Текст книги "Нянька. Меня воспитывал серийный убийца"

Глава 9
Тони

В конце мая 1966 года Тони нашел повод уехать из города – бросить Авис, детей, жалкую квартиру, все свои проблемы. Он встретил двух девушек, Бонни Уильямс и Диану Федерофф. Девушки хотели поехать в Калифорнию, и он предложил их подвезти, словно речь шла о поездке в Хайаннис-порт, а не за тридцать две сотни миль через всю страну.

Они добрались до восточной Аризоны, прежде чем потрепанный «Бонвиль» 1959 года перегрелся. Тони проехал двадцать шесть сотен миль от Провинстауна и сделал это всего лишь с несколькими короткими остановками. Запас амфетаминов в кофейной банке под передним сиденьем был ему в помощь. Остановился он лишь однажды, когда усталость взяла свое – он испугался, что может слететь с дороги. Он остановился в мотеле «Бонанза» близ Амарилло, чтобы пару часов поспать и помыться. Если бы не девушки, он доехал бы до Сан-Франциско.

Но девушкам вечно что-то было нужно – поесть, в туалет, размять ноги. Что-нибудь. Бонни была еще хуже, чем Диана. Похоже, она раздражала его своей пухлостью – Тони считал лишний вес слабостью. Сам он всегда держался в форме – 79 килограммов при росте 183 сантиметра. Но в Бонни его раздражал не только вес. Она была совершенно рыжей – откровенной, бесстрашной. Тони знал, что ему таким никогда не стать. Она требовала, чтобы они остановились, даже когда он этого не хотел. Она громко жаловалась, что в его машине нет кондиционера. «Она за словом в карман не лезла», – позже вспоминала ее сестра[37]37
  Дениз Уильямс Карсон, электронная переписка с Дженнифер Джордан, 8 июня 2020 года.


[Закрыть]. Диана вела себя скромнее. Она была очень хрупкой и поразительно красивой – яркие голубые глаза, фарфоровая кожа, длинные светлые волосы. Она одновременно была и очень тонкой, и неприкасаемой. Хотя Диане было всего шестнадцать, Тони она напоминала Пегги Липтон, телевизионную актрису, признанную красавицу. Но обе девушки буквально сводили его с ума. С момента отъезда из Кейп-Кода он сотню раз пожалел, что предложил подвезти их. Но в Провинстауне его ждали два ребенка и ужасно несчастная жена. В сравнении с постоянным шумом в крохотной квартирке даже эта поездка казалась раем. Но все кончилось – он оказался посреди пустынной дороги со сдохшей машиной и двумя назойливыми девицами.

С девушками он познакомился неделей раньше в кафе «Кубрик» в Провинстауне. Как и настоящий кубрик, где матросы спят и проводят свободное время, «Кубрик» был темным и сырым. С потолка свисали рыбацкие сети, ловушки для лобстеров и выгоревшие буйки. К дальней стене была приклеена половина лодки. В кафе пахло сигаретным дымом и мочой. Сплюнутое пиво было не худшим, что попадало на этот пол. В отличие от баров для туристов и летних жителей, где подавали дорогущих крабов и креветочные коктейли, а со столов открывался вид на океан, в «Кубрик» приходили, чтобы пропустить кружечку пива за пятнадцать центов и большую за двадцать пять. Это было одно из немногих мест, работавших круглый год. Летние гости города сюда не заглядывали. Завсегдатаев заведения один из посетителей того времени описывал так: «Абсолютно дикая банда, настоящее семейство Мэнсона, только без убийств. Они буквально плавали в кислоте и накачивались адреналином на скорости, они воровали в магазинах и крали велосипеды, трахали всех в городе, торговали наркотиками, не могли удержаться ни на какой работе и не платили аренду»[38]38
  Джон Уотерс, беседа с Джеральдом Пири, http://www.geraldpeary.com/interviews/wxyz/waters-p-town.html


[Закрыть]. Ну в точности Тони Коста!

Когда Тони встретил в баре девушек, те были несчастными, голодными и отчаянно нуждались в ночлеге и горячем душе. Они сбежали из дома во Флориде и уже несколько недель находились в пути. Автостопом они добрались до Провинстауна к концу мая. Позже Тони утверждал, что они были поклонницами разных мелких групп, а в «Кубрике» оказались, потому что один из музыкантов добрался до Кейп-Кода. Тони всегда считал себя другом обездоленных, поэтому он предложил девушкам заночевать на своем диване, пока они не решат, что делать дальше. Приглашение они приняли. Когда он появился дома с двумя подружками, Авис приняла их спокойно, но через неделю девушки съели в доме «все, кроме мышиных крошек», она потребовала, чтобы Тони от них избавился. Девушки помогали по дому, присматривали за детьми, но Тони и Авис не могли себя-то прокормить, не говоря уже о двух бродяжках бог знает откуда.

Тони уже подумывал о поездке в Сан-Франциско. Он слышал, что в квартале Хейт-Эшбери можно без труда задешево купить любые наркотики. Тони предложил девушкам подвезти их в Сан-Франциско. Они знали, что у одного из членов их любимой группы там большой дом, много денег и наркотиков. Это Тони понравилось.

Уходя, Бонни и Диана украли единственные приличные туфли Авис. Не зная об этом, Авис дала девушкам свой адрес, чтобы они могли писать ей, и вышла на крыльцо с годовалым Майклом на руках проводить гостей и мужа. Когда машина свернула к трассе 6А, Авис увидела, как Диана машет ей на прощание тонкой белой рукой. Больше она никогда их не видела.

Предлагая отвезти девушек в Калифорнию, Тони представлял себе дикую гонку. У него был солидный запас наркотиков, а девушки казались согласными на любые его предложения. Но через несколько сотен миль девицы стали ему надоедать. Заслышав по радио сингл Mamas and Papas «Monday, Monday», они сразу же начинали громко и нестройно подпевать. Еще хуже получалась у них «California, Here I Come!». У Дианы был высокий, пронзительный голос, слова она не проговаривала, а словно мяукала. Когда девушки начинали петь, у Тони звенело в ушах, он орал, чтобы они заткнулись, пока сам не начинал хрипеть. А теперь его чертова машина перегрелась посреди богом забытой пустыни. Последний город они проезжали час назад, да и там было всего лишь несколько домов с табличками «продается» на темных окнах. За этот час Тони не видел ничего, кроме кактусов, луговых собачек и грифов, лениво круживших над раздавленными на дороге животными. Тони пожалел, что не захватил свой набор таксидермиста: когда еще представится шанс сделать чучело грифа или луговой собачки.

К счастью, Тони заметил машину, приближавшуюся к ним через пустыню. Солнце отражалось от лобового стекла. Машина ехала по проселочной дороге, направляясь к трассе 66. Первая машина за целый час дороги. Когда до машины оставалось около сотни ярдов, Тони понял, что это дорожная полиция, и быстро спрятал банку с наркотиками под переднее сиденье.

Полицейский подошел к машине. На него смотрели три измученных, потных лица.

– Мы едем в Сан-Франциско! – первой заговорила Бонни.

– Но хотели по пути посмотреть Цветную пустыню, – добавил Тони.

– Цветную пустыню? – переспросил коп. – Вы промахнулись миль на сто. – Полицейский махнул рукой назад и заглянул в машину. – А где у вас запас воды? В этих местах без воды ездить нельзя.

– Я не знал, – ответил Тони и жалобно добавил: – Я из Бостона.

Полицейский хмыкнул и сдвинул шляпу на затылок.

– Да, я вижу ваши номера. У нас редко бывают гости из Массачусетса. В этих краях нужно быть осторожнее. Когда неопытные люди отправляются в пустыню, мы частенько находим лишь груду костей, да и то, если койоты не найдут их раньше.

Тони никогда не слышал такого странного акцента.

Он осмотрелся. Кругом не было ничего, кроме горячей пыли и песка. В сравнении с оживленным Бостоном и даже Кейп-Кодом пустыня напоминала Луну – бескрайняя, безликая и дикая. Здесь можно было потеряться или что-то потерять – как сказал коп, потерять навсегда. Полицейские поделились с ними водой, машина остыла, и Тони с девушками двинулись дальше.

То, что произошло дальше, оставалось тайной более пятидесяти лет.

Меньше чем через неделю после отъезда Тони вернулся в Провинстаун. Авис он сказал, что не повез Бонни и Диану в Калифорнию. Копы сказали, что нельзя пересекать границу штата с несовершеннолетней (Диане было шестнадцать), поэтому он оставил девушек в Пенсильвании. Но потом его история изменилась. Позже он говорил полиции, что отвез девушек в Калифорнию и оставил в особняке их приятеля в Хейворде – небольшом, богатом районе в южной части залива Сан-Франциско.

Ни следователи, ни адвокаты не смогли подтвердить ни одну историю. Но где бы Тони ни «оставил» девушек, две беглянки исчезли бесследно.

Исчезновение Бонни Уильямс и Дианы Федерофф осталось почти незамеченным даже их родственниками. Поскольку обе девушки были трудными детьми шестидесятых, мать Бонни и бабушка с дедом Дианы полагали, что девушки вернутся, когда сами захотят. Беспокоиться из-за их бегства – это одно, но делать что-то было совершенно бессмысленно[39]39
  Дениз Уильямс Карсон, беседа с Дженнифер Джордан, 19 мая 2020 года.


[Закрыть]. Исчезли не только Диана и Бонни. В середине 60-х годов беглецов было немало. Родители свободолюбивых подростков то и дело сталкивались с неожиданными и необъяснимыми исчезновениями. В годы сексуальной революции американская молодежь увлеклась наркотиками, и полицейские обращали все меньше внимания на сообщения о беглецах из родных домов. По данным полиции, в Америке пропало четыре тысячи женщин и девушек. Телефоны в полицейских участках разрывались, но расследовались лишь немногие случаи. Многие женщины никогда не вернулись домой. Полиция начала серьезно относиться к исчезновениям молодых людей лишь после печально известных дел Патриции Херст, Дж. Пола Гетти III, которому похитители отрезали ухо и отправили родным с требованием выкупа, и дочери миллионера, которую похоронили заживо, оставив только трубу, чтобы она могла дышать.

Короче говоря, шестидесятые были хорошим временем для того, кому понадобилась бы бесцельно слоняющаяся девушка в поисках друзей.

Сбегать из дома было совершенно нормальным и даже безопасным делом для мальчишек. Но растущее количество девушек-беглянок начинало тревожить. В отличие от парней, девушки часто оказывались убитыми. Изменилась и демография беглецов. Если раньше в поисках лучшей жизни сбегали дети из бедных семей и сироты, к концу 60-х годов это стало проблемой среднего класса. Церкви начали организовывать приюты для беглецов, чтобы справиться с этой проблемой. В начале 70-х годов появилась общенациональная горячая линия по поиску пропавших молодых людей. Но Бонни и Диана до этого не дожили.

Глава 10
Лайза

Про Тони Косту я узнала за пару месяцев до нашей встречи. Летом 1966 года мне было семь лет. Мама работала в «Королевском кучере», мы втроем жили в маленькой комнатке на первом этаже, рядом с офисом мотеля. Мы с Луизой старались, по возможности, держаться от мамы подальше. Я хвостиком ходила за Сесилией, пока та убиралась в номерах. Когда та не напевала церковные гимны, то постоянно твердила про своего Тони.

«Когда мой Тони вернется, я приведу его и познакомлю вас», «Мой Тони хороший мальчик», «Его отец погиб на войне, и я воспитывала моего Тони в одиночку». Сесилия не говорила, на какой войне погиб ее муж, но я решила, что это было очень давно и где-то далеко.

О своем Тони Сесилия бормотала себе под нос. Голос ее тихо рокотал, как моторы лодок, причаливающих к пирсу. Сесилия доставала полотенца из сушилки и складывала их или натягивала чистые простыни на постели. Я была рада оказаться подальше от матери и с удовольствием помогала Сесилии – подавала ей маленькие квадратики мыла в ванных комнатах, собирала грязные полотенца, брошенные гостями на пол. Сесилия всегда благодарила меня, улыбалась, похлопывала по руке или даже обнимала. Больше всего я мечтала об объятиях. Сесилия обнимала меня так, словно у нее больше не было никаких важных дел, словно она по-настоящему любила меня. Мама пару раз обнимала так Луизу, но мне такой ласки никогда не доставалось.

Однажды, когда мы с Сесилией работали в номерах, к мотелю подъехал старенький «Олдсмобиль», и оттуда вышел мужчины. Дед Джорджи научил меня узнавать марки машин, и каждый раз, когда я угадывала, меня преисполняло чувство гордости. Мне так хотелось, чтобы дед знал об этом и похвалил меня. Я стояла у тележки с бельем, в руках у меня была стопка полотенец. Мужчина вышел из машины и улыбнулся мне. Он был высоким, загорелым, с густыми черными волосами и яркими белыми зубами. Я смутилась. Я не понимала, почему посторонний человек мне улыбается, но тут он сказал: «Привет, ма!», и я поняла, что за мной стоит Сесилия. Она бросила белье и посмотрела на него. На мгновение лицо ее приняло встревоженное выражение, но потом она кивнула и поспешила к мужчине, раскинув руки, чтобы обнять.

– Тони! – воскликнула она, обнимая и целуя незнакомца.

Мне редко доводилось видеть, чтобы матери обнимали и целовали собственных детей, поэтому я наблюдала за ними, приоткрыв от изумления рот. Но тут я заметила на лице мужчины гримасу. Он отстранился от Сесилии и принялся оттирать щеку от ее помады.

– Я же говорил тебе, что мне не нравится помада, – проворчал он.

– На работе я должна выглядеть прилично, – тихо ответила Сесилия.

Она уже не так радовалась его появлению. Я не понимала, что происходит.

– Ты вернулся слишком быстро. Я надеялась, что ты найдешь там работу хотя бы на несколько месяцев.

– Я же говорил тебе по телефону, что там ничего не получилось, и я решил вернуться.

– Но все же было нормально? Без проблем? – встревожилась Сесилия.

– Все было нормально, но я решил не везти девушек до Калифорнии, – ответил Тони. – Я оставил их в Пенсильвании – и все.

Прежде чем Сесилия задала новый вопрос, он добавил:

– Им надоело ехать, и я высадил их близ Филадельфии. Там, где они захотели. Они сами этого захотели. А я вернулся.

Сесилия на минуту задумалась, а потом фыркнула.

– Что ж, без тебя обо мне хорошо заботился Винни, – сказала она, перебирая пальцами кромку своего желтого свитера, словно снимая с него катышки.

Тони рассмеялся, но смех был какой-то неприятный.

– Еще бы, конечно…

В конце концов, Тони посмотрел через плечо Сесилии и заметил, что я все еще стою рядом.

– А это кто? – спросил он, впервые улыбнувшись. Я поняла, что он очень симпатичный.

– Это? Лайза. Дочь моей начальницы, моя маленькая помощница. – Сесилия повернулась ко мне: – Лайза, поздоровайся с моим Тони.

Я сложила полотенца в тележку и подошла, пылая от смущения. Никогда еще мне не доставалось такого внимания. Не зная, что сделать, я протянула руку. Тони хмыкнул, присел на корточки, и вся моя маленькая ладошка скрылась в его длинных, загорелых пальцах.

– Рад знакомству, Лайза. Я тебя еще увижу сегодня, правда?

Я смогла лишь кивнуть.

– Ну хватит, хватит, достаточно, – прервала сына Сесилия. – Нам с Лайзой нужно работать.

Тони выпустил мою руку и поднялся. Я наконец-то смогла поднять на него глаза. Он направился ко входу в мотель.

– Ты не спрашивала, нет ли здесь работы для меня? – спросил он. – Мне нужна работа.

– Я говорила о тебе миссис Беккер. Она здесь управляющая, и она тебя ждет.

Сесилия указала на офис.

Без лишних слов Тони направился туда.

– Хорошо, что ты вернулся, Тони, – сказала ему вслед Сесилия, но Тони не обернулся.

Мы с Сесилией вернулись к бельевому шкафу. Она покачала головой и вздохнула:

– Ох, Тони, Тони…

Глава 11
Тони

Вскоре после возвращения из загадочной поездки с Бонни и Дианой, Авис и Тони чаще ссорились, чем разговаривали. Тони ушел. Это было в первый, но не в последний раз. Наблюдая, как его машина отъезжает от дома, Авис заметила машину с номерами Индианы. Через двенадцать лет после ухода к ней неожиданно вернулся отец. Позже Авис писала, что его возвращение стало «исполнением желания, которое она столько лет загадывала на день рождения»[40]40
  Avis L. Johnson, пост в «Фейсбуке», Avis and Pete’s Illiterate Writers’ Group.


[Закрыть].

Пять дней Клинтон «Джонни» Джонсон общался с дочерью и знакомился с внуками. На фотографиях того времени мы видим улыбающихся Джонни, Авис и двух малышей. Но смотреть на снимки горько, потому что это была их последняя встреча. Через две недели, вернувшись в Индиану, Джонни погиб из-за ужасной случайности. Он съехал с дороги, проехал через свой двор, выехал в кукурузное поле и вышел по нужде. Машина покатилась назад и задавила его. Ему было сорок семь лет. Мужчина, потерю которого Авис оплакивала всю жизнь, ушел навсегда.

Хотя Тони работал в «Королевском кучере», позволить себе собственное жилье он не мог. Уйдя от Авис, он чаще всего спал прямо в дюнах или ночевал на диванах у приятелей. Но когда в конце июля погиб Джонни Джонсон, Авис почувствовала себя такой одинокой, что попросила Тони вернуться к ней и детям.

Воссоединение семьи было не слишком радостным: супруги вечно ссорились из-за денег, да и секс не приносил никакой радости. Тони всячески уклонялся от ее объятий. Позже Авис вспоминала, что «он словно боялся прикоснуться к ней». Тони действительно боялся, что может произойти, если он уступит. Авис вспоминала, что он старался к ней не прикасаться. Ему нужно было лишь насилие. Однажды он заявил: «Ты моя жена, и я хочу тебя трахнуть», швырнул ее на постель и взял силой. Авис не считала это изнасилованием – ведь она была его женой[41]41
  * Авис Коста, беседа с Лестером Алленом-старшим, 25 июля 1969 года.


[Закрыть]. А в 1966 году женщины не могли обвинить мужей в сексуальном насилии[42]42
  Супружеское изнасилование не считалось преступлением во всех пятидесяти штатах до 1993 года. И даже сегодня очень трудно доказать отсутствие сексуального согласия в браке. (Прим. авт.)


[Закрыть]. К этому времени Тони регулярно принимал «солацен» и другие амфетамины поочередно. Он экспериментировал с разнообразными уличными наркотиками – гашишем и даже героином и ЛСД. Он рассказывал Авис, как выходит из собственного тела и наблюдает за собой со стороны.

Однажды, когда она спросила его, помнит ли он что-то, Тони резко ее оборвал. Авис поняла, что он не хочет отвечать на вопросы о том, что делал и где был[43]43
  * Авис Коста, беседа с Морисом Голдманом, 9 марта 1969 года.


[Закрыть].

– Нет, я не хочу об этом говорить. Это был не я. Это был кто-то другой[44]44
  * Авис Коста, беседа с Лестером Алленом-старшим, 25 июля 1969 года.


[Закрыть].

Тони воспринимал себя как какого-то другого, и это ему нравилось, а вовсе не пугало. Он старался как можно больше узнать о своем любимом предмете: Тони Косте. Тони читал книги по астрологии, ведьмовству, буддизму. Психотропные препараты он глотал как аспирин. Наблюдениями и усиливающимся ощущением мрака он делился с приятелями.

Как-то вечером, пропустив несколько кружек пива в «Кубрике», он сказал приятелю, что подумывает «о чем-то ужасном, кошмарном».

Приятель лишь отмахнулся:

– Брось, Тони. У всех порой бывают такие мысли.

Тони взорвался:

– Ты не понимаешь! И никто не понимает!

С этим словами он поднялся и ушел.

Глава 12
Лайза

Мама умела останавливать людей на улицах. Даже когда она была малышкой, посторонние люди говорили бабушке, что никогда не видели такого прелестного ребенка. Не думаю, что суровая, грубоватая бабушка могла простить это дочери. Мама росла и из красивой малышки превратилась в сексуальную женщину. Ее сексуальность была настолько животной, что почти пугала. Она даже пахла иначе – землей, плодородной землей.

Дед Джорджи ей гордился. У мамы были кудрявые светлые волосы до плеч. Она еще больше высветляла их, а позже стала носить пышную прическу. Нос-пуговка был усыпан веснушками. У мамы была очаровательная улыбка и яркие голубые глаза, которые часто вспыхивали от гнева – на моей памяти такое случалось постоянно. Она любила посмеяться, но чаще всего над другими. Ее хлебом было не корми, дай только кого-нибудь разыграть. Главным ее достоинством была фигура, как у Мэрилин Монро, – соблазнительные изгибы и большая грудь. Мама постоянно твердила, что у меня тоже будет большая грудь, а если я не буду следить за собой, то заполучу и жирную задницу, как у нее. «Жуткая задница Нуны», – твердила она. Она считала, что унаследовала задницу от матери деда Джорджи, а та – от своей матери. Мама ненавидела свою задницу – единственное, что раздражало ее в собственной внешности. Все остальное ее вполне устраивало. Несмотря на жуткую жирную задницу (и, возможно, как я узнала позже, благодаря ей), мужчины выстраивались у ее порога в очередь, мечтая пригласить на свидание. Даже я замечала в ней нечто дикое и первобытное, что привлекало мужчин, но меня это пугало.

Весной мама нашла нового бойфренда. Том был ее начальником, директором старшей школы Стаутон. Том пригласил ее на свидание в ту же минуту, когда узнал о ее разводе. Хотя ей льстило внимание красивого, образованного директора школы, мама отказала. Он был женат, а она с женатыми мужчинами не встречалась. Но Том проявил настойчивость. В конце концов, он пришел к маме весь в слезах и сообщил страшную новость: его жена умирает от рака. Врачи дают ей от силы полтора месяца жизни. Вскоре после этого мама уступила, и они с Томом стали тайными любовниками. Но в нашем доме им можно было не таиться. Когда Том появлялся, мама отправляла нас в постель, иногда в три часа дня. Она задергивала шторы, говорила, что уже ночь и что нам пора спать. Когда я пыталась выйти из комнаты в туалет, дверь оказывалась запертой. Я не спала всю ночь, боясь обмочиться во сне. Несколько раз так и было, и мне приходилось быстро засовывать простыни в стиральную машину, прежде чем мама это замечала.

Тем летом мама ждала, когда умрет жена Тома. Я представляла большой дом Тома в Стаутоне, где он приказывает медсестрам в белых крахмальных халатах хорошо заботиться о жене, пока он будет на пляже – жена настаивает на том, чтобы он дышал свежим воздухом. Потом он целует жену в пожелтевший лоб и на цыпочках выходит из темной комнаты. «Бедная, старая, умирающая миссис Том», – думала я. Я не знала, догадывается ли она, что моя мать уже считает часы до ее смерти, а сам Том проводит время вовсе не на пляже.

Заметив подъезжающую машину Тома, мама быстро красила губы любимой розовой помадой, отправляла нас к тете и дяде Хэнку (они жили над офисом), брала ведерко со льдом, бутылку рома и охапку маленьких бутылочек «кока-колы» и отправлялась в самый дорогой номер мотеля, у бассейна. Том следовал за ней.

Иногда, зная, что ей не захочется возвращаться домой, мама отправляла нас с Сесилией. Это было хорошо, потому что в такие вечера обычно приходил Тони, а Сесилия готовила всем нам ужин. Иногда это было китайское рагу, а порой что-то португальское – паста с колбасками, истекающая мясным соком. Не важно, что именно готовила Сесилия – она готовила для нас, и это уже было чудом. На уроках трудового воспитания мама учила девочек готовить, но дома была слишком занята для этого, поэтому просто вскрывала какую-то банку и разогревала в духовке – по маминому мнению, это был нормальный ужин.

В другие вечера мама оставляла нас со странной парочкой. Марк и Дебби работали в «Королевском кучере». Глаза Дебби всегда были полуприкрыты, а у Марка щеки покрывал такой яркий румянец, словно ему надавали по лицу. Они возили нас по всему городу на маминой машине с открытыми окнами и постоянно орали друг на друга: «ЧЕРТ ТЕБЯ ПОБЕРИ! НЕТ, ЭТО ТЕБЯ ЧЕРТ ПОБЕРИ!» Носились они на страшной скорости и жали на тормоза так резко, что мы с Луизой летели вперед, бились о спинки передних сидений и падали на пол машины. У них с собой всегда была упаковка пива, а пустые банки они просто выбрасывали из окна. Мама велела нам рассказывать, чем занимается эта парочка, но я ей ничего не говорила. Меньше всего мне хотелось, чтобы Марк или Дебби свихнулись еще сильнее. Как-то раз, когда мы возвращались после шараханий по Хайаннис-порту, Дебби так взбесилась, что начала орать: «Я тебя ненавижу! СДОХНИ, ТВАРЬ!» С этими словами она схватилась за руль, и машина резко вильнула.

«ТВАРЬ?!» – возмутился Марк, пытаясь выровнять машину, но было слишком поздно. Машина слетела с дороги на песчаную обочину и дальше в кювет, перевернулась и осталась лежать на траве. Колеса медленно вращались прямо над нами. Дальше я ничего не помню. Мама была рада, что мы остались живы. Она сказала Дебби, чтобы та не беспокоилась, она все равно собиралась покупать новую машину. Про пиво я маме никогда не рассказывала.