Текст книги "Башня Измены"

Высокие гости уселись в открытый экипаж и по мощеным улицам Сетентона покатили к замку. По краям дороги на всем пути их следования толпился народ: людям не терпелось увидеть иностранку, которая однажды должна была стать королевой Кариена. Расточая во все стороны улыбки, Адрина без устали махала руками, и кариенцы, похоже, оценили такое внимание. По крайней мере, простые горожане.

Леди Мадрен некоторое время молча наблюдала за происходящим и, наконец, не выдержала:

– Не следует идти у них на поводу, ваше высочество.

– На поводу, миледи? Но ведь это мой народ, не так ли? Я хочу понравиться им.

– Главное – не понравиться, ваше высочество, – назидательно промолвила Мадрен. – Главное – чтобы они вас уважали и боялись.

– У нас в Фардоннии, миледи, говорят: «Короля, любезного народу, убить трудней, чем короля-тирана». К тому же моя любезность мне ничего не стоит.

– Но это неприлично, ваше высочество, – не унималась Мадрен.

– А вы что скажете, принц Кретин? Вам не хочется, чтобы люди вас любили?

– Люди должны любить Всевышнего, ваше высочество. Это по его благословению наше семейство правит страной. А чувства людей значения не имеют.

– Ну, так полагайтесь на Всевышнего, – сказала Адрина. – А я буду улыбаться и махать руками. Я пока еще не член вашего благословенного семейства.

И, не обращая больше внимания на сердитую Мадрен и растерянного Кратина, Адрина вновь повернулась к ликующим горожанам. В этот момент Тристан, возглавлявший процессию, оглянулся. Принцесса скорчила ему рожу. Он засмеялся и пришпорил коня. И Адрине показалось, что впереди ее ждет очень длинный день.

Вот уже несколько тысячелетий Фардоннией управляла одна королевская династия, которая из поколения в поколение руководствовалась одним незыблемым правилом: процветающей стране незачем воевать. Со временем оборонительные элементы почти ушли из фардоннской архитектуры и теперь встречались исключительно редко. Гармония и красота стали единственной целью, которой пытались достичь нынешние зодчие. Впрочем, если кому-то уж очень хотелось сделать свой дом крепостью, строители возводили фортификационные сооружения, но так, чтобы ничто не напоминало об их истинном предназначении.

Кариенцы придерживались противоположной точки зрения, и стремления фардоннцев к красоте не понимали и не признавали. Замок Сетентон был крепостью, и ничем иным. Высоченные стены толщиной в два человеческих роста надежно охраняли двор, в котором всегда толклись вооруженные люди.

Адрина вышла из экипажа и осмотрелась. Во дворе толпились люди, фыркали лошади, где-то звонко стучали кузнечные молоты. «Интересно, – подумала она, – так ли хороши медалонские защитники, как о них говорят?» Втайне она очень надеялась на это. Ведь иначе огромное кариенское войско попросту задавит немногочисленных медалонцев своей массой.

Габлету был необходим длительный конфликт на северной границе Медалона. Он не мог тащить всю армию по Восточным горам, чтобы оттуда вторгнуться в Хитрию. А вот пройти по равнинам Медалона и повернуть на юг – другое дело. Кариенцы, конечно, подумают, что он намеревается захватить Медалон, чтобы помочь своим союзникам. И пока они не выяснят истинное направление удара фардоннцев, король может спать спокойно. Адрине этот замысел не нравился – ведь когда предательство обнаружится, кариенцы могут отыграться на ней. На этот случай отец посоветовал ей заранее продумать сценарий бегства. Судя по всему, он нимало не тревожился о том, что его планы могут стоить Адрине головы.

Лорд Терболт встретил гостей на ступенях замка. Это был высокий человек с карими глазами под тяжелыми веками и унылым выражением лица. Первым делом он сердечно поприветствовал Кратина и только после этого взглянул на Адрину.

– Ваше высочество, – произнес он и слегка поклонился. – Добро пожаловать в замок Сетентон.

– Благодарю вас, лорд Терболт, – ответствовала Адрина. – Надеюсь, наше присутствие не будет для вас слишком разорительным. Прошу вас оказать гостеприимство моим гвардейцам. Обещаю, они не причинят вам лишнего беспокойства.

Терболт покачал головой.

– Что вы, ваше высочество, какое беспокойство! Надо лишь сообразить, на каком языке с ними объясняться, – вот и все. Разрешите, я провожу вас в ваши покои. Вы, наверное, устали. А нам, мужчинам, нужно обсудить кое-какие дела. Вам это будет неинтересно.

Адрине, естественно, тут же стало интересно, но поди убеди этих варваров, что женщина тоже может кое-что смыслить в политике и войнах.

– Конечно, милорд. Может быть, Тристан будет вам чем-нибудь полезен? Думаю, он сможет уловить суть вопроса и предложить свою точку зрения.

– Но ведь он не говорит по-кариенски, ваше высочество, – возразил Кратин.

– Ну, если нужно, я могу перевести, – быстро нашлась принцесса. – Вообще-то я нисколько не устала, милорды. Вы, лорд Терболт, верно заметили, что мне эти разговоры неинтересны. Но мы ведь теперь союзники, не так ли? Прошу вас только не говорить слишком быстро, чтобы я могла уследить за ходом обсуждения. Тристан!

Ни Терболта, ни Кратина предложение принцессы не воодушевило, а бедная Мадрен, казалось, готова была лишиться чувств. Но Адрина не оставила им выбора.

– Как пожелаете, ваше высочество, – с недовольным видом уступил Терболт.

Принцесса приподняла подол юбки и вместе с Тристаном вошла в замок.

– Адрина, тебе эти встречающие не осточертели? – тихо спросил Тристан, когда они очутились в сумрачном зале, оставив позади сопровождающих.

Адрина быстро оглянулась: Терболт радостно приветствовал леди Честити – наверное, они и впрямь давно не виделись.

– Ты о чем? – спросила она и пристально посмотрела на брата. – Они просто дураки.

– Не исключено. Но мне вдруг пришло в голову: а что, если и мы сваляли дурака.

– Опомнился! Раньше нужно было думать, Тристан, – прошептала Адрина, когда вся делегация ступила на устланный камышом каменный пол.

На стенах висели знамена, украшенные знаком Всевышнего и гербом лорда Терболта – серебряным копьем на красном поле. Считалось, что красное символизирует мутный Железный Поток.

– Ты же сам посоветовал мне согласиться на этот брак.

– Да знаю я, знаю. – Тристан вздохнул. – Но у меня какое-то странное чувство. Не могу определить его, но оно не дает мне покоя. Будь осторожна.

– Это ты будь осторожен. Хотя, как мне известно из достоверного источника, если ты будешь оказывать внимание только незамужним женщинам, можешь быть уверен – тебя не побьют камнями.

– Боюсь, Рина, грядет долгая и холодная зима. Риной он называл ее в детстве.

– Ты, по крайней мере, вернешься домой. А мне придется всю жизнь провести с этими людьми. Не говоря уже о принце Кретине Раболепствующем.

Тристан пригнулся к самому уху сестры, хотя предосторожность эта была лишней – их и так никто не мог подслушать, поскольку разговор шел на фардоннском.

– Не смотри на вещи так мрачно. Через месяц-другой он отправится на войну и может проторчать там несколько лет. Это же хорошо.

– Было бы еще лучше, если бы его там проткнули стрелой, – прошептала Адрина и, повернувшись к жениху, умильно ему улыбнулась.

Кратин посмотрел на нее как-то странно. С раздражением? Нет, это было что-то иное… «Отвращение!» – внезапно догадалась Адрина, и ей стало не по себе.

Глава 14

Тарджа возвращался в лагерь вечером. Отпустив поводья, он ехал и размышлял о давешнем разговоре с Дженгой. Лорд Защитник пытался противостоять огромной силе. Тарджа знал это, и то, что Дженга при этом хитрил, угнетало его невероятно. Лорд Защитник собирался защищать границу, но не хотел проявлять инициативу и предпочитал ждать нападения кариенцев. В этом Тарджа был с ним совершенно не согласен. За лето кариенский лагерь, получивший пополнение в лице пяти сотен рыцарей, разросся весьма солидно. И врагу следовало дать бой прямо сейчас, не дожидаясь, когда вражьей силы станет видимо-невидимо.

И в один прекрасный день Тарджа нарушил границу. Случилось это так. Используя тактику хитрианцев, которую те успешно применяли на юге, когда воровали медалонский скот, Тарджа с горсткой солдат под покровом темноты проникли на территорию вражеского лагеря и переполошили там боевых коней. Произведенные животными разрушения оказались крайне удовлетворительными – и, возможно, задержали начало боевых действий на несколько недель. Трое нарушителей, правда, получили ранения, но в целом вылазку можно было считать небольшой победой.

Однако Дженга смотрел на случившееся иначе. Узнав о происшествии, он пришел в бешенство, обозвал Дамиана безответственным дикарем за то, что он родил эту «блестящую» идею, а Тарджу – бестолочью-раздолбаем за то, что послушал хитрианца.

Два года, прошедшие с тех пор, как Тарджа стал дезертиром, он мечтал вернуться на службу и в воинское братство. Но вернувшись, разочаровался. Теперь он понимал, что ему нравилось командовать мятежниками. Приказывать, распоряжаться, а не просто служить. Он был прирожденным командиром, и, без лишней скромности, командиром хорошим. При всем уважении к Дженге Тарджа привык принимать собственные решения. Дженга был добрым служакой, но уже больше двадцати лет занимал пост Лорда Защитника, а следовательно, приобрел больше опыта в политике, нежели в военном деле. Тарджа провел свои лучшие годы на войне – сначала с хитрианцами, потом с защитниками, теперь вот с кариенцами. А у Дженги меч, наверное, заржавел в ножнах.

На границе по-прежнему стояли шесть тысяч защитников – ровно половина общего их количества – да тысяча хитрианских налетчиков из Кракандара. Стоило Тардже вспомнить о хитрианцах, как в голову ему опять, уж в который раз, пришла мысль: «Куда же запропастился Дамиан Вулфблэйд?»

Никто не видел военлорда без малого месяц – с тех пор, как он сообщил, что собирается поговорить со своим богом. Альмодавар, который мог что-то знать, помалкивал и не проявлял ни малейших признаков беспокойства. И солдаты не роптали. Если господину вздумалось поговорить с богом войны и попросить его благословения, никто не возражал. Они верили, что Зигарнальд поможет им, и рассчитывали на его поддержку.

Подъехав к лагерю, Тарджа машинально взглянул на палатки хитрианцев. Может, Альмодавар что-нибудь узнал наконец? Убеждать Дженгу, что Дамиан не бросил их на произвол судьбы, с каждым днем было все трудней.

Проезжая мимо стана хитрианцев, Тарджа почувствовал, что там что-то происходит, и решил разузнать, в чем дело. В отличие от защитников, налетчики не почитали ранги и чины и уважали человека за воинскую доблесть, а не за знаки отличия. Некоторые из этих воинов встречались с Тарджей на южной границе. И, зная его как храброго воина, не находили ничего странного в союзе своего военлорда с его прежним врагом.

Защитники не были столь лояльны. Они не любили хитрианцев и не скрывали этого. Тарджа даже подозревал, что, демонстрируя по поводу и без повода свою военную выучку, защитники хотели показать хитрианцам, какой должна быть настоящая армия. Кроме того, защитники презирали наемников, а большинство налетчиков Дамиана были именно таковыми. Сам Тарджа относился к ним терпимо. Если бы не мятеж, он и сам, наверное, подался бы в наемники. Однако время шло, а противостояние все усиливалось, и теперь уже частенько приходилось пресекать драки. Поначалу, дабы примирить враждующие стороны, Тарджа и Дамиан решили проводить общие тренировочные бои. Благое начинание не успело стать традицией – один за другим погибли трое солдат, и Дженга приказал отменить совместные занятия. Теперь тренировки проходили отдельно.

Посреди хитрианского лагеря обнаружилась большая шумная толпа налетчиков. Судя по возгласам, кто-то на кого-то делал ставки. Тарджа подъехал поближе и среди общего шума различил страдальческий крик. Спрыгнув с лошади, Тарджа бросил поводья на шею Тени и решительно полез в толпу.

Центром всеобщего внимания оказались двое юношей, окровавленные и израненные. Судя по их виду, драка шла уже давно. Старший из бойцов – белокурый мускулистый хитрианец лет шестнадцати – был учеником кузнеца. Тарджа видел его пару раз. Младший, невысокий пацан лет десяти-одиннадцати, – кариенец. Несмотря на разницу в росте и комплекции, он отчаянно защищался. Его веснушчатое лицо заливала кровь, одежда была порвана, глаза горели ненавистью. Когда Тарджа наконец-то пробрался сквозь толпу, мальчишка уже едва стоял на ногах.

Увидев, как старший в очередной раз бросился на своего противника и ударил его в подбородок, Тарджа болезненно поморщился. Паренек дернул головой и со стоном упал на землю. Ученик кузнеца засмеялся и, тяжело дыша, поставил ногу на поверженного врага. Потом нагнулся, сорвал с шеи мальчишки амулет и поднял его вверх под радостные вопли зрителей. В сумраке тускло блеснули пятиконечная звезда и стрела Всевышнего. «Убей его!» – крикнул кто-то. «Убей! Убей!» – заорала толпа. Ученик кузнеца усмехнулся и вытащил из-за пояса кинжал. Тарджа обвел взглядом хитрианцев и с ужасом понял, что они действительно этого хотят.

– Хватит! – рявкнул он, шагнув в круг. Его красный мундир одиноко алел среди бурых кольчуг хитрианцев.

Толпа умолкла. «Что я делаю?» – мелькнуло в голове у Тарджи, стоявшего посреди оравы налетчиков, жаждавших крови. Все выжидательно смотрели на смельчака. Их молчание было страшнее, чем дикие вопли. Тарджа подошел к оторопевшему ученику кузнеца и вырвал у него кинжал.

– Иди работай, парень, – велел он тоном, не терпящим возражений.

Хитрианец посмотрел на него и отступил от своей жертвы. В толпе послышался недовольный ропот. Наконец вперед вышел какой-то тощий человек, горло которого пересекал страшный шрам от уха до уха. И как ему удалось остаться в живых после такого ранения?

– Ты тут не командуй, защитник, – промолвил он. – Убирайся к своим солдатикам и дай нам разобраться с этим кариенским мерзавцем.

Тарджа почти физически ощутил враждебность, исходящую от хитрианских наемников. Что делать? Защитники далеко, а о Дамиане, который мог бы привести их в чувство, они, поди, и думать забыли. Внезапно его как пронзило: «А ведь они могут меня убить!» Наемники подступили ближе, и Тарджа сделал то, что первым пришло в голову. Он ударил хитрианца локтем в лицо и пнул его по ногам. Хитрианец упал как подкошенный, остальные даже отреагировать не успели. Тарджа наступил сапогом на его изуродованное горло и обвел взглядом налетчиков.

– Ну? – спросил он, стараясь выглядеть грозно. – Кто следующий?

Человек отчаянно извивался под сапогом, судорожно хватая ртом воздух.

– Думаю, они вас поняли, капитан.

Увидев Альмодавара, Тарджа с трудом сдержал вздох облегчения. Хитрианский капитан проревел несколько слов своим людям, и толпа быстро рассосалась. Тарджа убрал ногу. Человек с трудом поднялся и, схватившись за горло, дал стрекача – только пятки засверкали. Альмодавар угрюмо усмехнулся.

– Я не думал, что вы ищете смерти, капитан, – заметил он, покачав головой. – Вам бы следовало знать, что нельзя мешать налетчикам, когда они требуют крови.

– Вашим налетчикам больше делать нечего, как подзадоривать убийцу.

Тарджа опустился перед мальчиком на колени, легонько похлопал его по щекам и, увидев, что его веки дрогнули, вздохнул с облегчением. Альмодавар посмотрел на парнишку и пожал плечами.

– Полегче, капитан. Этот пацан сам напросился. Он хотел умереть за своего Всевышнего.

Тарджа подхватил мальчика под мышки и поставил на ноги, но тот вдруг вырвался. Казалось, он был совсем не рад неожиданному спасению.

– Я не приму помощь безбожника, – сказал он на ломаном хитрианском, с трудом шевеля разбитыми губами.

Значит, он довольно долго пробыл в плену, коли лопочет по-хитриански. В Кариене он никогда не стал бы изучать этот варварский язык. Тарджа посмотрел на Альмодавара и снова уставился на мальчишку.

– Значит, ты неблагодарный маленький щенок? – сказал он по-кариенски.

Альмодавар, внешне напоминавший неграмотного пирата, прекрасно говорил по-кариенски, а также по-медалонски и по-фардоннски. Дамиан не уставал повторять, что знание вражеского языка – первый шаг на пути к пониманию неприятеля. Обнаружив, что большинство налетчиков бегло говорят на нескольких языках, Тарджа очень удивился. Его защитники, по крайней мере офицеры, могли изъясняться по-медалонски и по-кариенски. Умение беседовать с союзниками на их языках считалось признаком аристократизма, а вот язык южан изучали немногие. Тарджа быстро усвоил урок Дамиана, но убедить Дженгу в том, что защитникам необходимо освоить хитрианский, так и не смог.

– Вот именно, – подтвердил Альмодавар, без малейшего усилия перейдя на язык врагов. – Он петушится уже не в первый и, я уверен, не в последний раз. Они с братцем сообщили нам о союзе Фардоннии и Кариена. Братец, правда, быстро присмирел, а этот собирался одолеть нас одной левой.

Тарджа некоторое время с любопытством разглядывал парнишку.

– Так это кариенский шпион?

Услышав в голосе Тарджи издевку, мальчишка рассвирепел:

– Безбожник! Свинья! Всевышний утопит тебя в море отчаяния!

– Я начинаю жалеть, что спас тебя, мальчик, – предупредил его Тарджа. – Думай что говоришь.

– Меня спас Всевышний!

– Что-то я не заметил его здесь, – хохотнул Альмодавар и быстро перешел на медалонский: – Вы не хотите забрать его с собой? У нас этот мелкий наглец вряд ли долго протянет.

Тарджа нахмурился. Вот чего им в лагере не хватает, так это десятилетнего неуправляемого горлопана с его Всевышним. Однако Альмодавар прав: парень не заживется среди хитрианцев. Тарджа наскоро все обдумал и повернулся к капитану.

– Хорошо, я возьму его с собой, – сказал он по-кариенски, чтобы мальчишка мог следить за ходом беседы. – А братец его пусть остается у вас. Если этот фрукт станет зарываться, я вам сообщу. А вы в ответ на каждую мою жалобу будете присылать мне один братишкин пальчик. Когда кончатся пальцы на руках, начинайте кромсать ноги. Может быть, перспектива увидеть беспалого брата поможет ему научиться держать себя в руках. Очевидно, это достоинство не поощряется их Всевышним.

Залитое кровью лицо парнишки побледнело. В глазах заблестели слезы.

– Вы гадкие, зловредные, дикие ублюдки! – завопил он.

– Тэк-с, – произнес Тарджа. – Запомни это, мальчик, и не говори потом, что ничего не сказал. – Он старался не смотреть на Альмодавара. Хитрианский капитан издал звук, похожий на кашель, но Тарджа подозревал, что это была неудачная попытка сдержать смех. – Иди и собери свои манатки. Если не вернешься через пять минут, то увидишь, как выглядит твой брат без левого уха.

Мальчишку как ветром сдуло. Альмодавар громогласно захохотал.

– Капитан! Клянусь, вы превращаетесь в хитрианца.

– А чего ж вы хотите от гадкого, зловредного и дикого ублюдка?

– Действительно, – усмехнулся Альмодавар. – У вас сегодня интересный день. Сначала вы задали перцу моим налетчикам, потом этак запросто приручили кариенского фанатика. Что дальше?

– Я хотел вас об этом спросить, – ответил Тарджа. – От лорда Вулфблэйда не было вестей?

– Никаких. Да не волнуйтесь вы так, капитан. Он вернется.

Тарджа вздохнул – другого ответа он и не ожидал. «Вернуться-то он вернется. Вот только до или после войны?»

Глава 15

Размерами Ярнарроу мог сравниться с Талабаром, но больше ничем не напоминал красивую и светлую южную столицу. Рядом с капитальными зданиями, крытыми серой черепицей, теснились бедные лачуги, сложенные из всего, что их нищим обитателям удавалось где-нибудь стянуть. Над городом, словно огромный кулак, возвышался замок Ярнарроу – еще более мрачный, чем город, лежащий у его подножия. Адрина вспомнила Талабар – здания из розового камня с плоскими крышами, широкими балконами и решетками, увитыми плющом, зеленые деревья вдоль широких улиц, густой аромат, разлитый в неподвижном воздухе, веселых нарядных горожан – и приуныла. Здесь все было серым: дома, небо и даже люди. Над городом вечно висел тяжелый смог, и от удушливого запаха некуда было деться.

Адрина представила себе, что проживет здесь до самой смерти, и расстроилась вконец.

Свадьбу сыграли неприлично поспешно – через день после прибытия Адрины. Вонулус заставил ее выучить наизусть кариенскую свадебную клятву, а Мадрен наконец-то успокоилась, убедившись, что принцесса знает, как подобает себя вести невесте. Едва путешественники прибыли в Ярнарроу, Адрину сей же час водворили в огромные покои, где гуляли жуткие сквозняки, и велели готовиться к церемонии, назначенной на следующий день. Ее даже не представили королю Ясноффу или королеве Арингард, что принцессу несколько озадачило.

Наутро Адрину одевала к свадьбе Тамилан – ей единственной позволили остаться при госпоже. Фрейлины же бегали, суетились с озабоченным видом – короче, делали все, что Адрине было не нужно. Критически осмотрев унылое серое одеяние – свадебное платье, которое заботливо приготовила Мадрен, – принцесса швырнула его подальше и облачилась в традиционный фардоннский невестин наряд, который привезла с собой. Поначалу он предназначался для Кассандры, но, поскольку сестры были почти одинакового телосложения, – не пропадать же добру. И Адрина забрала его себе, чтобы не объяснять отцу и Лектеру, почему Джепинель не сшил ей новый. Правда, платье было немного тесным и весьма вызывающим, но Адрине очень уж хотелось насолить Кратину – пусть не воображает.

Во время короткой остановки в замке Сетентон Адрине довелось узнать много интересного, но самым любопытным оказалось то, что когда-то Кратин был помолвлен с Честити, но вмешались государственные интересы, и до свадьбы дело не дошло. «Ах, вот оно что, – подумала тогда Адрина. – Ну теперь понятно, почему принц так себя ведет. И отчего эта девица все время так жалобно смотрит на него, понятно тоже. Похоже, она втюрилась не на шутку. Сдается мне, что и Кретин отвечает ей взаимностью. Ну погоди же, я заставлю тебя позабыть эту глупую корову. Ты еще не видел, как я хороша в своем свадебном наряде».

А наряд был просто загляденье: коротенький лиф из темно-синего кружева, расшитого бриллиантами, с узкими рукавами и умопомрачительным декольте, оставлявший талию обнаженной, и такого же цвета пышная юбка из прозрачного струящегося шелка. Юбку держал серебряный плетеный пояс, на котором висел усыпанный драгоценными камнями кинжал в ножнах, принадлежавший когда-то ее матери. Много лет назад фардоннской невесте полагалось иметь меч, но традиция претерпела изменения, и нынче Клинок невесты был скорее украшением, чем предметом необходимости. Однако лезвие по-прежнему оставалось острым – в этом Адрина убедилась, когда больно порезалась об отцовский подарок еще в Талабаре.

Не забыла Адрина и о фардоннских свадебных украшениях. В пупке уютно гнездился большой голубой алмаз, точно такие же бриллианты, только поменьше, и сапфиры сверкали в ожерелье, обвивавшем точеную шею. По традиции не прибранные в прическу волосы черными мягкими волнами ниспадали до пояса. Завершала все это великолепие голубая мерцающая фата, закрывавшая пол-лица. Длинная, легкая как перышко, она летела по воздуху за невестой, шедшей по нескончаемому проходу огромного храма Хафисты мимо онемевшей от изумления кариенской знати.

Войдя под величественные своды, Адрина ошеломленно застыла: вот это великолепие! После мрачного, строгого монастыря на острове Сларн храм Хафисты казался ослепительным. В центре собора вкруг стояли высокие резные колонны из мрамора с золотыми прожилками, поддерживавшие сводчатый потолок, который над алтарем превращался в купол. Крохотные перламутровые изразцы, украшавшие нефы, ловили солнечный свет и проливали его дождем на головы прихожан.

Храм был заполнен до отказа – каждый, кто получил приглашение на королевскую свадьбу, не преминул им воспользоваться. Адрина слышала возбужденный шепот. Ни одного приветливого лица, ни одной ободряющей улыбки! Тристану и его воинам в храм войти не разрешили – дабы дикари не осквернили священное место своим присутствием. Единственным знакомцем, которого Адрина увидела, шествуя к алтарю, оказался Вонулус. Одетый в соответствующее случаю облачение, со своим вечным посохом, он стоял вместе с другими жрецами неподалеку от алтаря. Перехватив взгляд принцессы, он укоризненно покачал головой.

У алтаря томился принц, с головы до пят одетый в черное. Строгость наряда разнообразили лишь золотой обруч на голове да блестящий серебряный амулет с изображением звезды и стрелы Всевышнего. Едва глянув на него, принцесса Адрина поняла: Кратин взбешен. Видеть его таким ей еще не доводилось. «А чтоб ты провалился, – подумала она. – И все эти уроды вместе с тобой».

К счастью, церемония была короткой. Поклявшись Кратину в верности, а церкви – в преданности, Адрина и глазом не успела моргнуть, как стала супругой принца. Ведущий церемонию верховный жрец, стараясь не смотреть на обнаженные прелести невесты, объявил их мужем и женой и во весь рост распростерся перед алтарем. Заранее проинструктированная Вонулусом, Адрина знала, что следует делать, и вместе с Кратином последовала примеру жреца. Мраморный пол оказался ледяным. «Зря я так разоделась», – подумала она, чувствуя, как от холода зашлось сердце. Принцесса прикусила губу. Позади послышался шум: вслед за молодоженами на пол укладывались гости, и, судя по вздохам и сдавленному кряхтению, не для всех эта задача была легкой.

Минут десять, пока все лежали на полу, в храме стояла мертвая тишина. В это время следовало думать о Всевышнем и мысленно каяться в грехах. Адрине хотелось плюнуть на все, встать и уйти – пол был ужасно холодным.

Наконец верховный жрец с трудом поднялся на ноги, за ним стали вставать остальные. Адрина посмотрела на Кратина и улыбнулась: нужно соблюдать приличия – хотя бы на людях. Тот осторожно взял ее под руку и повел к выходу. Гости вяло захлопали в ладошки.

У крыльца ждали Тристан и отряд гвардейцев в белых мундирах, которые должны были сопровождать молодоженов в замок. Увидев сестру, Тристан подмигнул ей. Его люди быстро оттеснили толпу, и Кратин подвел жену к экипажу. Адрина уселась, расправила юбку и посмотрела на новоиспеченного супруга. Тот же глядел на крыльцо храма, где стояла зареванная леди Честити. Адрина нахмурилась. И как прикажете соперничать с этой серой мышью?

– Знаете, дорогой муж, вы могли бы и улыбнуться. Свадьба считается радостным событием. По крайней мере, в Фардоннии.

– Мы не в Фардоннии, – буркнул Кратин. Карета качнулась и тронулась с места. – Извольте этого не забывать!

«Ого, каков нахал!» – изумилась Адрина и брякнула, не задумываясь:

– А вы извольте не забывать, на ком женились! Боюсь, Честити придется уйти с моей дороги.

Кратин злобно сверкнул глазами, но промолчал. И молчал всю дорогу. Ни на редкость погожий денек, ни восторженные вопли горожан, стоявших на обочинах дороги, не могли улучшить его настроения.

Если бы свадьбу играли в Фардоннии, то целую неделю вся страна пировала бы, плясала и веселилась. В Кариене же подобное времяпрепровождение считалось непотребством и бесполезной тратой Денег. В замке Ярнарроу Адрину тотчас же проводили в покои кариенского короля. Но не потому, что он хотел поздравить невестку, нет – ему не терпелось поскорей официально подтвердить договор между Фардоннией и Кариеном.

Яснофф оказался точной копией сына, только погрузневшей и седоватой. И так же, как сын, обалдел, когда рассмотрел наряд Адрины. Видя, что монарх встал с трона, принцесса принялась за реверансы. Яснофф молча ждал.

Наконец с приседаниями было покончено.

– Вы должны расписаться здесь. – Король указал на пергаментный свиток, лежавший на бюро. Писец, увенчанный тонзурой, быстро обмакнул перо в чернила и замер.

– Непременно, ваше величество. И что же я должна подписать?

– Письмо вашему отцу, – подал голос Кратин, стоявший у нее за спиной. – В нем сказано, что вы вышли замуж в соответствии с кариенскими законами, следовательно, мы выполнили свои обязательства. По получении письма он должен отослать сюда ваше приданое и начать приготовления к вторжению в Медалон.

– Мое приданое? Ах, вы, наверное, имеете в виду ваши права на остров Сларн?

Адрина взяла перо у писца. Глупо торговаться за кусок скалы. Она быстро подмахнула письмо и отдала перо. Яснофф с довольным видом кивнул и повернулся к сыну:

– Мы с матерью ждем тебя к обеду. – Потом немного помолчал и добавил: – И твою супругу, конечно.

Кратин поклонился отцу, Адрина опять присела в реверансе.

Король с писцом вышли, оставив молодоженов одних.

Адрина вопросительно посмотрела на Кратина. Вонулус и Мадрен столько времени убили, расписывая кариенскую брачную церемонию, но про то, что должно произойти потом, не сказали ни слова.

– И что теперь, Кретин?

Адрина думала, что он покраснеет. Их впервые оставили наедине, и теперь бедный парень, конечно, трясется как овечий хвост при одной мысли о супружеских обязанностях. Хотя, не исключено, что у них с Честити уже что-то было.

Чего она не ожидала, так это пощечины. Перстень принца оцарапал щеку Адрины до крови. Кратин не покраснел – он побледнел от ярости.

– Шлюха фардоннская! – Он снова ударил ее по щеке – на сей раз сильнее. Адрина едва устояла на ногах. – Чтоб ты больше не смела позорить меня и королевский дом при всем честном народе!

Адрина хотела вцепиться ногтями ему в лицо, но вовремя передумала. Кратин, конечно, дурак, но он сильнее. Это была последняя здравая мысль, пришедшая ей в голову.

– А ты, – завопила она, – чтоб больше не смел поднимать на меня руку, ничтожество! Тряпка! Засранец! Да кто тебе позволил бить меня!

– Никто не позволил – я сам захотел, ваше высочество, – сказал он дрожащим от ярости голосом. – Я ваш муж!

– Ну, это мы еще посмотрим! Что-то я сомневаюсь в ваших мужских способностях. Даже не знаю, как вы справитесь с такой задачей. Может, если я стану жеманно улыбаться, надувать губки и позволю вам называть меня Честити, у вас что-нибудь получится?

Кратин снова замахнулся, но на сей раз Адрина опередила его: выхватив из ножен свой острый как бритва Клинок невесты, она мгновенно приставила оружие к горлу мужа. Выпучив глаза, Кратин медленно опустил руку.

– Так-то лучше, – сказала она, не убирая лезвия. – Отныне вы мой муж, Кретин, но если вы еще хоть раз поднимете на меня руку, я перережу вам глотку. Мы поняли друг друга?

Кратин согласно моргнул и, когда принцесса опустила кинжал, осторожно пощупал шею – на пальцах осталась кровь. Принц с плохо скрываемой ненавистью взглянул на Адрину.

– Виноват, – нехотя признался он. – Я не должен был драться. Но не держите меня за идиота, Адрина, и не воображайте, что ваши угрозы и этот столовый ножик напугали меня. – Он подошел к столу, налил в кубок вина и обернулся. Его гнев сменился спокойной уверенностью. – Неужели вы думаете, что мне ничего не известно о вашей репутации? О ваших любовниках? Я знал об этом еще до встречи с вами. А развратная выходка вашей сестры в Талабаре просто сыграла мне на руку.