чувствовалось, его друг сердит и едва сдерживается.

Почему этот человек вздумал донимать Альби, причем сейчас, в день такой скорби? Тревога Шейми возросла, и он решил вмешаться. В этот момент неизвестный направился к гробу. Шейми заметил, что он прихрамывает.

И вдруг с пронзительной, мучительной ясностью Шейми понял, кто это. Он быстро попятился, рассчитывая выбраться незамеченным, однако спешка его и подвела. Шейми налетел на пьедестал с тяжелой китайской вазой. Ваза качнулся и раньше, чем Шейми успел ее поймать, грохнулась на пол и разбилась. Странный человек обернулся и оказался женщиной. Ее большие зеленые глаза, полные слез, округлились, в них читалось узнавание и душевная боль.

– Здравствуй, Шейми, – произнесла Уилла Олден.

Глава 24

Шейми застыл на месте. Эмоции, охватившие его, были подобны свирепому арктическому ветру. Печаль и гнев за то, как она обошлась с ними и со всеми. Жалость к ней и чувство вины за случившееся с ней. И любовь. Самым сильным из захлестнувших его чувств была любовь.

Он любил ее. До сих пор. Ничуть не меньше, чем в день признания на вершине Килиманджаро. Ничуть не меньше, чем после чтения ее прощальной записки.

– Здравствуй, Уилла, – тихо сказал он, не в силах отвести от нее взгляд.

Ее лицо исказилось гримасой. По щекам текли слезы. Уилла нерешительно шагнула к нему, затем остановилась.

– Блудная дочь вернулась, – нарушив молчание, язвительно произнес Альби.

Уилла поморщилась, как от удара. Казалось, Альби не заботит, что его слова ее ранят. Он не торопился обнять сестру, с которой не виделся столько лет. Наоборот, он старался встать подальше.

Шейми вспомнил их последнюю совместную встречу в «Пикереле». Это было целую вечность назад. Шейми и Альби пили там пиво, когда неожиданно появились Уилла и Джордж. Она была в мужской одежде: твидовых брюках и мешковатом свитере. Свои вьющиеся каштановые волосы она коротко подстригла, что еще сильнее подчеркивало ее тонкую шею и высокие скулы. Глаза у нее тогда были веселыми, дерзкими и полными жизни.

Нынешняя Уилла очень сильно отличалась от девушки из его воспоминаний. Изможденная. Снедаемая беспокойством. С загорелым, обветренным лицом. Волосы не короткие, заплетены в длинную толстую косу. Но и сейчас Уилла оставалась красивой. Ее глаза ничуть не утратили прежней вызывающей проницательности. Заглянув в них, Шейми увидел то же, что видел всегда: такую же беспокойную, ищущую душу, какая жила и внутри его.

Он открыл рот, собираясь сказать ей о своих чувствах, желая сказать что-то, что исправило бы ситуацию и перекинуло мост через возникшую между ними пропасть, но смог лишь произнести:

– Что ж, может, выпьем по чашке чая?

– Нет, не выпьем, – возразил Альби, посмотрев на него с неприязнью. – Здесь не чертов Эпсом, и я не собираюсь распивать чертов чай на чертовой лужайке!

С этими словами Альби ушел, хлопнув дверью и оставив Шейми и Уиллу одних.

Уилла рукавом вытерла со щек слезы.

– Он жутко зол на меня. Назвал меня жестокой, – сдавленно поговорила она. – Я ведь не нарочно опоздала. Я даже не знала, что отец болен. Письма от Альби и матери добрались до меня с большим запозданием. Едва получив их, я сразу же отправилась в дорогу. Это было полтора месяца назад. Я спешила, как только могла. – Она покачала головой. – Альби и слышать не желает. Мама уже простила меня, а он – ни в какую. – Она печально улыбнулась. – Я хотя бы поспела на похороны. Это ведь тоже прощание, правда? Не такое, какого бы мне хотелось, но единственно возможное. – Уилла замолчала, глядя на гроб. – Я и подумать не могла, что он умрет. Только не он. Он был таким сильным, полным жизни.

Она разрыдалась, закрыв лицо руками.

Шейми подошел к ней, желая успокоить. Человек, лежащий в гробу, был ее отцом. Дом, в который она вернулась, был ее родным домой. И тем не менее Уилла казалась здесь совершенно чужой, совершенно одинокой.

– Мне очень жаль, Уилла, – коснувшись ее спины, сказал Шейми. – Мне очень жаль.

Она повернулась к нему, беспомощная, раздавленная.

– Шейми, а мне жаль, что я не смогла проститься по-настоящему, – сквозь всхлипывания призналась она. – Я жалею, что не смогла сказать отцу, как много он для меня значил и как сильно я его люблю. Если бы я добралась сюда неделей раньше!

Горе Уиллы было настолько глубоким и мучительным, что на глаза Шейми тоже навернулись слезы. Не отдавая себе отчета, он крепко обнял Уиллу. Ее горе исторгалось судорожными рыданиями. Шейми чувствовал, как вздымается ее грудь. Ее руки цеплялись за его рубашку. Он держал Уиллу в объятиях, а она продолжала содрогаться от рыданий. Потом слезы иссякли, и она, изможденная, обмякла в его руках. Шейми по-прежнему обнимал ее, захваченный их общим горем и тем, что она рядом. Уилла, которую он и не надеялся увидеть снова, которую любил и иногда ненавидел.

– Шейми, мне его недостает. Мне его очень сильно недостает, – прошептала она, когда к ней вернулась способность говорить.

– Знаю. Мне его тоже недостает.

Оба услышали, как открылась дверь.

– Шейми! – позвал женский голос. – Ты здесь?.. Ой, извините! Я… Шейми?

Это была Дженни.

Черт, как не вовремя! – подумал Шейми и тут же разжал руки, высвободив Уиллу из объятий.

– Мисс Олден? – неуверенно спросила Дженни, взглянув на мужа, а затем на Уиллу.

Шейми оторопел. Ему стало совсем паршиво. Как поведет себя уязвленная Дженни, узнав, что женщина, которую он обнимал, и есть Уилла Олден? Естественно, разозлится. Оставалось надеяться, что сцену она не устроит. Во всяком случае здесь. Ей хватит выдержки, чтобы приберечь все слова в его адрес на потом, когда они поедут домой.

Он откашлялся, ожидая самого худшего.

– Дженни, познакомься. Это сестра Альби и моя давняя приятельница Уилла Олден, – сказал он. – Уилла, хочу тебе представить мою жену Дженни Финнеган.

Произнеся эти слова, Шейми снова замер, ожидая всплеска гневных эмоций и слезы. Но Дженни, вопреки ожиданиям, подошла к Уилле, взяла за руку и сказала:

– Примите мои соболезнования, мисс Олден. Из рассказов мужа я знаю, что покойный адмирал был замечательным человеком. Мне трудно представить глубину вашего горя. Я очень скорблю о вашей потере.

Уилла кивнула и молча снова вытерла лицо рукавом. Дженни открыла сумочку, достала кружевной платок и протянула ей.

– Спасибо, миссис Финнеган. Прошу меня простить. Жаль, что наша встреча происходит не в более радостной обстановке.

– Мне тоже жаль, а вам не за что просить прощения. – Дженни посмотрела на Шейми. – Катафалк уже прибыл. Через десять минут мы отправляемся в аббатство.

– Я схожу за нашими пальто, – вызвался Шейми.

Дженни покачала головой:

– Тебе лучше еще немного побыть с мисс Олден. – Она повернулась к Уилле. – Простите, что вмешиваюсь, но в таком виде вам нельзя ехать. Вы позволите принести вам чашку чая? Может, еще и влажную салфетку?

Уилла с благодарностью кивнула. Дженни поспешно вышла. Шейми смотрел ей вслед, удивляясь ее доброте и сострадательности. Другая наорала бы на него, обрушив поток ругани, но не Дженни. Она всегда видела в людях только хорошее. И сейчас она нашла увиденному самое благородное объяснение: ее муж старался утешить убитую горем приятельницу. Иного объяснения для Дженни просто не существовало. Шейми не впервые был тронут ее верой в него и во многих других людей. И он решил отныне всегда быть достойным ее любви, никогда не делать больно женщине, на которой женился. Недавняя вспышка его чувств принадлежала прошлому, где и должна остаться.

– Она очень красивая и добрая. Тебе повезло, – сказала Уилла, устало опускаясь на мягкий стул.

– Да, повезло, – согласился Шейми.

– Рада за тебя, – не поднимая глаз, произнесла Уилла. – Рада, что ты нашел такую удивительную женщину.

– Ты рада? – переспросил он.

Шейми совсем не хотел этого говорить. Вопрос вылетел сам собой.

Уилла подняла глаза. Лицо у нее было страдальческим. Все обещания, какие Шейми давал себе мгновение назад, затерялись в вихре эмоций.

– Почему? – спросил он. – Почему ты…

Он не договорил. В гостиную вошли люди из похоронной конторы. Извинившись, они стали закрывать гроб. Следом появилась Дженни:

– Ваш чай, мисс Олден. – Она поставила на столик чашку с блюдцем и рядом положила салфетку.

Шейми отвернулся от Уиллы. Дженни сделала вид, что с интересом рассматривает старые морские реликвии. «Что я делаю? – мысленно спрашивал он себя. – Я позволяю чувствам брать верх над моими принципами. Прекрати немедленно. Это полнейшее безумие».

– Спасибо, – услышал он слова Уиллы, обращенные к Дженни. – Наверное, мне нужно не только протереть лицо салфеткой. Прежде чем ехать в аббатство, надо переодеться. Столько времени не снимала эту одежду.

– Путешествие было очень утомительным? – спросила Дженни.

– Да, и вдобавок очень длинным.

– Вы намерены сразу вернуться обратно или какое-то время побудете в Лондоне?

Шейми закрыл глаза, умоляя Уиллу сказать, что завтра же она отправится в обратный путь. Так будет лучше для него и остальных.

– Не знаю. Я даже не думала об этом, – ответила Уилла, и в ее голосе Шейми почувствовал усталость. – Я так спешно отправилась сюда. Думаю, что проведу здесь несколько недель. Может, месяц или два. Надо подзаработать денег на обратный путь. Я почти все истратила.

– Возможно, мы сумеем вам помочь, – сказала Дженни. – С деньгами на обратный путь. Шейми, дорогой, мы ведь сможем?

Шейми с молниеносной быстротой уловил скрытый смысл в словах Дженни. Ох, Дженни! – подумал он. Ты добрая и отзывчивая, но дурой тебя никак не назовешь. А он-то считал, что она видит в людях только хорошее и потому столь благосклонно ведет себя с соперницей. Как же он ошибался! Дженни прекрасно поняла, что́ происходило между ним и Уиллой, однако повела себя тактично и великодушно. Удивительная женщина, достойная восхищения. Шейми вновь пообещал себе никогда и ничем не доставлять ей огорчений.

– Конечно, Дженни, – ответил он.

Он с готовностью оплатит Уилле весь обратный путь. Первым классом, если она пожелает. Он не поскупится, только бы она поскорее уехала и оставила его в покое. Только бы забыть, как он держал ее в объятиях, забыть ее запах и голос. Уилла не должна мешать его нынешней жизни с Дженни и их будущим ребенком.

– Спасибо вам обоим за доброту, но в этом нет необходимости, – ответила Уилла. – Я намерена издать альбом своих фотографий. Королевское географическое общество поможет мне в этом. Целый альбом, посвященный Эвересту. Я привезла все снимки. Вскоре я передам им и все материалы. Надеюсь, сэр Клементс заплатит мне авансом. Я также выступлю в КГО с лекцией об Эвересте. – Она устало улыбнулась. – Разумеется, платной. Я привезла еще и карты. Не рискнула оставлять их в Ронгбуке. За время моего отсутствия их вполне могли бы похитить.

В дверь просунулась голова Альби.

– Катафалк отъезжает, – сообщил он. – Уилла, мама просит тебя поехать с нами.

Он снова исчез.

– Переодевания не получится, – вздохнула Уилла.

Она встала, поочередно посмотрев на Шейми и Дженни. Воцарилось тягостное молчание. Шейми отчаянно захотелось оказаться в аббатстве, где уже не будет никаких разговоров, где Уилла будет сидеть с матерью и братом, а он – далеко от нее, со своей Дженни.

– Еще раз спасибо вам обоим за доброту, – с заметной неловкостью произнесла Уилла. – Вы ведь придете в КГО на мою лекцию? Пообещайте, что придете.

Дженни приветливо ей улыбнулась и сказала, что они непременно постараются быть. Потом ушла за пальто.

Уилла направилась к двери. Шейми последовал за ней. Прежде чем выйти, она обернулась, коснувшись его руки:

– Шейми, погоди. Насчет того, что случилось… я… Прости, я не хотела…

На этот раз Шейми владел собой. Он вежливо улыбнулся:

– Уилла, не надо об этом. Незачем. Еще раз прими мои соболезнования. Я очень сочувствую твоей потере… И своей, – вздохнув, добавил он.